Давай-ка, прочти мне сегодня что-нибудь

Настоящее.

Такое налитое и изувеченное,

Чтобы прямо кровь внутри, знаешь,

И мясо человечье.

Такое душетворящее, губительное, но вещее.

***

Если Бог создал такую рвущую клетки боль,

То я, извините, больше в него не верю.

Твоя жизнь без меня превратится в огромный бездомный ноль,

Ну а я, друзья, свою предоставлю клею.

Концерты

Девочка Маша стучит об пол кулаками.

Дети сидят в кружочке и ловят ритм.

Не позвонить никому из них родной маме,

Никто им не купит футболку, где сине-зеленый принт.

Полная женщина в драном халате почти завывает.

Ей-то вообще не важно, что дети таблетки не пьют.

Она только стены красит, в каморке сидит. Даже не знает,

Что пациенты в полпервого ночи сидят, кулаками бьют.

Маша давно выступает, и руки - её инструмент. Играет,

Каждый вечер выстукивая новый ритм и мотив.

Девочка эта очень пристально смотрит и понимает,

Что это не просто звуки, а цельный отдельный мир для них.

Вот Оленька. Вместе с музыкой девочка забывает,

Что ей нужно каждые пять минут громко кричать.

Женя же притворяется, будто не знает,

Что ей кто-то важный сказал все время молчать.

Эти юные лица будто что-то объединяет,

Хотя по-своему каждый здесь сходит с ума.

В эти моменты их ничего не донимает,

И Маша каждый вечер играет. Без взрослых. Сама.

Дети устали от стен, и в голове побелело.

Мальчишка стоит и ждет. Малой он совсем, простецкий.

Спросите вы: «В чем же все-таки дело?»

Девочка Маша. Дает концерты в психушке. Детской.

***

Кстати, да вот ты сидишь прямо передо мной… Не знаю,

что и сказать.

Ммм… Я вот недавно ходила по вспоротым тротуарам,

И из них валит дым. Вокруг пахнет затхлым земным пропаром…

Слушай, это ж сколько надо было нам с тобой наваять,

Чтоб до такого дойти.

А я отлично все помню: в людях тепло собирательно,

В нём можно руки греть, оно проплавляет, впитывается,

Жидкий поток частиц живет в тебе и не рыпается,

Ты подготовлен к счастью достаточно основательно.

К счастью! Здорово, а? К счастью!

Это про то, что очень ценю подъемы в семь двадцать

За их особо редкую исключительность.

Или, допустим, быта нашего поразительность

Заключается в том, что сейчас шесть, а надо пятнадцать.

Мотни-ка назад, мне надо пятнадцать. Ноль, Ноль.

Если хочешь спросить, то я себя заполняю, я двигаюсь.

Оказывается, столько всего можно в себя впихнуть!

И, выливая на воздух жгучую, серую ртуть,

Градусник вновь оболочка. Что говоришь? Издеваюсь?

Ну да, издеваюсь. Какой я тебе градусник!

Мне там сказали, кстати: «За болью тоже есть свет».

Думаю, он не греет. Да ладно, знаю.

И никому сказок своих я пока не втираю.

Однако и не спешу громко сказать всей вселенной: «Нет!»

Я прошепчу, а потом посмотрим.

Как-то вот так. Здорово видеть тебя сегодня.

Ты-то откуда? А там, не подскажешь, чего советуют?

Или, как все, на свою жизнь изувеченную лишь сетуют?

Чего ты молчишь? Как я устала. Не жизнь, а беготня.

А, тебя тут и нет. «Мам! Тащи валерьянку! Тащи валерьянку, мам…»

21.11.16

Мореплаватель

Кто-то сказал мне, что ты навсегда уйдешь.

Будто бы поначалу я не пойму,

Только ты тихо душу свою соберешь

И предоставишь мир этот мне одному.

Ты – мореплаватель! Только корабль разбит.

Кричали, будто раны твои не зарастут.

Жуткие волны звенят. Шторм шумит.

Страшные сны реальное имя на днях обретут.

Но я правда хочу, чтобы прошли года,

Чтобы боль, разбитая, собралась в комок…

Говорят, время течет сквозь пальцы, словно вода,

А ты сидишь и жалеешь, что отомстить не смог.

Все, о чем плакал, становится кораблем,

И не забудь компас судьбы повернуть.

Но далеко ли ты уплывешь на нем?

