МилорадПавич, «Хазарский словарь»

Словарь

· У Татьяны Шатской есть цикл стихотворений, из которых первые четыре приводятся ниже:

Море тёплое вокруг,
Мы купались в нём, и вдруг
Всех друзей, как ветром, сдуло -
К пляжу подплыла... (Акула)

Вышел пруд из берегов,
Распугав всех рыбаков -
В воду прыгнул и плывёт
Неуклюжий... (Бегемот)

В сказках он – всегда злодей,
Нападает на людей
И в козлятах знает толк -
Ненасытный серый... (Волк)

Шли птенцы к реке гуськом,
Я встречал их босиком,
А теперь сижу и злюсь:
Ущипнул за пятку... (Гусь)

Очевидно, что автор менее всего стремится познакомить ребенка с миром животных. Текст указывает не на факт, а на представление о нем, дает обобщение того, что обычно говорят детям о бегемоте или волке («В сказках он – всегда злодей»). Расположение материала играет здесь двойную роль: во-первых, оно должно познакомить ребенка с буквами русского алфавита, опираясь на те знания, которые у него уже есть; во вторых, оно приводит в порядок сами эти знания.

Книга МилорадаПавича довольно необычна по форме, но, как видите, не уникальна. Постарайтесь вспомнить другие примеры произведений, в которых материал организуется по принципу энциклопедии или словаря.

· МилорадПавич – профессиональный филолог, преподаватель и автор работ по истории литературы. Попытайтесь оценить его «Словарь» как профессиональную работу филолога.

· Жанр энциклопедии имеет определенные философские обоснования, особенно очевидные в энциклопедиях древности и средневековья. Охарактеризуйте их.

· Какие еще принципы организации материала, помимо алфавитного, использует Павич?

Нелинейный текст

· В предисловии сообщается, что книгу можно читать разными способами. Способ чтения выбирает читатель. Видимо, самая известная книга, в которой читателю предоставляются такие же права, – «Игра в классики» Хулио Кортасара. Сравните книги. Вспомните другие подобные произведения.

· Письмо, предполагающее такое чтение, иногда называют нелинейным. Д.В. Спиридонов пишет: «Строго говоря, понятие «нелинейного письма» не является литературоведческим термином. Оно возникло как обозначение определенной повествовательной манеры, принятой и разрабатываемой (в том числе и теоретически) некоторыми современными писателями. В самом общем виде главной особенностью произведений, так или иначе подпадающих под дефиницию «нелинейного письма», можно считать устранение«предзаданной» фабулы: «нелинейный» текст обычно разделен па относительно самостоятельные (в смысловом и сюжетном отношении) фрагменты, которые могут комбинироваться читателем либо свободно, либо на основе разработанного автором алгоритма, позволяющего передвигаться от одного фрагмента (главы, статьи, примечания, записи и проч.) к другому, – таким образом, читатель самостоятельно выстраивает собственный текст (или тексты), который даже не обязательно должен состоять из всех имеющихся в произведении фрагментов. При этом автор, как правило, программирует определенные эффекты восприятия произведения, связанные с допущением различных комбинаций фрагментов, которые открывают различные смысловые и интерпретационные пути (порой прямо противоположные, в зависимости от конкретной комбинации)». Произведения, написанные «нелинейно», нередко сопоставляют с гипертекстом. Познакомьтесь с работами, посвященными «гиперлитературе», например, со статьей А. Гениса «Гипертекст – машина реальности» (Иностр. лит., 1994, №5). Объясните смысл аналогии.

· Подумайте, какие теоретические проблемы создает такой текст? Можно ли использовать по отношению к подобным книгам традиционный литературоведческий аппарат, говорить о сюжете, авторе, авторской позиции, герое, характере? В самом ли деле такой способ организации, когда читатель может перескакивать от одного фрагмента к другому, делает его полноправным соавтором текста? Действительно ли ему предоставляется большая свобода, нежели в произведении, написанном традиционным способом?

· Нелинейное письмо предполагает нелинейное чтение, которое должно быть противопоставлено «линейному». Подумайте, как мы на самом деле читаем. Линейно ли обычное чтение художественного произведения?

· Прочитайте рецензию Сергея Шаргунова на повесть Павича «Ящик для письменных принадлежностей» (НМ 2000*12 http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2000/12/pavich.html), в которой дается резко негативная оценка творчества писателя, или (претенциозно написанное, но содержательное) эссе Михаила Бутова «Отчуждение славой» (НМ 2000*2 http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2000/2/butov.html), где оценка Павича более лояльна, но тоже весьма критична. Вообще можно заметить, что тон отзывов о Павиче довольно быстро перестал быть безусловно восторженным (ср., статья в рудневском «Словаре» определяет ХС как «одно из сложнейших и прекраснейших произведений современного постмодернизма».). Подумайте, насколько обоснована критика? Можно ли согласиться с теми, кто считает эксперимент МП бесцельным или бессмысленным?

