Историческое осуществление: университет и государство

а) Значение существа воспитания вообще

Существование университета возможно благодаря государству, которому университет служит. Но из-за надгосударственного происхождения идеи университета университет не может обрести своей полноты, служа государству.

С точки зрения государства университет в качестве института выполняет какую-то часть деятельности государства наряду с бесчисленным множеством всех других частей. Он подчинен целям государства: его выгодам, обучению специалистов для общества, необходимому знанию о технической применимости естествознания вплоть до выдачи юридических и политических рекомендаций.

С точки зрения университета он сам является независимым, не имеющим целей познанием в рамках всевозможных осуществлений истины. Он является кооперирующим и противоборствующим движением его членов с точки зрения целого и всеобщего. Он силен там, где он обретает форму самого ясного сознания, в качестве духовно активного зеркала универсума вещей. В собственном существовании (Existenz) он как бы идентичен с целым. Он видит свою собственную судьбу в судьбе целого и снова узнает себя в ней, когда излучает на него силу просветительской установки.

В реальности же университет и государство невозможны друг без друга. Естественным для счастливого существования обоих является совпадение интересов государства с целью идеи университета. Государство хочет, чтобы университет жил исходя из своего надгосударственного вечного истока. Государство дает университету его собственное, свободное от государства пространство и охраняет его в этом пространстве. Университет же в ответ на это рассматривает государство, которому он служит, с точки зрения того, как оно реализует смысл свободы и насколько оно идет путем свободы. И университет, и государство признают свой общий исток.

В таком случае университет вместе со всем существом воспитания представляет для государства наивысший интерес в его внутренней политике, так как речь идет об этическом будущем собственного народа, связанном с истиной. То, что происходит в университете, оказывает влияние на длительный срок, позитивно или негативно, на все население. То, что делается в этой сфере с помощью управления, поддержки и ограничения, обнаруживает свое влияние только через поколения. Мы наслаждаемся следствиями прежних духовных образований, удачных учреждений и решений и несем на себе последствия прежних государственных упущений и неверных (неправомерных) вмешательств, инициаторов которых мы не можем больше привлечь к ответу. Но история делает их ответственными на все времена.

Если же государство совсем растеряло себя на случайные сиюминутные цели, размышляет только над непосредственно дающими о себе знать видимыми эффектами, если оно под гнетом настоящего момента не интересуется, собственно, более отдаленным будущим, если оно управляет, отказавшись от высокой ответственности государственного деятеля за внутреннюю жизнь собственного народа, то, в таком случае, его забота об университете и школе определяется исключительно ощутимой, скоро обнаруживаемой пользой. Университет должен давать средства познания для промышленности и, таким образом, для обучения “квалифицированных рабочих”, выполняющих функции во все большем количестве областей современной технической жизни. Тогда в рамках налаживания обучения (Verschulung) государство приводит университет к потере его собственных задач и себя самого. Такое государство распоряжается в собственных целях средствами немыслимого ранее размаха. Но сравнительно скудные средства, выделяемые для свободного от всяких целей изыскания истины, для образования и воспитания способа мышления и в особенности для исторических гуманитарных наук, оказываются еще и растраченными на пустое школьное производство, убивающее дух.

По существу школа и воспитание с центром в университете выращивают людей будущего, которые благодаря своему этосу, своему видению и жизни решают затем вопрос, для чего утверждает себя государство и с его помощью — народ. Лишь в критической ситуации становится очевидным, что стоит защищать, ради чего стоит жить и за что можно свободно умереть.

б) Автономия университета

В ситуации переворота в научных исследованиях и возможностях сохраняется автономия истины.

