П. СЛОВО В ЯЗЫКОВОМ/РЕЧЕВОМ МЕХАНИЗМЕ ЧЕЛОВЕКА

Глава 4 ДИНАМИКА ПОДХОДОВ К ТРАКТОВКЕ ЗНАЧЕНИЯ СЛОВА КАК ДОСТОЯНИЯ ИНДИВИДА

Вопросы для ознакомления

/. С каких позиций может исследоваться значение слова?

2. Какие ключевые понятия можно положить в основу классификации ведущих подходов к значению слова как достояния индивида?

3. Какие основные проблемы волнуют исследователей значения?

4. Почему делаются попытки отказа от идеи "семантического треугольника"?

5. В чем состоит специфика психологической структуры значения?

6. Что должно составлять базу для разработки психолингвистической концепции значения?

4.1. Значение слова и возможности его описания

Проблема значения слова всегда была одной из сложнейших для философии, лингвистики, психологии. Еще большие трудности возникли при ПЛ подходе к этой проблеме, поскольку перенесение в фокус внимания специфики значения как достояния индивида потребовало пересмотра логико-рационалистической трактовки значения, ставшей привычной и устойчивой традицией. Путь к последовательно ПЛ интерпретации этого сложного и многостороннего феномена нащупывается через преодоление множества кочек, ям, рвов и ухабов; он до сих пор пройден только частично, поэтому сейчас можно говорить только об имеющихся направлениях поисков и о возникающих в этой связи вопросах, предлагаемых подходах к их решению, гипотезах и способах их проверки, полученных промежуточных результатах и предварительных выводах.

До обсуждения динамики подходов к значению представляется важным остановиться на некоторых положениях, важных для понимания сложности рассматриваемой проблемы и в то же время подготавливающих восприятие дальнейшего изложения (в том числе описываемых дискуссий).

Прежде всего следует вспомнить то, что говорилось выше об особенностях подхода к анализу языковых явлений с позиций разных наук (см. 1.1). Многие дискуссионные вопросы возникают из-за того, что, с одной стороны, смешиваются, подменяются понятия из двух коррели-

4-1190                                        97

рующих, но не равнозначных сфер (на рис. 1.1 они обозначены как ЯЗЫК! и ЯЗЫК₂), а с другой — такие понятия противополагаются как полностью несовместимые, т.е. делаются попытки либо полностью и без оговорок перенести в ПЛ всё ранее известное о значении из философии, логики, лингвистики, либо, наоборот, полностью отказаться от этого без учета факта общности описываемого объекта.

Вполне естественно появление разных определений сущности значения в зависимости от принятого тем или иным автором "угла зрения", что объясняет отсутствие на сегодняшний день единой общепринятой дефиниции того, что следует понимать под значением слова. На данный момент для нас важно помнить, что речь идет о слове как достоянии индивида, а это означает, что подходить к нему следует с позиций специфики функционирования языкового/речевого механизма человека. Иначе говоря, необходим подход к значению, способный обнаружить и объяснить, что знает человек, когда он знает (или полагает, что знает¹) значение слова², на чем базируется переживание значения слова как знакомого, понятного, какие стратегии и опорные элементы используются при поиске слова в памяти, при понимании воспринимаемого текста.

Такой подход требует обсуждения того, какие процессы и их продукты связаны со становлением и функционированием значений у индивида. Поэтому далее речь пойдет о репрезентации значений, т.е. о функционирующих у индивида средствах замещения того, что вербаль-но описывается как лексическое значение; такое замещение необходимо для оперирования значением в качестве достояния человека в речемыслительной деятельности (в последние годы стало более обычным говорить о когнитивных процессах или когнитивной переработке). С этим прямо связан вопрос о формах репрезентации значений в памяти человека; к их числу относят признаки, концепты, образы, прототипы, пропозиции, фреймы, события, ментальные модели и т.д., которые могут быть модально специфичными (т.е. зрительными, слуховыми и прочими образами, базирующимися на перцептивных признаках) или амодаль-ными (т.е. абстрагированными, "схематичными" образованиями). Из числа публикаций последних лет, в которых обсуждаются различные подходы к проблеме ментальных репрезентаций и к их возможным формам, можно назвать [Ментальные репрезентации 1998; Ришар 1998; Солсо 1996].

¹ Многолетний опыт экспериментальной работы позволяет судить о том, как функционируют значения у индивида: люди пользуются многими словами, не зная их полного значения или особенностей их употребления, приписывая им ситуационно обусловленный смысл или увязывая с собственными личностными переживаниями (ср. ставшие широко употребительными в последние годы слова типа "менталитет", "консенсус", выпадающие из употребления слова типа "лахудра", "похерить" или получившие новые значения слова типа "тачка" с фактической утратой их первоначального значения).

² Различные трактовки того, что обозначает "знать слово", приводятся в [Медведева 1998; 1999а].

98

Заметим при этом, что транслитерированный термин "концепт" не равнозначен термину "понятие" (обсуждение того, что может пониматься под концептом, см., например, в [Фрумкина 1992: 28-35]). Как поясняет Ю.С. Степанов, концепт существует в ментальном мире человека не в виде четких понятий, а как "пучок" представлений, понятий, знаний, ассоциаций, переживаний, который сопровождает слово: "концепты не только мыслятся, они переживаются. Они — предмет эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений" [Степанов 1997: 41]. Концепт трактуют как некоторую базовую когнитивную сущность, позволяющую связывать смысл с употребляемым словом³ (см. [Ришар 1998: 15]), как содержательную единицу процесса концептуализации, посредством которого действительность преломляется в голове человека. При таком преломлении имеет место опора на определенные параметры и/или признаки разных степеней обобщения.

Следует подчеркнуть, что формирующиеся в процессе жизни человека ментальные структуры отображают сложившуюся у индивида картину мира, социума и самого себя; они трактуются как обобщенно-абстрактные схемы, включающие не только возможность доступа к знаниям, но способ их получения (см. [Ментальные репрезентации 1998: 8]).

Результаты преломления действительности упорядочиваются через распределение их по некоторым более или менее четко сформированным группам (категориям), а процесс опознавания воспринимаемых сущностей или осмысления новых сущностей через отнесение их к уже имеющимся группам, характеристики членов которых приписываются этой новой сущности и учитываются на разных уровнях осозна-ваемости как выводное знание, называют категоризацией. Наиболее типичного предстарителя некоторой категории трактуют в качестве прототипа этой категории, являющегося её центральным членом. В пределах категории разграничивают разные уровни обобщения: базовый и определяемые по отношению к нему более высокий (суперорди-натный) и более низкий (субординатный) уровни; единицы одного и того же уровня являются координированными друг с другом членами категории. Результаты концептуализации (категоризации) закрепляются в памяти через увязку с вербальными средствами, т.е. имеет место лексикализация. Для пользования словом необходима его актуализация в памяти, благодаря чему становятся доступными связанные с этим словом языковые и энциклопедические знания (в том числе различные виды выводного знания, путь к которому может требовать ряда переходов).

Вспомним, что при ПЛ подходе любой из названных выше процессов должен рассматриваться с позиций специфики функционирования

³ Это определение является достаточным только при условии, если мы подразумеваем как самом собой разумеющееся, что "когнитивные сущности" имеют перцептивные корни и эмоционально-оценочно переживаются индивидом (см. выше 2.5).

