XIX век: формирование поля деятельности психологии

К 1789 г., времени Французской революции, психология уже установилась как философская, но еще не научная дисциплина. Стало ясно, что психология, наука о человеческой природе, сыграет решающую роль во всех грядущих спорах о чело­веческой ценности и человеческой жизни.

Психология стала наукой в XIX в. Новая наука имела весьма разветвленные корни. Философы дали психологии концептуальные рамки; физиологи предоста­вили знания о нервной системе и экспериментальные методы; просветители, соци­альные реформаторы и психиатры снабдили ее мотивами для использования на­уки с целью улучшения жизни людей. Этот раздел описывает движения, идеи и открытия, которые привели к формированию научной психологии. Основное внимание будет уделено развитию психологии в Соединенных Штатах, родине психологии XX в.

Основные противоречия

Новая область психологии сформировалась в результате споров о ее определении и научной природе.

Содержание предмета

Что изучает психология? Картезианская парадигма давала один ответ: психоло­гия — это исследование сознания, и первые психологи определяли психологию как науку о сознании. Они указывали определенное содержание предмета, сознание, и уникальный метод, интроспекцию, для его изучения.

Тем не менее ни одна из наук о человеческой природе не могла избежать необ­ходимости изучать то, что люди делают. В Германии Кант предложил создать на­уку о поведении под названием антропология, а в Британии Джон Стюарт Милль выдвинул идею сходной науки — этологии. Поскольку в XIX и XX вв. происходи­ло разделение гуманитарных наук, психология постепенно охватила все исследо­вания людей как индивидов, а также дополнила изучение сознания исследования­ми индивидуального поведения и индивидуальных различий. Другие гуманитар­ные науки сосредоточили свое внимание на человеческом обществе (социология), культуре (антропология) и истории.

Наука и ее методология

Обсуждение вопросов, касающихся содержания предмета психологии, определя­ло статус психологии как науки. Может ли психология, особенно определяемая как исследование сознания, вообще быть наукой? А если да, то какой наукой она долж­на быть и какие методы использова'ть? Эти вопросы обсуждались на протяжении XIX столетия.

Психология бросает вызов науке.Некоторые мыслители выражали серьезные опасения по поводу того, может ли вообще существовать наука о разуме и созна­нии. В Германии самые серьезные возражения против психологии как науки вы­сказывались последователями Канта, немецкими идеалистами, и их аргументация задержала развитие психологии в университетах Германии. Различные возраже­ния были выдвинуты и основателем позитивизма, Огюстом Контом (1798-1857), оказавшим серьезное влияние на психологию в Англии и США.

Идеалисты сомневались в том, что можно количественно оценить сознательный опыт, эмпирическое Эго. Опыт можно описать качественно, но без количественных оценок более чем одного измерения не может быть психического эквивалента мате­матических законов Ньютона и, следовательно, науки о разуме. Еще более важной была невозможность изучать личность, трансцендентальное Эго. Поскольку лич­ность обладала опытом, как считали идеалисты, она не могла быть объектом опыта. Таким образом, высшие мыслительные процессы — уникальная собственность трансцендентального Эго — невозможно наблюдать. Психология, из которой исклю­чено исследование мышления, величайшей способности людей, не заслуживает зва­ния науки. Один из величайших споров психологии, противоречие безобразного мышления (см. главу 13), возник из проблемы доступности мышления наблюдению.

Конт предложил иерархию наук, из которой исключил психологию. Основной наукой была физика, на которой базировалась химия, служившая фундаментом :ч: :.rjr;r/r, лежавшей, в свою очередь, в основании новейшей и несомненной науки социологии. Конт полагал, что душа (psuche) не существует, поэтому не может быть и науки (logos) о ней. Он выражал надежду на то, что френология, биологическая наука о мозге, даст знания о человеческой природе, необходимые социологам. Позднее идеи Конта были дополнены логическими позитивистами, философия науки которых давала аргументы для того, что дать психологии новое определе­ние — науки об общественно наблюдаемом поведении (см. главы 6-8).

Защита психологии как естественной науки.В Великобритании философы-эмпирики разработали альтернативную концепцию разума, более дружественную по отношению к науке. Самое большое значение для психологии имели труды Джона Стюарта Милля (1806-1873), который непосредственно отвечал на вопро­сы Канта и Конта. Он утверждал, что мы наверняка можем наблюдать сознание, поведение и некоторые аспекты мышления с различной степенью точности и со­здать научную дисциплину, занимающуюся разумом. Подобно метеорологии, эта дисциплина может никогда не достичь точности физики, но она заслуживает зва­ния науки и будет полезной в практическом отношении.

Прагматический подход Милля к определению науки и психологии получил развитие в трудах его друга и последователя Александра Бэйна (1818-1903) и, благодаря ему, в работах первых американских психологов. Однако до Гражданской войны американская психология, по сути дела, совпадала с ориентированной на нравственность психологией шотландцев XVIII столетия.

Психология как гуманитарная наука.Третья традиция возникла в Германии. Она была вдохновлена трудами Вико и Гердера. Идеалисты и эмпирики расхо­дились во мнении о том, в какой степени психология может быть наукой, но со­глашались, что если психология намеревается стать наукой, то необходимо уде­лять особое внимание законам, управляющим разумом и поведением. Образцом для психологии (равно как и других гуманитарных наук) была физика. Как от­мечал Милль, «отставание наук о морали можно исправить, лишь применив к ним методы физической науки, должным образом расширив и обобщив их». Схема Милля воплотилась в первых психологических лабораториях. В противовес идее Милля (которую разделяли позитивисты) о том, что все науки следует строить по образцу физики, историк Вильгельм Дильтей (1833-1911) говорил, что существу­ет не один, а два типа наук. К одному принадлежат естественные науки (Naturwis-senschaft), моделью для которых служит физика и которые ставят своей целью выяснение законов, составление прогнозов и осуществление контроля. С другой стороны — Geisteswissenschaft (букв, «духовные науки», часто переводится как «гу­манитарные науки»¹), построенные по образцу истории. Обычно историки не ищут универсальных законов, а пытаются найти объяснение частным последовательно­стям уникальных событий, эмоционально погружаются в прошлые культуры и народы, видя свою цель не в прогнозах или контроле, а в том, что Дильтей называл verstehen (понимание).

