Основополагающая работа: «Толкование сновидений» (1900)

Сам Фрейд верил, что из всех его работ величайшей является «Толкование снови­дений». В письме к Флиссу (S. Freud, I960) он выражал надежду на то, что однажды появится мемориальная доска, на которой будет написано: «В этом доме 24 июля 1895 г. д-р Зигмунд Фрейд раскрыл тайну снов». Догадка Фрейда, столь высоко оцененная им самим, заключалась в том, что сон представляет собой не бессмыс­ленное скопление образов, а ключ к самым укромным уголкам личности. Идея о том, что сны имеют значение, была отнюдь не нова, что признавал и сам Фрейд, но это был шаг в сторону от академической точки зрения того времени. Большинство мыслителей, включая и В. Вундта, уделяли снам мало внимания, считая их всего лишь запутанными ночными версиями психических процессов в состоянии бодр­ствования. Фрейд встал на сторону философов, пользующихся дурной репутаци­ей, и древних религий, считая сны символическими проявлениями реальности, недоступной опыту бодрствования.

Основная идея Фрейда проста, но она становится сложной и далеко идущей со всеми деталями и ответвлениями: все мы, независимо от того, являемся невроти­ками или нет, несем в себе желания, которые не можем принять на сознательном уровне. Мы невольно удерживаем эти желания на бессознательном уровне или подавляем их. Тем не менее они остаются активными именно потому, что подавле­ны и не подвержены тщательному рассмотрению сознанием и распаду воспомина­ний. Они постоянно подавляют доступ к осознанию и, следовательно, контролю над поведением. Во время бодрствования наше Эго, или сознательное Я, подавля­ет эти желания; но во время сна сознание теряет свою силу и подавление ослабева­ет. Если бы наши подавленные желания когда-нибудь полностью ускользнули от подавления, то мы бы проснулись и возобновили контроль. Сновидение — это ком­промисс, защищающий сон, поскольку сны — это галлюцинаторное, замаскиро­ванное проявление подавленных идей. Сны дают частичное удовлетворение непри­емлемых желаний, но так, что сон и сознание редко оказываются потревоженными.

Фрейд суммировал свои взгляды, сказав, что каждое сновидение — это испол­нение желания, т. е. замаскированное выражение (исполнение) некоторых бессо­знательных желаний. Эта особенность сновидений делает их королевской дорогой к бессознательному: если мы сможем расшифровать сновидения и восстановить их скрытый смысл, то откроем фрагмент нашей бессознательной психической жизни и сможем пролить на нее свет рассудка. Таким образом, сновидения и истерия имеют общее происхождение, поскольку представляют собой символическую ре­презентацию бессознательных потребностей, и смысл их обоих можно понять, уста­новить их источники. Существование сновидений демонстрирует, что между невро­тической и нормальной психической жизнью нельзя провести четкую границу. Все индивиды имеют потребность в желаниях, которых не осознают и реализацию кото­рых сочли бы тревожной. Но у невротиков обычные средства защиты разрушаются и возникают симптомы.

И в случае истерии, и в случае сновидений метод расшифровки один и тот же — это метод свободных ассоциаций. Точно так же как истерических пациен-

тов просили непринужденно говорить о своих симптомах, мы можем понять и сно­видения с помощью установления свободных ассоциаций с каждым элементом сно­видения. Предположение Фрейда заключалось в том, что свободная ассоциация повернет вспять процесс, порождающий сновидение, и в конце концов приведет его к бессознательной идее, заключающейся в нем. При анализе симптомов и анализе сновидений цель одна и та же: достичь рационального понимания собственного ир­рационального бессознательного, сделать шаг к психическому здоровью.

Основное изменение, внесенное в более поздние издания «Толкования сновиде­ний», касалось тех средств, с помощью которых можно расшифровать сны. В первых изданиях книги единственным методом были свободные ассоциации, но благода­ря работам своего последователя Вильгельма Стекеля Фр'ейд пришел к убеждению, что сны можно также истолковывать в соответствии с более или менее однообраз­ным набором символов. Так, в большинстве случаев, определенные объекты или переживания служат для обозначения одних и тех же бессознательных идей в снах всех людей. Например, подъем по лестнице символизирует половые сношения, чемодан — влагалище, а шляпа — пенис.

Конечно, такой подход является упрощенным процессом толкования снов. Он также сделал возможным более широкое применение догадки Фрейда при толко­вании мифов, легенд и произведений искусства. Фрейд уже обращался к такого рода анализу в более ранних версиях своей работы, оценивая «Царя Эдипа» Со­фокла и «Гамлета» Шекспира как эдипальные истории; он и прочие психоанали­тики часто производили такой анализ. Психоанализ никогда не ограничивался просто психотерапией, его все чаще использовали как общий инструмент для по­нимания всей человеческой культуры. Мифы, легенды и религии рассматривались как замаскированное выражение скрытых культурных конфликтов; искусство — как выражение личных конфликтов художника — здесь действовали те же меха­низмы, что и в сновидениях. Система символов помогала утвердить это продолже­ние психоанализа в правах и делала его возможным. Мы не можем положить Со­фокла, Шекспира или целую культуру на аналитическую кушетку и попросить их дать свободные ассоциации, но мы можем поискать в их творениях универсальные ключи к универсальному человеческому бессознательному.

«Толкование сновидений» было больше чем анализом снов как выражения подавленных желаний и мыслей, поскольку дало Фрейду его общую модель разу­ма как многослойной системы, где бессознательное формирует мысли и поведение в соответствии с определенным набором правил (J. F. Sulloway, 1979). Более того, теория сновидений закладывала фундамент для разоблачающей функции психо­анализа, столь важной для его позднейшего герменевтического использования об­щественными и литературными критиками, поскольку, согласно психоанализу, сновидения и, в более широком смысле, невротические симптомы, оговорки и, ко­нечно, все поведение никогда не являются тем, чем кажутся. Все они обусловлены мотивами, которых мы не осознаем, потому что считаем их предосудительными; их функция — защищать нас от неприятной психической реальности. В руках ли­тературного критика психоанализ можно использовать для того, чтобы показать, что произведения искусства никогда не являются тем, чем кажутся, так как выра­жают глубочайшие тайные потребности и конфликты творца, а если работа становится популярной или вызывает споры, то и аудитории. С точки зрения обществен­ных критиков психоанализ предполагает, что общественная деятельность, соци­альные институты и ценности существуют для того, чтобы осуществлять и в то же время скрывать правление порочной системы ценностей (как правило, капитализ­ма) и достойной порицания элиты (как правило, белых мужчин). В терапии, ис­кусстве и политике психоаналитическая линия аргументации ставит терапевта и критика в привилегированное положение, над увертками бессознательного, в ко­тором только и возможно показать истину введенным в заблуждение клиентам, публике и гражданам.