⁴*                                                    99

языкового/речевого механизма. Так, актуализация значения слова предполагает возможность высвечивание на "табло сознания" самого актуального ("рельефного") для текущего момента аспекта значения, в то время как всё остальное (и связанное с ним) в той или иной мере учитывается без его осознавания или игнорируется. Категоризация протекает при взаимодействии двух комплементарных направлений: по линии языкового знания (т.е. ИМЕНИ объекта) и по линии энциклопедического знания (т.е. имени ОБЪЕКТА, см. подробнее [Хофман 1986; Залев-ская 1992: 106]), а также при сочетании универсальных закономерностей процессов дифференцирования и обобщения и национально-культурных особенностей опоры на специфику языка и на выбор наиболее типичных объектов, действий, признаков, признаков признаков и т.п.

Названные особенности процессов, связанных со становлением и функционированием значения слова у индивида, должны учитываться и при выборе средств и способов описания значения. Это замечание представляется важным потому, что в истории исследования проблематики значения до сих пор преобладало теоретическое постулирование значения в логико-рационалистическом аспекте с приравниванием значения к понятию и перечислением необходимых и достаточных признаков, установлением истинности через логические исчисления и т.д. или описание семантической структуры слова на основании анализа продуктов речи — текстов. Только в последние десятилетия было положено начало описанию значения через обращение к носителям языка — пользующимся языком индивидам (см. 4.2). Это, с одной стороны, обнаружило ряд специфических особенностей значения как достояния индивида (например, роль опоры на характерные, "случайные" признаки, на примеры или прототипы категорий, учет связанных со словом эмоционально-оценочных переживаний и т.д.), а с другой — породило тенденцию к отрицанию опыта предшествующих исследований (в том числе "классической" трактовки значения как перечня необходимых и достаточных признаков понятия), абсолютизации обнаруженных факторов (например, роли прототипов). Это вполне естественное положение вещей, обычно имеющее место до установления некоторого баланса в условиях перехода от одной крайности к другой, однако для нахождения позиции баланса важны и теоретические обоснования, и эмпирические изыскания, и способность исследователя критически оценивать продукты своей работы и достижения коллег, избегать излишне высокой и поспешной оценки новых идей до тщательной эмпирической проверки получаемых с их помощью результатов.

Так, параметризация действительности, находящая отображение в значении слова, должна не постулироваться "извне", а исходить от носителей определенного языка и культуры, обнаруживаясь через применение адекватных задачам исследования экспериментальных процедур и способов обработки полученных данных. Последнее относится и к проблеме форм и способов репрезентации значения у индивида: вместо споров по принципу дизъюнкции "или — или" (т.е. отстаивания

100

исключительности того или иного способа репрезентации — вербального или образного, модально специфичного или амодального, пропозиционального или какого-то еще) необходимо признать множественность ("полифонию") форм репрезентации значений у индивида (т.е. принцип конъюнкции "и ... и") с постановкой задачи выявления того, для пользования какими видами значений и при каких условиях наиболее типичными являются те или иные приоритеты в выборе определенных стратегий и опор в условиях функционирования слова как достояния индивида. Такое требование согласуется с тем, что с позиций системы познания (см. подробнее [Высокое 1996]) форма репрезентации знаний (очевидно, в том числе и всего лежащего за словом у индивида — А.З.) не является фиксированной и заданной заранее, она скорее зависит от ситуации, в которой осуществляется акт познания, и от ме-такогнитивной активности субъекта познания (от того, как он представляет себе эту ситуацию и свои собственные возможности в ней). Подчеркнем, что особую роль при этом играет взаимодействие перцептивной готовности, эмоционально-оценочных переживаний и когнитивных ожиданий познающего субъекта. Названные и смежные с ними процессы и их продукты должны учитываться при разработке ПЛ концепции Значения и при описании значения отдельных слов или групп слов. Последнее связано с дискуссией относительно того, возможно ли вообще адекватное описание значения.

Полную убежденность в возможности (и необходимости) описания значений слов через их разложение на семантические составляющие (декомпозицию на "семантические примитивы") занимает Анна Веж-бицкая, ставящая своей задачей выявление семантических инвариантов значения слова через анализ широкого круга его употреблений с опорой на интроспекцию и уже реализовавшая обширную программу исследований на материале ряда языков [Вежбицкая 1996; Wierzbicka 1992; 1995; 1996].

Противоположное мнение скептиков А. Вежбицкая объясняет тем, что составление дефиниции, которая соответствовала бы полному кругу употреблений слова, представляет собой сложнейшую задачу, требующую много больше работы, чем та, к которой оказываются готовыми большинство исследователей; возникает сильнейший соблазн сдаться через первые же две минуты или первые два часа. Но тот факт, что кто-то пытался дать нужную дефиницию и потерпел неудачу за две минуты или даже за два часа, едва ли может служить основанием для заключения, что значение невозможно описать [Wierzbicka 1996: 241]. Она отмечает также, что выводы о невозможности описать значение обычно делают теоретики, которые вовсе не прилагают титанических усилий для идентификации семантических компонентов слов [Op. cit.: 169].

Ряд авторов признает иллюзорность полноты описаний значения слов. Отстаивающие подобную позицию авторы пытаются заменить или дополнить декомпозицию значения использованием параметров значения, прототипов категории, фреймов, ментальных моделей и т.д., а интроспекция исследователя дополняется обращением к носителям языка.

101

В связи со скептицизмом по поводу возможности вычленения и описания строго фиксированного значения слова образно высказывается Джин Эйчисон: "Word meanings cannot be pinned down, as if they were dead insects. Instead, they flutter around elusively like live butterflies. Or perhaps they should be likened to fish which slither out of one's grasp" [Aitchison 1987: 40]; т.е. значения слов — это не мертвые насекомые, которых можно пришпилить булавками, а живые бабочки, неуловимо порхающие вокруг нас, или рыбы, выскальзывающие из рук, когда кажется, что их поймали. Дж. Эйчисон приводит высказывания ряда ученых по этому поводу (в том числе Дж. Лакоффа, У. Лабова).

Чтобы обнаружить основания для таких крайних точек зрения и для попыток примирить их через некоторые компромиссные варианты, представляется полезным в каждом конкретном случае эксплицировать действительную, а не декларируемую, исходную позицию того или иного автора: все они говорят о том, что исследуют когнитивные, ментальные и тому подобные характеристики значений⁴, однако фактически одни исследователи фокусируют внимание на характеристиках значения с позиций того, что было квалифицировано выше как ЯЗЫК2, по умолчанию трактуя языковую дефиницию как научную гипотезу относительно закодированного в слове понятия (что составляет вполне реализуемую задачу по крайней мере для большинства слов), а другие — как ЯЗЫК1, пытаясь обнаружить и описать всё то, что стоит за словом у пользующегося им индивида (это, естественно, не совпадает с чётко определяемым понятием, в то время как сама постановка задачи сопоставима с попыткой достичь линии горизонта, если не установлены заранее какие-то разумные пределы и ориентиры⁵). Отсюда становится очевидным, что одни авторы более или менее успешно описывают системное значение слова, а другие пытаются обнаружить его пси-хологическую структуру, в то время как третьи (сторонники компромиссных вариантов) подсознательно учитывают факт коррелированно-сти того и другого, тем самым имплицитно признавая важность сочетания системных и психологических характеристик значения слова как достояния индивида. Весьма симптоматичной в этом отношении представляется позиция А. Вежбицкой, которая трактует значение слова как некоторую конфигурацию семантических примитивов [Wierzbicka 1992: 210], но в то же время полагает, что использование прототипов

⁴ Так, А. Вежбицкая считает используемый ею для описания значений минилекси-кон универсальных семантических примитивов "языком" неосознаваемых ментальных операций и неосознаваемых когнитивных процессов [Wierzbicka 1992: 210].