Представления Вико, Гердера и Дильтея связаны с одним из самых фундаменталь­ных и сложных вопросов, с которым сталкивается научное объяснение человеческого разума и поведения. Философ Георг Фридрих Вильгельм Гегель (1770-1831) первым сформулировал эту проблему в ее современном виде. Естественные на­уки имеют дело с причинами событий, но человеческие действия имеют в своей основе причины и мотивы, которые не являются физическими причинами. Пред­ставим, что однажды ночью женщина застрелила своего мужа. Это убийство было предумышленным, если она намеревалась застрелить его и получить наследство. Но это мог быть и несчастный случай, например она выстрелила в мужа, приняв его за грабителя. С точки зрения естественных наук причина события одна и та же: мускулы пальца, управляемые командой мозга женщины, нажали на спуско­вой крючок, и пуля вошла в голову ее мужа. Но для того чтобы понять, что же произошло с точки зрения человеческих понятий — и, таким образом, различить умышленное убийство и самооборону, — мы должны заглянуть в ум женщины в тот момент, когда она нажимала на курок. Если она знала, что это был ее муж, то она виновна в преднамеренном убийстве; если она полагала, что это грабитель, то ее действия классифицируются как самооборона. Сканирование мозга не мо-жет решить эту проблему, поскольку оно выявляете мыслк, а состояние нейро­нов. Мотивы и причины относятся к области моральной и социальной жизни человека, а не к нашему физическому существованию.

Только в Германии были выдвинуты возражения против того, что психология принадлежит к естественным наукам, и психологи окончательно отвергли их. В других странах психологи, после некоторых дебатов, последовали по пути Нью­тона. Тем не менее, хотя сторонники точки зрения Дильтея оказались в меньшин­стве, им принадлежат важные критические замечания в адрес основного русла естественно-научной психологии. В XX столетии герменевтика рассматривает психологию не как науку, а, скорее, как литературную критику, и последователи Людвига Витгенштейна( 1889-1951) ломают голову над вопросом о месте причин, мотивов и социального контекста человеческого поведения (см. главу 11)]

Разум и реальность

Помимо споров о методах и притязаниях психологии, идеалисты и эмпирики всту­пили в битву из-за проблемы природы разума и реальности. Эмпирики подчиняли субъективное объективному, а идеалисты — объективное субъективному. Хотя сражение касалось метафизических вопросов, оно, тем не менее, оказало влияние на формулировку первого определения психологии и на начальные этапы ее раз­вития¹. Обе стороны принимали общую картину картезианского театра, соглаша­лись, что сознание представляет собой экран для идей, но расходились во мнениях по поводу того, что лежит за пределами и в основе сознания.

Эмпиризм.Эмпирики отождествляли разум и сознание и изображали сознание как поверхность, на которую посредством сенсорных процессов в мозге непосред­ственно проецируются идеи. С этой точки зрения сознание служит зеркалом при­роды, изображением на экране сознания, непосредственно отражающем реаль­ность, окружающую человека. Идеи, содержащие более чем одно отдельное ощу­щение, считались сложным целым, состоящим из многих атомарных сенсорных единиц, связанных воедино на экране сознания посредством ассоциаций, точно так же, как различные объекты в пространстве связаны друг с другом силами гравита­ции. Эту картину разума подробнее всего разрабатывали британские философы, от Локка до Милля, но сильное влияние на нее оказали также французская и не­мецкая психологии, особенно последующий расцвет позитивизма.

Эмпирики превратили психологию, определяемую как науку о сознании, в сво­его рода психическую химию. Ей вменили в обязанность идентификацию базовых элементов сознательного опыта (наподобие того, как Периодическая система дает список основных физических элементов) и описание законов, регулирующих их комбинации (наподобие того, как химия описывает законы, регулирующие, каким образом атомы образуют молекулы). К задаче интроспекции добавили установле­ние связи сенсорного опыта и формирования ассоциаций с глубинными физиоло­гическими процессами. Занятия психологией такого рода были отчетливой тенден­цией первых психологических лабораторий, но сильнее всего они были выраженыв Англии и США. В наибольшей степени они отразились в структурной психоло­гии Эдварда Брэдфорда Титченера (1867-1927).

Идеализм. Идеалисты были последователями Канта в том, что отказывались отождествлять разум с сознанием. Сознание (относительно тривиальное эмпири­ческое Эго) является поверхностью, но под этой поверхностью находится транс­цендентальное Эго, личность. Более того, сознание отнюдь не является зеркалом для внешнего мира. Трансцендентальное Эго накладывает необходимые и универ­сальные категории понимания на восприятие, буквально строя ту реальность, ко­торую мы знаем. Некоторые идеалисты пошли еще дальше, утверждая, что лич­ность дает основу существованию внешнего мира. Эмпирики подчиняли субъек­тивный мир сознания объективному миру, который оно отражало, и личность при этом исчезала. Идеалисты подчиняли объективный мир личности, и при этом ис­чезала физическая реальность.

Неудивительно, что идеализм связывали с романтизмом. Романтики делали упор на чувствах и творчестве, что мало соответствовало пассивному сознанию-зеркалу у эмпириков, зато великолепно гармонировало с глубокой и могуществен­ной личностью идеалистов, которая строила мир по своей собственной воле.

