Государственные права княжат и их уменьшение.

 Такое ограничение коснулось княжеских вотчин ранее, чем боярских, потому что с владением этими вотчинами связаны были государственные права. Потеряв свою вне­шнюю независимость и самостоятельность, сделавшись слугами Московского государя, князья при всем том продолжали оставаться князьями-государями в своих уделах. Они творили в них суд и управу, раздавали жало­ванные грамоты, имели свой штат наместников, тиунов и дьяков, своих бояр и слуг, которых они водили сами на войну особыми отрядами. При таких обстоятельствах Московский государь должен был особенно внимательно относиться к переходам княжеских вотчин и не мог оста­вить этого дела на произвол владельцев. Мало того, Мос­ковский государь стал принимать меры против самих политических прав князей, против существования в его государстве владений с политическими правами. Но все эти меры были частного характера и лишены были вся­кого принципиального значения. Он начал с того, что стал исподволь уничтожать отдельные полки князей. Для достижения этого Московский государь стал назначать князей воеводами своих полков. При этом собственные полки князей должны были неизбежно смешиваться с общегосударственным ополчением. Это во-первых. Во-вто­рых, придираясь ко всяким поводам и предлогам, Мос­ковский государь стал отбирать у служебных князей их родовые вотчины и заменять пожалованными именьями, но уже без княжеских прав суда и дани. Таким образом, например, Иван III взял у князя Михаила Мезецкого город Мещовск, а ему взамен дал Алексин без права суда и дани. По стопам отца шел в настоящем случае и Василий III, оставляя во владении князей часть их на­следственных земель, он систематически лишал их стольных городков их уделов. По словам Герберштейна, «этот государь исполнил то, что начал его отец, а именно, отнял у всех князей и других владетелей все их города и укрепления и даже своим родным братьям не вверял крепостей и не дозволял им в них жить». Мы увидим впоследствии, что этот отзыв Герберштейна преувеличил несколько дело. Василий Ш не все кончил в настоящем случае и многое еще оставил доделывать и своему преем­нику. Но во всяком случае и он много сделал по части уничтожения княжеских владений. Недаром князь Курб­ский писал потом: «обычай есть издавна Московским князем желати братии своих крови и губити их, убогих ради и окаянных вотчин, несытства ради своего». Так, не отменяя самих политических прав, связанных с княжес­ким владением, боролось московское правительство про­тив этого пережитка феодализма тем, что сокращало по мере возможности княжеское владение.

Изменение значения великокняжеской думы.

Лишая своих слуг прежнего самостоятельного и независимого общественного положения. Московский государь в то же время ослаблял политическое, правительственное их зна­чение. В удельный период служилые князья и бояре пользовались большим влиянием в качестве самостоя­тельных советников-думцев; великий князь должен был считаться с мнением своих вольных слуг, которые могли во всякое время от него отъехать. Теперь Московский государь стал видеть в своих слугах только простых со­ветников, которых он мог слушать и не слушать, покор­ных исполнителей его воли. Теперь опала и наказания стали постигать тех советников, которые особенно резко обнаруживали свою самостоятельность и некоторое упор­ство в мнениях и стремлениях. Так, в 1499 году Иван III велел схватить князя Ивана Патрикеева с двумя сыновь­ями и зятя его Семена Ряполовского и казнить их смер­тью за то, что они слишком «высокоумничали». Князю Ряполовскому отрубили голову на Москве-реке, просьбы духовенства спасли жизнь князьям Патрикеевым, но их постригли в монахи. Но Иван Ш был еще относительно терпим к проявлению самостоятельных и независимых мнений. Берсень-Беклемишев свидетельствует, что Иван «любил встречу, жаловал тех, которые против его говари­вали». Но не то уже было при сыне его. Тот же Берсень-Беклемишев говорил про него: «государь упрям и встре­чи против себя не любит: кто ему встречу говорит, и он на того опаляется». Берсень испытал это на самом себе: ког­да в думе обсуждался вопрос о Смоленске, он возразил Василию, и князь великий того не полюбил, да молвил: «пойди смерд прочь, не надобен ми оси». Но таких лиц, как Берсень-Беклемишев, было уже немного: перед все­сильным Московским владыкой склонились все головы, смолкли все голоса. Между советниками его, — говорит Герберштейн, — никто не пользовался таким значением, чтоб осмелиться ему в чем-нибудь противоречить. Мало того. Московский государь все чаще и чаще стал обхо­диться и без советников. Берсень-Беклемишев жаловался на Василия, что он всякие дела делал запершись сам-третей у постели, со своим дворецким Шигоной Поджогиным да дьяком. Так, Московский государь становился самодержцем не только по отношению к другим госуда­рям, но и по отношению к своим подданным. Исчезали всякие свободы и вольности, доставшиеся по наследству от удельной эпохи, и Московское государство начинало превращаться в абсолютную, неограниченную монархию.

Общественная среда как благоприятное условие для развития московского абсолютизма.

 Естественно возни­кает вопрос: почему общественная среда Великой Руси оказалась столь податливой для развития монархическо­го абсолютизма? На этот вопрос можно дать такой общий ответ: потому что общество Великой Руси от предшеству­ющей истории не получило достаточно крепкой органи­зации для борьбы с абсолютизмом. Великим князьям Московским при утверждении и расширении своей влас­ти не приходилось считаться ни с самостоятельностью крупных местных миров, за небольшими исключениями, ни с сильными сословными корпорациями. В эпоху та­тарского владычества, как известно, в Великой Руси су­ществовали только две крупные самоуправляющиеся зем­ли — Новгородские и Псковские, в которых верховная власть принадлежала вечам главных городов и которые крепко держались за свою старину. Вся остальная Вели­кая Русь была разбита на множество мелких обществ под управлением князей-хозяев. Политическая самодеятель­ность в этих обществах, обязанных своим возникновени­ем устроительной деятельности князей-хозяев, не разви­валась, а где она встарь и проявлялась, как, например, в Ростове и Суздале, там давным-давно была подавлена князьями-устроителями земель. В Великой Руси еще в XII веке княжеская власть получила решительное преоб­ладание над обществом. Когда же эта княжеская власть раздробилась, то вместе с тем распалось и общество на множество подчиненных князьям мелких общественных союзов. Из продолжительной эпохи удельного дробления общество Великой Руси не могло вынести привычки к солидарности, к совместному действию и энергичному отстаиванию общих интересов. Справедливо поэтому, что удельная раздробленность не только содействовала соби­рательным успехам Москвы, но в виде известных духов­ных переживаний содействовала и успехам московского абсолютизма. Когда вся Великая Русь объединилась в руках великого князя Московского, в ней не оказалось местных политических организаций, могущих мешать установлению монархического абсолютизма.