Поэтика

· В статье «Кирилл (Константин Солунский, или Константин Философ)» «Красной книги» Хазарского словаря есть такая фраза: «Из кельи была прекрасно видна середина октября, и в ней тишина длиной в час ходьбы и шириной в два». Говоря о подобных образах, волгоградский профессор Валерий Александрович Пестерев цитирует слова Мандельштама о «гераклитовой метафоре» из «Разговора о Данте»: она «с такой силой подчеркивает текучесть явления и такими росчерками перечеркивает его, что прямому созерцанию, после того как дело метафоры сделано, в сущности, уже нечем поживиться» (Мандельштам, Слово и культура, М., 1987.С. 128). Форму романа исследователь определяет как «поэтическую» и утверждает ее тождество структуре метафоры (Пестерев В. А. Модификации романной формы в прозе Запада второй половины ХХ столетия Волгоград, 1999). Прокомментируйте следующий фрагмент (статья о Ябире ибн Акшани из «Зеленой книги» Хазарского словаря). Охарактеризуйте субъектную структуру отрывка, принципы построения образа, характер фольклоризма.

«АКШАНИ ЯБИР ИБН (XVII век) – по мнению лютнистов из Анатолии, некоторое время это имя носил шайтан и под ним он явился одному из самых известных музыкантов XVII века – Юсуфу Масуди. Ибн Акшани и сам был исключительно искусным музыкантом. Сохранилась его запись одной мелодии, по которой ясно, что при игре он использовал более десяти пальцев. Он был крупного сложения, не отбрасывал тени и носил на лице мелкие, как две полувысохшие лужицы, глаза. О своем понимании смерти он не хотел говорить людям, но давал об этом понять косвенно, рассказывая истории, советуя, как толковать сны или как добраться до понимания смерти с помощью ловцов снов. Ему приписывают два изречения: 1) смерть – это однофамилец сна, только фамилия эта нам неизвестна; 2) сон – это каждодневное умирание, маленькое упражнение в смерти, которая ему сестра, но не каждый брат в равной степени близок своей сестре. Однажды он решил на деле показать людям, как действует смерть, и проделал это, взяв для примера одного христианского военачальника, чье имя дошло до нашего времени: его звали АврамБранкович *, и воевал он в Валахии, где, как утверждал шайтан, каждый человек рождается поэтом, живет вором и умирает вампиром. Некоторое время Ябир Ибн Акшани был смотрителем мавзолея султана Мурата, и как раз тогда один неизвестный посетитель записал кое-что из его слов.

"Сторож закрывал мавзолей, – записал неизвестный, – и тяжелый звук замка падал в его мрак, как будто это падало имя ключа. Такой же недовольный, как и я, он сел рядом, на камень, и закрыл глаза. В тот момент, когда мне казалось, что он уже заснул в своей части тени, сторож поднял руку и показал на моль, залетевшую в галерею мавзолея то ли из нашей одежды, то ли из разложенных внутри персидских ковров.

– Видишь, – обратился он ко мне равнодушно, – насекомое сейчас высоко наверху, под белым потолком галереи, и его видно только потому, что оно движется. Глядя отсюда, можно было бы подумать, что это птица высоко в небе, если считать потолок небом. Моль этот потолок, вероятно, так и воспринимает, и только мы знаем, что она ошибается. А она не знает и того, что мы это знаем. Не знает она и о нашем существовании. Вот и попробуй теперь установить с ней общение, попытайся. Можешь ли ты ей сказать что-нибудь, все равно что, но так, чтобы она тебя поняла и чтобы ты был уверен, что она тебя поняла до конца?

– Не знаю, – ответил я, – а ты можешь?

– Могу, – сказал старик спокойно, хлопнув руками, убил моль и показал на ладони ее расплющенные останки. – Ты думаешь, она не поняла, что я сказал?

– Так можно и свече доказать, что ты существуешь, загасив ее двумя пальцами, – заметил я.

