Когнитивные источники предрассудков

В 60-е годы социальные психологи выдвинули многочисленные объяснения того, откуда берутся предрассудки, но среди них не было теории, о которой пойдет речь ниже. Это новый взгляд на предрассудки, предлагающий новый подход к изучению социального мышления, и за последнее десятилетие он нашел свое подтверждение уже в 1500 исследовательских работах, посвященных изучению стереотипов (Dovidio & others, 1996). Основное положение этой теории таково: стереотипы и предрассудки существуют не только потому, что они социально обусловлены или дают нам возможность смещения и проецирования враждебности, они выступают еще и в качестве побочного продукта нормального процесса мышления. Многие стереотипы возникают скорее не из злого умысла, а от нашего желания упростить чересчур сложную социальную жизнь. Их можно сравнить с иллюзиями восприятия — побочным продуктом способности интерпретировать окружающий мир.

Распределение по категориям

Одним из способов упрощения того, что нас окружает, является категоризация — разбивка различных объектов окружающего мира по группам. Как биологи привыкли классифицировать растения и животных, так и все мы склонны классифицировать людей. Это облегчает нам их понимание. Если люди, входящие в группу, похожи, мы с минимальным усилием можем получить нужную нам информацию о представителях этой группы (Macrae & others, 1994). Таможенные инспектора и группы захвата угонщиков самолетов хорошо представляют себе «профиль» подозрительных личностей (Kraut & Рое, 1980).

Люди чаще всего полагаются на стереотипы:

- в условиях дефицита времени (Kaplan & others. 1993); - при чрезмерной занятости (Gilbert & Hikson, 1991);

- при усталости (Bodenhausen, 1990);

- при эмоциональном возбуждении (Esses & others, 1993b; Stroessner & Maskie, 1993);

- в незрелые годы, когда человек еще не научился хорошо разбираться в людях (Biernat, 1991).

В современном мире действенным способом категоризации людей является их классификация по этнической принадлежности и по полу. Представьте себе Тома, 45-летнего афро-американца, агента по продаже недвижимости, живущего в Новом Орлеане. Думаю, что в сложившемся у вас представлении о Томе образ «чернокожего мужчины» возобладает над такими категориями, как «средний возраст», «бизнесмен» или «южанин».

В экспериментах выявляется, что людям свойственно автоматически классифицировать окружающих по признаку расы. Когда участники эксперимента слушают выступления ораторов, они часто забывают, кто именно что сказал, и в то же время хорошо помнят, к какой расе принадлежал выступающий (Hewstone & others, 1991; Stroessner & others, 1990; Taylor & others, 1978). Сама по себе категоризация не является предрассудком, но она выстраивает фундамент для него.

Восприятие сходств и различий

Представьте себе следующие объекты: яблоки, стулья и карандаши.

Существует явно выраженная тенденция видеть объекты в группе более единообразными, чем это есть на самом деле. Были ли у вас все яблоки красными? Все стулья — с прямыми спинками? Все карандаши — желтыми? То же самое относится и к людям. Оценивая людей, принадлежащих к определенным группам, — атлетов, режиссеров-постановщиков, профессоров математики, мы склонны преувеличивать сходство внутри группы и различия между группами (S. Е. Taylor, 1981; Wilder, 1978). Само деление на группы может вызывать эффект внутригрупповой гомогенности —чувство, что «все они на одно лицо» и отличаются от «нас» и «нашей группы» (Ostrom & Sedikides, 1992). Поскольку нам обычно нравятся люди, которых мы считаем похожими на себя, и не нравятся те, кого мы воспринимаем как непохожих, то естественным результатом будет предпочтение своей группы (Byrne & Wong, 1962; Rokeach & Mesei, 1966; Stein & others, 1965).

Мы скорее увидим различия между членами своей группы, чем чужой:

- Многие неевропейцы рассматривают швейцарцев как совершенно однородную нацию. Но для самих граждан Швейцарии население их страны представляется совершенно неоднородным, состоящим из французско-, немецко- и итало-говорящих групп.

- Многие англосаксы смешивают в одну кучу всех «латинос», а американцы мексиканского, кубинского и пуэрториканского происхождения видят существенные различия, особенно между своей подгруппой и другими (Huddy & Virtanen, 1995). Однако те, кто оказывается в меньшинстве, чаще ощущают свою тождественность и похожесть на других по сравнению с теми, кто оказывается в большинстве (Haslam & Oakes, 1995; Ryan, 1996).

- Члены женских групп воспринимают членов любой другой женской группы более похожими друг на друга (Park & Rothnart, 1982). Точно так же и люди, возглавляющие коммерческую деятельность или инженерные разработки, переоценивают однообразие черт и установок представителей других групп (Judd & others, 1991).

В целом, чем теснее мы связаны с социальной группой, тем отчетливее видим ее неоднородность (Brown & Wootton-Millward, 1993; Linville & others, 1989). Чем менее близки наши отношения, тем чаще мы прибегаем к стереотипам.

Возможно, вы замечали: они — члены группы, отличающейся от вас по расовому признаку, — даже внешне похожи друг на друга. Думаю, многие могут вспомнить собственное замешательство, которое испытывали, перепутав людей другой расы и услышав в ответ: «Вы считаете, что все мы на одно лицо». Эксперименты Джона Бригхэма, Джун Чане, Элвина Гольдштейна и Роя Мелпасса (John Brigham, Gune Chance, Alvin Goldstein & Roy Maalpass), проведенные в США, а также эксперименты Хейден Эллис (Hayden Ellis), проведенные в Шотландии, показывают: люди, принадлежащие к иной расе, действительно кажутся нам более похожими друг на друга, чем представители своей расы (Brigham & Williamson, 1979; Chance & Holdstein, 1981; Ellis, 1981). Когда белым студентам показали несколько фотографий с изображенными на них лицами белых людей и несколько — с лицами чернокожих, а затем попросили узнать их всех на групповых фотографиях, студенты более точно узнавали лица белых.

Я белый, и когда я впервые прочитал об этом исследовании, то подумал: «Но ведь белые действительно меньше походят друг на друга, чем чернокожие». Моя реакция, очевидно, была лишь иллюстрацией этого феномена. Поскольку если бы она была верной, то и чернокожие лучше бы распознавали определенные лица белых среди группы лиц белых, чем определенные лица чернокожих среди группы лиц чернокожих. Но в действительности чернокожие легче распознают других чернокожих, чем белых (Bothwell & others, 1989). И испанцы скорее узнают других испанцев, чем англичан (Platz & Hosch, 1988).

Различительные стимулы

Все то, что отличается от нашей привычной картины мира, также порождает стереотипы. Непохожие на других люди, яркие и необычные происшествия часто привлекают внимание и искажают суждения.

Непохожие на других

Приходилось ли вам когда-нибудь оказаться в ситуации, где вы бы оказались единственным представителем вашего пола, расы или национальности? Если да, то ваше несходство с другими, вероятно, делало вас более заметным и привлекало особое внимание. Чернокожий в группе белых, мужчина в группе женщин или женщина в мужской группе резче выделяются и кажутся более заметными, а их качества — и хорошие и плохие — выглядят преувеличенными (Cracker & McGraw, 1984; S. E. Taylor & others, 1979). Это происходит потому, что когда кто-то в группе заметнее других, мы склонны видеть в нем причину всего, что бы ни случилось (Taylor & Fiske, 1978). Если мы не склонны смотреть на Джо как на среднестатистического члена группы, то нам будет казаться, что его влияние на группу явно выше среднего. Люди, привлекающие внимание, воспринимаются более ответственными за происходящее.

