Синхронное сопоставление. Оппозитивный и компонентный анализ

Для такого сопоставления наиболее значимы две оппозиции, образующие так называемыеминимальные пары: 1) «род – вид»; 2) «вид – вид», в частности противоположные виды. Для первой оппозиции следует выявить основание деления, для второй – параметр противопоставления (или «базис сравнения»[47]). Данная процедура составляет суть оппозитивного анализа, техника которого была детально разработана представителем и одним из создателей Пражской лингвистической школы князем Н. С. Трубецким на материале противопоставлений фонем. Вместе с тем, ещё в 1936 году в статье «Очерк теории фонологических оппозиций» учёный отметил: «Фонетическая система предполагает систему оппозиций… Однако оппозиция не является исключительно фонологическим понятием, она принадлежит логике»[48]. Рассмотрим с этой точки зрения логическое членение понятия «Человек»:

Основанием деления родового понятия ‘человек’ является признак ‘возраст’, этот же признак является параметром противопоставления, или, по Н. С. Трубецкому, базисом сравнения понятий ‘взрослый’ и ‘ребёнок’. Понятия ‘взрослый’ и ‘ребёнок’ являются видовыми по отношению к понятию ‘человек’ и одновременно родовыми по отношению к понятиям ‘мужчина’ и ‘женщина’, ‘мальчик’ и ‘девочка’, противопоставленным по параметру ‘пол’. Слово человек является гиперонимом (суперординатой) по отношению к словам взрослый и ребёнок, слова взрослый и ребёнок являются гипонимами по отношению к слову человек. Слова, связанные отношением «вид – вид» (взрослый и ребёнок, мужчина и женщина, мальчик и девочка), являются эквонимами.

Отношения «род – вид» образуют таксономическую вертикаль родо-видовой иерархии (парадигмы), отношения «вид – вид» составляют её таксономическую горизонталь. Движение мысли по таксономической вертикали вверх соответствует индукции, т. е. операции обобщения; движение вниз, к частностям и деталям – дедукции;движение мысли по таксономической горизонтали соответствует процедуре сопоставления. Для данной процедуры наиболее значимы следующие выделенные Н. С. Трубецким оппозиции: 1) привативные, в которых один из членов (так называемый маркированный член оппозиции) обладает определённым признаком, а другой (немаркированный член оппозиции) – нет, например: а) согласный [б] обладает признаком звонкости, [п] – нет, причём в определённых случаях происходит нейтрализацияданной оппозиции, ср. губа – гу[п]; б) понятие ‘взрослый’ обладает признаком ‘достигший совершеннолетия’, понятие ‘ребёнок’ – нет, причём иногда, например в манипулятивных целях, данная оппозиция нейтрализуется: так, в одних случаях ребёнку говорят «Ты ещё маленький», в других – «Ты уже взрослый»; 2) эквиполентные, т. е. логически равноправные, например: а) ряды звуков, противопоставленных по месту образования: [п], [б] (губные) и [к], [г] (заднеязычные); б) понятия ‘мужчина’ и ‘женщина’, противопоставленные по гендерному параметру; в) градуальные оппозиции, члены которых различаются по степениинтенсивности признака, например: а) гласные переднего [и], среднего [ы] и заднего [у]ряда; б) понятия ‘ребёнок’, ‘подросток’ и ‘взрослый’.

Характер родо-видовых иерархий имеют различные типологии языков. Так, по характеру ударения языки принято подразделять на два типа: языки с разноместным ударением (древнегреческий, латинский, русский и др.) и языки с фиксированным ударением (французский, венгерский, польский и др.). Фиксированность ударения облегчает запоминание и использование лексики, однако ограничивает и обедняет выразительные возможности речи: в языках с подвижным ударением возможны все пять метрических типов (хорей, ямб, дактиль, амфибрахий и анапест),в языках же с фиксированным ударением допустимы лишь два из этих пяти типов.Так, во французском языке, где ударение приходится на последний слог, невозможны хорей, дактиль и амфибрахий; в венгерском, где ударным может быть лишь первый слог, нет ни ямба, ни анапеста, ни амфибрахия; в польском, в словах которого всегда ударен предпоследний слог, исключены ямб, дактиль и анапест. Обобщим наши наблюдения в таблице:

В языках с неполной изотонической парадигмой используется силлабическая ритмовка, возникающая в результате подравнивания стихов по количеству слогов: силлабическое стихосложение «выдумано по нужде для тех языков, коих прозодия ограничена неизменяемостью ударений на одном котором-нибудь слоге; так, например, в польском всегда на предпоследнем, а во французском на последнем слоге ударение. Сия ограниченность не позволяет им размерять стихи свои по стопам»[49]. Рассмотрим с этой точки зрения первый катрен сонета Адама Мицкевича «Байдарская долина»:

Wypuszczam na wiatr konia i nie szczędzę razów; [13 слогов, женская рифма]

Lasy, doliny, głazy, wkolei, wnatłoku [13 слогов, женская рифма]

U nóg mych płyną, giną, jak fale potoku; [13 слогов, женская рифма]

Chcę odurzyć się, upić tym wirem obrazów. [13 слогов, женская рифма]

В переводе А. Н. Майкова акцентная аритмия силлабики преобразована в ямб, первая и четвёртая женские рифмы по правилу рифменного альтернанса (т. е. для преодоления рифменной монотонии) заменены мужскими, ср.:

Скачу, как бешеный, на бешеном коне;

Долины, скалы, лес мелькают предо мною,

Сменяясь, как волна в потоке за волною...

Тем вихрем образов упиться – любо мне!

Русская силлабика, возникшая в XVII веке в результате заимствования правил польского стихосложения, наследует его особенности, включая не только счёт слогов и акцентную аритмию, но и обязательную женскую рифму, ибо «польские рифмы не могут иными быть, как только женскими: понеже все польские слова, выключая некоторые односложные, силу [= ударение. – В. М.] на предкончаемом слоге имеют»[50], ср.:

Монаху подобает в келии седети, [13 слогов, женская рифма]

Во посте молитися, нищету терпети, [13 слогов, женская рифма]

Искушения врагов силно побеждати[13 слогов, женская рифма]

И похоти плотския труды умерщвляти. [13 слогов, женская рифма]

Симеон Полоцкий. Монах

По сравнению с изотонией, предполагающей возможность симметричной расстановки метрических ударений, силлабика звучит как рифмованная проза, т. е. крайне тяжеловесно: так, бельгийский писатель М. Моро говорит о «рахитизме слов французского языка», который «не обладает даром придавать речи магическое звучание» и представляет собой «длинное, непрерывное блеяние»[51],в этой же связи Ф. Вольтер пишет о «сухости» французского языка, признаваясь: «Из всех цивилизованных наций наша – наименее поэтическая»[52]. Учитывая данный факт, В. К. Тредиаковский справедливо указывает на то, что «способ сложения стихов весьма есть различен по различию языков», а значит не должен зависеть от произвола чуждой ему системы стихосложения. Для русского языка важна «мера стоп с падением [= ударением. – В. М.], приятным слуху, от чего стих стихом называется»[53]. Рассмотренная закономерность, ставящая метрическую систему языка в зависимость от типа ударения, имеет характер универсалии – закона, общего для всех языков[54].Разработка языковых типологий и выявление языковых универсалий является предметом типологического языкознания.