– Разумеется, если свеча в состоянии умереть... Представь теперь, – продолжал он, – что есть кто-то, кто знает о нас все то, что мы знаем о моли. Кто-то, кому известно каким образом, чем и почему ограничено наше пространство, то, что мы считаем небом и воспринимаем как нечто неограниченное. Кто-то, кто не может приблизиться к нам и только одним-единственным способом – убивая нас – дает нам понять, что мы существуем. Кто-то, чьей одеждой мы питаемся, кто-то, кто нашу смерть носит в своей руке как язык, как средство общения с нами. Убивая нас, этот неизвестный сообщает нам о себе. И мы через наши смерти, которые, может быть, не более чем просто урок какому-нибудь скитальцу, сидящему рядом с убийцей, мы, повторяю, через наши смерти, как через приоткрытую дверь, рассматриваем в последний момент какие-то новые пространства и какие-то другие границы. Эта шестая, высшая степень смертного страха (о котором нет воспоминаний) держит всех нас вместе, в одной игре, связывает всех ее участников, не знакомых друг с другом. В сущности, иерархия смерти – это то единственное, что делает возможной систему контактов между различными уровнями действительности в необъятном пространстве, где смерти, как отзвуки отзвуков, повторяются бесконечно...

 Пока сторож говорил, я думал: если все, что он здесь рассказывает, – плод мудрости, опыта или начитанности, то это не заслуживает внимания. Но что, если вдруг он просто в этот момент оказался в таком положении, из которого ему открывается лучший вид и другие горизонты, чем всем остальным или ему же самому день назад?.."

Ябир Ибн Акшани некоторое время жил скитальцем. Вместе со своим музыкальным инструментом, сделанным из панциря белой черепахи, он бродил по селам Малой Азии, играл и гадал, пуская в небо стрелы, воровал и выпрашивал по два сита муки каждую неделю. Погиб он в 1699 году от Исы странной смертью. В то время он болтался по четверговищам (местам, где по четвергам бывают ярмарки) и везде, где ему удавалось, пакостил людям. Плевал им в трубки, связывал друг с другом колеса на повозках, узлом завязывал чалмы, так что без чужой помощи их было не распутать, и тому подобное. А когда он настолько досаждал прохожим, что те накидывались на него с побоями, то, воспользовавшись неразберихой, потрошил их карманы. Он как будто выжидал, когда придет его время. Однажды, решив, что это время пришло, потребовал от одного крестьянина, у которого была рыжая корова, привести ее за плату на определенное место в определенный час. На этом месте уже целый год не было слышно ни единого звука. Крестьянин согласился, привел корову, и она проткнула Ибн Акшани рогами, так что он упал замертво там, где стоял. Умер он легко и быстро, будто заснул, и под ним в этот момент появилась тень, – может быть, только для того, чтобы встретить его тело. После него осталась лютня из панциря белой черепахи, в тот же день превратившаяся в черепаху, ожившую и уплывшую в Черное море. Лютнисты верят, что когда Ябир Ибн Акшани вернется в мир, его черепаха опять станет музыкальным инструментом, который заменит ему тень.

Похоронен он в Трново, недалеко от Неретвы, на месте, которое сейчас называется Шайтанова могила. Год спустя после того, как его похоронили, один христианин с Неретвы, хорошо знавший жизнь Акшани, отправился по какому– то делу в Салоники. Там он зашел в лавку купить вилку с двумя зубцами, которую используют для того, чтобы отправить в рот сразу два вида мяса – свинину и говядину. Когда хозяин лавки вышел к нему, чтобы его обслужить, человек этот сразу узнал в нем Акшани и спросил, откуда он взялся в Салониках, если год назад его похоронили в Трнове.

– Приятель, – отвечал ему Акшани, – я умер, и Аллах осудил меня на веки веков, и вот я здесь торгую, и у меня есть все, что положено. Только не ищи у меня весов, потому что взвешивать я больше не могу. Поэтому и торгую саблями, ножами, вилками и разными орудиями, которые идут на штуки, а не на вес. Я всегда здесь, но в одиннадцатую пятницу каждого года должен лежать в могиле. Знаешь, я дам тебе товара в долг сколько хочешь, ты только напиши бумагу, что вернешь, когда договоримся...