Заметили ли вы также, что люди определяют вас по вашим наиболее отличающимся качествам и действиям? Расскажите людям о человеке, который занимается прыжками с парашютом и теннисом, и они будут думать о нем как о парашютисте, замечают Лори Нелсон и Дэйв Миллер (Lori Nelson & Dave Miller, 1997). Если попросить кого-то выбрать книгу в подарок для этого человека, то он скорее всего выберет книгу не о теннисе, а о парашютистах. Человек, у которого дома есть змея и собака, будет всплывать в памяти чаще как владелец змеи, а не собаки. Люди лучше замечают то, что является для них неожиданным (Bettencourt & others, 1997). «Ум скорее готов заметить нечто неожиданное — наподобие цветка, распустившегося зимой», — заметил Стефен Картер (Stephen Carter, 1993, p. 54). Проведенный им эксперимент показал, что при приеме на работу люди, проводящие собеседование, скорее заметят высокие интеллектуальные способности у человека с низким социальным статусом, чем с высоким. Правда, впоследствии такому вновь принятому придется работать усерднее, чем другим, чтобы подтвердить свои способности (Biernat & Kobrynowicz, 1997).

Эллен Лангер и Луис Имбер (Ellen Langer & Lois Imber, 1980) предлагали студентам Гарварда посмотреть видеозапись, на которой демонстрировался читающий человек. Студенты смотрели с большим вниманием, когда об этом человеке сообщалось нечто особенное, например, что он пациент онкологической клиники, гомосексуалист или миллионер. В этих случаях участники эксперимента обнаруживали у человека такие особенности, которым другие наблюдатели, не получившие дополнительной информации, не придавали никакого значения. В результате их оценки выглядели явно преувеличенными. Те, кто думал, что этот человек болен раком, подметили нечто необычное в его лице и движениях тела и потому воспринимали его «более непохожим на большинство людей», в то время как другие наблюдатели ничего странного в нем не заметили. Чрезвычайное внимание к непохожим на нас людям создает иллюзию, что они сильнее отличаются от окружающих, чем это есть на самом деле. Если люди думают, что ваш IQ находится на уровне гениальности, они разглядят в вас нечто такое, что в других случаях осталось бы незамеченным.

Находясь в окружении евро-американцев, афро-американцы часто обнаруживают людей, реагирующих на их отличия. Многие афро-американцы жалуются, что на них часто пристально смотрят, грубо комментируют их появление и плохо обслуживают (Swim & others, 1998). Однако иногда нам только кажется, что другие реагируют на наши отличия, а на самом деле ничего подобного не происходит. Исследователи Роберт Клек и Анджело Стренто (Robert Kleck & Angelo Strento) обнаружили это, когда заставили женщин, сотрудниц университета, почувствовать себя обезображенными. Этим женщинам объяснили, что целью эксперимента является исследование того, как окружающие отреагируют на шрамы на их лицах. Шрам, изображенный с помощью театрального грима, был на правой щеке, от уха до рта. Однако на самом деле цель эксперимента состояла в том, чтобы понаблюдать, как испытуемые, ощущая собственную девиантность, будут воспринимать чужие реакции на свой внешний вид. После наложения грима экспериментатор давал каждой участнице маленькое ручное зеркало, чтобы она могла убедиться, что шрам смотрится как настоящий. Когда женщина возвращала зеркало, экспериментатор прикладывал к шраму «увлажнитель», чтобы не «сошел грим». На самом деле этот «увлажнитель» начисто смывал нарисованное.

Далее происходила душещипательная сцена. Молодая женщина, ужасно переживающая из-за своего обезображенного лица, разговаривала с другой, не видевшей ничего, что говорило бы о каких-то дефектах первой, и не знавшей, что до этого происходило. Если вы когда-нибудь испытывали подобные чувства — из-за своего физического недостатка, прыщей или даже неудачной прически, — тогда вы посочувствуете «обезображенным» шрамом женщинам. Они стали чрезвычайно чувствительны к тому, как смотрят на них окружающие. Они оценили своих собеседниц как более напряженных, холодных и снисходительных. Однако позже, когда экспериментаторы проанализировали видеозапись, они ничего подобного не обнаружили. Осознавая свою непохожесть на других, «обезображенные» женщины неверно истолковывали слова и жесты собеседниц, которые при иных обстоятельствах остались бы попросту незамеченными.

Яркие примеры отличия

Когда от нас требуется вынести быстрое суждение о группе, в нашем сознании всплывают наиболее яркие примеры. Являются ли чернокожие хорошими атлетами? «Ну, есть Бэрри Сандерс (Barry Sanders), Венус Уильямс и Шакил О'Нил. Да, я бы сказал, что это действительно так». Обратите внимание на то, как протекает здесь мыслительный процесс. Мы вспоминаем выдающиеся примеры и на основе этого делаем обобщение (Sherman, 1996). Более того, встречающиеся примеры негативных стереотипов способны усилить стереотипное восприятие и свести к минимуму контакты с данной группой (Hendersen-King & Nisbett, 1996). Обобщение единичных случаев может создавать проблемы. Отдельные яркие примеры, легко всплывающие в памяти, редко характеризуют целую группу людей. Замечательные атлеты, хотя они действительно отличаются от других и лучше запоминаются, все же не дают основания судить о степени распространения «легкоатлетического таланта» в целой группе.

Майрон Ротбарт и его коллеги (Myron Rothbart & others, 1978) продемонстрировали, как отличительные случаи способствуют формированию стереотипов. Они показали студентам Орегонского университета 50 слайдов, на каждом из них была отметка роста мужчины. В наборе слайдов, показанном первой группе студентов, у десяти мужчин рост был чуть более 6 футов (до 6 футов 4 дюймов). В наборе слайдов, показанном второй группе, десять мужчин были значительно выше 6 футов (до 6 футов 11 дюймов). Когда позднее спрашивали, у какого количества мужчин на слайдах рост выше 6 футов, студенты первой группы вспоминали от силы 5 % подобных случаев. В следующем эксперименте студенты знакомились с описанием действий 50 мужчин. В первом варианте десять из этих мужчин совершили преступление без применения насилия, например подлог; во втором варианте — с применением насилия, например изнасилование. Большая часть студентов, которым достался список преступлений с применением насилия, позже назвали число преступлений, превышающее то, что было указано в описаниях.

Отличительные случаи лучше всего запоминаются по той простой причине, что они непохожи на все остальные. И так как только они удостаиваются упоминания, они и оказывают решающее воздействие на формирование наших представлений о различных группах. Притягательная сила особых, крайних случаев помогает объяснить, почему представители среднего класса так сильно преувеличивают несходство между собой и представителями более низкого социального класса. Чтобы противопоставить себя стереотипному представлению об «этих гомиках, живущих на социальное пособие, но раскатывающих на кадиллаках», люди, живущие в бедности, по большей части разделяют устремления среднего класса.

Они стремятся во что бы то ни стало обеспечивать себя сами и чаще всего отказываются принять социальную помощь (Cook & Curtin, 1987). К тому же чем меньше мы знаем о группе, тем большее влияние оказывают на нас немногочисленные особые случаи (Quattrone & Jones, 1980). Пока сам не увижу — не поверю.

Атрибуция: справедлив ли этот мир?

Объясняя поведение других, мы часто допускаем фундаментальную ошибку атрибуции. Мы до такой степени приписываем их поведение проявлению их личной позиции, что не принимаем в расчет важные ситуационные факторы. Ошибка возникает отчасти из-за того, что наше внимание сфокусировано на людях, а не на ситуации. Раса или пол человека — яркие признаки, привлекающие внимание. Для наблюдателя влияние ситуации на другого человека обычно малозаметно. На рабство часто смотрели сквозь пальцы, объясняя его поведением самих рабов; поведение рабов часто приписывалось их природным качествам. До недавнего времени все это считалось справедливым и в тех случаях, когда мы говорили о различиях между женщинами и мужчинами. Поскольку рамки гендерных ролей трудно увидеть, мы объясняли поведение мужчин и женщин исключительно их природной предрасположенностью.