С опорой на родо-видовые иерархии составляются логические дефиниции[лат. definitio ‘определение’ < греч. ὁρισμός] слов, например: «Мальчик – это ребёнок мужского пола». Дефиниция состоит из двух частей: 1) слова-идентификатора, обозначающего ближайшее родовое понятие; 2) слов-конкретизаторов, противопоставляющих определяемое понятие ближайшему видовому понятию (так, в концепции Н. С. Трубецкого определяемая фонема должна противополагаться оппозицией той фонеме, которая с ней «наиболее тесно связана)»[55]. Дефиниция разлагает значение слова на компоненты (семы[56]): 1) архисему, обозначаемую словом-идентификатором; 2) дифференциальные семы, обозначаемые словами-конкретизаторами. Сумма таких сем (иногда с указанием параметра противопоставления) образует модель значения слова, например: ‘ребёнок’ + ‘мужской’ [семы] + ‘пол’ [параметр] = ‘мальчик’, ‘ребёнок’ + ‘женский’ [семы] + ‘пол’ [параметр] = ‘девочка’. Дифференциальные семы противопоставляют значения слов (мальчик / девочка) подобно тому, как фонемы противопоставляют их формы, имея в виду «те акустические критерии, которые различают <слово>sick ‘больной’ от <слова>thick ‘толстый’, и благодаря которым мы слышим их как разные языковые формы, а не одну»[57], ср. рус. ток и док. Как видим, значение членится как минимум на две семы (т. е. архисему и дифференциальную сему), поэтому вряд ли целесообразно полагать, что «значение единицы языка может включать одну [курсив наш. – В. М.] или несколько сем»[58]. Разложение значения слова на составные части (семы) является предметом компонентного анализа.

При компонентном анализе не всегда чётко различают понятия семы и семантического параметра, ср.: «в семе [пол] можно ещё выделить сему [живое существо]»[59]. Точнее было бы сказать, что живые существа (родовое понятие) могут быть подразделены по семантическому параметру ‘пол’ на самцов и самок (видовые понятия), или же что слова самец и самка, объединённые архисемой ‘живое существо’, противопоставлены по семантическому параметру ‘пол’. М. Бирвиш трактует семы как «теоретические величи­ны, введенные для описания семантических отношений между лексическими единицами данного языка»[60], на самом же деле для описания отношений между лексическими единицами предназначены не семы, а семантические параметры.

Византийский богослов и философ Иоанн Дамаскúн (675, Дамаск – 753) учит: «Здравая, или хорошая дефиниция ни лишних слов не включает, ни недостатка в оных не имеет»[61]. Проверим с этой точки зрения следующее определение:

«ЛУНА, месяц, полумесяц. Небесное тело, являющееся естественным ближайшим спутником Земли, светящееся по ночам отражённым светом Солнца, жёлтым, реже красноватым или белым» (Словарь синонимов русского языка / Под ред. Л. Г. Бабенко. М., 2011, раздел 1.1 «Небесное пространство и небесные тела»).

Данная дефиниция содержит явно избыточные компоненты: 1) конкретизатор ближайший, поскольку Луна, что следует из школьного курса астрономии, – единственный естественный спутник Земли; 2) конкретизатор по ночам, т. к. Луна видна не только ночью; 3) подробности окраски жёлтым, реже красноватым или белым, поскольку других естественных светящихся отражённым светом спутников у Земли нет.

При отсутствии или недостатке в дефиниции слов-конкретизаторов возникает ошибка ignotum per ignotum [лат. ‘неизвестное через неизвестное’]: «Глаз – это такой орган» или «Кошка – это животное семейства кошачьих». Вольный подбор идентификаторов и конкретизаторов ведёт к неточности определений, которая может быть:

1) случайной, т. е. непреднамеренной, ср.:

Некоторые люди имеют в виду под христианином всего лишь человека, старающегося вести добропорядочный образ жизни. В таком смысле, на мой взгляд, христиане нашлись бы во всех сектах и религиях [опровергающий пример]; но мне кажется, что это неправильный смысл слова, хотя бы потому, что из него вытекает, будто люди, которые не являются христианами – все буддисты, конфуцианцы, мусульмане и так далее, – не стараются вести добропорядочный образ жизни [reductioadabsurdum]. (Б. Рассел. Почему я не христианин)

2) нарочито-манипулятивной. Разберём пример манипулятивной переформулировки в споре преподавателя с деканом по поводу неудобного расписания:

Профессор: Получается, что в понедельник я должен два часа ждать совета факультета, а во вторник – четыре часа ждать заседания кафедры. Итого шесть часов. А мне к декабрю нужно монографию в издательство сдать.