Философия идеализма имела важные последствия для психологии как иссле­дования сознания. Самое важное касалось пределов возможности научной психо­логии и существования и природы воли. Помещение трансцендентального Эго вне возможностей опыта подразумевало, что мышление и другие высшие психические процессы волей-неволей ускользают от научного исследования. Один из осново­положников психологии, немецкий ученый Вильгельм Вундт (1832-1920), первым провозгласил, что с помощью интроспекции и физиологии можно исследовать и объяснять мышление и сознание. В связи с этим его более ранние работы больше гармонировали с эмпиризмом, чем последующие труды, в которых он разделял критическое мнение идеалистов об экспериментальном исследовании мышления. Вильгельм Вундт объединился с тезисом Вико, Гердера и Дильтея о создании все­объемлющей науки о разуме. Он разделял психологию на две части. Одна, физио­логическая психология, была экспериментальным исследованием сознания, все слабее связанным с изучением нервной системы. Другая, Volkerpsychologie, была неэкспериментальным исследованием мышления и большинства других высших психических процессов через их выражение в языке, мифологии и культуре¹.

Идеалисты и романтики превозносили человеческую волю. Вундт отразил дух идеализма, назвав свою психологию волюнтаристской. Уильям Джеймс (1842-1910) настолько верил в волю, что оставил занятия психологией для того, чтобы работать над своей собственной формой идеализма и своим видением нравствен­но деятельной жизни.

Тем не менее вскоре идеализм исчез из психологии. За пределами Германии влия­ние эмпиризма, позитивизма и материализма резко упало, и психология стала разви­ваться как полноценная наука по образцу физики. В Германии эти идеи триумфально распространялись среди противников Вундта и даже среди его собственных учеников, которые делали упор на экспериментаторской деятельности и последовательном на­турализме. Его Volkerpsychologie читали все меньше, а его самого не пригласили на первый съезд Немецкого общества экспериментальной психологии в 1904 г. Неко­торое влияние идеализма все еще сохраняется, например в когнитивной психологии восприятия и памяти, и радикально проявляется в таких направлениях, как контек-стуализм и конструктивизм. Когнитивные психологи не утверждают, что разум со­ставляет основу мира, но говорят, что тот мир, который мы знаем по опыту и помним, сформирован активным разумом. Контекстуалисты и конструктивисты неприязнен­но относятся к идее объективной истины (тому, что разум может отражать приро­ду), настаивая на том, что все наши знания сконструированы обществом.

Разум или материя?

Отрывая разум от мира, Декарт отделял разум от тела. Как следствие, роль и даже существование разума стало проблематичным. Как связаны разум и тело? Суще­ствует ли разум? Существует ли иные разумы?

Как связаны разум и тело? Первый вопрос касался того, как могут взаимодей­ствовать разум и тело. Декарт предполагал, что это взаимодействие существует, тело служит душе окном в мир, а душа осуществляет контроль над телом. Однако он не смог удовлетворительно объяснить, как именно они взаимодействуют. На протя­жении XIX в. большинство психологов придерживались психофизического парал­лелизма Лейбница. Хотя такая позиция предоставляла психологам для исследова­ний «их собственное королевство» — сознание, она оставляла нерешенными мел­кие проблемы, например, почему создается впечатление о взаимодействии разума и тела, а также о ценности исследований бессильного разума. К концу столетия психологи начали заменять бесцельные интроспективные исследования бессиль­ного разума более полезным изучением поведения.

Существует ли разум? Одним из очевидных решений проблемы взаимодей­ствия разума и мозга был материализм, отрицающий существование разума. На про­тяжении века научные открытия сделали дуализм менее, а материализм более вну­шающим доверие.

Вызов, брошенный материализмом, громче всех прозвучал для психологов из лагеря эмпиризма. Веря, что разум более фундаментален, чем материя, идеалисты расценивали материализм как пагубную ошибку, которую необходимо исправить, но для научных перспектив психологии идеализм создавал препятствия, помес­тив трансцендентальное Эго вне исследований. Эмпиризм был препятствием дру­гого рода. Эмпирическая психология отождествляла разум с сознанием, что потен­циально делало психологию одной из естественных наук. Но поскольку сознание представляет собой поверхность, плавающую над мозгом, а не личность, оно мо­жет быть просто каким-то мозговым процессом, и психологии грозит опасность однажды исчезнуть, слившись с физиологией. Идеалисты предполагали, что пси­хология не наука, а эмпиризм и материализм — что она является наукой лишь вре­менно.

Различные течения материализма постоянно возникали в психологии на про­тяжении целого столетия. Когда К. Л. Галл провозгласил, что мозг такой же орган разума, как желудок — орган пищеварения (см. ниже), его последователей объяской войны американская психология, по сути дела, совпадала с ориентированной на нравственность психологией шотландцев XVIII столетия.

Психология как гуманитарная наука.Третья традиция возникла в Германии. Она была вдохновлена трудами Вико и Гердера. Идеалисты и эмпирики расхо­дились во мнении о том, в какой степени психология может быть наукой, но со­глашались, что если психология намеревается стать наукой, то необходимо уде­лять особое внимание законам, управляющим разумом и поведением. Образцом для психологии (равно как и других гуманитарных наук) была физика. Как от­мечал Милль, «отставание наук о морали можно исправить, лишь применив к ним методы физической науки, должным образом расширив и обобщив их». Схема Милля воплотилась в первых психологических лабораториях. В противовес идее Милля (которую разделяли позитивисты) о том, что все науки следует строить по образцу физики, историк Вильгельм Дильтей (1833-1911) говорил, что существу­ет не один, а два типа наук. К одному принадлежат естественные науки (Naturwis-senschaft), моделью для которых служит физика и которые ставят своей целью выяснение законов, составление прогнозов и осуществление контроля. С другой стороны — Geisteswissenschaft (букв, «духовные науки», часто переводится как «гу­манитарные науки»¹), построенные по образцу истории. Обычно историки не ищут универсальных законов, а пытаются найти объяснение частным последовательно­стям уникальных событий, эмоционально погружаются в прошлые культуры и народы, видя свою цель не в прогнозах или контроле, а в том, что Дильтей называл verstehen (понимание).