Эта автономия, однажды учрежденная при церковном, опирающемся на веру порядке истины и регулируемая в крайних случаях решениями церкви, принимает, начиная с конца средневековья, новую форму творческого поиска истины в рамках исследования. С развертыванием современных наук она превращается в борьбу за истину в ситуации множества возможностей. Она не регулируется ни из одного места в мире. С изменением понятия науки обнаруживаются новые виды знания, которые часто противопоставляют себя в качестве нового старому, закрываясь от него, хотя они разве что протаптывают новые пути во всеохватывающем целом возможного познания. В конце концов само это целое методически осознается, но оно никогда не будет постигнуто. Оно становится идеей, ведущей в бесконечность единства всякого знания. Эта идея является принципиально открытой для всех возможностей и вместе с тем — для понимания и, возможно, для обретения забытой истины. Автономия университета означает сегодня его свободу в этом открытом для всех пространстве.

Нельзя путать средневековую автономию, автономию поиска истины, связывающую саму себя обязательствами и живущую в рамках регулируемой связанности (поиска, не знавшего еще современной формы свободы, этого пускающегося в бесконечность мышления), с современной формой связанности теологических “институтов” (отличающихся от теологических факультетов), которые в свободном окружении отменили для себя автономию поиска истины в пользу догматического застывания в рамках голого преподавания. Автономия изменяет свою форму. Она фактически присутствует, хотя и непроясненной, в форме свободы в эпоху средневековья. Однако ее осознание приводит и к ее отвержению. Отдельные церковные области духовно ушли в себя, укрывшись от современного мира. Так, например, свободно дышится при изучении Ансельма Кентерберийского, Николая Кузанского и многих других, но задыхаешься при обращении к современным томистским учебникам.

Автономия истины гарантируется современным свободным, демократическим государством (в Федеративной Германии — Пятой статьей конституции, в которой не только говорится, что: “Искусство и наука, исследования и обучение свободны”, но и вообще устанавливается свобода высказывания и прессы: “Цензура не может иметь места”). Такое государство охраняет автономию истины, в том числе и в зависимых от государства университетах.

Что же здесь гарантируется? Кёттген комментирует это так: таким образом не просто объявляется обязательным определенное в содержательном плане понятие науки. “Изменение понятия истины” не изменяет гарантий. Оно совершенно очевидно добавляет к смыслу современной научности то, что “сами права и обязательства науки могут сами себя поставить под вопрос”. Государство, гарантируя что-то, полагается на “внутренний самоконтроль партнера”. У науки есть к тому же “конституционно-правовая” обязанность самокритики (Кёттген оставляет без ответа вопрос, справляется ли наука в достаточной мере с этой обязанностью).

Государство гарантирует свободу науки, не будучи в состоянии проинтерпретировать понятие науки (точно так же, как оно гарантирует свободу церкви). Кёттген говорит: “Церковь, призванная в отношении . к государству выполнять функцию его самопонимания, берет, таким образом, на себя право претендовать на привязанную к письменной форме самоинтерпретацию. Этого права не имеет corpus academicum”. Это правильно в той мере, в какой университет не является непогрешимой инстанцией, на роль которой успешно притязает церковь внутри круга своих верующих. Место таких догматических утверждений с претензией принимать решение в отношении правильности толкования Священного писания занимает в университете претензия на собственную целостную жизнь в рамках свободного изыскания истины всеми членами университета, сопровождаемая самокритикой, возникающей в результате постоянной дискуссии, организовать которую не может никакая юридически локализованная инстанция. В университете вырабатывается не только то, что осознается насущным в современной науке, но и то, что может быть посредством осмысления в процессе непрекращающегося спора основополагающих сил, прояснение которых может длиться бесконечно долго, приведено к еще большей ясности. То, что такого рода свобода не может быть ограничена, является претензией автономии. Государство защищает ее в том числе и от церкви, ограничивая последнюю сферой церковных учебных занятий. Свободу университета и свободу церкви нельзя ставить в один ряд как сходные свободы. Предоставляемая церкви свобода обучения является допущением способа мышления, который сам не обладает свободой наук и философии, присущей университету. Из этого следует, что определенность церковного преподавательского авторитета легче понять как содержательную неопределенность свободы исследования и преподавания. Государство предоставляет внешнюю свободу церковному преподаванию, о внутренней свободе которого оно не задается вопросом. Государство предоставляет внешнюю свободу университету, но одновременно требует внутренней свободы научного исследования и мышления истины в университете. Кёттген относит волю к этой свободе к воле государства, придающего себе с помощью конституции правовую форму. И это по праву, поскольку воля государства, в которую университет не вмешивается, должна быть понята как такая, которая желает этой свободы ради истины, которая в неограниченности своего поиска и обнаружения выступает условием для жизни этой самой воли. В таком случае государство тоже превращает свободу в качестве неограниченной самокритики в обязанность. Гарантированная свобода церковного преподавания имеет место только как допущенная государством. Оно не идентифицирует себя с ней. Оно допускает и другие свободы. Истина университета — это по своей сути путь, а истина учения — остановки на этом пути.