В сериях экспериментов, проведенных в университетах Уотерлу и Кентукки, Мелвин Лернер и его коллеги (Lerner & Miller, 1978; Lerner, 1980) обнаружили, что простого наблюдения за тем, как кого-то безвинно оскорбляют, оказывается достаточным для того, чтобы жертва воспринималась как менее достойный человек. Представьте себе, что вы, в числе многих других, участвуете в одном из исследований Лернера, направленном на изучение эмоциональных реакций (Lerner & Simmous, 1966). По жребию выбирается участник, который будет выполнять задание на запоминание. Он получает удары электрического тока каждый раз, когда дает неправильный ответ. Вы и остальные участники эксперимента отмен чаете его эмоциональные реакции.

После наблюдения за тем, как наносились достаточно болезненные удары током, экспериментатор просит вас оценить ваше отношение к жертве. Что бы вы сказали? Что испытываете к ней сострадание и симпатию? Что ж, такое можно было бы предположить. Как писал Ралф Уолдо Эмерсон: «Мученика нельзя оскорблять».

Однако эксперименты показали обратное: мучеников можно оскорблять. Будучи бессильны изменить судьбу жертвы, наблюдатели частенько отмежевывались и принижали ее. Римский сатирик Ювенал предвидел подобное: «Римская толпа полагается на Фортуну и ненавидит осужденных».

Линда Карли и ее коллеги (Linda Carli & others, 1989, 1990) установили, что феномен справедливого мираискажает впечатления о жертвах насилия. Они предлагали людям прочитать схожие истории отношений между мужчиной и женщиной, но с различным финалом. Одним давали сценарий со счастливым концом: «Затем он увлек меня к дивану, взял за руку и попросил выйти за него замуж». Задним числом люди говорят, что находят такой финал вовсе не удивительным и восхищаются чертами характера мужчины и женщины. Другим же давали похожий сценарий, но с совсем другим концом: «Неожиданно он швырнул меня на кушетку, набросился и изнасиловал». И этот финал, в свою очередь, также был оценен как неизбежный, женщину все порицали за ее провокационное поведение. В первом же случае поведение женщины оценивалось как безупречное.

Лернер (Lerner, 1980) считает, что подобное унизительное отношение к несчастным жертвам проистекает из нашей потребности верить в то, что «я живу в справедливом мире — в мире, где люди получают то, что заслуживают». С раннего детства, объясняет он, нас учат, что добро вознаграждается, а зло наказывается. Усердный труд и добродетель приносят свои плоды, а лень и аморальность ведут к печальному итогу. Отсюда совсем недалеко от предположения, что тот, кто преуспевает, заслуживает этого. Классической иллюстрацией такого предположения является история из Ветхого Завета об Иове — добром человеке, переносившем ужасные несчастья. Его друзья, считавшие мир справедливым, подозревали, что Иов, по-видимому, совершил какой-то безнравственный поступок, что и повлекло за собой ужасные страдания.

Это показывает, что люди индифферентны к социальной несправедливости не потому, что их вообще не заботит вопрос справедливости, а просто потому, что несправедливости они не видят. Они предполагают, что жертвы насилия вели себя провокационно (Borhida & Brekke, 1985); что если кто-то из супругов избил другого, то тот, видимо, сам дал повод к драке (Summers & Brekke, 1985); что бедняки не заслуживают лучшей доли (Furnham & Gunter, 1984) и что больные несут ответственность за свои болезни (Gruman & Sloan, 1983). Подобные мнения помогают преуспевающим людям убеждать себя в том, что они заслужили то, что имеют. Богатый и здоровый может рассматривать свою удачу и неудачи других как воздаяние по заслугам. Связывание счастья с добродетелью, а несчастий с недостаточно нравственным поведением позволяет удачливому человеку испытывать гордость и отказывать в сочувствии тому, кого постигла неудача.

Социальные психологи добились заметных успехов в объяснении предрассудков, но мы не услышали от них совета, как от этих предрассудков избавиться. Против предрассудков не существует простого средства, поскольку они являются следствием воздействия многочисленных факторов. Однако мы можем предвидеть, каковы могут быть методы борьбы с ними (мы обсудим это в следующих главах). Если неравный статус является питательной средой для предрассудка, тогда следует стремиться формировать отношения взаимного сотрудничества людей с равным статусом. Если предрассудки логично обосновывают дискриминирующее поведение, значит, мы должны принудительно отменить дискриминацию. Если социальные институты поддерживают дискриминацию, значит, мы должны отказаться от такой поддержки. Если «они», чужие, кажутся нам более непохожими на нашу группу, чем это есть на самом деле, мы должны постараться персонализировать членов этой другой группы. Вот только несколько возможных противоядий от предрассудков.

После окончания Второй мировой войны в 1945 году многие из этих противоядий были использованы, и это действительно привело к ослаблению расовых и гендерных предрассудков. Нам остается только внимательно следить за тем, будет ли и в дальнейшем наблюдаться подобный прогресс или же, как это легко может случиться в период экономического спада, антагонизм вновь перерастет в открытую враждебность.

Понятия для запоминания

Наша группа(Ingroup) — «Мы» — люди, разделяющие чувство принадлежности к группе, чувство общей идентичности.

Предпочтение своей группы(Ingroup bias) — благосклонное отношение к своей группе.

Социальная идентичность(Social indentity) — аспект «мы» в нашей «Я»-концепции. Частичный ответ на вопрос: «Кто я такой?», основанный на принадлежности к той или иной группе. Примеры: «Я австралиец», «Я католик».

Теория реалистического группового конфликта(Realistic group conflict theory) — теория, согласно которой предрассудок является результатом конкуренции групп за дефицитные ресурсы.

Угроза подтверждения стереотипа(Stereotype threat) — опасение, что если придется столкнуться с негативным стереотипом, то он подтвердится.

Феномен справедливого мира(Just-world phenomenon) — склонность верить в то, что мир справедлив и поэтому каждый получает то, что заслуживает, и заслуживает то, что получает.

Чужие группы(Outgroup) — «Они» — группы, которые воспринимаются как обособленные, непохожие на нашу собственную.

Эффект гомогенности чужой группы(Outgroup homogeneity effect) — восприятие членов чужих групп более похожими друг на друга, чем членов своей группы. Таким образом, «они — похожие, мы — разные».

Глава 21. Агрессия

Создается впечатление, что наше поведение по отношению друг к другу становится все более деструктивным. Хотя не сбылось предсказание Вуди Аллена, что «к 1990 году преобладающей формой социального взаимодействия будет киднеппинг», но картины насилия 90-х годов ужаснули людей во всем мире. В США, где увеличение количества полицейских и экономический подъем 90-х годов привели к некоторому спаду преступности, в сводках сообщается, что число ежегодно совершаемых преступлений достигает одного миллиона. На вооружение и содержание армии в мире расходуется 1,4 миллиона долларов в минуту — и это деньги, которые можно было бы потратить на самые острые нужды современности: на борьбу с голодом, на образование, на защиту окружающей среды.

Согласно социальным психологам, агрессия— это поведение, нацеленное на то, чтобы принести вред другому. Сюда не относятся дорожно-транспортные происшествия, причинение боли во время лечения зубов, а также непреднамеренные столкновения на тротуарах. Под это определение попадают рукоприкладство, прямые оскорбления и даже насмешки, если они произносятся в недоброжелательном тоне или при вспышке эмоций. Когда жители Ирака уничтожали жителей Кувейта, вторгаясь в их страну, а союзники убили 100 000 иракцев, изгоняя их из Кувейта, мотивы действий можно назвать инструментальными — это был простой путь захватить территорию, но их поведение тем не менее было агрессивным.