Представления Вико, Гердера и Д ильтея связаны с одним из самых фундаменталь­ных и сложных вопросов, с которым сталкивается научное объяснение человеческого разума и поведения. Философ Георг Фридрих Вильгельм Гегель (1770-1831) первым сформулировал эту проблему в ее современном виде. Естественные на­уки имеют дело с причинами событий, но человеческие действия имеют в своей основе причины и мотивы, которые не являются физическими причинами. Пред­ставим, что однажды ночью женщина застрелила своего мужа. Это убийство было предумышленным, если она намеревалась застрелить его и получить наследство. Но это мог быть и несчастный случай, например она выстрелила в мужа, приняв его за грабителя. С точки зрения естественных наук причина события одна и та же: мускулы пальца, управляемые командой мозга женщины, нажали на спуско­вой крючок, и пуля вошла в голову ее мужа. Но для того чтобы понять, что же произошло с точки зрения человеческих понятий — и, таким образом, различить умышленное убийство и самооборону, — мы должны заглянуть в ум женщины в тот момент, когда она нажимала на курок. Если она знала, что это был ее муж, то она виновна в преднамеренном убийстве; если она полагала, что это грабитель, то ее действия классифицируются как самооборона. Сканирование мозга не мо­жет решить эту проблему, поскольку оно выявляет не мысли, а состояние нейро­нов. Мотивы и причины относятся к области моральной и социальной жизни человека, а не к нашему физическому существованию.Только в Германии были выдвинуты возражения против того, что психология принадлежит к естественным наукам, и психологи окончательно отвергли их. В других странах психологи, после некоторых дебатов, последовали по пути Нью­тона. Тем не менее, хотя сторонники точки зрения Дильтея оказались в меньшин­стве, им принадлежат важные критические замечания в адрес основного русла естественно-научной психологии. В XX столетии герменевтика рассматривает психологию не как науку, а, скорее, как литературную критику, и последователи Людвига Витгенштейна (1889-1951) ломают голову над вопросом о месте причин, мотивов и социального контекста человеческого поведения (см. главу 11)^

Разум и реальность

Помимо споров о методах и притязаниях психологии, идеалисты и эмпирики всту­пили в битву из-за проблемы природы разума и реальности. Эмпирики подчиняли субъективное объективному, а идеалисты — объективное субъективному. Хотя сражение касалось метафизических вопросов, оно, тем не менее, оказало влияние на формулировку первого определения психологии и на начальные этапы ее раз­вития¹. Обе стороны принимали общую картину картезианского театра, соглаша­лись, что сознание представляет собой экран для идей, но расходились во мнениях по поводу того, что лежит за пределами и в основе сознания.

Эмпиризм.Эмпирики отождествляли разум и сознание и изображали сознание как поверхность, на которую посредством сенсорных процессов в мозге непосред­ственно проецируются идеи. С этой точки зрения сознание служит зеркалом при­роды, изображением на экране сознания, непосредственно отражающем реаль­ность, окружающую человека. Идеи, содержащие более чем одно отдельное ощу­щение, считались сложным целым, состоящим из многих атомарных сенсорных единиц, связанных воедино на экране сознания посредством ассоциаций, точно так же, как различные объекты в пространстве связаны друг с другом силами гравита­ции. Эту картину разума подробнее всего разрабатывали британские философы, от Локка до Милля, но сильное влияние на нее оказали также французская и не­мецкая психологии, особенно последующий расцвет позитивизма.

Эмпирики превратили психологию, определяемую как науку о сознании, в сво­его рода психическую химию. Ей вменили в обязанность идентификацию базовых элементов сознательного опыта (наподобие того, как Периодическая система дает список основных физических элементов) и описание законов, регулирующих их комбинации (наподобие того, как химия описывает законы, регулирующие, каким образом атомы образуют молекулы). К задаче интроспекции добавили установле­ние связи сенсорного опыта и формирования ассоциаций с глубинными физиоло­гическими процессами. Занятия психологией такого рода были отчетливой тенден­цией первых психологических лабораторий, но сильнее всего они были выраженыв Англии и США. В наибольшей степени они отразились в структурной психоло­гии Эдварда Брэдфорда Титченера (1867-1927).

Идеализм.Идеалисты были последователями Канта в том, что отказывались отождествлять разум с сознанием. Сознание (относительно тривиальное эмпири­ческое Эго) является поверхностью, но под этой поверхностью находится транс­цендентальное Эго, личность. Более того, сознание отнюдь не является зеркалом для внешнего мира. Трансцендентальное Эго накладывает необходимые и универ­сальные категории понимания на восприятие, буквально строя ту реальность, ко­торую мы знаем. Некоторые идеалисты пошли еще дальше, утверждая, что лич­ность дает основу существованию внешнего мира. Эмпирики подчиняли субъек­тивный мир сознания объективному миру, который оно отражало, и личность при этом исчезала. Идеалисты подчиняли объективный мир личности, и при этом ис­чезала физическая реальность.

Неудивительно, что идеализм связывали с романтизмом. Романтики делали упор на чувствах и творчестве, что мало соответствовало пассивному сознанию-зеркалу у эмпириков, зато великолепно гармонировало с глубокой и могуществен­ной личностью идеалистов, которая строила мир по своей собственной воле.

Философия идеализма имела важные последствия для психологии как иссле­дования сознания. Самое важное касалось пределов возможности научной психо­логии и существования и природы воли. Помещение трансцендентального Эго вне возможностей опыта подразумевало, что мышление и другие высшие психические процессы волей-неволей ускользают от научного исследования. Один из осново­положников психологии, немецкий ученый Вильгельм Вундт (1832-1920), первым провозгласил, что с помощью интроспекции и физиологии можно исследовать и объяснять мышление и сознание. В связи с этим его более ранние работы больше гармонировали с эмпиризмом, чем последующие труды, в которых он разделял критическое мнение идеалистов об экспериментальном исследовании мышления. Вильгельм Вундт объединился с тезисом Вико, Гердера и Дильтея о создании все­объемлющей науки о разуме. Он разделял психологию на две части. Одна, физио­логическая психология,была экспериментальным исследованием сознания, все слабее связанным с изучением нервной системы. Другая, Volkerpsychologie, была неэкспериментальным исследованием мышления и большинства других высших психических процессов через их выражение в языке, мифологии и культуре'.