⁵ Значение слова у индивида действительно базируется на том, что уводит далеко "за линию горизонта" — в целостную картину мира и в разнообразные выводные знания (языковые и энциклопедические), вне которых понимание и взаимопонимание невозможны (это в частности описывается спиралевидной моделью идентификации слова и понимания текста [Залевская 1988а]). "Пределы" и "ориентиры", обусловливающие то, что актуализируется, учитывается на неосознаваемом уровне или игнорируется при функционировании слова в речемыслительной деятельности человека, определяются рядом внешних и внутренних факторов. При описании значения слова как достояния индивида разумные пределы и ориентиры должны задаваться соответствующей теорией и конкретными задачами исследования.

102

может помочь конструировать самые удачные и наиболее наглядные дефиниции, нацеленные на отображаемую языком и оформленную его средствами концептуализацию реальности человеком [Wierzbicka 1996: 169]. Обсуждение этого вопроса мы продолжим ниже в 4.2 и 4.4.

После такого предварительного комментария, ставившего своей целью помочь читателю разобраться в сложной и запутанной ситуации исследований в области проблематики значения, а также ориентироваться в фигурирующих ниже терминах, кратко рассмотрим динамику подходов к трактовке значения слова как достояния индивида.

4.2. Различные подходы к проблеме значения

Начинающий исследователь обычно сталкивается с многообразием концепций значения, которые разрабатываются философами, логиками, лингвистами, психологами, психолингвистами, специалистами в области искусственного интеллекта. Поскольку в каждой из названных наук к тому же нет единства мнений по возникающим в этой связи вопросам, картина оказывается настолько пестрой и противоречивой, что полностью раскрыть ее просто невозможно. Положение осложняется еще и тем, что различные подходы к проблеме значения (традиционные и возникающие) во многом пересекаются, хотя это камуфлируется новой терминологией и изощренной (иногда псевдонаучной) аргументацией, разнообразными способами схематичного изображения того, о чем идет речь, и т.п. Более того, у одного и того же исследователя попытка нового взгляда на значение может сочетаться со стремлением не выходить за рамки привычных постулатов.

Например, А. Ченки при обсуждении трех когнитивно-ориентированных теорий значения (Дж. Лакоффа, Р. Лангакера и Р. Джакендоффа) приводит высказывание Р. Джакендоффа о том, что важным предварительным условием при разработке его концепции была совместимость с мировоззрением генеративной лингвистики. Далее А. Ченки приходит к выводу, что Р. Джакендофф одной ногой уже находится на почве когнитивного подхода к семантике, а другой — погряз в традиции порождающего синтаксиса [Ченки 1996: 77], беззаветная преданность формализмам порождающей грамматики снижает фактическую "степень когнитивности" его теории [Ченки 1997: 345] . К этому можно добавить, что прокрустово ложе традиционных (классических или свойственных некоторому научному направлению) "истин в последней инстанции" заставляет многих исследователей значения (даже если они декларируют акцентирование внимания на значении как достоянии человека) всё время "одергивать" себя, чтобы не нарушить требования "истинности", "маркированности" и т.д., поскольку, с одной стороны, сила притяжения логико-философских постулатов велика и трудно преодолима, а с другой — годами устоявшиеся представления о специфике семантики (в том числе обусловленные применяемыми способами анализа, описания, графического отображения значений) не дают возможности видеть значение в новых ракурсах (не говоря уже о том, что всегда спокойнее оставаться за каменной стеной популярности признанных авторитетов и их теорий, даже если возникают сомнения в непоколебимости последних). Иными словами, одно "не разрешается", другое не замечается, а третье безопаснее не трогать, чтобы не оказаться "чужим среди своих".

Тем не менее в разных подходах вызревают идеи, которые оказываются полезными для ПЛ трактовки значения, поэтому здесь и далее

103

фигурируют имена авторов различной теоретической ориентации, что согласуется с условностью распределения ученых по жестко обозначенным научным школам. Так, А. Ченки считает уместным говорить о том, в каком отношении и до какой степени тот или иной подход является когнитивным [Ченки 1997: 345], а Е.В. Рахилина указывает, что к представителям когнитивного подхода в семантике причисляют, например, Дж. Лакоффа, Р. Лангакера, Р. Джакендоффа, Ч. Филлмора, Л. Талми, Дж. Тейлора, Р. Дирвена, Ж. Фоконье, Б. Рудзку-Остин, А. Ченки, А. Вежбицкую, что дает представление о разнообразии подходов внутри когнитивной парадигмы [Рахилина 1997: 371-372].

В качестве критериев для разграничения основных подходов к проблеме значения представляется возможным взять ключевые понятия, выступающие как стержневые при развитии определенного направления научных изысканий, хотя в рамках одного и того же подхода могут фигурировать концепции значения, которые на первый взгляд кажутся весьма различающимися. Тем не менее именно такой критерий представляется наиболее удачным для демонстрации динамики взглядов на специфику значения как достояния индивида, сдвигов акцентов, и в то же время фундаментальности соответствующих ключевых понятий, их взаимосвязи и взаимодополнительности, что и обусловливает оперирование ими в новых ракурсах по мере развития научных представлений о специфике процессов концептуализации при освоении человеком огромного запаса знаний, связей, отношений, о возможных формах и способах репрезентации многообразных знаний и переживаний, принципах их организации и функционирования. После перечисления основных направлений работы в этой области будут затронуты некоторые малоизвестные широкому читателю публикации, позволяющие составить представление о проблемах, волнующих исследователей значения и побуждающих искать новые пути объяснения этого загадочного феномена.

К числу направлений исследования специфики значения как достояния индивида можно отнести ассоциативный, параметрический, признаковый, прототипный и ситуационный подходы с ключевыми для них понятиями ассоциации, параметра, признака, прототипа, ситуации. Каждый из названных подходов заслуживает детального обсуждения, однако в рамках учебника можно дать только общее представление об их специфике (эти подходы и комплекс связанных с ними проблем подробно рассматриваются в книге [Залевская рукопись]).