Неретлянин согласился, хотя был день, когда трубки пищат и не раскуриваются, они составили бумагу со сроком после одиннадцатой пятницы, которая приходилась на месяц реби-уль-эвел; неретлянин окинул взглядом всю лавку и вернулся домой, забрав товару столько, сколько хотелось. В пути возле самой Неретвы на него напал разъяренный кабан, которого он с трудом отогнал палкой. Однако зверю удалось отодрать у него конец пояса голубого цвета. Когда наступил месяц реби-уль-эвел, неретлянин накануне одиннадцатой пятницы взял пистолет и ту самую вилку, которую он купил в Салониках, раскопал Шайтанову могилу и увидел там двоих. Один лежал на спине и курил трубку с длинным чубуком, а другой, в стороне от него, молчал. Когда он прицелился в них из пистолета, тот, что курил, выпустил ему в лицо дым и сказал:

– Меня зовут Никон Севаст *, и со мной у тебя дел нет, потому что я похоронен на Дунае. – С этими словами он исчез, только трубка осталась в могиле. Тогда зашевелился второй, и неретлянин узнал в нем Акшани, который укоризненно сказал ему:

– Э-э, приятель, я ведь мог погубить тебя в Салониках, да не захотел и даже помог тебе. Что ж у тебя за вера, что ты так мне за это платишь...– При этих словах Акшани рассмеялся, и неретлянин увидел у него во рту обрывок своего голубого пояса... Тут он собрался с духом, перевернул пистолет вверх курком и выстрелил в Акшани. Тот попытался дотянуться до него, но только оцарапал – было уже поздно: грохнул выстрел, и пуля попала туда, куда он целился. Акшани взревел, как вол, и могила наполнилась кровью.

Придя домой, неретлянин положил оружие и хватился своей двузубой вилки, но ее нигде не было. Пока он стрелял в Акшани, тот ее украл...

По другому преданию, Ябир Ибн Акшани вообще не умирал. Однажды утром в 1699 году в Царьграде он бросил лист лавра в лохань с водой и сунул туда голову, чтобы вымыть свой чуб. Его голова оставалась под водой несколько мгновений. Когда он ее вынул, вдохнул воздух и выпрямился, вокруг него больше не было ни Царьграда, ни царства, в котором он умывался. Он находился в стамбульском отеле высшей категории "Кингстон", шел 1982 год от Исы, у него была жена, ребенок и паспорт гражданина Бельгии, он говорил по-французски, и только на дне раковины марки F. Primavesi&Son, Corrella, Cardiff лежал мокрый лист лавра».

Перевод Ларисы Савельевой.

· Попытайтесь реконструировать хронологическую и причинно-следственную связь элементов сюжета. Определите сюжетные функции главных персонажей в каждом из временных пластов книги: каган, принцесса Атех, Константин Философ, Фараби ибн Кора, Исаак Сангари; Мефодий Солунский, Спаньярд Аль-Бекри, Иегуда Халеви; кирАврамБранкович, Юсуф Масуди, Себастьян Коэн; доктор Исайло Сук, доктор Муавия Абу Кабир, доктор Дорота Шульц. Определите значение тем «ловцов снов» «искусственного человека» (Адам Кадмон, Адам Рухани). Вспомните, в каких еще произведениях появляется мотив «искусственного человека».

· Обратите внимание на роль новеллистических вставок в романе (Повесть о Петкутине и Калине, Повесть об Адаме Рухани, Повесть о смерти детей, Рассказ про яйцо и смычок).

· В.П. Руднев полагает, что «суть сюжета и художественной идеологии» «Хазарского словаря» «отчасти» составляет ответ на вопрос, «почему словарь и лица, так или иначе принимавшие участие в его создании или реконструкции, были уничтожены». Как на этот вопрос отвечаете вы?

· События «хазарской полемики» по-разному излагаются христианскими, исламскими и иудейскими хронистами. В. П. Руднев полагает, что форма «Словаря» соответствует идее о том, что история есть фикция, вымысел, поскольку она построена на документах, которые всегда можно фальсифицировать: «Издатель [...] полностью отдает себе отчет, что [...] материалы ХVII века недостоверны, они в максимальной степени построены на легендах, представляют собой нечто вроде бреда во сне и опутаны сетями заблуждений различной давности»…» Хейден Уайт пишет: «Когда дело доходит до исторических явлений, здесь все – от начала до конца — конструкция. И как же может быть иначе?» (Хейден Уайт. Метаистория. – Екатеринбург, 2002. – С. 12). Что вы думаете по этому поводу?

Исторические контексты

· Роман МилорадаПавича был опубликован в 1984 г. Через семь лет, в марте 1991 началась война, продолжавшаяся до 2001 года. В 2003 году государство Югославия официально прекратило свое существование. Попробуйте соотнести содержание романа с историческим контекстом, который, конечно, охватывает не только конец ХХ века, но все главные события балканской истории начиная с эпохи средневековья. Почему Балканы с XIX века называли «пороховой бочкой Европы»? Обобщите свои познания о «Балканском мире» и постарайтесь их углубить, обратившись к дополнительным источникам.