Биологические факторы

Философы долго спорили, кем человек является по своей природе: добродушным и покладистым «благородным дикарем» или, в основном, неуправляемым, импульсивным животным? Первое представление, обычно связываемое с философом Жан-Жаком Руссо, возлагает вину за социальное зло не на человеческую природу, а на общество. Второе представление, которое, в свою очередь, связывают с философом Томасом Гоббсом (Thomas Hobbes, 1588—1679), рассматривает социальные ограничения как необходимые для обуздания животных проявлений человеческой натуры, нуждающейся в строгом контроле. В нашем столетии взгляды Гоббса о том, что агрессивные побуждения являются врожденными и потому неизбежными, разделяли Зигмунд Фрейд и Конрад Лоренц.

Фрейд, основатель психоанализа, полагал, что источник человеческой агрессии — это переориентирование энергии примитивного влечения к смерти (которое он называл «инстинктом смерти») на других. Лоренц, изучавший поведение животных, рассматривал агрессию скорее как адаптивное, а не как саморазрушительное поведение. Но оба ученых единодушны в том, что агрессивная энергия имеет инстинктивную природу. По их мнению, если она не находит разрядки, то накапливается до тех пор, пока не взрывается или пока подходящий стимул не выпустит ее наружу, как мышь из мышеловки. Лоренц (1976), несмотря на свою занятость, принимал участие в обсуждении на тему, обладает ли человек врожденными механизмами торможения агрессии (теми, что делают нас беззащитными). Его пугала вооруженность «бойцовским инстинктом» без наличия средств его торможения.

Идея считать агрессию инстинктом подтвердила свою полную несостоятельность тогда, когда перечень всевозможных человеческих инстинктов вырос до того, что начал охватывать едва ли не все мыслимые действия человека. К тому же ученые уже начали отдавать себе отчет в том, как сильно поведение варьируется от одного человека к другому и от одной культуры к другой. Очевидно, что физиологические факторы воздействуют на наше поведение столь же успешно, как и воспитание — на наш характер. Наши переживания взаимосвязаны с нашей генетически выстроенной нервной системой.

Влияние нервной системы

Агрессия представляет собой сложный поведенческий комплекс, в человеческом мозге нет никакого «центра контроля агрессии». Однако ученые обнаружили — и у животных, и у человека — участки нервной системы, отвечающие за проявление агрессии.

При активации этих структур мозга враждебность возрастает; дезактивация ведет к уменьшению враждебности. Вот почему даже самых кротких животных можно привести в ярость, а самых свирепых — укротить.

В одном из экспериментов исследователи вживили электрод в мозг доминирующей обезьяны — в область, отвечающую за торможение агрессии. Получив в свое распоряжение пульт дистанционного управления, маленькая обезьяна научилась нажимать на кнопку, активирующую электрод, всякий раз, когда обезьяна-тиран начинала вести себя угрожающе. Активация мозга проявляется и у людей. Так, после безболезненной для пациентки электростимуляции миндалевидного тела (участок коры головного мозга) она пришла в ярость и вдребезги разбила о стену свою гитару. Лишь случайно она промахнулась и потому не повредила голову психиатру (Moyer, 1976, 1983).

Генетические факторы

Наследственность влияет на чувствительность нервной системы к возбудителям агрессии. Хорошо известно, что некоторых животных разводят с расчетом использования их агрессивности. Иногда это делается из практических соображений (разведение бойцовых петухов), иногда преследуются научные цели. Кирсти Лагерспец (Kirsti Lagerspetz, 1979), финский психолог, взяла обычных мышей-альбиносов и разделила их на две группы: на агрессивных и неагрессивных. Повторив эту процедуру в 26 поколениях, она получила один помет невероятно свирепых мышей, а другой — исключительно спокойных.

Точно так же агрессивность варьируется и у приматов, и у людей (Asher, 1987; Olweys, 1979). Наш темперамент — то, насколько мы восприимчивы и реактивны, — частично дается нам от рождения и зависит от реактивности нашей симпатической нервной системы (Kagan, 1989). Опрошенные по отдельности монозиготные близнецы (с идентичным генотипом) чаще, чем дизиготные (генотипы которых отличаются, как у обычных братьев и сестер), высказывали сходное мнение о степени своей «горячности» (Rushton & others, 1986).

Биохимические факторы

Химический состав крови — еще один фактор, влияющий на чувствительность нервной системы к стимуляции агрессии. И лабораторные эксперименты, и сведения, поступающие из полицейских участков, показывают: людей в состоянии алкогольного опьянения гораздо легче спровоцировать на агрессивное поведение (Taylor & Leonard, 1983; Bushman & Cooper, 1990; Bushman, 1993; Taylor & Charmack, 1993). Люди, виновные в совершении насилия, часто: 1) злоупотребляют алкоголем; 2) становятся агрессивными на фоне интоксикации (White & others, 1993).

В экспериментальных условиях испытуемые, находящиеся в состоянии интоксикации, посылают более сильные разряды электрического тока «наказуемым». В реальном мире под воздействием алкоголя совершается почти половина преступлений, связанных с насилием, в том числе и сексуального характера (Abbey & others, 1993, 1996; Seto & Barbaree, 1995). В 65 случаях из 100 убийца и/или его жертва принимали алкогольные напитки (American Psychological Association, 1993). Алкоголь усиливает агрессивность, снижая у человека уровень вменяемости, ослабляя способность предвидеть последствия совершаемых действий (Hull & Bond, 1986; Steele & Southwick, 1985). Алкоголь затушевывает индивидуальность и снимает запреты.

Существуют и другие биохимические влияния; так, высокий уровень сахара в крови может повысить агрессивность человека. Хотя гормональное влияние ярче проявляется у животных, чем у людей, препараты, понижающие уровень тестостерона у мужчин, склонных к насилию, ослабляют их агрессивные наклонности. После достижения 25-летнего возраста уровень содержания тестостерона в крови мужчин понижается, параллельно уменьшается и количество «насильственных» преступлений.

У заключенных, осужденных за неспровоцированные насильственные действия, уровень тестостерона обычно выше, чем у заключенных, совершивших преступления, не связанные с насилием (Dabbs, 1992; Dabbs & others, 1995, 1997). Также замечено, что среди нормальных подростков и взрослых мужчин те, у кого уровень тестостерона выше, более склонны к делинквентному поведению, наркотической зависимости и агрессивным проявлениям в ответ на провокацию (Archer, 1991; Dabbs & Morris, 1990; Olweus & others, 1988). Тестостерон можно сравнить с энергией батарей. Повышенный расход портативных батарей плейера не заставит его играть быстрее, в то время как при маломощных батареях плейер будет играть заметно медленнее.

Итак, существуют биологические, генетические и биохимические факторы, способствующие возникновению агрессии. Но быть может, агрессия является настолько значительной и неотъемлемой частью человеческой природы, что превращает мирные отношения в просто несбыточную мечту? Американская психологическая ассоциация и Международный совет психологов, объединившись с другими общественными организациями, единодушно одобрили заявление, разработанное многонациональным коллективом ученых (Adams, 1991), в котором говорится: «С точки зрения науки некорректно заявлять, что война и вообще поведение, связанное с насилием, генетически заложено в человеческой природе и что войны вызываются "инстинктом" — то есть, в конечном счете, имеют какую-то одну простую мотивацию». Как мы увидим далее, существуют реальные способы ослабления человеческой агрессии.