4.2.1. Ассоциативный подход к значению слова

При рассмотрении ассоциативного подхода необходимо прежде всего уточнить, что речь идет об ассоциативном значении, но не об ассо-цианизме как одном из направлений в развитии мировой психологии. В отличие от идущей от Аристотеля классической ассоцианистской тео-

104

рии, механистически трактующей ассоциацию как продукт частоты повторения некоторых смежных или сходных/противопоставленных в каком-то отношении элементов, понятие ассоциативного значения сформировалось в ходе поисков специфической внутренней структуры, глубинной модели связей и отношений, которая складывается у человека через речь и мышление, лежит в основе ''когнитивной организации" его многостороннего опыта и может быть обнаружена через анализ ассоциативных связей слова. В книге Джеймса Диза "Структура ассоциаций в языке и мысли" [Deese 1965] был обобщен и теоретически осмыслен обширный опыт экспериментальных исследований ассоциативного, а также и категориального значения, которое проявляется при свободном воспроизведении слов через объединение их испытуемыми в семантически или тематически связанные группы ("кластеры"). Такие исследования, первоначально проводившиеся У. Баусфилдом, ныне трактуются как очень важные для понимания природы когнитивной структуры человека и для отработки методов когнитивной психологии (см.: [Солсо 1996]). Книгу Дж. Диза сопровождает "Ассоциативный словарь", который он называет когнитивным словарем особого рода, способным показать, каким образом "мысль отражается в языке".

Из числа более поздних попыток выявления внутренней организации значений через анализ ассоциаций с объяснением механизмов функционирования ассоциативного значения через изменяющиеся уровни активности связей между нейронами головного мозга человека⁶ назовем работы Дж. Киша и его коллег [Kiss 1973; Kiss et al. 1972]. Продуктом их экспериментального исследования явился "Ассоциативный тезаурус английского языка" (AT), включающий сведения не только о "прямых" ассоциативных связях (т.е. о всех реакциях, полученных на то или иное слово), но и об "обратных" связях (т.е. обо всех словах, которые вызвали данное слово в качестве реакции). Способ наращивания сети, характер полученных результатов и возможности использования материалов этого тезауруса для разных целей подробно обсуждаются в [Залевская 19836; 1990а]. Применение машинных программ обработки материалов тезауруса позволило Дж. Кишу и его коллегам через анализ локального (ближайшего) окружения слова выявлять слова, содержащие некоторый общий "концептуальный компонент", а через глобальный анализ (анализ сети в целом) обнаруживать группы (кластеры) слов, связанные знанием о том, "что бывает с чем" в окружающем нас мире, и в то же время судить о силе установленных связей. Более подробно этот вопрос будет обсуждаться ниже (см. 5.4).

⁶ Не следует понимать это объяснение буквально: речь идет лишь о принципе реализации ассоциативных связей. Как отмечает Л. Барсалоу [Barsalou 1992a: 58], даже коннекционисты (см. выше 2.6), теории которых ближе всего к архитектуре мозга, осторожно отмечают, что единицы коннекционистской переработки не обязательно соответствуют нейронам.

105

По той же методике сбора экспериментальных данных с наращиванием ассоциативной сети через переведение полученных на первом этапе эксперимента реакций в статус стимулов для второго этапа реализована обширная программа подготовки "Русского ассоциативного словаря" [РАС 1994-1998], который трактуется как "инструмент анализа языковой способности", отражающий проявления языкового сознания, метафорическое осмысление действительности, фреймы типовых национально-культурных ситуаций, элементы национального самосознания, национальные оценки и предпочтения и т.п. [Караулов 1994]; РАС используется в различных целях, в том числе в качестве материала для исследования специфики образов сознания носителей культуры и для последующих межкультурных сопоставлений (см., например, [Уфимцева 1996; 1998]).

Следует отметить, что на материале ассоциативных словарей разных языков реализовано множество исследований, раскрывающих различные проявления функционирования ассоциативного значения, что само по себе заслуживает отдельного рассмотрения.

Ассоциативный эксперимент оправдал себя как средство изучения психологического значения слова [Доценко 1998], а также категориального и предметного значения (см., например, [Маскадыня 1989; Соловьева 1989]), особенностей развития значения слова у ребенка [Рогожникова 1986; 1988; Соколова Т.В. 1996; 1997], специфики значения отдельных категорий слов (например, названий эмоций [Перфильева 1997]; опорных слов сравнительных конструкций [Пашковская 1997; Шмелева 1988]), связей между словами [Лебедева 1991; Медведева 1989; Новичихина 1995], организации лексикона человека (с выделением его "ядра" [Залевская 1977; 1981; Золотова 1989]). Важные результаты получены при использовании ассоциативных экспериментов в межъязыковых и межкультурных исследованиях (см., например, [Дмитрюк 1985; 1998; Салихова 1999; Этнопсихолингвистика 1988]), при составлении ассоциативных портретов носителей разных языков [Ершова 1998; Мруэ 1998]; при изучении некоторых особенностей процессов производства речи и текстообразующей роли ассоциативных структур [Овчинникова 1994; 1996а; 19966], особенностей взаимодействия языков [Грабска 1996] т.д.

Необходимо особо подчеркнуть, что весьма распространенным заблуждением является уверенность авторов в достаточности проведения ассоциативного эксперимента для того, чтобы можно было считать исследование психолингвистическим и делать выводы об ассоциативном значении слова, хотя анализ связи между исходным словом и полученными ответами проводится с позиций лексико-семантической системы языка, ограничивается подразделением связей на парадигматические и синтагматические в их традиционной лингвистической трактовке при игнорировании единичных ответов как не представляющих научного интереса. В таких случаях имеет место ситуация, подобная той, о которой говорит А. Ченки при оценке концепции Р. Джа-кендоффа (см. выше): богатейший экспериментальный материал насильно втискивается в прокрустово ложе прескриптивной описательной модели ЯЗЫКА2- Иная картина обеспечивается опорой на ПЛ концепцию слова с признанием немедленного включения опознаваемого исходного слова во внутренний контекст многостороннего (перцептив-

106

ного, когнитивного, аффективного, вербального и невербального, индивидуального и социального) опыта и использованием базирующейся на этой концепции процедуры группировки всех ассоциатов, независимо от их частности, по общности основания для их связи с исходным словом в целях анализа ассоциативных связей с учетом их глубинного характера, специфики ПЛ трактовки парадигматики и синтагматики и т.д. (см. подробнее [Залевская 1979; 1990а; 1994]).

Ассоциативный подход к значению в свое время получил высокую оценку со стороны A.A. Леонтьева, отметившего, что выделенные методом Дж. Диза факторы легко интерпретируются содержательно как семантические компоненты слов, а это может служить одним из доказательств принципиального единства психологической природы семантических и ассоциативных характеристик слов [Леонтьев A.A. 1969а: 268]. Потенциал рассмотренного подхода далеко не исчерпан, а перспективы его дальнейшего применения определяются возможностью интеграции в более полную теорию специфики индивидуального знания и принципов его функционирования.

К этому следует добавить, что фактически в книге Дж. Диза еще в середине 60-х гг. было предвосхищено обращение к идеям глубинной когнитивной структуры, распространения активации по сети связей, кластерного принципа объединения значений и т.д. Важно также указать, что Дж. Диз высказал предположение, что обнаруженная на материале английского языка глубинная когнитивная структура может не быть универсальной, т.е. для других языков не исключено наличие иных когнитивных структур. Это предположение, как и некоторые другие идеи Дж. Диза, прошло экспериментальную проверку и получило подтверждение на материале ряда языков (см. подробнее [Залевская 197la; 19716; 1979; 1990а]). Он также подчеркнул взаимодействие разных видов значения, одним из которых является ассоциативное значение.

