Ранние формы неравенства и система редистрибуции

Неолитическая революция и переход к регулярному производству пищи способствовали заметному рос-ту избыточного продукта, что дало резкий толчок изменению форм социальных отношений, менявшихся параллельно с появлением нового образа жизни в виде оседло-земледельческих поселений и общинной ор-ганизации. Непрочные у собирателей парные семейные ячейки при переходе к оседлости и систематиче-скому производству пищи трансформировались в более крепкие и достаточно многочисленные семьи, даже семейно-клановые группы, заменившие собой локальные группы бродячих охотников. Группа близких род-ственников — потомков одной семейной пары, чаще всего по одной определенной линии, мужской или женской,— вместе с их брачными партнерами и детьми обычно представляла собой низовую семейно-клановую ячейку, построенную по нормам строгой экзогамии и имевшую тенденцию к разрастанию в сис-тему родственных кланов.

Именно такие семейно-клановые группы стали первичной ячейкой оседло-земледельческого (а позже и кочевого) общества, что, в частности, хорошо прослеживается антропологами на материалах палевых об-следований многих народов Африки. Главой группы обычно являлся отец-патриарх, имевший одну или не-сколько жен и проживавший со своими детьми, нередко тоже уже женатыми, а также братьями с их женами и иными родственниками и домочадцами в рамках единого общего домохозяйства, своего рода замкнутого компаунда. На территории компаунда каждая женщина с ее детьми имела, как правило, свою хижину (строение с кухней); хижины были и для мужчин, иногда отдельное жилище предоставлялось главе группы. Тут же располагались хозяйственные постройки, амбары, хлевы и т.п. Среднее число взрослых в компаун-де, по некоторым подсчетам, составляло семнадцать — двадцать человек. Внутренние связи в семейной группе были неизмеримо жестче тех, что связывали между собой членов кочующей локальной группы охотников и собирателей. Соединенные не по собственной воле, а по случайности рождения строгими нор-мами брачно-родственных уз, члены семейной группы уже не являлись собранием равных, различавшихся лишь по полу и возрасту. Пол, возраст, принадлежность к определенному поколению и брачному классу, наконец, место в группе, связанное с нормами брачно-родственных уз и случайностью рождения,— все это стало играть важную роль и фиксировать определенный статус каждого. Следствием было возникновение неравенства, выражавшегося обычно в системе социальных и возрастных рангов.

Итак, неравенство в его простейшей модификации — ранговое; суть его в том, что в рамках данной общности четко фиксировалось ограниченное количество позиций высокого статуса, значительно большее — среднего и практически неограниченное — низшего. Низшие ранги имели члены семейно-клановой группы: люди женатые, но не имевшие собственного самостоятельного хозяйства; прошедшие через обряд инициации юноши и девушки, считавшиеся взрослыми; дети и подростки. На самом низу — прибившиеся к коллективу чужаки-аутсайдеры. Глава семейной группы в качестве социального лица имел на этом фоне более высокий ранг, соответствовавший его реальному статусу лидера группы и распределителя хозяйства. Его вполне можно сопоставить с лидером локальной группы охотников, хотя разница между тем и другим достаточно велика.

Прежде всего своим положением отец-патриарх обязан не случайности выбора и тем более не собствен-ным заслугам, а случайности рождения или обстоятельств, превративших его в старшего среди группы бо-лее младших родственников его поколения и следующих поколений. Соответственно и его позиция в груп-пе прочна и неколебима; это своего рода пожизненный статус, независимый от воли, настроений или поже-ланий членов группы. Неравенство между ним и остальными членами его группы очевидно, хотя и еще весьма условно. Что же касается функций, то они частично те же, что и у лидера локальной группы: опреде-ление характера деятельности для всех, забота о благосостоянии коллектива, принятие решения в кон-фликтных ситуациях и т.п. Однако есть и немало новых функций, требующих определенных способностей и действий, причем иного, нежели раньше, характера. Во-первых, к числу основных достоинств патриарха относятся не столько качества умелого и ловкого добытчика, сколько опыт знающего администратора и ор-ганизатора, умеющего предвидеть ход событий и планировать дела, принимать нужные меры, связанные с решением комплекса хозяйственных забот земледельцев. Во-вторых, иной характер принимает борьба за достижение и постоянную реабилитацию престижа, который в социальной системе ценностей землевла-дельцев-общинников стойко продолжает занимать центральное место и играть едва ли не решающую роль в важнейших делах.

В рамках группы авторитет главы незыблем в силу того, что члены семьи отчетливо ощущают свое за-висимое и подчиненное положение. Но зато на передний план выходит задача завоевать авторитет вне группы, в рамках общинной деревни. И вот здесь-то в наибольшей степени проявляется имущественное и социальное неравенство, которое уже существует в ранних земледельческих (равно как и скотоводческих) общинах. Речь идет о господствующей системе распределения продукта, причем не только избыточного.