Психологические факторы

Фрустрация и агрессия

Теплый вечер. Уставший и томимый жаждой после двух часов занятий, вы берете взаймы у приятеля немного мелких монет и торопливо идете к ближайшему автомату с надписью «Прохладительные напитки». Пока автомат глотает мелочь, вы уже почти ощущаете вкус холодной, освежающей колы. Но вот кнопка нажата — и ничего не происходит. Вы снова нажимаете. Затем щелкаете по кнопке возврата монет. Опять ничего. Тогда вы уже начинаете колотить по всем кнопкам без разбора и со всей силой трясете автомат. И вот с неутоленной жаждой вы плететесь назад, к своим учебникам. Стоит ли вашему соседу по комнате поостеречься вас? Возрастет ли вероятность того, что вы скажете или сделаете ему что-нибудь неприятное?

Согласно одной из первых психологических теорий агрессии, ответ будет: «Да, хорошо бы ему поостеречься». «Фрустрация всегда ведет к проявлению агрессии»,— писали Джон Доллард и его коллеги (John Dollard & others, 1939, p. 1). Фрустрация- это все, что препятствует достижению цели (в том числе и неисправный автомат с надписью «Прохладительные напитки»). Фрустрация усиливается, когда наша целеустремленность имеет очень сильную мотивацию, когда мы ожидаем получить удовлетворение, но это блокируется.

Как показано на рис. 21-1, энергия агрессии необязательно направляется на причину, ее вызвавшую. Постепенно мы обучаемся подавлять желание прямого возмездия, особенно когда несдержанность может повлечь за собой неодобрение или даже наказание со стороны окружающих. Вместо прямого ответа мы переносим наши враждебные чувства на более безобидные мишени. Именно о таком смещенииидет речь в старом анекдоте о муже, который бранит жену, которая вопит на сына, который пинает собаку, которая кусает почтальона.

[Подстрекательство к агрессии, Агрессия направленная вовне, Прямое выражение агрессии, Фрустрация (цель), Другие возможные реакции (например, уход), Агрессия, направленная внутрь (например, суицид), Смещенная агрессия]

Рис. 21-1. Классическая теория фрустрации-агрессии.Фрустрация создает мотивацию для проявления агрессии. Страх наказания или осуждения за агрессию, направленную непосредственно на первопричину фрустрации, может обусловить перенос агрессивного удара на другую мишень или даже на себя самого (по данным Dollard & others, 1939; Miller, 1941).

Лабораторные испытания теории фрустрации-агрессии дали смешанные результаты: иногда фрустрация усиливала агрессивность, иногда — нет. Например, если причины фрустрации были вполне понятны, как в одном из экспериментов Юджина Бернстайна и Филипа Уорчела (Eugene Bumstein & Philip Worchel, 1962), где ассистент экспериментатора часто прерывал процесс группового решения проблем, так как у него постоянно выходил из строя слуховой аппарат (а не просто потому, что он был невнимателен), фрустрация не приводила ни к раздражению, ни к агрессии.

Поняв, что в своем первоначальном виде теория преувеличивает значение связи фрустрации и агрессии, Леонард Берковиц (Leonard Berkowitz, 1978, 1989) пересмотрел ее. Он выдвинул предположение, что фрустрация вызывает раздражение и эмоциональную готовность реагировать агрессивно. Человек раздражается в большей степени, если тот, кто вызвал у него фрустрацию, имел возможность действовать иначе (Averill, 1983; Weiner, 1981). Человек, испытывающий фрустрацию, скорее набросится на обидчика, когда его провоцируют на это. Иногда пробка, с трудом сдерживающая гнев, вылетает из горлышка и без провокации. Однако в любом случае стимулы, ассоциирующиеся с агрессией, усиливают агрессию (Carlson & others, 1990).

Берковиц (1968, 1981, 1995) и другие исследователи обнаружили, что подобным стимулом является находящееся в поле зрения оружие. В одном из экспериментов дети после забав с игрушечным оружием с большей готовностью разрушали постройку из кубиков, сделанную чужими руками. В другом эксперименте рассерженные студенты Висконсинского университета посылали своему «обидчику» электрические разряды большей силы, когда в поле их зрения находились винтовка или револьвер (предположительно оставленные по недосмотру после предыдущего эксперимента), чем в том случае, когда «случайно оставленными предметами» были ракетки для бадминтона (Berkowitz & Le Page, 1967). Вот почему Берковиц нисколько не удивился, когда узнал, что половина всех убийств в США совершается с помощью личного огнестрельного оружия и что если дома хранится оружие, то с большей вероятностью будет убит кто-то из числа домашних, а не незваный гость. «Оружие не только позволяет совершить преступление,— говорит Берковиц, — оно может также подтолкнуть к совершению преступления. Палец тянется к курку, но и курок тянется к пальцу».

Не удивил Берковица и тот факт, что в тех странах, где запрещено ношение огнестрельного оружия, отмечается меньшее количество убийств. В Англии вчетверо меньше населения, чем в Соединенных Штатах, и в шестнадцать раз меньше убийств. В Соединенных Штатах совершается 10 000 убийств с помощью огнестрельного оружия в год, в Англии — около десяти. В Ванкувере (Британская Колумбия) и в Сиэтле (Вашингтон) одинаковые численность населения, климат, экономика и уровень преступности. Однако в Ванкувере, где строго ограничено приобретение огнестрельного оружия, убийств, совершенных с помощью огнестрельного оружия, в пять раз меньше, чем в Сиэтле, и потому общее количество убийств на 40 % ниже (Sloan & others, 1988). После того как в Вашингтоне был принят закон, ограничивающий права на владение огнестрельным оружием, количество убийств, совершенных там с его применением, и количество самоубийств резко сократилось, примерно на 25 %. Изменения не коснулись ни других способов убийства и самоубийства, ни соседних районов, на которые этот закон не распространялся (Loftin & others, 1991).

Оружие не только провоцирует агрессию, но и создает психологическую дистанцию между агрессором и его жертвой. Как было показано в работах Милграма, посвященных изучению подчинения, пространственная удаленность от жертвы облегчает проявление жестокости. Можно убить ножом, но это труднее и случается реже; куда легче совершить убийство, когда ты просто нажимаешь на курок, находясь на значительном расстоянии от жертвы.

Агрессия: процесс научения

Теории агрессии, базирующиеся на понятиях инстинкта и фрустрации, предполагают, что враждебные побуждения выплескивают наружу внутренние эмоции, которые естественным образом «выталкивают» агрессию изнутри на поверхность. Социальные психологи считают, что, кроме того, человек обучается сам «выталкивать» свою агрессию наружу.

Плоды агрессии

На собственном опыте и наблюдая за другими, мы начинаем понимать, что агрессивность может приобретаться. В экспериментальных условиях послушные животные превращались в свирепых драчунов; с другой стороны, повторяющиеся поражения ведут к формированию покорности судьбе (Ginsburg & Alice, 1942; Kahn, 1951; Scott & Marston, 1953).

И мы также начинаем понимать, что агрессия может поощряться и вознаграждаться. Ребенок, который своими агрессивными действиями с успехом запугивает других детей, становится все более агрессивным (Patterson & others, 1967). Агрессивные хоккеисты — те, кто чаще всего сидит на штрафной скамье из-за грубой игры,— приносят своей команде больше очков, чем неагрессивные игроки (McCarthy & Kelly, 1978a, 1978b). Канадские хоккеисты-юниоры, чьи отцы одобряют грубую игру, демонстрируют более агрессивный стиль игры (Ennis & Zanna, 1991). В этих случаях агрессия является инструментом получения определенного вознаграждения.