Видел, как люди, крича, продолжали тонуть?

Заново можно построить судно своё.

Доску за доской достань из песков пустынь,

Палубу же украсит из мелочей литьё.

А хочешь – поддайся напору ветров и просто простынь.

Только море, буйное, снова тебя зовет.

Забыл, как, захлебываясь, пытался что-то кричать.

Разве можно сравнивать плавание и полет,

Если ты на земле продолжаешь стоять?

Сколько всего придется тебе проплыть.

Людей повстречаешь, сердца чьи кто-то разбил.

Самое сложное – в воду ногой ступить.

Не угадаешь, что будет: шипы или мягкий ил.

***

Надо мной и тобой светит одно и то же солнце,

Только меня оно греет, тебя прожигает насквозь.

Сколько всего сделать с тобой нам придется,

Чтобы опять и снова рождаться врозь.

Дети – символы жизни, а смерти – коса и гроб.

Только сейчас происходит дикое несоответствие:

Малыш мишку давно за шкафом в ванной погреб,

Скелета же в гости зовут и не считают бедствием.

Кричат на вокзалах о тайнах, талантах, деньгах.

О них, кстати, вечно молва, ими модно болеть.

Живешь в мире горя и солнца в твоих ногах.

А истинный дар – это просто его не иметь.

Зеленая гладь небес затыкает тебя упрямо.

Не важно, какое там солнце над кем воздымается.

Ребенок, сказав свое первое тихое «мама»,

Больше никак с этим миром не расквитается.

Петухи

Из воздуха зарождаются петухи.

Они поначалу слепы, беспомощны и глухи.

И все одноразовы, худощавы, невелики.

Короче, плохи воздушные петухи.

Из рек вытекают голуби и орлы.

Что первые, что вторые… а все бедны.

Каждый полон тины, водорослей и воды.

Короче, не дожить им до птичьей войны.

Из дерева вырываются воробьи.

На поле мгновенно устраивают бои

И в клочья дерут морские огромные корабли.

Короче, не любят такие бездумной пустой болтовни.

И птицы живут, пока не придет предел.

Как говорится: «Сам виноват, что вовремя не улетел».

А люди рождаются из материнских тел,

И только глупый из бересты хотел.

Из воздуха рождаются петухи…

А из чего, мой друг, рождаешься ты?

***

Я хочу состоять из пшеницы, патоки да ржи,

Чтобы руки мной заполнять, чаши, ковши.

Прорасти сквозь асбест, стекловату и кирпичи,

Чтоб прорывом уметь согревать лучше электросвечи.

Звоном резать зудящую сталь церковных колоколов

И уметь светиться ярче корон самых гордых голов.

Одолеть «ничто», прошагать холодную пустоту,   

Только вот тебя я все равно не спасу.  

Черт.

Сидоров Севастьян

Лет

Ранние осенние закаты,

Тучи, выше потолка,

Всё летят и хмурят нас, пока ты

Думаешь, что это облака.

***

Облака

превращаются

в строки

протестного гимна.

Адвокат мой

желает

сроки другие

другим нам,

Но судья

Не хитёр –

Он стучит

Молотком:

Ты смутьян,

Грани стёр -

Тебе жить

Под замком.

Это я, будто ком,

В горле этом и в том.

Нет дороги

Из горла совсем.

Нет дороги –

И пусть.

Надо – я поперхнусь…

Носороги и то

Не пыхтят в шапито.

Странное дело

Странное дело

Белым-бело-бело

Слава пришёл домой.

Слава устал,

Но славы устами

Чёрт говорит порой.

Чёрт говорит,

И не дай бог

Он это прекратит.

Слава молчит,

Глухонемой,

Но порой

Слава говорит.

***

Сую в ушко

Макушку леса -

И ведь не лезет

Своей башкой.

Пойдём практически:

Вершки?

Отрежем!

Ты будешь стержнем

Коммунистическим

Социалистической

Тоски!

***

За пластмассовым окном

Белоснежный в основном

Снег идёт

Куда-то вдаль,

Как зубная,

Как эмаль –

Кариозная поверхность

Превращается в февраль.

***

Уличные музыканты

Уличают аффрикаты.

Разве я их должен слушать?

В стужу уши

Брать наружу?

Я оставил уши дома,

Слышишь? Слышу только снег.

