Нарастание кризисных тенденций.

       Правление наследников Алексея Комнина явилось временем, когда Византия в последний раз смогла восстановить своё могущество и вернуть в полном объёме влияние в регионе, ранее во многом утраченное. И Иоанн II  Комнин, и Мануил I Комнин вели активную внешнюю политику, как военными, так и дипломатическими путями, поддерживая и укрепляя престиж своей страны. Во внутреннем управлении они в основном продолжали следовать идеям Алексея Комнина, принесшим временный успех и стабилизацию. Однако в конечном счёте политика династии Комнинов способствовала ослаблению целостности государства. Нашей задачей является проследить основные мероприятия преемников Алексея Комнина в области внутренней политики, а также экономическое развитие и социально-политическую борьбу в этот период. Поэтому нет необходимости останавливаться на их действиях во внешней политике, занимавшей для них, безусловно, основное место.

       Как уже упоминалось, династия Комнинов, хоть и происходившая из военной аристократии, не доверяла ни столичной гражданской аристократии, ни провинциальной военной аристократии, стремясь создать собственную систему управления, в которой элиту составляли бы члены императорской династии и ближайших аристократических родов, лично преданные или обязанные пожалованиями незнатные люди и иностранцы. Реформы в области гражданского управления провёл в основном уже Алексей Комнин. С постепенным отвоеванием малоазийских территорий возникла необходимость упорядочить систему управления та. На вновь приобретённых землях воссоздавались военные округа, периодически именуемые «фемами», однако эти округа отличались от фем Исаврийской и Македонский династий. Если в целом в эту и даже более раннюю эпоху выражена тенденция к дроблению фем и уменьшению их территории (что уменьшало и влияние их руководителей), то новые округа имели достаточно большую площадь, а вся высшая власть принадлежала в них дукам — военным наместникам, на которых также возлагалась гражданская власть и сбор налогов[117]. В то же время принципы комплектования армии серьёзно изменились, поэтому, несмотря на восстановленное соединение военной и гражданской власти в одних руках, эти округа носили большей частью административный характер. На новых территориях раздавались пронии и возникали новые земельные владения, в том числе обширные императорские вотчины[118].

       При Иоанне Комнине были изменены и принципы комплектования флота, до этого сохранявшие черты старой фемной системы, при которой островные и прибрежные фемы выставляли значительную часть кораблей, команда на которых комплектовалась стратиотами. На поддержание этих эскадр выделялись также специальные корабельные пошлины. Отныне центральное командование флотом было сосредоточено в столице, а пошлины переводились в казну, чтобы в случае необходимости набрать команду на жалованье[119]. С одной стороны, новая система позволяла экономить значительные средства и собирать в случае необходимости единую эскадру нужного размера, с другой стороны, это не всегда можно было сделать достаточно оперативно. Консервативный Хониат полагал, что реформа Иоанна II и его министра Иоанна Путцийского погубила византийский флот, однако, как и большинство реформ Комнинов, в краткосрочном отношении она принесла немалые плоды. В сухопутной армии, несмотря на периодические призывы крестьян, из которых создавали легковооружённые части, упор продолжал делаться на тяжеловооружённых конных прониаров. При Мануиле I их вооружение было приближено к западно-европейскому. В качестве пехоты и лёгкой кавалерии византийцы предпочитали использовать наёмников — главным образом соответственно варягов и кочевников[120]. Иностранные воины не только нанимались на жалованье, им охотно предоставляли пронии, особенно западно-европейским рыцарям. Иоанн II и особенно Мануил I, ведшие активную завоевательную политику, селили пленных печенегов, сербов и венгров в различных районах Византии. Часть из них превращалась в обложенных налогом крестьян и даже париков у прониаров, однако многим выделяли землю на условиях военной службы[121]. Это ещё больше нарушило и без этого сложную этническую ситуацию в стране. Тем не менее, попытка императоров частично возродить прежнюю систему военнообязанных крестьян не имела большого успеха, поскольку, во-первых, основную роль в армии Комнинов продолжали играть отряды, комплектовавшиеся из прониаров, во-вторых, возрождение прежней системы проводилось исключительно на иностранном элементе, в то время как местное население продолжало переходить в частную зависимость (А. П. Каждан отмечает, что в XII веке из источников почти исчезают термины, обозначавшие различные категории государственных крестьян, заменяясь одними «париками»[122]). Массовый характер свободное крестьянство сохраняло только в горных районах Эпира и отдельных труднодоступных районах Малой Азии, причём если население Тайгета оставалось на стороне империи и продолжало нести традиционную военную повинность, не платя налогов, то жители островов Пусгусы вступили в союз с сельджуками и с большим трудом были подчинены силой[123].