Таким образом, исследователю значения как достояния индивида полезно внимательно ознакомиться с книгой Дж. Диза, чтобы можно было самостоятельно судить о том, как понятие ассоциативного значения и связанные с ним проблемы соотносятся с современными когнитивными концепциями значения слова, понимания текста и т.д. Большой интерес представляют и описанные в этой книге исследовательские процедуры, которые в большинстве своем позднее оказались общепризнанными инструментами изучения когнитивных процессов человека.

4.2.2. Параметрический подход к значению слова

При выделении параметрического подхода к исследованию значения имеется в виду акцентирование внимания на том, что для носителя языка значение слова не является монолитным, оно может быть разложено на ряд составляющих, степень выраженности которых поддается количественному измерению. Оформление этого направления изысканий в области значения связано с именем Чарльза Осгуда, раз-

107

работавшего со своими коллегами [Osgood et al. 1957] метод семантического дифференциала (СД), широко применяющийся с разными целями и описанный во множестве публикаций. Ч. Осгуд неоднократно указывает на то, что метод СД измеряет коннотативное значение слова, а оно может быть описано через локацию в рамках некоторого пространства, характеризующегося тремя основными параметрами, которые соответствуют трем независимым факторам: оценки, силы и активности. Положение в таком пространстве выявляется посредством факторного анализа, но многие исследователи ограничиваются применением лишь начального этапа работы по этой методике, предпринимая шкалирование слов по ряду параметров, что позволяет получить количественные показатели по параметрам конкретности, образности, эмоциональности и т.д., а это выходит за рамки коннота-тивного значения и в разных аспектах описывает то, что стоит за словом у индивида. Установлено, что отдельный параметр сам по себе является продуктом взаимодействия некоторого комплекса параметров, вклад каждого из которых в значение слова может варьироваться [Мягкова 1990].

Динамика развития параметрического подхода к значению может быть показана на следующих трех примерах.

Во-первых, сочетание метода СД и теории личностных конструктов Дж. Келли используется В.Ф. Петренко [1988; 1996; 1997] в русле психосемантического (теоретического и экспериментального) подхода к исследованию сознания и личности, при котором рассматриваются различные формы существования значений в индивидуальном сознании (образы, символы, коммуникативные и ритуальные действия, словесные понятия), предпринимаются эксперименты по реконструкции индивидуальной системы значений, выделения категориальных структур сознания субъекта; ставится задача дальнейшего развития этого подхода в плане учета влияния эмоций на процесс категоризации и организацию семантического пространства, разработки динамических моделей психосемантики и т.д.

Во-вторых, имеет место практическая реализация параметрического подхода в целях исследования психологической структуры значения слова через шкалирование носителями языка тех или иных аспектов значения. Продуктами таких экспериментальных исследований являются так называемые "семантические нормы" (см., например, [Toglia & Battig 1978], где приводятся результаты шкалирования 2854 английских слов по 7 параметрам и коэффициенты корреляции между всеми возможными парами параметров для всех этих слов), а также описания психологической структуры значения слов различной лексико-грамматической принадлежности (например, 215 русских существительных по параметрам конкретности, образности и эмоциональности: [Колодкина 1987]), детальная психолингвистическая интерпретация определенного специфического аспекта значения как достояния индивида (см. анализ эмоциональной нагрузки слова в [Мягкова 1986;

108

1990]), сопоставление проявлений тех или иных параметров в психологической структуре значения слов разных языков (например, [Залев-ская 19906]) и т.д.

В-третьих, понятие параметра в связи с проблемой значения слова в теоретическом аспекте интенсивно обсуждается в последние годы в рамках когнитивной психологии и когнитивной семантики (см., например, [Barsalou 1992а; 1992b; Ungerer & Schmid 1996]), где делаются попытки разграничить понятия признака, атрибута, параметра. Это непосредственно связано с признаковым и прототипным подходами к значению, поэтому целесообразно вернуться к данному вопросу несколько позже.

4.2.3. Признаковый подход к значению слова

Переходя к признаковому подходу к значению, следует прежде всего уточнить, что речь ниже пойдет не о компонентном анализе как методе семасиологического исследования, нацеленном на разложение значения слова на минимальные семантические составляющие (широкий круг вопросов, связанных с решением подобных задач детально обсуждается в книге -[Кузнецов 1986]). Речь идет о том, как пользуется значением слова индивид, и с этой точки зрения ряд исследователей описывает всё стоящее за словом у человека через некоторый набор признаков, которые скорее характеризуют увязываемый со словом объект, действие, качество и т.д. Фундаментальное различие состоит здесь в том, что постулированию некоторого списка признаков или выведению их из анализа продуктов речи противостоит изучение особенностей восприятия внешнего мира человеком и последующей переработки воспринятого в целях обнаружения и объяснения психологической структуры значения слова.

При этом возникает проблема классификации признаков по разным основаниям. Их чаще всего делят на определительные (определяющие) признаки, без которых слово (точнее обозначаемый им объект) не может быть отнесено к некоторой категории, и характерные (характеризующие) признаки, несущественные с этой точки зрения, но отображающие специфические качества и отношения, играющие ту или иную роль для носителей соответствующего языка и культуры. Экспериментальными исследованиями установлено, что широкий набор увязываемых с каждым словом признаков меняется в непрерывном диапазоне от исключительно важного в каком-то отношении до тривиального [Солсо 1996: 227]. Обзоры различных классификаций признаков и результаты изучения особенностей опоры на признаки разных видов в процессах оперирования словом, в том числе в процессах ме-тафоризации, идентификации слов, понимания текста и т.д. приводятся в работах [Дмитриева 1999а; 19996; Залевская 19966; Залевская и др. 1998; Пашковская 1998]. См. также главу 9 (9.6).

109

Идея описания значения через признаки по-разному реализуется в некоторых моделях памяти, детально рассматриваемых, например, в [Клац-ки 1978; Линдсей, Норман 1974; Солсо 1996; Хофман 1986; Kess 1993; Sternberg 1996]. В таких случаях идея признака фигурирует в связи с проблемой организации семантической памяти, при этом речь может идти о человеке или о машинном моделировании психических процессов, а признаки могут относиться и к значению слова, и к обозначаемой им сущности (разграничение не оговаривается). Обычно рассмотрение некоторого набора признаков, их конфигураций, организации в иерархии, фреймы, ментальные модели предваряется критикой "классической" теории значения слова как перечня признаков (их "списка")⁷.

