Женщины в традиционной политической теории

Развитие относящихся к женщинам исследований в политической науке характеризуется следующими парадигмами — полная невидимость, ограниченная видимость, видимость. Устранение женщин на протяжении столетий из публичной жизни и властных сфер имело следствием практически полное игнорирование их в политической теории. И несмотря на участие женщин в общественных трансформациях и революционных

¹ Фридан Бетти. Загадка женственности. М.: «Прогресс», 1994.

² См. раздел первый «Возникновение и развитие гендерных исследований
в США и Западной Европе» данного издания.

83

преобразованиях — как это было в годы французской революции конца 18 века и в более позднее время — этот факт не находил должного понимания у политологов. Исключение составили лишь труды, посвященные великим женщинам масштаба княгини Ольги, национальной героини Франции Жанны Д'Арк, императриц Екатерины Великой и Марии-Терезии, королевы Виктории и подобным им по значению и роли в мировой культуре и политике.

Большинство теоретиков, начиная с мыслителей античности, объявляли, что биологические особенности и культурные модели, связанные с женщинами, не только не позволяют им участвовать во властных структурах, но и развивать качества, связанные с политической и гражданской активностью. Соответственно женщины и «женское» были «спрятаны» в политической теории и политической мысли, базирующихся на позиции андроцентризма.³ Концепция, которая структурировала политический дискурс, базировалась на признании четкой дихотомии публичного и приватного. Начиная с древних греков, их концептуальное разведение отражало классическое понимание приватной области домохозяйства (oikos, или сфера репродукции) и экономики (polis, город-государство, организующее производство) как изначально разделенных. Более того, только публичная сфера характеризовалась в качестве арены свободы и гражданских прав. Поскольку женщины ассоциировались с приватной, то есть подчиненной сферой, они функционально были исключены из практик свободы, которые определяли политическую жизнь: публичная сфера не только существовала без женщин, но и была настроена против них; при этом исключение женщин из публичной сферы опиралось на вменяемую им «естественную» неспособность преступить за пределы их биологического и экономического подчинения в домашней сфере. Данное отношение было характерно не только для государств античной Греции, но и для Древнего Рима: женщина абсолютно подчинялась домо-владыке по Законам XII таблиц (середина V века до н. э.), и, хотя и в несколько меньшей степени — по семейным законам императора Августа (43 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Средние века не

³ Андроцентризм (от греч. andros — мужчина) — взгляд на мир с мужской точки зрения: действующее лицо («ego») констатируется скорее как мужчина, чем как женщина, рассматриваемая в качестве пассивного субъекта.

84

принесли изменения социально-политического статуса женщин. Даже в Новое время либеральная теория с ее акцентом на индивидуализм и гражданские свободы демонстрировала ограниченность в вопросе распространения эгалитарных прав на новые группы граждан: женщинами пренебрегали просто потому, что они женщины. Питавшаяся идеями либерализма, французская революция конца 18 века оставила женщин даже с меньшим числом свобод, чем они имели до ее начала: разделение между «правителями» и «управляемыми» становилось очевидно соци-огендерным. Поскольку женщин замыкали в семейной сфере, а в хозяйственной жизни наделяли подчиненной ролью, они функционально были исключены из зоны политической, социальной и экономической свободы. Политика по определению стала миром, в котором правили и имели голос только мужчины.

Рост феминистского движения и необходимость инкорпорировать демократические идеалы в политическую теорию привлекли внимание к важности постановки вопросов, связанных с репрезентацией женских интересов. И тем не менее, несмотря на растущий в геометрической прогрессии, начиная с 1970-е годов, объем феминистских исследований в политических науках, центральный дискурс политической теории долгое время оставался нетронутым. Она продолжала конструироваться таким образом, как будто женщины и их групповые политические интересы концептуально несовместимы с политическим дискурсом. Другими словами, теоретики-политологи определяли политическую территорию и политическую теорию в терминах «отсутствия» гендера. Женщины, говоря словами Джин Элштейн, оставались открыто бессловесными, будучи исключенными даже из словаря политики.

Таким образом, в само определение традиционной политики были вписаны предпосылки, исключающие женское участие в публичной жизни: интересы женщин признавались важными лишь в плане достижения некоей особой женской «добродетельности».

85