       Никита Хониат возмущённо повествует о том, как император Мануил выделял пронии за деньги выходцам из самых разных сословий, в том числе купцам и ремесленникам, и, что особенно возмущало хрониста, иностранцам, которых он именует «полуварварами» и которым должны быть подчиняться коренные византийцы-крестьяне[124]. Всё это, по его мнению, ведёт к падению воинского духа. Хотя Хониата от многих других византийских историков отличает определённое внимание к низшим слоям общества, нетрудно заметить в его словах и возмущение старой византийской аристократии включением в военное сословие представителей сословий более низших или же вообще иностранцев, которых византийцы традиционно считали ниже себя. Однако Комнины не только использовали иностранцев в своей армии, но и усилили их роль при дворе. Постоянные контакты со странами Западной и Юго-Восточной Европы, а также крестоносными государствами Палестины, где конфликты и войны сменялись дипломатическими интригами, поощряли Комнинов на взаимодействие с иностранцами. Ещё большую роль здесь играли браки, заключённые в укрепление дипломатических союзов. Если ранее византийские императоры традиционно заключали браки с представителями византийской же аристократии, то Иоанна II отец женил на венгерской принцессе, а жёнами Мануила I были поочерёдно родственница германского императора и дочь антиохийского герцога. Последняя, оказавшись регентшей после смерти Мануила, сыграла немалую роль в византийской истории. Кроме того, Мануил выдал свою дочь Марию за европейского рыцаря Рене Монферратского, переселившегося в Константинополь. Подобные браки также способствовали привлечению иностранцев к императорскому двору. Мануил и сам в значительной степени проникся европейским образом жизни. При дворе, который стал приобретать куртуазный облик, устраивались многочисленные рыцарские турниры[125].

       Усиливалось и влияние Венеции, получившей по договору 1082 года чрезвычайно выгодные торговые привилегии. Когда Иоанн II попытался не подтверждать их, Венеция начала войну и захватила множество островов в Эгейском море, вынудив в обмен на их возвращение в 1122 году Иоанна подтвердить все привилегии[126], наносившие серьёзный ущерб экономике Византии в тот момент, когда византийское хозяйство стало активно выходить на рынок. Мануил I заключил схожие договоры с Генуей и Пизой, а в 1171 году арестовал всех венецианцев и конфисковал их имущество. Результат был схожим с предыдущим — венецианский флот захватил и разграбил острова Хиос и Лесбос. Если судить по хронике Никиты Хониата, то Мануил немедленно восстановил все прежние привилегии[127], однако Г. А. Острогорский отмечает, что по венецианским документам мирные отношения были восстановлены лишь через много лет, возможно, лишь при Андронике Комнине, хотя и придаёт больше доверия известию Хониата[128]. Таким образом, византийцам не только не удалось уменьшить роль Венеции, всё более стремившейся оказывать своё влияние и на византийскую политику (что стало причиной столь неожиданного поворота в Четвёртом крестовом походе), но в борьбе с ней они позволили проникнуть на свою территорию и другим итальянским купцам. Всё это вызывало острую неприязнь среди византийцев к иностранцам, оказывавшим всё большее влияние на жизнь страны. Эта неприязнь усиливалась и недовольством политикой императора, который поддерживал с ними активные контакты. Никита Хониат, по-видимому, вполне выражает общее умонастроение общества, утверждая, что «проклятые латиняне... жаждут наших богатств и желают уничтожить наш род», между византийцами и католиками «утвердилась бездна раздора», в образе мыслей они «несоединимы... и диаметрально противоположны»[129]. Для него латиняне — совершенно однозначные «варвары». И если отношение ко всем не ромеям как к варваром было традиционным для византийского менталитета, то острая конфессиональная неприязнь и ненависть именно к католикам развились впервые.

