Органы областного и колониального управления.

Что касается областного управления, то в этом отношении надо различать те части Новгородской территории, ко­торые были древнейшими составными ее частями и вош­ли в состав деления на пятины, от позднейших прирос­тов ее, колоний и военных приобретений. Пятины рас­падались на волости, во главе которых стояли пригороды. Пригород со своей волостью был такой же местный са­моуправляющийся мир, какими были новгородские сот­ни. В пригородах собирались веча для решения своих частных дел. Текущее же управление находилось в ру­ках посадников, которых присылал и отзывал старший город. Старший город облагал пригороды денежными сборами на государственные нужды, вызывал во время войны ополчения пригородов, которые поступали под команду его властей, наказывал пригороды за ослуша­ние денежным штрафом и карательными экспедиция­ми, которые сожигали села и т. п. Пригороды подчи­нялись и в судебном отношении главному городу: неко­торые дела от суда посадника и местных старост, сотских и рядовичей переходили на доклад и на пересуды в Новгород в известную коллегию докладчиков или в Псков в господу. Территории пригородов делились в Новгородской земле на погосты (всех в пятинах было до 340), в Псковской на волости или губы. Погосты были мелкими территориально-сословными (крестьянскими) организациями, во главе которых стояли выборные ста­росты, раскладывавшие и собиравшие налоги и ведав­шие полицией.

Другими своими владениями, кроме пятин, Новго­род управлял не так, как пятинами, и притом не всеми одинаково. Самым важным из этих владений было Заволочье, или Двинская земля. Судя по сообщениям лето­писи, управление этим краем до XIII века носило воен­ный характер: для сбора дани туда отправлялись ежегодно вооруженные экспедиции новгородцев. Но в XIII и XIV веках здесь уже существовало постоянное гражданское управление. Из Новгорода присылалось сюда двое посадников, которые жили в Холмогорах. На суде посадника со стороны двинян всегда присутство­вал сотский, один на всю Двинскую землю, а по делам финансовым представителями местных интересов были старосты, избиравшиеся отдельными волостями. Все остальные владения Новгорода на севере: Тре (Терский берег), Пермь, Печора, Югра — все время оставались в том же положении, в каком находилось Заволочье до XIII века: новгородцы не имели здесь постоянных орга­нов администрации, но посылали ежегодно данщиков в сопровождении вооруженных отрядов, которые и соби­рали дань.

Внутренняя политическая рознь и борьба в Новго­родской и Псковской республиках.

Итак, политическая организация северо-западной Руси в удельную эпоху вышла непохожей на политическую организацию севе­ро-восточной Руси. Вместо феодальных монархий мы видим здесь две державные городские республики, власть которых простирается на обширные населенные терри­тории за городской чертой и далеко в сторону от главных городов. Аналогичные державные городские рес­публики представляли в древнем мире Афины и Рим, в средние века Генуя, Флоренция и, в особенности, Вене­ция. Следовательно, и в сопоставление нашего социаль­но-политического строя удельной эпохи со средневеко­вым западноевропейским Новгород и Псков не вносят диссонанса. Продолжая сравнение политического строя северо-западной Руси и северо-восточной, мы должны отметить, что северо-западная Русь в общем достигла в большей степени государственного единства, чем северо­-восточная. Новгородская и Псковская волости и коло­нии, хотя и пользовались известным внутренним само­управлением, но при всем том были подчинены своим главным городам в гораздо большей степени, чем удель­ные княжества великому княженью. Мы видели, что и посадники в них присылались из главного города, и дань они платили туда же, и по судебным делам обраща­лись туда же; их жители по временам участвовали в вечах главного города.

Но хотя de jure Новгород и Псков и крепче спаяны были со своими пригородами и колониями, чем великие княжения с удельными, на деле и в их областях царил дух местной розни и обособленности. Права державных городов и их осуществление нередко вызывали недо­вольство областных жителей, и в летописях новгородс­ких очень часто читаются известия о восстаниях приго­родов и волостей. Некоторые волости обнаруживали стремление к отпадению от Новгорода и к соединению с другими землями. Так, земля Двинская, или Заволо­чье, с половины XII века не раз обнаруживала тяготе­ние к Суздальской земле, позже к Московскому княже­ству. Еще в 1169 году великий князь Андрей Боголюбский в борьбе с Новгородом привлек двинян на свою сторону, хотя и не надолго. В 1397 году Двинская зем­ля сделала попытку переменить новгородскую власть на власть великого князя Московского Василия Дмит­риевича. Попытка эта, впрочем, кончилась неудачей: двиняне заплатили новгородцам 2 тысячи рублей и дали новгородским всадникам 3 тысячи коней. В 1434 году восставали против Новгорода Великие Луки и Ржев, намереваясь присоединиться к Литве, но были усмире­ны. Но особенно важны были восстания Пскова, увен­чавшиеся полным успехом. Псков вступил в борьбу за право иметь своего собственного выборного князя. Та­ким князем во второй половине XIII века был Довмонт, литовский выходец. Новгородцы помирились с этим фактом, но считали Довмонта и его ближайших преем­ников своими кормленщиками.