Критика признакового подхода к описанию значения содержится, например, в работе [Barsalou 1992b]. Л. Барсалоу дает обзор публикаций, в которых перечни признаков лежат в основе теоретического или практического анализа значения или моделирования работы памяти. На ряде примеров он убедительно демонстрирует недостаточность "плоскостного" (одноуровневого) анализа значения слов через перечни признаков (features) и важность пользования более сложным многоуровневым понятием, которое он называет набором показателей ("заполнителей") по разным параметрам. При этом используется термин Attribute-Value Sets с уточнением, что в этом случае attribute сущностно совпадает с применяемыми другими авторами терминами dimension, variable, slot⁸. Л.Барсалоу показывает, что некоторый признак становится параметром, если он используется не сам по себе, а для описания какого-то другого объекта, действия и т.п., в таком случае проявление данного параметра будет служить средством разграничения ряда объектов. Например, одинаковые по параметрам цвета и формы объекты могут различаться по показателям (values) параметра размера или локации и т.п. При этом показатели параметров в свою очередь разложимы по тому же принципу: например, выбор одного из показателей параметра "средство передвижения" — "ноги" (из перечня "крылья" и т.д.) требует дальнейшего уточнения (т.е. выбора из перечня "ноги человека", "ноги лошади" и др.), которое также может быть продолжено ("ноги человека" могут быть "женскими", "мужскими"). Л.Барсалоу полагает, что совместная встречаемость

⁷ Этот подход назван классическим, так как он восходит к античности и к тому же господствует в науке в течение большей части XX в. С позиций этого подхода признаки трактуются как бинарные, элементарные (т.е. далее неразложимые), универсальные, абстрактные, врожденные (по идее Н. Хомского) (см. [Ченки 1997]).

⁶ Обратим внимание на то, что в этом случае под values имеются в виду не количественные показатели, а заполнители определенных позиций, существенно значимые для идентификации того, о чем идет речь. Так, для единицы "автомашина" параметр "двигатель" конкретизуется через заполнение показателя количества цилиндров, параметр "топливо" — через заполнение показателя определенного вида топлива и т.д. С учетом более широкого контекста термин attribute в рассматриваемой работе точнее всего передавать сочетанием "параметр/признак" или "признак/параметр", что показывает двойственную функцию обозначаемой сущности.

ПО

подобных наборов параметров/признаков формирует ядро определенного фрейма как способа репрезентации концептов любого типа. Таким образом мы, с одной стороны, фактически возвращаемся к параметрическому подходу к значению (обратим при этом внимание на то, что указание Л.Барсалоу на многоступенчатую таксономию параметров согласуется с выводами по экспериментальному исследованию [Мягкова 1986; 1990]), а с другой — переходим к рассмотрению значения в контексте фрейма.

Заметим, что в центре внимания Л. Барсалоу остается сущностно-понятийный аспект значения, а эмоционально-оценочные аспекты, специфичные для психологической структуры значения, остаются за пределами рассмотрения. В этой связи необходимо назвать исследование В.Я. Шабеса, который не только включает значение слова в более широкую структуру (событие), но и делает следующий вывод по результатам своих экспериментов: "Отдельное лексическое значение оказывается интегрированной совокупностью объемных признаков той или иной степени генерализованности, репрезентирующих как некоторый факт объективной реальности, так и стандартное социальное отношение к этому факту" [Шабес 1990: 23. Курсив мой. — А.З.]. К тому же экспериментально установлено, что фиксируемое в эмоционально-оценочных компонентах психологической структуры значения слова "стандартное социальное отношение" к обозначаемым словами фактам подвержено изменениям в критические периоды жизни общества [За-левская 1995].

Критика признакового подхода в ином плане — с позиций целостного восприятия объектов человеком без обязательной декомпозиции на признаки — содержится в [Ungerer & Schmid 1996], где по результатам экспериментов делается вывод о двухступенчатости процессов восприятия объектов: первоначально имеет место гештальт (целостный образ), после чего в случаях надобности происходит выделение признаков, в числе которых особую роль играют функциональные признаки. В этой связи следует отметить, что в свое время Дж.Миллер обратил внимание на специфику функционального значения в сопоставлении его с предметным значением слов [Miller 1978].

Критика признакового подхода наряду с осознанием несомненной важности признаков как таковых для психических процессов человека (и в том числе для функционирования психологической структуры значения) приводит исследователей значения слова к поискам некоторых организационных форм или структур более высокого уровня, способных интегрировать извлекаемую из памяти или закрепляемую через сочетание признаков информацию в некий целостный образ, прототип, фрейм, схему, ментальную модель. Иными словами, признак трактуется как исходный "строительный материал", без которого не могут обойтись различные формы репрезентации значения и который играет решающую роль в становлении психологической структуры значения и её функционировании.

111

4.2.4. Прототипный подход к значению слова

Прототипный подход основывается на понятии типичности не только некоторого сочетания признаков, но и степени значимости таких признаков для отнесения того или иного объекта (действия и т.д.) к определенной категории. Идея прототипа категории⁹ увязывается с именем Элеоноры Рош [Rösch 1973; 1978], работы которой стимулировали поток экспериментальных и теоретических исследований в области категоризации (см., например, материалы одной из конференций по этой проблеме [Neisser 1987], обсуждение теорий категоризации в [Pulman 1983; Taylor 1995a]), сбор и публикацию "категориальных норм" (в том числе [Маскадыня 1987]), дали основания для сомнений и для критики этого подхода (см. [Лакофф 1996], а также обзор соображений, высказываемых в этой связи французскими учеными, в [Ани-симова 1997; 1998]). Важность идей прототипной категоризации для исследования значения слова детально обсуждает Джон Тейлор в книге "Linguistic categorization: Prototypes in linguistic theory", первое издание которой появилось в 1989 г. Во втором издании этой книги [Taylor 1995a] добавлена глава 14 "Recent developments", где не только названы наиболее интересные публикации начала 90-х гг. по проблеме категоризации, но и рассматривается ряд дискуссионных вопросов, связанных преимущественно с особенностями значения полисемантичных слов, разграничением языкового и концептуального уровней значения, языкового и энциклопедического знания и т.д.

Как справедливо отмечает Дж. Лакофф [Лакофф 1996], сама Э. Рош, сформулировавшая общие возражения против классической теории категоризации¹⁰ и экспериментально продемонстрировавшая неадекватность этой теории для описания процессов категоризации у человека, на определенном этапе своих исследований отказалась от первоначальной гипотезы о том, что удачный по оценке носителей языка пример категории (прототип) непосредственно отражает внутреннюю структуру ментальной репрезентации. Следует говорить лишь об эффектах прототипичности, которые являются вторичными и образуются в результате взаимодействия различных факторов. Тем не менее и Дж. Лакофф, и другие критики гипотезы Э.Рош подчеркивают обоснованность выделения ею категорий базового уровня обобщения,

⁹ Напомним, что в цели этой главы входит только выделение ключевых понятий, существенных для разработки различных концепций значения. Подробное рассмотрение сопутствующих этому теорий (в том числе идей Э. Рош) и дискуссий по их поводу должно составлять задачу отдельного исследования. Основные сведения о концепции Э. Рош можно почерпнуть из [Фрумкина 1992: 36-40; Фрумкина и др. 1991: 45-59].

Классическая теория категоризации исходит из трактовки признаков, приведенной выше в сноске 7. Согласно этой теории, категории определяются на основе необходимых и достаточных признаков, имеют четкие границы, при этом статус всех членов категории является одинаковым.

112

фундаментальной функцией которых является основанное на гешталь-тах восприятие поверхностных характеристик объектов в целом и их частей, хотя и в этом случае предпочтительнее говорить об "эффектах базового уровня". Более того, по мнению Дж. Лакоффа, "постулаты значения приобретают смысл в контексте когнитивных схем, поскольку последние структурируют наш непосредственный опыт" [Op. cit.: 172]; в этой связи он разрабатывает идею когнитивных моделей, соответствующих до-концептуальной структуре опыта человека.