Возникает вопрос — в каком пункте может возникнуть конфликт между государством и автономией университета? Что происходит в случае такого конфликта? Что, собственно, гарантируется государством? Что-то такое, что является необходимым в конкретной ситуации истолкования. Кто является решающей инстанцией при таком истолковании?

В ситуации конфликта этими инстанциями по необходимости выступают оба: государство и автономия университета. Автономия университета по существу противостоит государству как жизнь, заключающаяся в поиске истины, радикальность которой характеризуется методами и способом мышления, а также своей непрерывностью, свидетельствует о себе дискуссионным сообществом. Но формально в пространстве, упорядоченном правовым образом, эта жизнь должна обнаруживаться как претензия на автономию корпорации.

Поскольку то, что в своей свободе должно охраняться государством, в целом ускользает от объективации в определенных понятиях, то в ситуации конфликта, в соответствии с его источником и поводом к нему, становится необходимым найти способ аргументации, который оказался бы способным убедительным образом продемонстрировать смысл автономии, которую необходимо защитить.

Если в рамках университета упускается обязанность самокритики, то развиваются такого рода интересы, которые приводят к тому, что кооперируются не лучшие, а на месте собственного поиска истины оказывается замкнутая догматика, на месте же открытого вмешательства и обороны духовными средствами (принимая, что клевета и оскорбления являются исключительно судебным делом) — манипулирование и интриги, которые вызывают косвенные методы, и таким образом государство как гарант свободы должно ради идеи университета вступать в бой против реально пришедшего в состояние запущенности университета.

Если же государство, наоборот, вместе с собственным упадком низведет свою заинтересованность в университете до голой заинтересованности в полезном государственном учреждении, понятийно не схватываемая идея истины будет искажена и обессилена в соответствии с государственными целями, а автономия, насколько она еще будет в рамках университета жива, будет использована для своей собственной обороны. Она будет требоваться в связи с тем, что образование, служащее целям общества и государства, не будет оторвано от способа мышления, имеющего целью подлинный поиск истины. Тот, кто получит образование, должен стать не только правильно функционирующей частью машины, но и человеком, по своей сущности действующим для истины и науки.

Государство и университет преуспевают в том случае, когда они устремлены из их общего истока к общей для них цели. Так как обоим постоянно грозит опасность выродиться в своих составляющих, оба должны сохранять бдительность. Доверие развивается само собой в совместном опыте. Оно не может быть вызвано к жизни безусловным и мгновенным образом.

Университет потерял силу своего духа, даже если эта сила и направляется на самые внешние задачи. Кроме того он теряет свою, от него, больше чем от любого другого института, требуемую мудрость, если он не идет по пути защиты своей автономии и относящегося к ней достоинства, что делает неправдоподобной способность убеждать население посредством излучаемой истиной университета мощи и становиться, таким образом, предметом уважения, почитания для населения, что позволяет народу узнать себя в своем существовании.