Коллективное насилие тоже может быть доходным делом. После мятежа в окрестностях Либерти-Сити в Майами президент Картер прибыл туда, чтобы лично заверить жителей в том, что он заинтересован в скорейшем оказании им федеральной помощи. В результате бунта в Детройте в 1967 году автомобильная компания Форда увеличила количество наемных рабочих из национальных меньшинств, что дало повод актеру-комику Дику Грегори пошутить: «Прошлым летом огонь подошел слишком близко к заводу Форда. Не подпали своих мустангов, бэби». Когда в 1985 году участились мятежи в Южно-Африканской Республике, правительство аннулировало законы, запрещающие смешанные браки, предложило восстановить «гражданские права» черного населения (за исключением права голоса), а также упразднило ненавистные пропуска, с помощью которых осуществлялся контроль за перемещениями чернокожих. Дело здесь не в том, что люди сознательно планируют беспорядки, полагаясь на их инструментальную ценность, а в том, что иногда агрессия хорошо оплачивается. Во всяком случае, она привлекает внимание.

То же самое верно и в отношении террористических актов, посредством которых не обладающие влиянием и властью люди завладевают всеобщим вниманием. «Убей одного — устрашишь десять тысяч», — уверяет древняя китайская поговорка. В наше время всемирных коммуникаций убийство одного человека может напугать 10 миллионов, как это случилось в 1985 году, когда серия терактов унесла жизни 25 американцев. Это посеяло в сердцах путешественников больший страх, чем 46 000 смертей, произошедших в результате дорожных аварий. Вспомним также взрыв бомбы, разрушившей федеральное здание в Оклахоме в 1995 году,— он оглушил буквально всю Америку. Если лишить терроризм того, что Маргарет Тэтчер назвала «кислородом гласности», он определенно пошел бы на убыль, заключает Джеффри Рубин (Jeffrey Rubin, 1986). Тут вспоминаются инциденты, имевшие место в 70-х годах, когда на экранах телевизоров в течение нескольких секунд мелькали голые болельщики, вихрем проносившиеся по футбольному полю. Как только работники телевещания решили игнорировать подобные случаи, они сразу же прекратились.

Научение через наблюдение

Альберт Бандура (Albert Bandura) разработал теорию социального научения.Он был убежден в том, что мы учимся проявлять агрессию не только потому, что это выгодно,— мы также перенимаем ее как модель поведения, наблюдая за другими людьми. Как и большинство других социальных навыков, мы усваиваем агрессивную манеру поведения, наблюдая за действиями окружающих и отмечая последствия этих действий.

По мнению Бандуры (1979), повседневная жизнь постоянно демонстрирует нам модели агрессивного поведения в семье, субкультуре и средствах массовой информации. Дети, чьи родители часто прибегают к наказанию, обычно используют такие же агрессивные формы поведения в отношениях с окружающими. Родители добиваются от детей послушания с помощью окриков, шлепков и подзатыльников и таким образом преподают урок агрессии как метод решения проблем (Ratterson & others, 1982). Очень часто таких родителей самих в детстве подвергали физическим наказаниям (Bandura & Walters, 1959; Strans & Gelles, 1980). Хотя большинство детей, испытавших на себе жестокое обращение взрослых, не становятся в дальнейшем преступниками или жестокими родителями, 30 % из них все же злоупотребляют наказаниями своих детей: они наказывают их вчетверо чаще, чем среднестатистический родитель (Kaufman & Zigler, 1987; Widom, 1989). Внутри семьи часто насилие ведет к насилию.

Социальная среда за пределами дома предоставляет широкий выбор агрессивных моделей поведения. В сообществах, где мужской стиль «мачо» вызывает восхищение, агрессия с готовностью передается новому поколению (Cartwright, 1975; Short, 1969). Окрашенная насилием субкультура подростковых банд демонстрирует подросткам образцы агрессивного поведения. В таких видах спорта, как футбол, за проявлением насилия на игровом поле в большинстве случаев следуют проявления насилия среди болельщиков (Goldstein, 1982).

Ричард Нисбетт (Richard Nisbett, 1990, 1993) и Дав Кохен (Dov Cohen, 1996) изучали влияние субкультуры, используя данные о проявлениях насилия в городах на юге Америки, населенных потомками шотландско-ирландских пастухов, в культурной традиции которых придавалось особое значение «мужской чести» и агрессивной защите своих стад. Среди тех, кто унаследовал эту культуру, сегодня наблюдается втрое большее количество убийств по сравнению с убийствами среди белого населения в городах Новой Англии, заселенных благовоспитанными и порядочными пуританами, квакерами и потомками голландских сельских мастеровых. Культурные наследники пастухов более одобрительно относятся к детским дракам, чаще становятся активными сторонниками военных инициатив и выступают за приобретение личного оружия.

Итак, люди сталкиваются с агрессивностью и на собственном опыте, и при пассивном наблюдении агрессивных моделей поведения. Но в каких ситуациях приобретенные ими навыки получают практическую реализацию? Бандура утверждает (1979), что агрессивные действия мотивированы разнообразными аверсивными переживаниями — фрустрацией, болью, оскорблениями.

Аверсивное переживание вызывает у нас эмоциональное возбуждение. Но то, будем мы вести себя агрессивно или нет, зависит от ожидаемых последствий проявления насилия. Агрессия более вероятно проявится тогда, когда мы возбуждены и когда агрессивные действия кажутся нам безопасными и сулят определенную выгоду.

Влияние внешней среды

Теория социального научения предлагает перспективу, которая поможет нам определить факторы, влияющие на агрессию. В каких условиях мы проявляем агрессию? Что извне запускает механизм наших агрессивных реакций?

Боль

Исследователь Натан Эзрин (Nathan Azrin) однажды поставил следующий эксперимент: лапы крыс — через прикрепленные электроды — подвергались болезненным ударам электрического тока. Эзрин планировал включать ток, а затем, как только крысы приблизятся друг к другу, прекращать подачу болевых импульсов, с тем чтобы выяснить: явится ли это подкреплением их позитивного взаимодействия? К его огромному удивлению, эксперимент провести не удалось, так как стоило только крысам почувствовать боль, и они сразу же нападали друг на друга — еще до того, как экспериментатор успевал выключить ток. Чем сильнее был разряд, соответственно и болевые ощущения, тем более яростным было нападение.

Верно ли это только в отношении крыс? Исследователи обнаружили, что особи самых разных животных, подвергавшихся вышеописанному болевому воздействию, проявляют друг к другу тем большую жестокость, чем сильней вызванные у них болевые ощущения.

Эзрин (1967) сообщил, что атакующее поведение в ответ на боль имеет место

«у многих разновидностей крыс. Также мы обнаружили, что разряд тока вызывал подобные атаки, когда пары особей одного вида были заперты в одной клетке. Это касается некоторых разновидностей мышей, хомяков, опоссумов, енотов, мартышек, лис, нутрий, кошек, черепах, обезьян, хорьков, белок, бойцовых петухов, крокодилов, речных раков, амфибий и различного рода змей: боа-констриктора, гремучих змей, коричневого щитомордника, черной змеи и др. Нападение как ответ на электрический разряд отчетливо прослеживается у самых разных животных. У всех исследуемых видов животных атакующая реакция на болевую стимуляцию наблюдалась практически всегда и была мгновенной; у крыс, к примеру, она возникала «с быстротой нажатия кнопки»».

Животные крайне неразборчивы в выборе мишеней. Они могут нападать на представителей своего же вида, на других животных, на матерчатых кукол и даже на теннисные мячи.

Ученые варьировали и источники боли. Они обнаружили, что атака может быть спровоцирована не только разрядами электрического тока, но также и сильной жарой, и «психологической болью». Например, когда голодные голуби, выдрессированные получать вознаграждение в виде зерен после того, как постучат клювом по специальному диску, ничего в ответ не получали, это вызывало у них такую же реакцию, как и удары тока. «Психологическая боль» — это, конечно, то же самое, что мы называем фрустрацией.