Глава семейной группы еще не собственник, не хозяин всего ее имущества, которое по-прежнему счита-ется общим, коллективным. Но благодаря своему положению старшего и ответственного руководителя хо-зяйства и жизни группы он приобретает права распорядителя. Именно от его авторитарного решения (а в рамках семьи демократии еще меньше, чем в эгалитарных структурах) зависит, кому и сколько выделить для потребления и что оставить в качестве запаса, для накопления и т.п. Он же определяет, как распоря-диться излишками, использование которых тесно связано с взаимоотношениями в общине в целом. Дело в том, что семейная ячейка, будучи частью общины, занимает в ней определенное место, а место это, в свою очередь, зависит от ряда факторов, объективных и субъективных.

Проблема ресурсов в общине на раннем этапе ее существования обычно не стоит — земли хватает всем, как и прочих угодий. Правда, кое-что зависит от распределения участков, но это распределение произво-дится с учетом социальной справедливости, нередко по жребию. Другое дело — факторы субъективные, столь ощутимо проявлявшие себя в локальной группе и, пожалуй, еще более заметные в общине, хотя и в несколько ином плане. Одни группы многочисленнее и работоспособнее других; некоторые патриархи ум-нее и опытнее остальных. Все это сказывается на результатах: одни группы оказываются крупнее, зажиточ-нее, другие — слабее. Менее удачливые расплачиваются тем, что их группы становятся еще малочисленнее, так как на их долю не достается либо достается меньше женщин — следовательно, меньше и детей. Сло-вом, неизбежно возникает неравенство между группами и домохозяйствами. Оно не в том, что одни сыты, другие голодны, ибо в общине надежно функционирует все тот же механизм реципрокного обмена, кото-рый играет роль страховки. Но как теперь функционирует этот традиционный механизм? Как реализуется материальное неравенство?

В общине всегда есть несколько высших престижных должностей (старейшина, члены совета), облада-ние которыми не только повышает ранг и статус, но также и резко увеличивает авторитет, порой предостав-ляет некоторые привилегии. Чтобы занять позиции высокого ранга и статуса, домогающиеся их претенден-ты, в основном из числа глав семейных групп, должны либо продемонстрировать высокие личные достоин-ства и способности, либо приобрести немалый престиж примерно тем же способом, как это делалось в ло-кальной группе, т.е. посредством щедрых раздач излишков пищи. Но если в локальной группе претендент отдавал добытое им самим, то теперь глава группы мог раздать то, что было добыто трудом всей его груп-пы, имуществом которой он имел право распорядиться. Иными словами, господствует все тот же фунда-ментальный принцип эквивалента, но древняя практика реципрокного обмена в этом пункте оттесняется специфической системой перераспределения, детально охарактеризованной К. Поланьи и получившей на-именование редистрибуции.

Согласно формулировке американского антрополога М. Фрида, путь от эгалитарного общества к ранго-вому и есть движение от ре-ципрокности к редистрибуции. Редистрибуция как важнейший полит-экономический принцип возникает с того момента, когда средства коллектива и тем более его избыточный продукт оказываются в распоряжении главы группы. Посредством щедрых демонстративных раздач глава процветающей группы повышает свой престиж и занимает более высокое положение в общине, как это изучено антропологами, исследовавшими, в частности, папуасские общины.

Система престижных раздач у папуасов вела к тому, что заколовший сразу всех своих 30 — 40 свиней глава процветающей группы щедро угощал мясом в дни какого-либо торжества всю деревню. Закон эквива-лента требовал от всех угощавшихся вернуть принятый дар. Но поскольку сделать это в материальной фор-ме могли далеко не все (специальное исследование показало, что это практически могли сделать лишь чет-верть принявших дар — а уклониться от дара невозможно), разница возвращалась претенденту на престиж и высокий статус (современные антропологи называют таких претендентов бигменами) в форме обяза-тельств и отношений зависимости. Слабые становились в положение клиентов по отношению к бигменам. Голоса клиентов, помимо прочего, обеспечивали успех на выборах общинной верхушки.

Дарение возвышает, принятие дара принижает — этот вывод был детально обоснован французским ан-тропологом М. Моссом и имеет весьма широкое распространение, касается едва ли не всех сфер человече-ских взаимоотношений. Генетически принцип такого рода дарообмена восходит все к тому же фундамен-тальному принципу эквивалента, о котором уже не раз упоминалось. Практическое применение его извест-но и в древней, и в новой истории. Применительно же к первобытности он наиболее заметно проявлял себя в форме института потлача, изученного на примере американских индейцев. Суть потлача сводилась к тому, что соперничавшие главы коллективов стремились раздать, потребить, а то и просто уничтожить — но обя-зательно в присутствии соперника, при его участии — как можно больше продуктов и добра. Преуспевший в этом считался победителем, и его престиж резко возрастал.