       Помимо иностранцев, ещё больше Комнины опирались на незнатных людей, набиравшихся по принципу личной преданности императору. О методах Мануила при раздаче проний уже упоминалось. Высшие посты при дворе как Иоанна, так и Мануила занимали главным образом выходцы из незнатных слоёв, бывшие мелкие чиновники, вольноотпущенники или бывшие пленные, даже крещёные мусульмане[130].

       Подобная политика серьёзно уменьшала мощь традиционной аристократии, которая в условиях усиления государственной машины не имела возможности активно проявять недовольство, проявляя мятежи или устраивая заговоры. Единственным исключением стал отдалённый от империи Трапезунд, где уже при Иоанне II род Гавров благополучно вернулся к власти, а его представитель Константин Гавра, вполне официально до того назначенный «дукой» даже провозгласил себя независимым правителем, опираясь на союз с местными мусульманскими правителями — Данишманидами. Впрочем, к концу XII века в условиях упадка Данишманидов и усиления сперва византийцев при Мануиле I, а затем Иконийского султаната после проигранной Мануилом битвы при Мириокефале и последующего наступления иконийцев на территорию Трапезунда род Гавра постепенно подчинился столичной власти, а затем пришёл в упадок[131]. Так, при Мануиле первым один из Гавров уже посылался императорским послом к тюркам[132]. Однако отдалённый от империи Трапезунд оставался потенциальным источником сепаратистских тенденций. Можно отметить также, что в правление Иоанна II тенденцию к независимости проявлял также пафлагонский феодал Кассиан, перешедший в итоге на сторону сельджуков[133].

       Тем не менее, основная опасность для страны лежала, как всегда, в раздорах правящей верхушки. Правящей верхушкой при Комнинах, серьёзно ослабивших большую часть аристократии, стала сама императорская семья и её ближайшие родственники. Противоречия в ней проявились уже после смерти Алексея I Комнина, когда возникла борьба за престол между Иоанном, старшим сыном императора, и партией императрицы Ирины и старшей дочери императора Анны, выдвигавших на трон мужа Анны, вельможу Никифора Вриенния. Умиравший император не выражал ясно своего мнения, однако в последний момент передал старшему сыну свой перстень[134], так что Иоанн, подтвердив этим перстнем родительскую волю, немедленно короновался. В условиях, когда Иоанн был возведён на трон патриархом, оппозиция была вынуждена признать его, однако через год Анной Комниной был устроен заговор, провалившийся из-за нерешительности самого кандидата на престол, Никифора Вриенния, по-видимому, особенно не желавшего занимать трон.[135] После этого Анна и её наиболее активные сторонники были удалены от двора, а в отношении Никифора, что показательно, не последовало никаких санкций.

       Младший брат Иоанна Исаак Комнин первоначально поддержал нового императора и был награждён титулом севастократора и обширными поместьями. В 1122 году он, однако, попытался в отсутствие брата в столице захватить власть, после неудачи бежал к сельджукам, пытался привлечь их на свою сторону, однако, не добившись успеха, вернулся в Константинополь и был прощён[136]. При Иоанне II Исаак больше не предпринимал попыток переворота, однако после конфликта с императором старший сын Исаака Иоанн переметнулся к мусульманам во время одного из сражений, где был принят с большим почётом[137].