· Легендарная история хазарской полемики, разумеется, перекликается с историей выбора веры князем Владимиром на Руси. Так же и в исторической судьбе сербского народа можно увидеть черты, сближающие ее с русской историей. Авторы, пишущие на эти темы, и по отношению к сербской, и по отношению к русской истории используют выражения вроде «имперские комплексы», «постимперский синдром», «историческая фрустрация». Подумайте, что имеется в виду. Вспомните стихотворение Александра Блока «Скифы», подумайте о его историософской концепции, о том, какая историческая роль в ней приписывается России. Каким еще народам в разные эпохи приписывалась та же роль?

· По европейским масштабам Сербия – малая страна. Если можно говорить о «мировом читателе», как можно говорить о «мировой литературе», то литература Сербии никогда не находилась в фокусе его внимания. Мировой успех Павича почти беспрецедентен, но время от времени подобное бывает. Каким должен быть писатель, пишущий на мало кому известном языке, чтобы обрести мировое признание? Есть ли тут какая-то закономерность? Вспомните других авторов – выходцев из стран бывшей Югославии (Эмир Кустурица, ГоранБрегович). Есть ли что-то общее в образах «балканского мира», созданных в их произведениях?

Мужское и женское

· В мужской версии «Словаря» статья «Шульц, Дорота» в «Желтой книге» содержит следующий фрагмент (из письма доктора Шульц):

«И он протянул мне те самые бумаги ксерокопии, – которые лежали перед ним. В этот момент я могла нажать на гашетку. Вряд ли мне представился бы более удобный случай – в саду был всего один свидетель, да и тот ребенок. Но все получилось иначе. Я протянула руку и взяла эти так взволновавшие меня бумаги, копии которых приложены к этому письму. Когда, вместо того, чтобы стрелять, я брала их, мой взгляд остановился на пальцах сарацина с ногтями, напоминавшими скорлупу лесных орехов, и я вспомнила о том дереве, которое Халеви упоминает в книгах о хазарах. Я подумала, что каждый из нас представляет собой такое дерево: чем выше мы поднимаемся наверх, к небу – сквозь ветры и дожди – к Богу, тем глубже должны наши корни уходить в мрак, грязь и подземные воды, вниз, к аду. С такими мыслями читала я страницы, которые дал мне зеленоглазый сарацин. Их содержание изумило меня, и я недоверчиво спросила, как они к нему попали. – Важно вовсе не то, как они ко мне попали».

· В женской версии этот фрагмент выглядит так:

«И он протянул мне те самые бумаги ксерокопии, которые лежали перед ним. Передавая мне эту папку, он на мгновение коснулся своим большим пальцем моего, и от этого прикосновения у меня по телу пробежали мурашки – было такое чувство, будто в этом касании сошлось все наше прошлое и настоящее. Поэтому, начав читать предложенный им текст, я под нахлынувшим потоком чувств на какое-то время потеряла нить. В эти мгновения моего отсутствия и погруженности в себя вместе с каждой прочитанной, но непонятой или непринятой мною строкой протекали века. И когда после этих нескольких мгновений я вздрогнула и пришла в себя и снова начала воспринимать строки у себя перед глазами, я поняла, что тот читатель, который возвращается из океана своих чувств, принципиально отличается от того, кто совсем недавно в этот океан вошел. Я получила и узнала гораздо больше от этих страниц, не прочитав их, а когда я спросила д-ра Муавию, как они к нему попали, он ответил нечто такое, что привело меня в еще большее изумление: – Важно вовсе не то, как они ко мне попали».

· Других различий между версиями нет. Автор, однако, утверждает, что для того, чтобы книга сложилась «в одно целое», читатель должен «сравнить мужскую и женскую версии этой книги». Как, по-вашему, следует к этому относиться?

· Эссе о книге Павича в своем «Энциклопедическом словаре культуры ХХ века» В. П. Руднев заканчивает так: «Особенностью, придающей уникальность "Х. с.", является та преувеличенная серьезность его стиля, то отсутствие иронии, замешенное на терпком балканском фольклоре, которые позволяют говорить не только о квинтэссенции постмодернизма, но и об альтернативе ему. В этом смысле МилорадПавич безусловный антипод Умберто Эко – семиотика, играющего (когда более, когда менее успешно) в прозаика, а антиподом "Имени розы" становится "Х. с.". А может быть, все дело в том, что гениальность (которой несомненно обладает автор "Х. с.") и постмодернизм – несовместимы. В этом смысле Павич писатель глубоко старомодный, такой, например, как Томас Манн, Фолкнер или Франц Кафка». Что вы по этому поводу думаете?

[1] Прачечная самообслуживания

[2] Мама. Моя безумная жизнь. Моя любовь (исп.)