Образы времени и пространства

Хронотоп является важнейшей характеристикой художественного образа и «одновременно способом создания художественной действительности» [2.19, c.24]. Через образы времени и пространства в литературном произведении реализуется авторская позиция.

Для объяснения, как проявляет себя автор в пьесе на уровне хронотопа, рассмотрю сначала пространственные образы.

Пьесы Н. Коляды вводят читателя в жизненные реалии огромного пространства, существовавшего и существующего «на просторах родины чудесной» [5.1, c.181]. Пространство мира у драматурга, как правило, - вся Россия «в восьми часах от Москвы, а самолеты не летают» («Куриная слепота»), а то и сама Москва («Канотье», «Полонез Огинского»). Оно всегда конкретно и «многолико-безотрадно» [5.1, c.182]. Почти каждая пьеса открывается подробнейшим описанием ветхого провинциального городка или городской окраины:

«Городок Чекистов» - это там, где квартиры ещё до войны были построены и, естественно, построены были они для чекистов, которых тогда много было и надо было их куда-то селить. «Городок Чекистов» - это дома в самом центре, это высокие потолки, широкие окна и двери, простор, воздух. Но вот только кухонь в этих квартирах нету. Нету потому, что в тридцатые годы, тогда, давно, пролетариат (ну, так мыслилось, блазнилось, мнилось) не должен был бы дома питаться, а должен был бы строем организованно ходить в пролетарские же столовые. А сверху “Городок Чекистов” выглядит как «Серп и Молот». Правда, это пока не проверено, не уточнено, а существует на уровне ОБС (Одна Баба Сказала)» [1.2, c.137].

Бескрайнее пространство жизни дробится на маленькие частицы – отдельный мир каждого из героев. Среда обитания героев Коляды – «хрущевки, подвалы, бараки, комнаты под канализационными стояками, узкие комнатушки, похожие на гробы, квартирки-вагончики» [5.1, c.185]. Таким образом, пространство сужается до конкретного дома, точнее сказать, квартиры. Все в мире, созданном Колядой в пьесах, хаотично и неправильно с точки зрения традиционного уклада жизни. В ремарке, предваряющей пьесу «Полонез Огинского», читатель/зритель встречает следующее описание:

Вперемешку со старинной мебелью в квартире стоят дешевые простые советские стулья и столы. Места много, и комнаты трудно захламить, заставить вещами, как ни стараются обитатели этого жилища.

Налево от входной двери - комната Димы: грязь и пыль в комнате невозможные. На полу у балкона стоит кровать, а вернее - панцирная сетка от кровати на книгах. [1.3, c. 88].

Герои относятся к своему жилищу как к временному пристанищу и совершенно не заботятся об организации гармоничного пространства вокруг себя. С одной стороны, у каждого героя есть свой дом, а с другой – дом не является личным пространством героя.

Исконно Дом представлял собой не только жилище, но и вмещал в себя ценностные смыслы, связанные с воспитанием, формированием личностных качеств. Дом служил вековым оплотом, хранящим в себе семейные традиции, оберегающим от неблагоприятных, заведомо враждебных внешних сил. Дом – модель универсума, которую каждый человек устраивает согласно своим убеждениям и представлениям о гармонии. Дом в сознании каждого связан с образами пространства и времени. Он включает в себя прошлое, как правило, идеальное, настоящее и иногда будущее (при условии того, что герой видит это будущее). В пространственном отношении дом замкнут, недосягаем для враждебных ему сил.

Вместо Дома в его архетипическом значении Коляда предоставляет героям квартиру. Эта замена вполне адекватна в нынешней социально-экономической ситуации. Как правило, герои пьес Коляды являются обитателями хрущевок или коммуналок. В таких домах обычно очень хорошая слышимость, тонкие стены, то есть герой не может уединиться от других людей, он практически всегда существует в окружении враждебного ему социума.