в) Юридическое мышление по поводу университета

Юридическое мышление способно создавать формы исходя из возможностей правовых понятий, т. е. понятий об объективной определенности. С их помощью делаются наброски законов, конституций, уставов, которые должны непротиворечивым образом связываться друг с другом и мыслиться юридически непротиворечиво.

Если обстоятельства дела сами содержат нечто неопределенное, а выражение этих неопределенностей — нечто принципиально противоречащее им, в таком случае юридическое мышление становится больше не способным быть господином этого дела.

Юридические формы содержат внешне понятный и в известной мере надежный порядок. Сделать ощутимыми границы этой сферы юридического является задачей самой этой сферы. Эти задачи упускаются, если возникает желание обманчивым путем - посредством таких не-понятий, как “нормативная сила фактов” и тому подобное, — уловить то, чем юридически и с помощью юридических понятий овладеть невозможно.

Университету присущи заложенные в самих вещах противоречия: он является институтом государства и обладает автономией. В качестве первого он зависим от актов государства, в качестве второго - охраняется от его вмешательства и указаний. Отграничение правовой сферы возможно, поскольку определимы внешние аспекты (которые имеют большие последствия), невозможно же там, где речь идет об автономной жизни самого духа. Здесь спасает только совпадение основных законов существования истины в университете и государстве. На его основе упорядочиваются правовые отношения, которые остаются по своему смыслу и применимости зависимыми от этой высокой совместной инстанции жизни.

Кооперация университета и государства на общей основе требует того, чтобы государство представляли в лице министров культуры и чиновников этого министерства люди, чей дух неотделим от идеи университета. Только таких людей смогут убедить университетские знатоки своего дела, и только они могут взять в свои руки инициативу, направленную против отклонения университета от свободы поиска истины.

Если бы государство для управления университетом находило свое представительство в личностях, которые были бы некомпетентными для этих целей, то университет потребовал бы отстранения этих людей от работы. Университет требует по праву видеть в управлении государством личностей, которые принимали бы участие в совместном истоке и, таким образом, в идее университета благодаря своему характеру, определенному способу мышления и собственному образованию. Только с такими людьми университет может действовать солидарно и предполагать взаимное доверие. Если же ставшее безответственным партийное правительство назначит неквалифицированную личность министром культуры, то университет, соблюдающий свою автономию, не должен молчать, даже если не предусмотрены никакие правовые пути. Он может воспользоваться духовной силой способности убеждать и открыто выражать свое мнение (с точки зрения следующих выборов, которые в связи с этим становятся единственным предметом опасений для опустившихся политиков).

Государство ведет борьбу с помощью насилия (плохо смыслящие партии пользуются от имени народа – на основе результатов выборов — правом неконтролируемого произвольного принятия решений); чем оно лучше, тем больше оно само борется поначалу с помощью силы убеждения. Университет же ведет борьбу исключительно с помощью силы убеждения и в качестве насилия может применять только пассивное сопротивление, забастовки. Но сила духа может быть обретена через публичность, она может призвать народ восстать против насилия и бесправия. В любом случае — это плохой выход, который дает простор игре случая!

Кооперация университета и государства требует далее, чтобы всё, начиная с устава (статута, конституции) университета и кончая всеми его установлениями, такими, как открытие новых кафедр, представительств новых научных сфер, открытие новых институтов, происходило в результате совместных консультаций. Независимо от того, создан ли университетский устав университетом или министерствами, он должен обладать духовной силой и инициативой. Результат в любом случае предполагает одобрение обеих сторон. И так во всем. Только одна вещь: фактический процесс исследования и преподавания находится целиком и полностью в распоряжении отдельных исследователей. Автономия университета означает здесь неограниченную свободу каждого в отдельности. Вмешиваться в нее не позволено ни университету как кооперации, ни тем более государству.