Декан: У нас здесь учебное заведение, а не научно-исследовательский институт.

Профессор (снимая с полки и открывая словарь С. И. Ожегова): Читайте.

Декан (читает дефиницию): «Университет – высшее учебное заведение и… [пауза] одновременно научное учреждение».

Профессор: Именно поэтому мы и пишем проректору по научной работе отчёт по науке.

Часть дефиниции термина университет подверглась изъятию. Далее на урезанной, искажённой дефиниции был построен софизм ложного основания.

Цель научного анализа любого типа – классификация фактов либо осмысление отдельного факта, которое возможно лишь путём определения его места в таксономической системе. Между тем, и логические отношения единиц родо-видовой иерархии, и параметры её членения, и дифференциальные семы имеют виртуальный (скрытый, неявный) характер, что делает любую классификацию чрезвычайно сложной задачей.

Ещё Аристотель (384–322 до н. э.) высказал мысль о том, что «дефиниция состоит из рода и различий (ὁὁρισμός εστιν ἐκ γένους καί διαφορῶν)»[62]. Эта мысль была возведена британским философом Дж. Локком (1632–1704) в ранг предписания: «Дефиниция должна [курсив наш. – В. М.] состоять из рода (Genus) и различий (Differentia)»[63]. Для того, чтобы составить точную, а значит верную дефиницию понятия, необходимо определить его место в системе, а значит найти: 1) ближайшее родовое понятие (genusproximum); 2) ближайшее видовое понятие; 3) параметр, по которому анализируемое понятие противопоставлено ближайшему видовому. Первое даёт возможность выявить в структуре анализируемого понятия смысловое ядро (архисему), второе и третье – дифференциальную часть («Differentia»), эксплицирующую: а) дифференциальные семы; б) параметры их выделения. Н. С. Трубецкой предупреждает: «Два предмета (things), которые не имеют основания для сравнения и которые не связаны общим свойством, например чернильница и свободная воля, не образуют оппозицию»[64].

Семную структуру лексических единиц можно выявлять и с опорой на словарные дефиниции, т. е. пользуясь результатами труда лексикографов, которые перед составлением дефиниций произвели компонентный анализ соответствующих слов. Данная процедура именуется дефиниционным анализом. Применяя этот приём, следует помнить о том, что словарные дефиниции бывают далеко не всегда совершенны (хотя, конечно, не следует забывать о том, что лексикографами «выполнена бόльшая часть работы по разложению содержания на компоненты»[65]), ср.:

«Цербер <…>. 1. В древнегреческой мифологии: трёхголовый злой пёс с хвостом и гривой из змей [или змеиным хвостом? – В. М.], охранявший вход [или выход?] в подземноецарство [или царство мёртвых?]» (Словарь русского языка: В 4-х т. Т. 4 / Ред. А. П. Евгеньева. М., 1988. С. 643).

Подобные факты убеждают в том, что дефиниция нуждается в предварительном тестировании на степень адекватности: правдоподобия, логичности, полноты или, наоборот, наличия излишних компонентов и т. д. Процедура проверки включает сопоставление данных ряда толковых словарей, а также словарей иных типов, например:

«Кербер (Цербер). В греческой мифологии: порождение Тифона и Ехидны (либо Тартара и Геи). Кербер охранял выходиз Аида, не позволяя умершим возвращаться в мир живых [здесь и далее курсив наш. – В. М.]. Имел вид трёхглавого пса со змеиным хвостом и гривой из змей» (Романчук Л. Демонизм. Зверь апокалипсиса: Мифы, версии, реалии. М., 2012. С. 224).

Некритическое использование дефиниционного анализа заставляет исследователя делать выводы на неверной фактической базе, а значит приводит к тому, что в логике именуется ошибкой ложного основания. И дефиниционный, и рассмотренный ниже сочетаемостный анализ входят в инструментарий компонентного анализа.