Идеалисты и романтики превозносили человеческую волю. Вундт отразил дух идеализма, назвав свою психологию волюнтаристской. Уильям Джеймс (1842-1910) настолько верил в волю, что оставил занятия психологией для того, чтобы работать над своей собственной формой идеализма и своим видением нравствен­но деятельной жизни.

Тем не менее вскоре идеализм исчез из психологии. За пределами Германии влия­ние эмпиризма, позитивизма и материализма резко упало, и психология стала разви­ваться как полноценная наука по образцу физики. В Германии эти идеи триумфально распространялись среди противников Вундта и даже среди его собственных учеников,в Англии и США. В наибольшей степени они отразились в структурной психоло­гии Эдварда Брэдфорда Титченера (1867-1927).

Идеализм.Идеалисты были последователями Канта в том, что отказывались отождествлять разум с сознанием. Сознание (относительно тривиальное эмпири­ческое Эго) является поверхностью, но под этой поверхностью находится транс­цендентальное Эго, личность. Более того, сознание отнюдь не является зеркалом для внешнего мира. Трансцендентальное Эго накладывает необходимые и универ­сальные категории понимания на восприятие, буквально строя ту реальность, ко­торую мы знаем. Некоторые идеалисты пошли еще дальше, утверждая, что лич­ность дает основу существованию внешнего мира. Эмпирики подчиняли субъек­тивный мир сознания объективному миру, который оно отражало, и личность при этом исчезала. Идеалисты подчиняли объективный мир личности, и при этом ис­чезала физическая реальность.

Неудивительно, что идеализм связывали с романтизмом. Романтики делали упор на чувствах и творчестве, что мало соответствовало пассивному сознанию-зеркалу у эмпириков, зато великолепно гармонировало с глубокой и могуществен­ной личностью идеалистов, которая строила мир по своей собственной воле.

Философия идеализма имела важные последствия для психологии как иссле­дования сознания. Самое важное касалось пределов возможности научной психо­логии и существования и природы воли. Помещение трансцендентального Эго вне возможностей опыта подразумевало, что мышление и другие высшие психические процессы волей-неволей ускользают от научного исследования. Один из осново­положников психологии, немецкий ученый Вильгельм Вундт (1832-1920), первым провозгласил, что с помощью интроспекции и физиологии можно исследовать и объяснять мышление и сознание. В связи с этим его более ранние работы больше гармонировали с эмпиризмом, чем последующие труды, в которых он разделял критическое мнение идеалистов об экспериментальном исследовании мышления. Вильгельм Вундт объединился с тезисом Вико, Гердера и Дильтея о создании все­объемлющей науки о разуме. Он разделял психологию на две части. Одна, физио­логическая психология,была экспериментальным исследованием сознания, все слабее связанным с изучением нервной системы. Другая, Volkerpsychologie, была неэкспериментальным исследованием мышления и большинства других высших психических процессов через их выражение в языке, мифологии и культуре¹.

Идеалисты и романтики превозносили человеческую волю. Вундт отразил дух идеализма, назвав свою психологию волюнтаристской. Уильям Джеймс (1842-1910) настолько верил в волю, что оставил занятия психологией для того, чтобы работать над своей собственной формой идеализма и своим видением нравствен­но деятельной жизни.

Тем не менее вскоре идеализм исчез из психологии. За пределами Германии влия­ние эмпиризма, позитивизма и материализма резко упало, и психология стала разви­ваться как полноценная наука по образцу физики. В Германии эти идеи триумфально распространялись среди противников Вундта и даже среди его собственных учеников, которые делали упор на экспериментаторской деятельности и последовательном на­турализме. Его Volkerpsychologie читали все меньше, а его самого не пригласили на первый съезд Немецкого общества экспериментальной психологии в 1904 г. Неко­торое влияние идеализма все еще сохраняется, например в когнитивной психологии восприятия и памяти, и радикально проявляется в таких направлениях, как контек-стуализм и конструктивизм. Когнитивные психологи не утверждают, что разум со­ставляет основу мира, но говорят, что тот мир, который мы знаем по опыту и помним, сформирован активным разумом. Контекстуалисты и конструктивисты неприязнен­но относятся к идее объективной истины (тому, что разум может отражать приро­ду), настаивая на том, что все наши знания сконструированы обществом.

Разум или материя?

Отрывая разум от мира, Декарт отделял разум от тела. Как следствие, роль и даже существование разума стало проблематичным. Как связаны разум и тело? Суще­ствует ли разум? Существует ли иные разумы?

Как связаны разум и тело? Первый вопрос касался того, как могут взаимодей­ствовать разум и тело. Декарт предполагал, что это взаимодействие существует, тело служит душе окном в мир, а душа осуществляет контроль над телом. Однако он не смог удовлетворительно объяснить, как именно они взаимодействуют. На протя­жении XIX в. большинство психологов придерживались психофизического парал­лелизма Лейбница. Хотя такая позиция предоставляла психологам для исследова­ний «их собственное королевство» — сознание, она оставляла нерешенными мел­кие проблемы, например, почему создается впечатление о взаимодействии разума и тела, а также о ценности исследований бессильного разума. К концу столетия психологи начали заменять бесцельные интроспективные исследования бессиль­ного разума более полезным изучением поведения.

Существует ли разум? Одним из очевидных решений проблемы взаимодей­ствия разума и мозга был материализм, отрицающий существование разума. На про­тяжении века научные открытия сделали дуализм менее, а материализм более вну­шающим доверие.

Вызов, брошенный материализмом, громче всех прозвучал для психологов из лагеря эмпиризма. Веря, что разум более фундаментален, чем материя, идеалисты расценивали материализм как пагубную ошибку, которую необходимо исправить, но для научных перспектив психологии идеализм создавал препятствия, помес­тив трансцендентальное Эго вне исследований. Эмпиризм был препятствием дру­гого рода. Эмпирическая психология отождествляла разум с сознанием, что потен­циально делало психологию одной из естественных наук. Но поскольку сознание представляет собой поверхность, плавающую над мозгом, а не личность, оно мо­жет быть просто каким-то мозговым процессом, и психологии грозит опасность однажды исчезнуть, слившись с физиологией. Идеалисты предполагали, что пси­хология не наука, а эмпиризм и материализм — что она является наукой лишь вре­менно.