Боль повышает агрессивность и у людей. Многие из нас могут припомнить свою реакцию, которую у нас вызывал неожиданный и сильный ушиб большого пальца ноги или мучительная головная боль. Леонард Берковиц и его сотрудники продемонстрировали возникновение агрессивной реакции, предложив студентам Висконсинского университета подержать одну руку либо в чуть теплой, либо в холодной до боли воде. Те, кто опускал руку в ледяную воду, сообщали о растущем раздражении и досаде и о том, что буквально готовы были осыпать проклятиями соседа, издававшего неприятные звуки. Полученные результаты позволили Берковицу (1983, 1989) сделать вывод, что не фрустрация, а скорее аверсивная стимуляция является основным спусковым механизмом враждебной агрессии. Фрустрация определенно представляет собой один из важнейших источников неприятных ощущений. Но любое аверсивное событие, будь то несбывшееся ожидание, личное оскорбление или физическая боль, может привести к эмоциональному взрыву. Даже мучительное депрессивное состояние повышает вероятность проявления агрессивности.

Жара

Некомфортность окружающей обстановки также может вызвать агрессию. Отвратительные запахи, табачный дым, загрязнение воздуха — все это может быть связано с агрессивным поведением (Rotton & Frey, 1985). Наиболее изученным раздражителем среды является жара. Уильям Гриффит (1970; Griffitt & Veitch, 1971) обнаружил, что по сравнению со студентами, заполнявшими анкеты в помещении с нормальной температурой воздуха, те, кто делал это в слишком душной комнате (с температурой выше 32 °С), чаще говорили о том, что они чувствовали себя усталыми, агрессивными; кроме того, они более враждебно реагировали на появление посторонних. Дальнейшие эксперименты показали, что жара также провоцирует проявления мстительности (Bell, 1980; Rule & others, 1987).

Приводит ли утомляющая жара к повышению агрессивности в реальных условиях так же, как в лабораторных? Обратимся к статистике.

- В период между 1967 и 1971 годами массовые беспорядки в 79 городах Соединенных Штатов Америки чаще имели место в жаркие, а не в холодные дни.

- В жаркую погоду повышается вероятность преступлений, связанных с насилием. Это подтвердилось в Де-Мойне (Cotton, 1981), Дейтоне (Rotton & Frey, 1985), Хьюстоне (Anderson & Anderson, 1984), Индианаполисе (Cotton, 1986), Далласе (Harries & Stadler, 1988), Миннеаполисе (Cohn, 1993).

- Наибольшее количество преступлений, связанных с насилием, совершается не только в жаркие дни, но и в жаркое время года, в жарких, душных городах и наиболее жарких районах Западной Европы (Anderson & Anderson, 1996; Anderson & Anderson, 1998). Если действительно, как говорят, нас ждет существенное потепление климата, то по предсказаниям Крега Андерсона, Бреда Бушмана и Ралфа Грума (Craig Anderson, Brad Bushman & Ralph Groom, 1997) в середине двадцать первого века только в одних Соединенных Штатах ежегодно будет совершаться не менее 115 000 серьезных правонарушений.

- В засушливом Финиксе (Аризона) водители автомобилей, не оснащенных кондиционерами, чаще сигналят сбавляющим скорость машинам (Kenrick & MacFarlane, 1986).

- На соревнованиях высшей лиги по бейсболу, проходивших с 1986 по 1988 годы, игры, проходившие при температуре воздуха 32 °С, были намного жестче и агрессивнее по сравнению с играми, проходившими при температуре ниже 26 °С. (Reifman & others, 1991). Игроки в этих матчах шли просто напролом.

Атакующее поведение

Атаки или оскорбления со стороны другого человека являются необычайно сильным возбудителем агрессии. Эксперименты, проведенные в Кентском государственном университете Стюардом Тейлором (Taylor & Pisano, 1971), в Вашингтонском государственном университете Харольдом Денгенринком (Dengenrink & Myers, 1977) и в Осакском университете Кенники Обуки и Тосихиро Камбара (Kennichi Ohbuchi & Toshihiro Kambara, 1985), подтвердили, что преднамеренное оскорбление или причинение боли порождают ответную атаку, вызванную жаждой отомстить. В большинстве упомянутых исследований один из участников эксперимента соревновался с другим на скорость реакции. После каждой серии испытаний победитель назначал, какова будет сила электрических разрядов в наказание проигравшему. Были ли победители милосердны к побежденным, учитывая, что их роли постоянно менялись? Ничего подобного. Чаще всего действовал принцип «око за око, зуб за зуб».

Скученность

Скученность — субъективное ощущение нехватки пространства — является еще одним фактором стресса. Давка на задней площадке автобуса, автомобильные пробки или чрезмерное количество жильцов в комнате студенческого общежития создают ощущение неконтролируемости ситуации (Baron & others, 1976; McNeel, 1980). Может ли это способствовать проявлению агрессивности?

Стресс, испытываемый животными в перенаселенном замкнутом пространстве, повышает уровень агрессивности (Calhoun, 1962; Christian & others, I960). Конечно, между крысами в клетке, оленями на острове и людьми в большом городе существует заметная разница. И все же, несомненно, в густонаселенных городах происходит большее количество преступлений и люди там испытывают больший эмоциональный дистресс (Fleming & others, 1987; Kirmeyer, 1978). Жители густонаселенных городов, в отличие от жителей городов с меньшим населением, чаще испытывают страх. Уровень преступности в Торонто в четыре раза выше, чем в Гонконге. Но гораздо больший процент жителей Гонконга — их в четыре раза больше, чем жителей в Торонто — сообщают о том, что они боятся выходить на улицу (Gifford & Peacock, 1979).

Ослабление агрессии

Мы познакомились с теорией инстинктов, теорией фрустрации-агрессии и теорией социального научения, а также тщательно исследовали факторы, способствующие возникновению агрессии. Так каков же итог? Можем ли мы каким-то образом уменьшить агрессию? Каковы способы осуществления контроля над агрессией? Что говорят об этом теория и проведенные исследования?

Катарсис

«Молодых нужно учить, как давать выход своему гневу»,— настоятельно рекомендует Энн Лендерс (Ann Landers, 1969). «Если человека распирает от ярости, нужно отыскать клапан. Мы должны дать ему возможность спустить пары», — вторит ей известный психиатр Фриц Перлз (Fritz Peris, 1973). Оба утверждения опираются на «гидравлическую модель»: накопленная агрессивная энергия, подобно воде, сдерживаемой плотиной, неудержимо стремится вырваться наружу.

Концепцию катарсиса обычно приписывают Аристотелю. Хотя Аристотель на самом деле ничего не говорил об агрессии, он утверждал, что мы можем очищаться от гнетущих эмоций, «проживая» их, и что созерцание классических трагедий позволяет нам испытать катарсис (очищение). Он считал, что эмоциональное возбуждение несет эмоциональную разрядку (Butcher, 1951). Позже гипотеза катарсиса была расширена и стала включать в себя эмоциональную разрядку, достигаемую не только посредством созерцания драматических произведений, но также путем вызывания в памяти и «проживания» заново прошлых событий, через внешнее выражение эмоций и через различные действия.

Очищение благотворно и для души, и для тела. Даже выражение гнева может на время успокоить нас, если после этого не останется чувства вины или тревоги из-за возможности возмездия (Geen & Quanty, 1977; Hokanson & Edelman, 1966). Но продолжительный гнев скорее всего породит новый гнев. Например, Роберт Армс (Robert Arms) и его коллеги сообщают, что канадские и американские поклонники футбола, борьбы и хоккея ведут себя более враждебно после соревнований, чем до них (Arms & others, 1979; Goldstein & Arms, 1971; Russell, 1983). Даже война, и та, по-видимому, не дает очищения от агрессивных чувств. Статистика показывает, что после войны количество убийств обычно резко повышается (Archer & Gartner, 1976).