Резкую критику идей Э. Рош содержат работы французских ученых. По свидетельству Н.П. Анисимовой [1998: 32-34], В. Никес [Nyckess 1997] при критическом анализе теории прототипов настаивает на необходимости разграничения языковых и до-языковых категорий, признавая некую форму ментальной до-языковой категоризации, но отвергая принцип ее прямого отражения в языковых категориях.

В. Никес противопоставляет по ряду параметров индивидуальное и интериндивидуальное (языковое) познание, природа которых базируется на разных принципах. Он указывает, что перцептивные категории происходят из индивидуальной чувственной деятельности, в то время как языковые категории имеют социальный характер и вырабатываются в ходе истории общества в целях взаимодействия носителей языка. Таким образом, семантические категории являются результатом коллективной деятельности, скоординированной и обусловленной языковой деятельностью.

Для решения проблемы категоризации В. Никес предлагает использовать преобразованную и расширенную теорию необходимых и достаточных условий (признаков), а также трактовать процесс категоризации в виде трехуровневой модели, включающей: "1) план когнитивных операций, соответствующий перцептивной категоризации-, 2) план операций языковой категоризации, где применяются категориальные критерии или "определяющие признаки ..."; 3) план исторического построения языковых категорий, которые формируются общим социальным опытом и потребностями согласованной деятельности" [Анисимова 1998: 36]. Заметим, что в этой модели языковая категоризация и историческое построение языковых категорий протекают как бы без участия человека: эти процессы "сами собой" реализуются в языке как самодостаточной сущности на базе стерилизованного социального опыта, взятого в отрыве от составляющих социум и осуществляющих согласованную деятельность людей, для которых характерные признаки могут быть важнее "определяющих" и т.п.

В числе непримиримых противников теории прототипов во Франции Н.П. Анисимова [1997] называет Ф. Растье, по мнению которого прототипы и "лучшие примеры категории" не имеют ничего общего с языковыми структурами, и Ж. Клейбера, разрабатывающего лингвистическую семантику прототипа и подчеркивающего, что теория прототипов является теорией категоризации, но не теорией семантики слова. В обзоре приводятся мнения и других французских ученых, выдвигающих различные "за" и "против" тех или иных положений концепции Э. Рош.

Представляется весьма поучительной оценка идеи прототипов, которая дается в работах А. Вежбицкой: она указывает на неправомерность противопоставления "классического" и "прототипного" подходов к значению как "неверного" и "правильного" и ставит своей задачей

113

показать, что нужен не выбор между ними, а синтез этих двух традиций в семантических исследованиях [Wierzbicka 1996: 148].

А. Вежбицкая обращает также внимание читателей на то, что понятие прототипа нередко используется неверно, и приводит наглядные примеры того, как это понятие не помогает в трудных случаях описания значения слова. Она тем не менее полагает, что при внимательном и осторожном отношении к прототипам они могут быть полезными, но только в сочетании с вербальными дефинициями, а не вместо них [Op. cit.: 160]. При этом высказывается принципиальное возражение против описания значения через "расплывчатый набор компонентов" (т.е. против того, что допустимо, например, трактовать значение слова "радио" как "до некоторой степени" включающее компонент 'мебель'): расплывчатость может заключаться в самих семантических компонентах (например, 'как цвет травы'), но ни расплывчатость, ни субъективность семантических компонентов не могут смешиваться с "наличием в какой-то степени" [Op. cit.: 168], т.е. либо они есть, либо их нет.

При общей оценке работ Э. Рош А. Вежбицкая отмечает, что эти работы содержат много интересного, однако трудно признать, что они оказались очень полезными для семантических исследований, поскольку в слишком многих случаях идеи Э. Рош используются для оправдания интеллектуальной лености и небрежности (в том числе для отказа от трудоемкой и кропотливой работы над дефинициями). А. Вежбицкая подчеркивает, что полезность понятия прототипа должна быть подтверждена семантическими описаниями, а не семантическим теоретизированием. Если же это понятие рассматривается в качестве магического ключа, без труда открывающего все двери, то может оказаться, что оно принесет больше вреда, чем пользы [Op. cit.: 167]. Думается, что такое заключение касается не только понятия прототипа.

На примере концепции прототипов хорошо просматривается общая тенденция поиска некой "палочки-выручалочки", которая позволила бы быстро решить или попросту снять ряд дискуссионных проблем, а также готовность исследователей как можно скорее схватить такую "палочку", чтобы показать свою информированность, компетентность, после чего наступает период раздумий и переоценки ценностей.

Начинающему исследователю, заинтересовавшемуся затронутыми здесь вопросами и связанными с ними экспериментальными процедурами, рекомендуется внимательно ознакомиться с работами P.M. Фрумки-ной и её учеников и коллег (см., например, [Фрумкина 1984; 1992; Фрум-кина и др. 1991], а также сборники статей по экспериментальным исследованиям в психолингвистике, издаваемые сектором психолингвистики и теории коммуникации Института языкознания РАН).

4.2.5. Ситуационный подход к значению слова

В качестве одного из наиболее важных современных подходов к трактовке значения представляется необходимым выделить ситуационный (событийный) подход, акцентирующий внимание на том, что для пользующегося языком человека значение слова реализуется через включение его в некоторую более объемную единицу — пропозицию, фрейм, схему, сцену, сценарий, событие, ментальную модель и т.п. (каждое их названных и подобных им понятий является для такого подхода ключевым). Не имея возможности подробно рассматривать обширную литературу по этому вопросу, назовем ряд работ, в разных ракурсах трактующих эти понятия [Солсо 1996; Шабес 1989; 1990; Kess

114

1993; Sternberg 1996]. Важно также подчеркнуть акцентирование внимания на том, что значения функционируют не по отдельности, а в определенных связях, которые к тому же складываются во все более обширные объединения: кластеры (группы), поля, сети. Заметим, что в качестве единиц ("узлов") в сети по трактовке разных авторов выступают ассоциации, пропозиции, фреймы, наборы признаков и т.д.

Выделение этого подхода к значению в качестве самостоятельного представляется важным, поскольку оно выступает как необходимое звено в развитии концепций значения как достояния индивида. Тенденция учета взаимосвязи между содержанием значения и его включенностью в некоторую структуру более высокого порядка может быть прослежена и в предшествующих подходах (например, в поисках глубинных когнитивных структур, лежащих за ассоциативным значением в трактовке Дж. Диза). Постепенно происходит всё более очевидный выход за рамки языкового знания на уровень структур знания о мире (энциклопедического знания), при этом оказывается очень трудным разграничить, где кончается языковое и где начинается энциклопедическое знание. Более того, через такое сочетание языковых и энциклопедических знаний предусматривается выход на индивидуальную картину мира как обязательное условие успешности взаимопонимания при общении. Акцентирование внимания на образе мира и на неразрывности предметного значения с вербальным A.A. Леонтьев [1997а] называет в числе ведущих тенденций в современной ПЛ.