Различные течения материализма постоянно возникали в психологии на про­тяжении целого столетия. Когда К. Л. Галл провозгласил, что мозг такой же орган разума, как желудок — орган пищеварения (см. ниже), его последователей объявляли опасными материалистами. В конце XIX в., когда сторонники научной пси­хологии стали устанавливать связь между сознанием и мозгом, они также вызвали многочисленные подозрения. В Соединенных Штатах, например, психологи ста­рой школы — последователи шотландцев — почувствовали опасения и обвинили новых психологов — психологов, вдохновленных немецкой школой эксперимен­тальной физиологии, — в пренебрежении заботой о душе, что есть, по их мнению, основная задача психологии.

Споры вокруг дарвинизма (см. главу 5) были связаны с материализмом. Про­исхождение людей от животных подразумевало, что мы тоже машины, лишенные души. Верному «сторожевому псу» Дарвина, Томасу Генри Гексли (1825-1895), принадлежит знаменитое (или печально известное) заявление о том, что сознание представляет собой бесполезный побочный продукт деятельности мозга. Джеймс в своей книге «Принципы психологии» отверг эту «теорию автоматов», утверждая, что адаптивной функцией сознания является выбор. Тем не менее он окончатель­но оставил психологию ради философии отчасти и из-за того, что не смог совмес­тить свою веру в свободную волю с убеждением, выраженным в «Принципах...», будто наука психология должна быть «церебральной», т. е. приверженной прочной связи между разумом и мозгом (см. главу 5). Позднее Джеймс погрузился в физи­ческие исследования в парадоксальной попытке использовать научные средства (эмпирические исследования) для того, чтобы доказать религиозный постулат о существовании души.

По большей части кажущаяся угроза материализма проистекала из господству­ющей концепции машин. Если принять картезианскую идею, согласно которой животные представляют собой машины, и затем прийти к выводу, что, согласно мнению Дарвина, мы не что иное, как животное, неизбежно придется прийти и к заключению о том, чтотмы — машины, которые не в состоянии контролировать соб­ственное поведение. Намерение — гибкое преследование цели при встрече с пре­пятствиями — выглядит, подобно исчезающей личности Юма, — иллюзией, нуж­дающейся в объяснении. Такой точки зрения придерживались большинство бихе-виористов в XX столетии.

Йо компьютер разрушил декартовский образ машины как часового механизма. Программа компьютера, играющего в шахматы, имеет .цель, победу, и генерирует множество ходов, из которых отбирает самые перспективные. Представление о людях, как о машинах, принятое сегодня в когнитивной науке, не противоречит признанию того, что у них есть цели и они осуществляют выбор. Тем не менее ком­пьютерная модель разума не решает проблемы сознательного опыта. Остается не­ясным, каким образом материя порождает сознание. Можно поставить вопрос и более радикально, как это сделал Джеймс в 1905 г.: «Существует ли сознание?»

Существуют ли другие разумы, кроме моего собственного? Отделяя разум от мира и от тела, Декарт сделал проблематичным существование разумов других людей. С картезианской точки зрения, разум представляет собой частное сознание. Но как я могу знать, обладают ли другие люди разумом? Декарт отвечал, что я знаю внутри себя, что я мыслю и что я выражаю свои мысли с помощью языка. Следова­тельно, любое существо, обладающее языком, обладает также и мыслящей душой. Поскольку только у людей есть язык, только люди имеют душу

В XIX в. эволюционное учение разрушило четкую декартовскую границу меж­ду человеком и животными Возникла психология животных, представители ко­торой под предводительством Джорджа Джона Романеса (1848-1894), К. Ллойда Моргана (1852-1936) и самого Чарльза Дарвина начали поиски разума у живот­ных, создавая поле для сравнительной психологии. Вскоре они обнаружили соот­ветствие своих открытий картезианскому механизму. Животные не реагировали на раздражители неизменными рефлексами, но могли научаться новому адаптив­ному поведению для достижения своих целей. Первые сравнительные психологи верили, что животные, так же как и люди, обладают сознанием (разумом) и, следо­вательно, не являются машинами. Некоторые влиятельные психологи начала XX в., например Толлмен, соглашались с этим, хотя ссылались скорее на намерения и познание, а не на разум или сознание. Тем не менее большинство психологов по­шли по пути Торндайка и Халла (1884-1952), считавших, что животные (и люди) представляют собой машины. Они предложили теории поведения, основанные на рефлексе раздражитель-ответ, которые позволяли дать объяснение, не прибегая к цели (см. главы 7 и 8).

.

XIX век: инновации

Только что рассмотренные нами философские дебаты проистекали из картезиан­ской концепции о разуме и теле. Помимо этого, в XIX столетии инновации превра­тили философскую психологию в научную психологию.

Неврология

С античных времен мыслители выдвигали спекулятивные теории о том, каким образом психические процессы связаны с мозгом и нервной системой. Но в физио­логии, включая и нейрофизиологию, не удалось достичь сколько-нибудь значи­тельного прогресса. К тому моменту, когда возникла научная психология, на базе двух параллельных направлений исследований уже возникла общая, хотя и огра­ниченная, картина нервных и мозговых процессов. Одно направление занималось природой мозга, а другое — природой нервов и нейронов.

Мозг: локализация функций. Первое направление, начало которому положи­ли споры о том, существует ли локализация психических функций в различных участках полушарий головного мозга, было основано работами Франца Джозефа Галла (1758-1828). Хотя в свое время его нередко считали шарлатаном, сейчас Галла повсеместно признают первым специалистом по неврологии, положившему начало важному направлению, которое, к сожалению, было фатально испорчено ошибочным методом. Галл высказал предположение о том, что головной мозг, включая большие полушария, представляет собой совокупность биологически раз­личных органов, каждый из которых связан с определенной психической способ­ностью, например языком, или с определенным проявлением поведения, например вожделением.