Эксперименты подтверждают то же самое: агрессия ведет к усилению агрессии. Эббе Эббесен и сотрудники (Ebbesen & others, 1975) побеседовали со 100 инженерами и техниками вскоре после получения ими предупреждений о возможном сокращении. Некоторым задавались вопросы, которые давали возможность высказать все, что они думают о своем работодателе или непосредственном начальнике, например, такой вопрос: «Вспомните случаи, когда компания явно несправедливо обходилась с вами». После интервью опрашиваемые заполняли анкету, где им предлагалось отметить те штрафные санкции, которых, по их мнению, заслуживает компания и начальство. Позволила ли предшествовавшая этому возможность «спустить пары» уменьшить уровень агрессии? Напротив, враждебность возросла. Выражение враждебности приводит к усилению враждебности.

Не правда ли, в этом есть что-то знакомое? Вспомните, в главе 9 мы говорили, что акты жестокости порождают жестокое отношение. Более того, как мы убедились в процессе анализа экспериментов Стенли Милграма, слабая выраженность агрессивного действия может приводить к тому, что совершивший его человек откажется видеть в своем поступке что-либо предосудительное. Люди умаляют достоинства своих жертв, оправдывая тем самым свое агрессивное поведение. Если злобу удается выместить с первого раза, напряжение действительно спадает, в противном же случае сдерживающие начала ослабевают.

И все-таки, должны ли мы сдерживать агрессию и агрессивные побуждения? Молча дуться вряд ли более эффективно, чем срывать свой гнев на окружающих, потому что в таком случае мы все равно продолжаем проигрывать в памяти свои обиды, мысленно ведя диалог с обидчиком. К счастью, существуют неагрессивные способы выразить чувства и сообщить другим о том, как их поведение повлияло на нас. Нужно просто заменить разоблачительные высказывания, начинающиеся с местоимения «ты», на высказывания, начинающиеся с местоимения «я», например: «Я зол!» или «Когда ты так говоришь, я раздражаюсь». В этом случае вы выразите свои чувства так, что другому человеку будет легче отреагировать на них позитивно (Kubany & others, 1995). Можно быть напористым без агрессии.

Подход с позиций социального научения

Если агрессивное поведение приобретается в процессе научения, то есть надежда, что его можно контролировать. Рассмотрим вкратце факторы, способствующие возникновению агрессии, и подумаем, каким образом им можно противостоять.

К выражению враждебной агрессии толкают различные аверсивные переживания, такие, как фрустрация ожиданий и оскорбление личности. Так что лучше всего не забивать людям головы несбыточными мечтами и напрасными надеждами. Инструментальную агрессию обусловливает предвкушаемый положительный баланс между вознаграждением и издержками. Значит, мы должны поощрять в детях стремление к сотрудничеству и неагрессивное поведение. В проводившихся экспериментах дети становились менее агрессивными, когда их агрессивное поведение игнорировалось, а неагрессивное подкреплялось (Hamblin & others, 1969).

А вот эффективность наказаний весьма ограничена. В большинстве случаев смертоносные агрессивные действия были импульсивными и резкими — следствием ссоры, оскорбления или жестокого нападения. Таким образом, мы должны упреждать агрессию, не дожидаясь, пока она возникнет. Мы должны учиться неагрессивным стратегиям решения конфликтов. Если бы смертоносные агрессивные действия были холодными и инструментальными, мы могли бы надеяться на то, что, позволив преступнику выдать свои агрессивные намерения, а затем наглядно наказав его, мы отпугнули бы других от совершения преступлений. Если бы все так и происходило, то в тех штатах, где в ходу смертная казнь, совершалось бы меньшее количество убийств по сравнению со штатами, где смертная казнь отменена. Но в нашем мире все происходит совсем не так (Costanzo, 1998).

Если мы хотим мира, нам необходимо формировать и поощрять отзывчивость и стремление к сотрудничеству с раннего возраста. Может быть, стоит поучить родителей тому, как добиваться дисциплины от детей без применения насилия. Обучающие программы вдохновляют родителей подкреплять желательное поведение, используя позитивные формулировки («Когда закончишь уборку своей комнаты, пойдешь играть») вместо негативных («Если не уберешь комнату, я сравняю тебя с землей»). Реализация одной такой «программы замещения агрессии» снизила количество повторных задержаний юных правонарушителей и членов подростковых банд. Подростков и их родителей обучали навыкам общения, эмоциональному самоконтролю, повышали уровень их рассуждений о нравственности (Goldstein & Glick, 1994).

Если наблюдение за агрессивным поведением снимает запреты и вызывает желание подражать, значит, мы должны отказаться от демонстрации в кинотеатрах и на телевидении особо жестоких, антигуманных сюжетов, то есть принять меры, сходные с теми, что были приняты в отношении расистских и сексистских сюжетов. Мы можем также «вакцинировать» детей от влияния насилия, показываемого средствами массовой информации. Озабоченные тем, что телевидение до сих пор «не посмотрело в глаза фактам и не изменило свой подход к составлению программ», Ирон и Хьюсманн (Eron & Huesmann, 1984) рассказывали 170 детям из Оук-Пар-ка (Иллинойс) о том, что телевидение изображает окружающий мир нереалистично, что агрессия не так уж распространена и не так уж эффективна, как это преподносится с экрана телевизоров, и что агрессивное поведение нежелательно. Помня о результатах, полученных при исследовании установок, Ирон и Хьюсманн предлагали детям самим делать выводы и высказывать критические замечания. Повторное исследование детей показало, что сцены насилия, демонстрируемые по телевидению, оказывает на них меньшее влияние по сравнению с детьми, с которыми не велось никаких предварительных бесед.

Подталкивают к агрессии и агрессивные стимулы. Это наводит на мысль об ограничении доступа к ручному огнестрельному оружию. На Ямайке в 1974 году была осуществлена программа борьбы с преступностью, включавшая строгий контроль продажи огнестрельного оружия, а также установление строгой цензуры на телевидении и в кинематографе, которая ограничивала показ сцен с применением оружия (Diener & Crandall, 1979). Уже в следующем году количество краж уменьшилось на 25 %, количество выстрелов без смертельного исхода — на 37 %. В Швеции был прекращен выпуск военных игрушек. Служба информации Швеции (1980) сформулировала национальную позицию следующим образом: «Игра в войну учит решать споры насильственным путем».

Подобные предложения могут помочь в борьбе против агрессии. Однако, учитывая многочисленность причин агрессии и сложность контроля над ними, можно ли разделять оптимизм, содержащийся в предсказании Эндрю Карнеги о том, что в двадцатом веке «человекоубийство будет считаться столь же отвратительным, сколь отвратительным кажется нам сегодня каннибализм»? С тех пор как Карнеги произнес эти слова в 1900 году, было убито около 200 миллионов человек. Есть печальная ирония в том, что, хотя сегодня мы понимаем природу человеческой агрессии лучше, чем когда-либо, человеческая бесчеловечность едва ли уменьшилась.

Понятия для запоминания

Скученность(Crowding) — субъективное ощущение недостаточного пространства, приходящегося на одного человека.

Смещение агрессии(Displacement) — перенос агрессии с источника фрустрации на другую мишень. Обычно новая мишень гораздо безобиднее или более социально приемлема.

Теория социального научения(Social learning theory) — теория, согласно которой мы учимся социальному поведению через наблюдение и имитацию и под воздействием награждений и наказаний.

Фрустрация(Frustration) — блокирование целенаправленного поведения.