Родословное древо языков Шлейхера

Лингвистический анализ

Многие люди знают, что Индия существовала за тысячи лет до зарождения европейской цивилизации. Но мало кому известно, что Индия – древнейшая цивилизация в мире. Жизнь современного египетского общества больше не связана с эпохой египетских фараонов. Шумеры давно вымерли, потомки племен майя, насильно обращенные христианство пять веков назад, уже потеряли связь со своими легендарными прародителями. Первые европейцы, приехав в Индию, обнаружили, что местная культура полностью сохранила древние обычаи предшественников, осознание своего происхождения, уходящее корнями в такое далекое прошлое, какое большинство маститых ученых даже не могут себе представить. Более того, это культурное самосознание продолжает процветать даже сегодня.

За два или три столетия до сенсационных археологических раскопок санскрит был единственной значительной реликвией, доступной для изучения любопытных европейцев. Лингвисты и их интерпретации установили правила, описывающие прошлое Индии, – наследственная парадигма, которой придерживается индология даже сегодня.

Санскрит - это язык ведических тестов, с которыми европейская интеллигенция познакомилась в начале семнадцатого столетия. Первые серьезные исследования санскрита начались после того, как англичане завоевали Индию во второй половине восемнадцатого столетия. Облеченные неограниченной властью над Индией, британцы стремились узнать побольше об индийской истории, законах и литературе. Кем были индийцы? Британцы хотели отвести им место в современной цивилизации, той, которую основали европейцы.

Лишь несколько колонистов, склонных к научным изысканиям, взяли на себя смелость переводить ведические тексты. Среди отважных интеллектуалов, вошедших в анналы академической истории, был колониальный судья Сэр Уильям Джонс. Джонс, будучи блестящим представителем оксфордской лингвистической школы, под конец своей короткой жизни выучил двадцать восемь языков, он был самоучкой. Финансовые проблемы заставили его изучать право. В 1783 году, посвященный в дворянское звание, он прибыл в Калькутту как судья высшего суда.. После четырех месяцев, проведенных в изучении санскрита, в 1786 году на заседании только что учрежденного им самим Бенгальского азиатского общества он объявил, что санскрит связан с латинским, греческим, персидским, кельтским и готским языками.

Независимо от того, насколько древен санскрит, он обладает удивительной структурой. Он более совершенен, чем греческий язык, более богат, чем латинский, и более изыскан, чем каждый из них, и в то же время он носит столь близкое сходство с этими двумя языками, как в корнях глаголов, так и в грамматических формах, что оно вряд ли может быть случайностью; это сходство так велико, что ни один филолог, который занялся бы исследованием этих языков, не смог бы не поверить тому, что они произошли из общего источника, которого уже не существует. [22]

Джонс первым выдвинул гипотезу, что эти сходства не были случайным совпадением, что эти языки имеют общее происхождение. Первоначально его наблюдение было еще одним академическим развлечением для классических ученых, которые восхищались новым лингвистическим и филологическим инструментом – «язык-основа». В 1816 году англичанин Томас Янг назвал предложенную лингвистическую семью «индоевропейской», а позже, в 1833 году, немецкий ученый Франц Бопп поддержал эту идею.. В то время европейские страны, похоже, переживали кризис самосознания. Каждая страна стремилась к гегемонии над другими странами. Чтобы официально утвердить гипотезу об индоевропейском языке, нужно было для удобства описать людей, которые разговаривали на том предполагаемом языке. Так мистическим образом возникла идея о расе индоевропейцев, существование которой является предметом научной литературы прошлого и современного периода.

Интеллигенты девятнадцатого века выдвинули новые концепции межрассовой конкуренции. Очарованные распространением европейских колоний по всему миру, они предполагали, что обширные европейские культуры были зенитом человеческого рода. Если лингвисты указывали на уникальный первобытный язык, на котором говорилось одно племя, которое было прародителем современных европейцев, то это племя должно было быть «чистейшими европейцами». Кто они были (в Европе)? И еще более важно, где находилась легендарная родина той выдающейся проторасы, с праязыком и культурой?

Предполагают, что в период 1500–1200 гг. до н. э. индоевропейцы мигрировали из Европы или близлежащего региона через горные перевалы Афганистана в северо-западную Индию. Устремившись на индийские равнины на колесницах, вооруженные более совершенным железным оружием, эти светлокожие кочевники завоевали темнокожих туземцев и затем основали свои общины. Считается, что после прибытия этих мигрантов или завоевателей, обычно называемых ариями или арийцами, началось быстрое становление индийской цивилизации.