       Иоанн II стремился, как и отец, передать власть по наследству. Однако первоначально он, по-видимому, планировал разделить империю на уделы, дабы не провоцировать наследников на заговоры. По крайней мере младшему сыну Мануилу, по-видимому, должны были быть выделены Антиохия, Атталия, Киликия и Кипр[138]. Старший сын Алексей был ещё при жизни провозглашён соправителем отца[139]. Если бы план Иоанна II осуществился, то, с одной стороны, это бы позволило предотвратить борьбу за власть между братьями, но, с другой стороны, децентрализовало страну и разрушило всё, что выстраивали Алексей I и сам Иоанн II. Однако старшие дети Иоанна Алексей и Андроник умерли раньше отца[140]. После этого Иоанн принял решение оставить престол Мануилу, самому младшему из братьев. Вскоре, в 1143 году, скончался в походе и сам Иоанн II. Мануил находился рядом с ним, в то время как в столице оставались старший брат Мануила Исаак и дядя Исаак, безусловно имевшие больше прав на престол. Мануил послал в столицу великого доместика Иоанна Аксуха, лично преданного ему, который до получения известия о смерти императора арестовал обоих Исааков[141]. Выпущены они были лишь тогда, когда Мануил уже короновался на престол. Если младший Исаак после этого удовлетворился своими обширными владениями и не выдвигал более претензий на трон, то старший Исаак через несколько лет вновь попытался захватить власть и в итоге должен был удалиться в провинцию.

       Ещё больше проблем создавал Андроник Комнин, младший сын Исаака и двоюродный брат Мануила I. Андроник Комнин, обладавший немалым умом и военным талантом, но ведший беспутный образ жизни, неоднократно занимал высокие посты, командовал войсками в военных походах и руководил фемами, однако постоянно создавал заговоры при участии то венгров, то мусульман с целью занять трон. Неоднократно он бежал за границу, но был каждый раз прощён. В 1154 году после очередного заговора с целью убийства императора, когда в обмен на военную помощь Андроник пообещал уступить венграм сербские фемы, куда был назначен наместником, Андроника посадили в тюрьму[142]. Оттуда он неоднократно пытался сбежать и, наконец, в 1164 году успешно сбежал, отправившись на Русь[143]. Вскоре Андроник вновь был прощён, поскольку, как отмечает Никита Хониат, император считал изгнание двоюродного брата «личным для себя бесчестием»[144]. Однако, назначенный наместником в Киликию и после военной неудачи временно скрывшись в Антиохии, Андроник влюбился в сестру новой жены Мануила Марии, Филиппу Антиохийскую, и поскольку вступил в грех кровосмешения, то вынужден был бежать в Иерусалимское королевство[145], а затем к сельджукам, с войсками которых совершал набеги на византийские земли. Наконец, Андроник был пленён византийцами, в очередной раз прощён и назначен наместником в Пафлагонию, где и пребывал с миром до кончины Мануила I в 1180 году. Всё это показывает не только симпатию императора по отношению к двоюродному брату, но и положение династии Комнинов, которая, опасаясь искать поддержки традиционной аристократии, предпочитала сохранять целостность семьи любым путём и опираться на близких родственников, доверяя им в любом случае больше, нежели другим вельможам.

       Семейный образ правления Комнинов был полезен, пока династия оставалась в силе и крепко держала страну в руках, однако привёл к коллапсу власти, как только династия пресеклась. От первой жены Берты у Мануила I не было сыновей. Первоначально он выдвинул план женитьбы его старшей дочери Марии на наследнике венгерского престола Беле и создания личной унии, дабы вновь образованное государство стало наиболее могущественным в Юго-Восточной Европе. Однако постоянные конфликты с Венгрией и нарастание конфессиональных противоречий делали этот план трудновыполнимым, и после рождения от второй жены в 1170 году сына Алексея император разорвал помолвку[146]. Однако Мануил I умер в 1180 году, оставив несовершеннолетнего сына, регентшей при котором провозгласила себя мать, Мария Антиохийская, которая, как латинянка, продолжала и даже усилила западническую политику Мануила.

       Между тем великодержавные амбиции и масштабные внешнеполитические проекты вогнали страну за время царствования Мануила в глубокий кризис. Направляя почти все средства на поддержание и увеличение армии, новые военные походы и содержание двора, Мануил был вынужден всё более увеличивать налоги. Содержание армии в походах ложилось на местных крестьян[147] и вело к их ещё большему разорению. Засилье итальянцев в торговле, которому покровительствовала придворная партия, группировавшаяся вокруг жены императора[148], приносило колоссальные убытки собственному византийскому производителю, мешая ему выйти на рынок. Между тем основным направлением внешней политики при Мануиле стало вместо восточного западное. Император стремился поднять престиж Византийской империи в Европе, вернуть ей статус наиболее значительной державы, на который Византия претендовала все эти столетия, однако в итоге увяз в бесконечных военных действиях в Италии и против Венгрии, приносивших переменный успех. С Иконийским султанатом он, напротив, заключил мир, позволив тому усилиться, так что, когда после нарушения мира сельджуками Мануил был вынужден выступить в поход, то был наголову разгромлен в 1176 году при Мириокефале[149]. Это поражение, при котором византийская армия была почти полностью уничтожена, разом нанесло тяжёлый ущерб авторитету Византии и вновь привело к новым уступкам сельджукам.