Герой фактически беззащитен перед лицом жестокой окружающей действительности. Он неспособен поменять место жительства, в силу своей материальной несостоятельности. Персонажи вынуждены обитать вместе с ненавистными соседями. Таким способом автор обнажает прием: внутренний конфликт, переживаемый героем, еще более усиливается в силу того, что персонаж находится в пространстве, которое является для него враждебным, чуждым. Автор это подчеркивает в подробных описательных ремарках. Так, например, начинается пьеса «Канотье», действие которой происходит в коммуналке на окраине Москвы:

У Виктора с желтыми обоями комната: большая, забарахленная, неприбранная - холостяцкая. Много ненужных, бесполезных вещей. Единственное богатство - книги на полках, да еще бюро из красного дерева. А все остальное - будто с помойки принесли: серое продавленное кресло, грубо сколоченные деревянные табуретки - три штуки, на которых груды книг, два маленьких детских стульчика и такой же детский столик на низеньких ножках [1.3, c. 141].

У героев нет желания обихаживать, обживать свой дом. Все равно это напрасно по той причине, что все испортится под воздействием неумолимо текущего времени, неаккуратных соседей и порой неадекватного поведения самих владельцев квартир. И кажется, что всему виной окружение героя, что автором подчеркивается невозможность персонажа существовать в обществе, жить в тесном соседстве с кем-то, но герой, живущий в квартире один испытывает те же неудобства. Его квартира – это не Дом, а враждебное, чужое пространство. Например, пьеса «Рогатка», где герой является единоличным собственником квартиры, начинается так:

“Вагончик” – крошечная двухкомнатная квартира Ильи на восьмом этаже нового дома. На окне – тюлевая штора с большой дырой, которая заштопана внахлест черными нитками. Балконная дверь забита матрасом. Так хозяин квартиры зимой спасался от мороза. У стула одна нога привязана веревкой. У потолка – огрызок плафона, будто кто кусал его. Старое, продавленное кресло много раз чем-то обливали. Так и остались пятна. На дверях шифоньера, видно, сушили одежду – полировка слезла. Посредине комнаты – стол. На нем мусор, пустые бутылки, мутные стаканы. Мятые газеты, журналы, пара книг брошены на книжную полку, висящую на одном гвозде. Обои в квартире отваливаются. Все стены в кровавых пятнах. Хозяин квартиры будто назло кому-то давил клопов. [1.3, c.9].

Квартира, в которой обитает инвалид Илья, изолированная, но, тем не менее, она воспринимается героем как что-то ненавистное, неприспособленное для существования и жизни. В ней царит угнетающая атмосфера.

Герои Коляды словно не приспособлены к жизни, они не ощущают гармонии ни внутри себя, ни вокруг, не могут создать Дома. И это отнюдь не следствие социально-экономической обстановки. Причиной этого, на мой взгляд, является «пороговое» состояние героя, когда он стремится разрешить свой внутренний конфликт, а внешняя обстановка становится неважной. Но дело в том, что внешне благоприятные условия во многом способствуют и душевному благополучию. Герой этого не осознает и продолжает влачить жалкое существование в грязной коммуналке, маленькой квартире-гробике. Таким способом автор все более усиливает внутренний конфликт, при развитии которого очень важны внешние обстоятельства, служащие, в некоторой степени, катализатором.

В драматургии Коляды складывается весьма парадоксальная ситуация, когда человек не ощущает себя дома, хотя по сути находится в своем собственном жилище. Он экзистенциально одинок и несчастлив. Тоска по истинному дому, поиск своего дома становится одним из важных мотивов у Коляды.

Ситуацию поиска Дома, поиска лучшей жизни мы можем наблюдать в пьесе «Американка» (сюжет пьесы был подробно рассмотрен в предыдущем параграфе, поэтому я не буду на этом останавливаться).

Примером судьбы героини из пьесы «Американка» автор утверждает, что бегство от привычной жизни вряд ли может оказаться способом разрешения экзистенциального конфликта. Поселившись в «стране счастья» [1.3, c.265], «в самом прекрасном городе земли Нью-Йорке» [1.3, c.265], в «замечательном доме» [1.3, c.265], Елена Андреевна, казалось бы, наконец-то почувствовала себя по-настоящему счастливой:

Я живу в лучшем городе мира Нью-Йорке! Этот город дает соки моему сердцу, он оживляет мое умершее сердце, заставляет его биться ровно и легко! Посмотрите на этот город, разве можно не любить его?! Огни большого города! Эти улицы, эти скребущие небо дома, это небо и эти белые звезды над Нью-Йорком! Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой! Город моей последней любви! Я люблю тебя, мой Нью-Йорк! Я – твоя, я – американка! [1.3, c.265].