Стали появится исследования, посвященные поиску этой родины индоевропейцев. Индоевропейцы или арии, предполагается, принесли с собой санскрит в Северную Индию, и, покорив местные малоразвитые племена, научили их санскриту и ведическому образу жизни. С начала своего возникновения в начале девятнадцатого столетия индоевропеистика стала более запутанной и сложной. Ранние исследователи индийских языков рассматривали Индию как родину ариев, поскольку на ее территории до сих пор сохранился древнейший язык.

Однако позже в том же девятнадцатом столетии с установлением британского колониального правления ученые, такие Макс Мюллер, обобщенно указывали на расположение родины ариев - «где-то в Азии». Во второй половине того же столетия «Теорию исхода из Индии» оспорили. В 1851 году британский филолог Роберт Гордон Латам выдвинул первую серьезную догадку о родине европейцев. Он первым поднял эту тему. С тех пор никто не представлял ариев как оказавших глубокое влияние на мир из Индии: древнее племя было слишком занято решающим делом на своей родине, в Европе.

В первые десятилетия двадцатого века, когда Гитлер провозгласил немцев истинными потомками ариев, многие ученые в точности понимали подоплеку его слов. Гипотетическая раса оказалась под пристальным вниманием нацистов, у которых не было сомнений, в какой части Европы находилась их прародина, исконный дом.

Когда сыновья союзников пошли на войну, их ученые задались вопросом, как первоначально академические лингвистические спекуляции в отношении санскритской литературы превратились в вероучение европейского расового превосходства. То, что британский нобелевский лауреат Редьярд Киплинг пророчески окрестил «белым бременем», со временем проявилось в бомбежках Лондона. Идея об индоевропейцах и ариях мутировала в подручное биологическое оружие нацистов.

В фундаментальной работе «Арии и Британская Индия» Томас Траутманн, профессор истории и антропологии Мичиганского университета пишет:

Стоит ли удивляться тому, что термин «арийский», популярный вплоть до Второй мировой войны, теперь имеет негативный смысл для лингвистов и заменен на «индоевропейский» ... Арийская концепция - центральная идея фашизма двадцатого века, и тот факт, что она была предложена учеными, наводит на вопрос о роли самих ученых, подготовивших почву для таких спекуляций.[23]

Выпечка пирога

Обнаружив сходство санскрита с греческим и латинским языками, и его отдаленное сходство с современными европейскими языками, лингвисты девятнадцатого столетия смогли создали группы языком и народов. За шесть лет до появления книги Чарльза Дарвина «Происхождение видов», немецкий лингвист Август Шлейхер опубликовал родословное древо индоевропейских языков. Использую концепцию генеалогической схемы, чтобы показать родство индоевропейских (ИЕ) языков, Шлейхер нарисовал ствол праязыка, от которого в виде ветвей произошли другие языки. Ветви далее разделились на подветви.

Родословное древо языков Шлейхера

Родословное древо имеет географическое содержание: ветви и подветви расползлись по Евразии и постепенно мутировали. Общий корень всего дерева - священная тайна. Общий корень - это ПИЕ, аббревиатура для термина «протоиндоевропейский язык». Это вывод ученых, основанный на интуиции, но без прямых доказательств. ПИЕ был определен интуитивно, очень научное предположение. Несомненно, общие черты ветвей дерева, похоже, указывают на исконный язык, скрытый в корне. Ряд ученых, согласных с существованием ПИЕ, одержимы идеей, что ПИЕ где-то существовал в определенный период времени. Они считают, что иначе невозможно объяснить многочисленные сходства между языками индоевропейской группы.

Группы языков мира выпадают из родословного древа, родословной модели. Например, семитские языки, такие как еврейский и арабский, не выросли на родословном древе. Обычный ответ представителей школы сравнительно-исторического языкознания заключается в том, что, так сказать, эти аутсайдеры должно быть имеют историческое родство с ИЕ на более глубоком уровне: в настоящее время неизвестный подуровень, более глубокий, чем уровень корня ПИЕ для ИЕ. В конечном итоге, амбициозная цель сравнительно-исторического проекта выходит далеко за рамки идеи IE. Они надеются объединить все языки мира в одно большое родословное древо.

Однако у прагматичных лингвистических специалистов есть глубокие сомнения относительно этого дерева несмотря на то, что, его тщательно выращивают и обрезают сегодня. Хотя это памятник более чем столетию блестящего развития, он блистает многими недостатками. Эти недостатки являются техническими деталями для неспециалистов, но основными недостатками для дотошных экспертов.[24]

Люди, получившие общее образование, должны по крайней мере понять, что теперь глубоко пустившие корни дерево наглядно показывает взаимосвязь между настоящим и древностью. Во-первых, оно дает четкое представление о том, как возникает язык и распространяется. Затем, оно дает догадку - из печки появляется пирог (ПИЕ). (Здесь имеется в виду игра слов: английское слово pie означает пирог, аббревиатура PIE - протоиндоевропейский язык.) То, что было задумано как просто аналитический, гипотетический инструмент, становится настоящим языком, на котором говорят настоящие люди, живущие в реальных сообществах в специальном неизвестном регионе.