Система Галла, которую он никак не называл, была новой и перспективной. Более ранние рассуждения о мозге и разуме накладывали философские теории на все гипотезы о мозге. Галл отказался от философии и предпочел непосредственное изучение мозга. Даже его критики признавали, что Галл был блестящим ана-томоммозга человека и животных. Он был первым ученым, занимавшимся психо­логией поведения, который исследовал мозг и поведение, вместо того чтобы изу-' чать интроспективное сознание. Его биологическая ориентация привела к тому, что он взглянул на психические способности как на адаптивные функции головного мозга, предвосхитив тем самым постдарвиновскую психологию. В отличие от философов, особенно идеалистов, которые верили в идентичность личностей всех людей, Галл исследовал индивидуальные различия, что позднее стало основной целью психологии.

Но ошибочный метод Галла и псевдонаука френология, которую последовате­ли построили на базе его исследований, нанесли сильный вред тезису о локализа­ции функций. Не обладая современными методами исследования мозга живых организмов, Галл пытался установить корреляции между различиями в мысли­тельных способностях людей и размером различных областей мозга. Он думал, что большие области мозга создают бугры в черепе человека, а маленькие области фор-мируют углубления между ними. Например, с этой позиции он исследовал убийц и музыкантов в поисках черепных бугров, ответственных за убийство и мелодию. Начиная с Дж. К. Спурцгейма (1776-1832), френологи превратили искаженное учение Галла о мозге и разуме в первую популярную психологию. Они на спекуля­тивных основаниях закончили карту Галла, обучая своих последователей, как мож­но исследовать самих себя и других людей, ощупывая выпуклости на голове. Осо­бенно популярна френология была в Соединенных Штатах, где ее приверженцы изучали индивидуальные различия и использовал психологию для нужд бизнеса и осуществления социальных реформ, затмив собой в прагматичной Америке на­правление немецкой психологии.

Очевидная глупость френологии способствовала тому, что авторитетные мыс­лители отвергли идею локализации функций. Александр Бэйн, например, систе­матически исследовал заявления френологов, утверждая, что те же факты могли быть обусловлены ассоцианизмом и что отнюдь не обязательно привлекать сюда гипотезу отдельных церебральных органов. Уважаемый французский ученый М. Ж. П. Флоранс (1794-1867) выступал с нападками на теорию локализации функций. Основываясь на достаточно непродуманных опытах, он выдвинул тезис об эквипотенциальное™, утверждая, что большие полушария головного мозга ра­ботают как одно целое и выполняют только одну функцию мышления, или интел­лекта. Френология оказалась вытолкнута за пределы научной респектабельности, а идея локализации мозговых функций постепенно зачахла.

Природа передачи нервных сигналов.Другим направлением в неврологии было исследование нервной системы. Луиджи Гальвани (1737-1798) продемонстриро­вал, что нервы проводят импульсы посредством электричества, а не «животных духов» (animal spirits), как верили раньше. Франсуа Мажанди (1783-1855) экспе­риментально продемонстрировал, что нервы передают импульсы только в одном направлении: афферентные (чувствительные) нервы проводят импульсы к голов­ному и спинному мозгу, а эфферентные (двигательные) — от головного и спинно­го мозга к мышцам. Британский врач Чарльз Белл (1774-1842), по-видимому, не­зависимо, выдвинул эту же самую гипотезу. На протяжении всего столетия множество ученых внесли свой вклад в понимание работы нервной системы на уровне клетки, или индивидуального нейрона, и в развитие теории синапсов, маленьких щелей, посредством которых осуществляется связь нейронов.

Рефлекторная теория мозга.Тем временем тезис о локализации функции по­степенно возвращал себе уважение. Нейрофизиолог-клиницист Пьер Поль Брока (1824-1880) совершил важное открытие. В 1861 г. он смог показать связь между повреждением определенного участка коры левого полушария (сейчас он называ­ется зоной Брока) и утратой определенной психической способности — языка. В 1870 г. Густав Фриц (1838-1927) и Эдуард Хитциг(1838-1907)эксперименталь­но продемонстрировали локализацию функций в мозге собаки, что знаменовало рождение «новой френологии». Но установленная в ходе экспериментов локали­зация функций не совпадала с картой Галла. Вместо активных мозговых органов, например органа воровства, Фриц и Хитциг открыли центры, контролирующие определенные движения конечностей собаки.

Две ветви исследований слились воедино и дали общую картину строения и функционирования мозга и нервной системы в работе Дэвида Феррьера (1843-1928) «Функции головного мозга», опубликованной в 1876 г. Афферентные нейро­ны передают сенсорную информацию мозгу, специализированные чувствительные зоны которого дают представление о мире. Нейроны так называемой ассоциатив­ной коры соединяют чувствительные центры с двигательными, которые посылают эфферентные сигналы, контролирующие ответную реакцию на раздражители. Эта концепция мозга и нервной системы была скроена для объединения с ассоцианиз-мом. Поскольку мозг — рефлекторное устройство, связывающее раздражитель с ответной реакцией, разум считался ассоциативным устройством, объединяющим ощущения друг с другом и с действиями. За интеграцию выступали многие евро­пейские авторы, а в Британии самым горячим ее сторонником был Бэйн. Казалось, что психология обладает хорошей материальной базой, на которой можно возво­дить здание естественной науки.

. В конце концов, было доказано, что рефлекторная теория мозга слишком упро­щена. Например, она ничего не говорит о сложной нейрохимии, имеющей место в головном мозге. На первых этапах для психологии было гораздо важнее то, что она отвергала представление Галла о мозге как о собрании органов, активно вы­зывающих то или иное поведение, и вместо нее склонялась к картезианскому по­ниманию машины как простого устройства типа «тяни-толкай». Рефлекторная теория рассматривала мозг как некое подобие старомодного телефонного комму­татора, пассивно соединяющего входящие стимулы с выходящими ответными реакциями. Причины поведения таились в окружающей среде, содержащей раз­дражители, на которые реагировали организмы, а не в мозге или разуме. Рефлек­тивная теория подливала масла в огонь материализма, делая невозможной сво­боду воли.