Более подробно с отечественной трактовкой образа мира и его отображения в деятельности человека можно ознакомиться по публикации А.Н. Леонтьева [1979], стимулировавшей исследования в этой области, а также по более поздним работам (например, [Зинченко 1997; Леонтьев A.A. 1993; Смирнов С.Д. 1985]).

Одним из примеров последовательной реализации ситуационного подхода к значению может служить концепция В.Я. Шабеса, трактующего каждую данную коммуникативную единицу (в том числе слово) как вербально оформленный фрагмент целостной системы знаний о мире (когнитивного компонента). При этом дается определение понятия "фонового знания" как фрагмента когнитивного компонента, непосредственно взаимодействующего с данной коммуникативной единицей в речемыслительной деятельности, но фактически не выраженного вербально [Шабес 1990: 10-11]. В качестве основной единицы фонового знания В.Я. Шабес рассматривает событие как репрезентирующее "тривиально типизированные динамические сущности". Эксперименты В.Я. Шабеса позволили обнаружить когнитивно-семантическую репрезентацию события как цельного и многомерного образования, характеризуемого в трех взаимосвязанных аспектах, обладающих собственной структурой и набором категориальных признаков: предметном, умственном и предметно-умственном (информационном) аспектах; событие к тому же разворачивается во времени, во множестве интегративных связей между Предсобытием — Эндособытием — Постсобытием, что дает основания считать это триединство "когнитивно-семантической

115

универсалией, имеющей вид обобщенного ментального гештальта", как ментальную модель — "внутреннюю деятельностную репрезентацию определенного типа" [Op. cit.: 25-26]. Таким образом ситуационный подход увязывается, с одной стороны, с понятиями репрезентации и ментальных моделей, а с другой — с проблемой взаимодействия языковых и энциклопедических знаний как средства выхода на целостную картину мира.

Проблема ментальных моделей разносторонне обсуждается в работах П. Джонсон-Лэрда [Johnson-Laird 1983; 1993], указывающего, что современная трактовка этого понятия идет от книги Кеннета Крепка "Природа объяснения", опубликованной еще в 1943 г., где сказано, что люди переводят внешние события во внутренние модели и рассуждают посредством манипулирования этими символическими репрезентациями. В работе [Johnson-Laird 1993] говорится, что ментальная модель может быть определена как некоторое знание в долговременной или кратковременной памяти, структура которого соответствует структуре репрезентируемой ситуации; наши модели должны интегрировать информацию от всех сенсорных систем и от общего знания о том, что возможно в окружающем нас мире; при этом ментальные модели являются внутренними символами-, особый вид моделей представляют собой образы.

Как указывает П. Джонсон-Лэрд, нам кажется, что мы воспринимаем мир прямо, непосредственно, а не его репрезентацию. Но это феноменологическая иллюзия, поскольку то, что мы воспринимаем, зависит и от окружающего мира, и от того, что есть в нашей голове — от того, что эволюция "встроила" в нашу нервную систему и что мы знаем в результате опыта, т.е. границы наших моделей определяются границами нашего мира [Johnson-Laird 1993: 470-471]. Добавим к этому важнейшую роль взаимодействия комплекса внешних и внутренних факторов.

Проблема взаимоотношения языковых и энциклопедических знаний, непосредственно связанная с ситуационным подходом и с образом мира, активно обсуждается с различных позиций представителями разных наук. Например, Дж. Тейлор [Taylor 1995a] указывает на существование двух подходов к трактовке значения. Один из таких подходов разграничивает чисто языковой компонент значения и неязыковое энциклопедическое знание, при этом из самого признания автономности языковой способности вытекает противоположение языкового и концептуального знания знанию энциклопедическому. Согласно второму подходу, значение слова является изначально и в большой мере энциклопедичным [Op. cit.: 281-282].

В качестве таких подходов в книге [Taylor 1995a] и более подробно в статье [Taylor 1995b] сопоставляются: сетевая модель, предложенная Р. Лангакером [Langacker, 1988], и двухуровневая модель, разработанная М. Бирвишем [Bierwisch 1981; Bierwisch & Lang 1989; Bierwisch & Schreuder 1992]. P. Лангакер исходит из того, что лексические единицы (особенно частотные) являются полисемантичными, т.е. имеют ряд взаимосвязанных значений (отсюда вытекает использование термина "сетевая модель"). Каждое из принятых значений характеризуется "энциклопедически", т.е. как относящееся к одной или более когнитивным областям (domains) — структурам знаний разных степе-

116

ней сложности и детализированности. В отличие от этого, М. Бирвиш проводит четкое разграничение между чисто языковым значением слова и той интерпретацией, которую слово может получать по отношению к концептуальному знанию (термин "двухуровневый" относится именно к этому разграничению лексико-семантического уровня значения и неязыкового, концептуального уровня интерпретации). С точки зрения этой модели полисемия трактуется как следствие различных интерпретаций единой семантической репрезентации. По мнению Р. Лангакера, с позиций "энциклопедического" подхода к проблеме значения слова нельзя провести никаких принципиальных различий между "языковой семантикой" и "энциклопедическим знанием". Значение равнозначно концептуализации. Слово получает его семантическую ценность через соотнесение его с некоторым "профилем" имеющейся базы. Под профилем понимается та концептуальная сущность* к которой относится слово, а под базой — контекст, необходимый для концептуализации этого профиля. Так, слова радиус и гипотенуза обозначают сегменты линии, однако они не синонимичны, поскольку радиус в качестве базы предполагает понятие круга, а гипотенуза — понятие треугольника. Без знания о кругах и прямоугольных треугольниках семантическая ценность названных слов окажется пустой.

Дж. Тейлор подчеркивает, что в эмпирических исследованиях необходимо различать уровень абстракции, на котором значения слов хранятся в памяти говорящего, и уровень, на котором говорящие осуществляют доступ к значению слова в процессах продуцирования и понимания речи [Op. cit.: 283]: ситуативность в этих случаях различается.

Аналогично, но с других позиций, по поводу взаимоотношения языковых и энциклопедических знаний высказывается Л. Барсалоу [Ваг-salou 1992a]. Он приводит наглядные примеры того, как знание значения слова, признаков, прототипов и т.д. оказывается недостаточным для понимания ситуации, прогнозирования её дальнейшего развития, действий человека в этой ситуации¹¹, уточняя, что концептуализация той или иной категории в каждом отдельном случае включает только небольшую часть полного знания, увязываемого с этой категорией в долговременной памяти, а активная часть знания варьируется от случая к случаю [Op. cit.: 155].

К проблеме соотношения языковых и энциклопедических знаний мы вернемся в главе 5 (см. также обзор: [Кузнецов 1992]).

Попытки тем или иным образом корректировать трактовку значения с учетом его включенности в более широкий контекст ситуации, действия, деятельности, дискурса особенно активизировались в последние годы, что побуждает остановиться на некоторых публикациях последних лет.

4.3. Некоторые новые тенденции в трактовке значения слова

Уточним, что речь идет прежде всего о привлекающих внимание исследователей спорных вопросах, решение которых может оказать влияние на пересмотр некоторых постулатов, казавшихся незыблемыми в течение долгого времени. К их числу можно отнести оправданность/недостаточность опоры на идею "семантического треугольника" при трактовке значения как достояния индивида, вариативность/устойчивость значе-