Героиня хотела обрести свой дом, успокоение, но не смогла. И это связано в первую очередь с тем, что внутренний конфликт неразрешен, что человек, который не сумел обрести внутреннюю гармонию и целостность, не сможет построить и гармонии внешней, не сможет организовать вокруг себя пространства настоящего дома. Поэтому и поиск дома, поиск личного пространства, в котором можно быть уверенным и защищенным, не может закончиться успехом. Героям остается лишь мечтать о Доме, вспоминать о нем, если таковой когда-то был.

Воспоминание об утраченном доме актуализируется в пьесе «Полонез Огинского», где главная героиня, Таня, возвращается домой, в свою трехкомнатную квартиру в центре Москвы, из Америки. Но героиню ждет разочарование: в ее квартире уже давно живет прислуга ее покойных родителей. Никто из бывшей прислуги, разумеется, не рад приезду Тани. Они считают квартиру своей, а Таня для них – непрошеная гостья:

ЛЮДМИЛА. <…>Новая жизнь. Нам и старая хороша была. Наглость. Приехала, понимаешь, мы ее мебель, шмотки все почти специально продали, чтоб о всей ихней семье тут ничего не напоминало, а она заявляется – здрасьте-пожаловали! Вот она сейчас будет орать, злиться, на говно исходить! Вот сейчас!

СЕРГЕЙ. Незваный гость – хуже татарина. Званый гость – лучше татарина. (Смеется.) Шутка. Шут-ка [1.3, c. 92].

Такое неприятие Тани остальными обитателями квартиры, возможно, обусловлено тем, что каждый из них создал свой мир и не хочет его менять, каждый из них понимает, что может лишиться всего, лишиться «МОЕГОМИРА», потому что у Тани свой «МОЙМИР», свои желания и стремления. У героини есть мечта вернуться в свой дом, в свое прошлое, где ей было хорошо и комфортно. Таня пытается в памяти восстановить образ покинутого ей дома:

ТАНЯ. (легла в чемодан, свернулась клубочком). Мы играли с тобой в прятки, и я залезала сюда, в сундук, который здесь стоял, я помню... Как боюсь я, Димочка, этой двери, о которой я мечтала много лет, вот она рядом, и мне страшно, потому что там за дверью должен быть мой мир, но – там все-все другое... Там были мои улицы, мои дальние страны, игрушки, мои друзья, мои близкие, но кто-то пришел, взломал дверь, все перевернул с ног на голову в моем мире, и теперь я никак не смогу навести в нем порядок, никак и никогда, теперь все нужно строить заново, заново, заново... [1.3, c.111].

Но такое восстановление утраченного дома становится невозможным, потому что, во-первых, прислуга давно заняла личное пространство героини, и Тане попросту нет места в квартире, а, во-вторых, девушка психически неуравновешенна и неадекватно воспринимает действительность. И утрата своего личного пространства переживается ей очень болезненно. Но все-таки героиня продолжит мечтать о собственном Доме. И в конце пьесы Таня куда-то уезжает, чтобы его обрести. В пьесе не прописано, куда именно, но читатель/зритель явно понимает, что героиня отправляется в сумасшедший дом. Она мечтает о том, что все будет хорошо, что она обретет свой мир:

ТАНЯ.<…> и я бегу домой, открываю эту скрипучую дверь, там в углу лежат мои старые, грязные и пыльные, самодельные игрушки, тут - мой пыльный и колючий мир, а мать стоит у огня, посредине комнаты и готовит ужин <…>, я сижу и знаю, что скоро из своей лавочки придет сюда ко мне мой отец, он придет ужинать [1.3, c.113].

Глава 4