Рефлективная теория, часто объединяемая с эмпиризмом и ассоцианизмом, сдерживала развитие теоретической психологии на протяжении целого века. В качестве примера можно привести знаменитую теорию эмоций Джеймса, впер­вые предложенную в 1880-х гг. (см. главу 5). Джеймс говорил, что источник эмо­ций кроется не в мозге, а в поведении: мы не убегаем от угрозы, потому что испы-

тываем страх, а боимся именно потому, что убегаем. На протяжении большей части двадцатого века психологи выдвинули теории поведения «раздражитель-ответ (Р-О)», для того чтобы они соответствовали их концепциям о мозге. Реф­лекторная модель Р-О умерла не раньше чем в 1970-х гг., когда «коммутаторная» метафора была заменена «компьютерной».

Методы

Следуя велениям научной революции, естественная наука подразумевает количе­ственные измерения изучаемого предмета и, в идеальном случае, постановку экс­периментов. В XIX в. возникли экспериментальные и психометрические методы.

Психологические параметры

Психологическая хронометрия.Первой возникла экспериментальная техника психологической хронометрии, измеряющая скорость психологических процессов. Что касается мозга, то главный физиолог XIX столетия, учитель Вундта, Герман фон Гельмгольц (1821-1894) измерил скорость передачи нервных импульсов. За­тем внимание было обращено на следующие сведения из астрономии: до появле­ния фотографии астрономы наносили звезды на карту, отмечая точное время (ре­гистрируемое отметками на специальных часах), когда звезда пересекала крест визирных нитей телескопа. К сожалению, два астронома, занимающиеся одинако­выми наблюдениями в одно и то же время, часто не соглашались друг с другом по поводу момента транзита, бросая тень на точность звездных карт. Немецкий аст­роном Фридрих Бессел (1784-1846) изучал эти расхождения в суждении о време­ни, надеясь согласовать наблюдения различных астрономов с помощью «личных уравнений». Позднее голландский физиолог Ф. К. Дондерс разработал «метод вычитания» для измерения внутренних психологических процессов. Задание, свя­занное с различной реакцией на два световых сигнала, можно анализировать как совокупность простой реакции ответа на световой сигнал и вынесение суждения о том, какой свет зажегся. Время различения затем можно измерить косвенно, вы­читая время простой ответной реакции на один сигнал света из более длительного времени, необходимого для реагирования на два источника света. Непременным атрибутом первых лабораторий стали хроноскопы, специальные часы для точно­го измерения времени ответных реакций, а психическая хронометрия до сих пор широко используется в когнитивной психологии.

Тестирование умственных способностей.Спутником экспериментов было те­стирование умственных способностей, измерение различий в психических свой­ствах посредством тестов на интеллект; этот термин был предложен американским психологом Джеймсом Мак-Кином Кеттеллом (1860-1944). В XIX в. многие пси­хологи занимались разработкой методик тестирования умственных способностей, но самую важную роль в англоязычном мире сыграл сэр Фрэнсис Гальтон (1822-1911), у которого Кеттелл учился после того, как получил научную степень у Вундта. Гальтон был кузеном Дарвина и интересовался эволюцией психических способно­стей, особенно интеллекта. Он искал пути измерения интеллекта и впервые разра­ботал статистические методы для обработки психометрических данных. Так, он ввел коэффициент корреляции для того, чтобы определить, хорошо ли учатся ученики, успевающие по одному предмету, по другой дисциплине. Он также создал антропометрическую лабораторию для тестирования людей по широкому спект­ру способностей. Хотя Гальтон был пионером в тестировании умственных спо­собностей, предложенные им тесты имели весьма малую ценность и вскоре были заменены лучшими, например тестом интеллектуальности Альфреда Бине (1857-1911).

Гальтон также был пионером применения психометрии в социальных исследо­ваниях. Он верил, что интеллект и другие психологические признаки в значитель­ной степени передаются по наследству и что уровень интеллекта британцев падает. Для улучшения ситуации Гальтон предложил евгенические схемы, т. е. избиратель­ное скрещивание людей с целью получения высокого интеллекта, наподобие того, как искусственный отбор лошадей нацелен на выведение более быстрых особей. Хотя поначалу евгенику игнорировали, позднее, в XX в., ее стали использовать (с помощью способов, которые сам Гальтон отверг бы) в таких не похожих друг на друга странах, как нацистская Германия, социалистическая Швеция и индивиду­алистическая Америка, что приводило к страданиям людей и вызывало бурные научные и общественные споры.

Тестирование умственных способностей изменило психологию. Оно расшири­ло пределы возможностей психологии, распространив ее на такие области, как интеллект и личность, лежащие за пределами интроспективных и эксперименталь­ных возможностей. Тестирование умственных способностей также подтолкнуло психологию в прикладном направлении, в сторону от чисто теоретических иссле­дований, принятых в немецких лабораториях. Направление клинической психо­логии зародилось в 1896 г. и ознаменовалось созданием учеником Вундта Лайтне-ром Уитмером (1967-1956) «психологической клиники» при Пенсильванском университете. В клинике исследовались умственные способности школьников го­рода Филадельфии. Сходным образом психология бизнеса, начало которой поло­жил Уолтер Дилл Скотт (1869-1955), использует тестирование умственных спо­собностей при отборе персонала. Тестирование интеллекта знаменовало собой фундаментальное изменение содержания предмета психологии. Хотя эксперимен­таторы фиксировали поведение (нажатие на клавишу, вербальный ответ), они были заинтересованы в получении информации о субъективном состоянии созна­ния. Но тестирование умственных способностей было более тщательным объектив­ным занятием. Коэффициент интеллекта был не только интроспективным докла­дом о субъективном факте, относящемся к сознанию, но и суммарным результатом успеха и неудач при тестировании, «полноправным» фактом. Таким образом, тес­тирование умственных способностей представляло собой шаг к определению пси­хологии как науки о поведении, исследовании того, что люди делают, а не того, что они чувствуют.