Глава 4.
Андроник I Комнин и его попытки оздоровления экономики.

       В ситуации финансового кризиса, стремительного обнищания населения и потери внешнеполитического престижа Византии регентша Мария начала активно покровительствовать итальянским купцам, вызвав в стране крайнее недовольство правительством[150]. Вскоре в Константинополе поднялось неудачное восстание, инспирированное сестрой малолетнего Алексея II Марией[151]. Поэтому, когда пребывавший наместником Пафлагонии неугомонный Андроник Комнин двинулся в 1182 году с войсками на столицу, то поддержку ему оказали и столичное население, и жители провинций, и большая часть константинопольской знати, и наместники большинства провинций, за исключением Никеи и Фракии, где управляли родственники протосеваста Алексея Комнина, подручника регентши[152]. Направленные против Андроника войска и флот перешли на его сторону. Распространив в столице слухи, что регентша готова ради сохранения власти передать страну латинянам, Андроник спровоцировал мятеж в столице, перешедший в грандиозный грабёж европейских купцов и их избиение, при котором погибло почти всё латинское население Константинополя[153]. В этот момент Андроник занял столицу. Первоначально он провозгласил себя регентом при малолетнем императоре. Основной задачей Андроника было избавиться от возможных соперников и вообще всякой оппозиции. Первым делом убита была дочь Мануила Мария[154]. Затем начались масштабные казни, ссылки и ослепления аристократов из самых различных партий[155], причём при наличии малейшей возможности приговор проводился через официальный суд[156]. В своей политике новый регент традиционно опирался исключительно на лично преданных ему сторонников, назначая их на все освободившиеся должности[157]. В то же время и креатуры Андроника могли быть легко репрессированы по одному подозрению нового правителя в измене или же просто рассердив его[158]. Императрица Мария была подвергнута суду и по его приговору, формально утверждённому малолетним императором, казнена. Наконец Андроник был объявлен соправителем Алексея II, через несколько дней тот был тайно удушен, и Андроник, женившись на невесте убитого, занял императорский трон[159].

       Социальная политика Андроника вызывает в историографии многочисленные дискуссии. Среди историков XIX века господствовал взгляд на него как на беспринципного тирана, не брезгующего любыми средствами. В то же время Ш. Диль считал, что Андроник мог бы стать великим государем и «вступил на верный путь» подавления феодалов, однако внешнеполитические неудачи привели к его свержению[160]. Ф. И. Успенский, отдавая должное его способностям и, одновременно, низким чертам характера, отмечает, что Андроник стремился быть «крестьянским царём» и поставил себе задачу «очистить империю от иностранцев и родовитых людей», достигнуть популярности у толпы, но не смог достигнуть стабильности, утратил поддержку масс и был свергнут[161]. Отмечает он также, что в первое время простой народ оказывал широкую поддержку Андронику, оказавшемуся символом патриотических сил. Ещё в изгнании Андроник был очень популярен, о нём сочинялись песни[162]. Советский исследователь М. В. Левченко придерживался мнения о демократическом характере правления Андроника, который стремился улучшить положение народа[163]. С другой стороны, К. Н. Юзбашян доказывал, что все мероприятия Андроника носили демагогический характер и имели целью предотвратить массовое народное возмущение небольшими подачками[164]. В действительности же, по его мнению, Андроник выражал скорее интересы столичной бюрократии[165]. М. М. Фрейденберг в рецензии на работу К. Н. Юзбашяна выдвинул предположение, что Андроник опирался на провинциальные народные массы, ущемляемые до этого как политикой аристократии, так и про-латинской политикой[166]. К. Н. Юзбашян позднее в соответствующей главе в «Истории Византии» несколько скорректировал своё мнение, признав, что Андроник опирался не только на крупную аристократию, но и на столичную толпу, однако ещё раз подчеркнул, что вся деятельность Андроника не выходила за пределы внутренней борьбы среди аристократии, и уничтожение Андроником представителей аристократии никак не означала, что они находились в оппозиции его политике[167]. М. Я. Сюзюмов одновременно высказал плохо сочетающиеся предположения, что Андроник действовал в пользу торговых кругов столицы, стремился к ликвидации проний, но не боролся целенаправленно против аристократии[168]. Отечественный историк-эмигрант Г. А. Острогорский считал деятельность Андроника противоречивой. По его мнению, Андроник стремился обновить страну, ликвидировать «засилье знати» и улучшить положение в провинциях, однако, не умея применить никаких методов, кроме террора, потерпел поражение[169]. Наконец, современный исследователь О. Юревич подчёркивает, что единственной целью и причиной реформ Андроника было удержать власть, поэтому он стремился ликвидировать аристократию, вставшую в оппозицию к нему, и провёл в результате ряд реформ по оздоровлению экономики, однако не смог улучшить положение народа и потерял и его поддержку[170]. Тем не менее, все исследователи признают, что Андроник попытался реформировать систему управления страной.