С 1322 года в Пскове появляются уже совершенно самостоятельные князья, не считавшие себя даже и de jure кормленщиками Новгорода: таким князем был тог­да литовский князь Давыдко. В начале же XIV века в Пскове завелись собственные выборные посадники на­ряду с присылавшимися из Новгорода. Полным успехом псковские стремления к независимости увенчались в 1347 году, когда в Болотове между Новгородом и Пско­вом был заключен такой договор: «посадником новго­родским в Пскове ни седети, ни судити, а от владыки судити их брату псковитину, а из Новгорода их не позывати ни дворяны, ни Подвойскими, ни софианы, ни изветники, ни биричи». «Назваша братом молодшим Новгороду Псков», — заключает летописец. Так, Псков освободился окончательно от всякого подчине­ния Новгороду. Царство державного города разделилось, и это не могло не сказаться его политическим ослабле- нием. Хотя это отпадение было единственное, но центробежные стремления проявлялись, как мы видели, и со стороны других волостей Великого Новгорода. Для успешного противодействия им и вообще для успешного охранения государственной целости и единства необхо­димы были прежде всего солидарность и единение внут­ри самого державного города и заботливая бескорыстная политика в отношении пригородов и колоний. Ни того ни другого не оказалось в наличии.

В течение всего рассматриваемого времени Новго­родская республика раздиралась внутренней борьбой партий. Партии группировались по самым разнообраз­ным поводам — по поводу выбора князей, посадников, по поводу разных вопросов, подлежащих решению веча. Но в большинстве случаев эта группировка имела в сво­ем основании глубокий социальный антагонизм, борьбу меньших с большими, купцов и черных людей с бояра­ми и житьими людьми, иногда всего общества с бояра­ми. Борьба сплошь и рядом превращалась в открытое междоусобие, сопровождавшееся убийствами, грабежом и сожжением дворов, не говоря уже о побоищах на вечевой площади или на Волховском мосту. Параллель­но с этим шло угнетение пригородов и волостей. «А в то время, — читаем под 1446 годом в летописи, — не бе в Новгороде правде и правого суда, и воссташа ябедницы, изнарядиша четы и обеты и целования на неправду, и начаша грабити по селам и по волостем и по городу, и беяхом в поругание суседом нашим, сущим окрест нас; и бе по волости изъежа велика и боры частыя, кричь и рыдания и вопль и клятва всими людми на старейшины наша и на град наш, зане не бе в нас милости и суда права» (4-я Новгородская летопись). Социальная враж­да и борьба и земская рознь в конце концов превратили Новгородское государство в дряхлое политическое со­оружение, еле державшееся на старых подпорах и свя­зях, и достаточно было двух мощных ударов извне, чтобы это сооружение развалилось и рассыпалось. «Нов­городцы люди житии и молодшии, — пишет летопи­сец, — сами его (Ивана III) призвали на тыя управы, что на них насилья держат: как посадники и великие бояре никому их судити не мочи тии насильники твори­ли, то их также имет князь великий судом по их насильству по мзде судити». Так от произвола и насилия великих бояр новгородское население искало спасения в московском абсолютизме. В минуту последней реши­тельной борьбы Новгорода за свою самостоятельность не только младший брат его Псков, но и Двинская земля не оказали ему никакой поддержки и даже послали свои полки на помощь Москве.

* * *

Пособия:

Кроме общих трудов Багалея, Иловайского и Соло­вьева, пособиями могут служить:

С. М. Соловьев. Об отношениях Новгорода к великим князьям. М., 1846.

Костомаров. Севернорусские народоправства. Том 1-11.

Никитский. Очерки из жизни Великого Новгорода (Журн. Мин. Народн. Просвещ. 1869. № 10). Он же. История экономического быта Новгорода. СПб., 1893. Он же. Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1873.

Н. А. Рожков. Обзор русской истории с социологической точки зре­ния. Ч. П. Вып. 1. СПб., 1905.

В. О. Ключевский. Боярская дума древней Руси изд. 4-е. Москва, 1909.

Б. Д. Греков. Новгородский дом св. Софии. Ч. 1. СПб., 1914.

Лекция шестнадцатая

 КУЛЬТУРНОЕ РАЗВИТИЕ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ РУСИ

     В УДЕЛЬНУЮ ЭПОХУ

СОСРЕДОТОЧЕНИЕ русского населе­ния в северных, сравнительно скудно одаренных от при­роды областях и стоявший в связи с этим упадок про­мыслов и отпускной торговли, татарские погромы XIII и начала XIV века и хроническое истощение народного хозяйства «выходом» в Орду — все эти причины в общей сложности обусловили несомненный регресс русского на­родного хозяйства, упадок материального благосостоя­ния русского народа в XIII-XV веках по сравнению с Киевской эпохой. Все на Руси в это время обеднели и обнищали по сравнению с прежним временем: и князья, и бояре, и горожане, и «люди», превратившиеся теперь в княжеских «сирот». Все одинаково были поглощены заботами о насущном хлебе и об откупе от татарского насилья, все с головой погрузились в будничные дела, в мелкие житейские помыслы и хлопоты. При таких ус­ловиях и культурное развитие Руси за это время не только не шло вперед, но заметно отошло назад, понизи­лось по сравнению с дотатарской эпохой. И это справед­ливо как относительно внешней, материальной культу­ры, так и относительно культуры духовной.