Скептики говорят, что благородный порыв лингвистов сравнительно-исторического направления к несчастью попахивает неисторичностью. Он спотыкается, когда увлеченные лингвисты применяют его к далекому прошлому, о котором у нас нет исторических документов. Конечно любой высокообразованный человек оценит вдающийся вклад ученых в исследование речи и слова, было ли это в прошлом или в настоящем. Однако без исторических документов, идея о существовании в далеком прошлом протоиндоевропейского языка так и останется на бумаге. Индоевропеист Освальд Семереньи делает остроумное замечание на этот счет: «Индоевропейский язык был открыт почти 150 лет назад молодым немецким ученым Францем Боппом, но не в какой-то неизведанной части света, как мы ожидали бы, а в его собственном исследовании».[25]

Хотя каждый ученый-лингвист с уважением принимает объяснение и доказательную базу гипотезы о индоевропейском языке, даже сторонники этой гипотезы чувствует неловкость, когда возникает необходимость искать пралюдей, носителей этого языка. Действительно, отсутствие пралюдей в этой гипотезе беспокоило ученых почти 150 лет. Современный исследователь этой проблемы Джеймс Патрик Мэллори резюмирует:

Мы называем людей, говорящих на этом праязыке, индоевропейцами или протоиндоевропейцами. Но, хотя мы можем дать им имя, они не похожи на древних людей, которых мы возможно встречаем. Они основатели почти половины населения нашей планеты, но хотя они самые важные личности доисторического периода, они также самые мифические существа. Не сохранилось ни одного текста на протоиндоевропейском зыке: их наследственные физические останки и материальная культура не могут быть идентифицированы без обширной доказательной базы; и их географическое положение было предметом полуторавековых, горячих, но неубедительных дебатов.[26]

Эти поиски прародины индоевропейцев можно сравнить с привлекательностью света электрической лампы на улице в летнюю ночь: это свет влечет к себе каждого ученого или потенциального гения, который может взять перо в руки. Это также яркий пример того, как научная гипотеза гипнотизирует даже выдающихся ученых и побуждает их бродить далеко за пределы разумных спекуляций, представляя еще один пример академического безумия. ... Вопрос не в том, «где родина индоевропейцев?», а в том, «где они прячутся сегодня?»[27]

Добровольное проецирование в прошлое, по-видимому, является частью научного ореола, достигнутого сравнительным лингвистическим анализом. Предположение, что многообразие языковых процессов, происходящих сегодня, также происходили в прошлом, имеет ореол серьезного научного подхода. Эрудированные, но более сдержанные ученые-лингвисты напоминают своим коллегам о непостижимости человеческой реальности: вероятность, создаваемая статистическими моделями, не всегда совпадает с историей. Другими словами, «невероятное» всегда существует где-то. Исследователь-индоевропеист РаймоАнтилло признает: «История может сыграть с нами шутку».[28]

Мало кто из ученых отрицает, что открытие - или возможно рабочую реконструкцию - праязыка необходимо делать с помощью моделирования родословного древа. Тем не менее, остается большой вопрос, что, хотя предварительные попытки восстановить давно искомый ПИЕ являются почти обязательными, почему эти теоретизирования, нащупывания должны иметь статус реальных языков, на которых говорили в далекой древности? Реальность может сильно отличаться от теории.

Подводя итог, скажем, что почти два столетия академический мир демонстрирует лингвистический анализ протоиндоевропейского языка. Инструментами обмена знаниями являются лингвистические реконструкции. Эти реконструкции, в свою очередь, формируют ветви и подветви на модели родословного древа языков. Но то, что никогда не говорят доверчивой публике, это то, что у этого древа есть серьезные ограничения. Более того, углубляясь все дальше в прошлое, лингвистическая реконструкция теряет свою привлекательность. Хотя наука должна быть эмпирической, ее лингвистические эксперты катапультировались далеко в далекое прошлое, далекое от эмпирической проверки. Следовательно, хотя современная гипотеза о протоиндоевропейском языке несомненно убедительна и привлекательна для интеллектуалов, она не имеет ничего общего с подлинной историей. Прямой вывод состоит в том, что протоиндоевропейский пирог существует в воображении пекаря, далеком от истории, без признаков прихода в исторический стол.