Он неслышно, будто в коме,

Падает, стуча по мне,

Снег падёт, зима пройдёт,

Только люди не проходят

Остановятся и вроде

Слушают стоят.

***

Стол накрыт. Голодны гости.

Все собрались за столом.

Гости сыты. Рыбьи кости

Мы несем в металлолом.

Эта быль как мир стара:

Эта рыба – из металла.

Баба Нюра обглодала –

Дед Василий их прибрал.

Как обычно происходит:

Кости нам, а гость уходит.

А сегодня, как на зло,

Кости, гости – всё ушло.

Если хочешь выйти в плюс –

Этот стих мотай на ус.

Дели

Дождь идет - и я иду.

А за мной бежит пчела.

Мы вдвоём

Идём по льду

Я, пчела,

Бежим, идём.

Сон, жужжание, шум дождя

В телевизоре опять.

Что, пчела,

Ну, как дела?

Все путём,

Дели на пять.

Чаю, а?

Дождь - переждём.

Наливай,

Смотря в глаза.

- Завязал.

Не заливай.

Заливай -

Делю на два.

Вам с собой?

И чек и чай.

Чаевые -

Не забыл.

Я и вы - и

Пусть на вы.

Так любой

С тобой бы был.

Запах ампул

После фруктов.

Как кондуктор -

Одичал.

К свету лампы,

Как к причалу,

Мы идём,

Деля начало.

Ховаева Полина

лет

Друг, пора выползать из своей каморки,
Иначе нолик
Без палочки - все, что тебе светит,
А ты ещё нужен на этом свете.

***

1

Выл бы, стенал бы в объятьях ветра, дул бы во все концы.

И ты бы, конечно, пошла следом, целуя мои следы,

Ты бы забыла себя и пошла за мной до конца.

У тебя есть душа и тело, но нет лица.

У тебя есть песни и сказки чужих земель,

Когда я слушаю их, к голове подступает хмель,

Когда я слышу тебя, я чувствую: дождь идет,

И девушка без лица очень грустно ему поет.

Когда я слышу тебя,

я чувствую шепот вьюг.

Кто подойдет первым – обязательно друг,           

Кто подойдет потом - принесет покой,

Пойдет за тобой, так, как ты когда-то за мной.

И небо покроется бурею первых встреч.

Ты стянешь лицо с головы, чтоб его уберечь.

2

Шаг за шагом, боясь оступиться, по острым стеклам,

Над пропастью, полной фальшивых надежд,

Иду давно, и, чтоб не разбиться, я к пыльным окнам

Леплю лоскуты своих старых и дряхлых одежд.

Раз за разом души небылицы на длинных копьях

Врастают в меня, я не горю, здесь лишь падает снег,

Снежинки алые, будто немые, кровью на кольях.

И даже время свой чертов замедлило бег.

Кукушка теперь на часах не кричит, а молит,

Для нее нет секунд и минут, только целый огромный век.

Тяжелое пуховое одеяло не спасает от боли.

Когда в душу глядит ненавистный тебе человек.

3

Разбуди меня, когда сентябрь закончится,

Когда закончишь топиться от одиночества.

Тогда мы вместе бегом из дома.

Ты встанешь с кровати, я выйду из комы.

Разбудишь меня, чтоб не кровью на кафеле,

Чтоб домик до неба сказочно-вафельный.

Тогда за спиною крылья расправятся,

Я больна, но дышу, и мне это нравится.

Я больна, но дышу, захлебнувшись воздухом,

И в конце сентября это просто же, 

Разбуди, растолкай, закричавши в ухо,

Я живу и дышу, но по-прежнему глухо.

Но по-прежнему слепо, стараясь плакать.

И в конце сентября лишь бы дождь накрапывал.

Разбуди меня, когда он закончится,

Когда закончишь топиться от одиночеств

4

Я бы разорвал путы, вырыл глубокий ров.

Мне бы хватило дыхания, мне бы хватило шага.

Я б нарушал тишину лишь падением тел врагов,

И ярко-алая пела победно шпага.

Я бы крушил города, я бы сел на престол,

Созданный из руин и обломков мира.

Там, где не справится слово, делу поможет кол.

Я бы правил молча кроваво и справедливо.

Я б показал себя, открыл перед всеми лик

И с остервенением сокола ринулся б в небо.

Еще море побед разнесет мой яростный крик.

Ну а пока, ты – моя единственная победа.