       Ещё будучи регентом, Андроник отменил распоряжения Мануила, запрещавшие перепродажу пожалованной императором земли не аристократам. Одновременно Андроник поощрял передачу проний в наследственную собственность, надеясь, что в этом случае хозяин, не ограниченный в сроках владения, будет менее жёстко взимать платежи с крестьян[171]. В провинции назначались преторы — гражданские чиновники на государственном жаловании, следившие за правильным взиманием налогов, коррупционеры в налоговом ведомстве подвергались суровым наказаниям, запрещена продажа должностей[172]. Это несколько улучшило положение крестьянства и, следовательно, увеличило налоговые поступления в казну. Для оздоровления экономики Андроник стремился поощрять торговлю. Было отменено «береговое право», по которому жители могли грабить потерпевший крушение у их берегов корабль, начата борьба с пиратством[173]. Массовая резня иностранцев в Константинополе вполне резонно ликвидировала их влияние в торговле страны. Между тем, расправившись с пизанцами и генуэзцами, Андроник попытался пойти на союз с венецианцами, выплатив им компенсацию за все понесённые в ходе погрома и репрессий Мануила убытки. В результате, хотя прежние льготы венецианцам возвращены не были, но они вновь стали укрепляться в городах империи.

       Таким образом, можно сказать, что основной целью Андроника было оздоровить экономику. Для этого им принимались противоречивые меры, порой имевшие двоякие последствия. Однако в любом случае политика Андроника вызывала крайнее недовольство всей аристократии, что, вкупе с подозрительностью Андроника, приводило к ещё большим репрессиям, которые нанесли тяжелейший удар по столичной аристократии. Меры по искоренению налоговых злоупотреблений оттолкнули от императора и мелких феодалов, первоначально поддержавших Андроника.

       В 1183 году в Никее и Бруссе Ангелы и Кантакузины подняли восстание. После взятия городов Андроник не только подверг жестоким казням его руководителей и участников, но и разграбил города[174], что вызвало возмущение торгово-ремесленных кругов в других городах. Многие аристократы бежали в соседние страны, в результате чего Венгрия и Конийский султанат начали боевые действия, а сицилийские норманны высадились в Эгейском море и подкупом захватили Фессалоники[175], причём посланная против них Андроником армия (точнее, целых пять армий с пятью разными командующими, чтобы они нейтрализовали друг друга) стояла у города и ничего не делала. Наконец, Исаак Комнин, родственник Андроника, чьё происхождение неясно, хотя Никита Хониат считал его внуком Исаака Комнина и внучатым племянником Иоанна II, с наёмным войском направился на Кипр, предъявил там местным властям фальшивые документы, по которым он назначался наместником, и провозгласил себя сперва независимым деспотом, а потом императором[176]. Андроник не предпринял никаких действий.

Глава 5.