г) Свободное и тоталитарное государство

Университет связан с государством, но университеты возможны не во всяком государстве. Так как университет выступает подтверждением свободы, возможной благодаря истине, то только государство, которое само стремится к свободе и истине и основывается на них, желает существования университета. Потому что только такое государство принципиально идентифицирует себя с духом науки и истины, с идеей университета.

Однако ни такое государство, ни университет не являются нигде в мире целью. И никогда не будут ею. Совершенное осуществление идеи университета невозможно нигде, потому что нигде политическая и персональная свобода не основываются в такой полной мере на истине, чтобы быть уже действительной свободой. Разница заключается в том, находится ли свобода на пути своего осуществления или же путь к ней запрещен и закрыт. Говоря иначе, различие состоит в том, хочет ли государство основываться на истине или же оно зависит от не-истины, обмана, фикции (внешний признак этого- государства, которые стремятся к свободе, разрешают неограниченную публичность сообщений и мнений, несвободные, напротив, отрицают публичность, превращают дух в функцию государственной воли, устанавливают против устремлений истины, которая является для них ядом, железные занавесы на своих границах). Там, где стабилизируется тотальное господство, истине не позволено действовать неограниченным образом, так как она разрушит неистинное основание господства и само это господство.

Для тотального господства наука настолько, насколько она пригодна, является средством власти. Она не является моментом истины, которая освобождает. При тотальном господстве иметь место могут только учреждения для выучки квалифицированных рабочих в широком смысле и функционеров.

Институт, носящий название университета, не является таковым исходя только из его названия. В тоталитарном университете могут работать свободно некоторые отдельные специалисты, прежде всего на естественнонаучных и медицинском факультетах. Но такой университет как целое университетом все-таки не является. При этом возникает заблуждение, когда свободные университеты, больше не понимающие самих себя, признают тоталитарные учреждения в качестве таких, которые вместе с ними принадлежат всеохватывающему сообществу духа.

Университет, свободный в свободном государстве, занимает надгосударственное и наднациональное место истины, которая в своей единственно возможной форме для нашего времени (Zeitdasein) связывает всех людей не в ситуации единственного, догматического осознания, а в ситуации коммуникации многообразного, посредством не имеющей завершения деятельности. Там, где действует истина, имеет место плюральность духовных сил.

Таким образом, университет, надполитичный и в этом отношении аполитичный, является “политически” настроенным в одном пункте: в качестве поиска истины он несовместим с тотальным господством, в рамках которого политика в собственном смысле сама заканчивается (ее место занимают манипуляции, которые были отчасти описаны Макиавелли, радикальным образом в индийской Арташастре и господствовали повсюду в мире, за исключением Западной Европы, над человеческими судьбами, и только сегодня, в век техногенной цивилизации, оказались совершенно отброшенными). Поэтому университет был невозможен в государстве при режиме национал-социалистов и исчез во всех прочих тоталитарных государствах. Хотя он вполне уживался с социалистической и коммунистической экономикой, но никак не с тотальным господством. Так как состояние политики, не уживающееся с истиной, не может ужиться и с университетом.

Истина, которой служит университет, имеет большое политическое значение. Оно может появиться вместе с человеком, который посредством истины превращается, каждый день рождаясь заново, в политическое существо в собственном смысле и может стать гражданином, человеком, живущим в сообществе и вместе с ним. Он один способен на основе истины и посредством свободы существовать в мире. Он может связать себя со всеми людьми в совместно взращенных и охраняемых порядках, не подчиняя себя тоталитарному господству. В идее университета, следовательно, заложена задача: постоянно показывать миру лицо этого мира и свое собственное лицо, чтобы фактическая лживость (Unwahrhaftigkeit) и несвобода этого мира, которая впервые возникает на пути к свободе, была выявлена и все снова и снова преодолевалась. Только в том случае, если свободный мир самому себе даст шанс быть правдивым и, таким образом, действительно свободным, он сможет утвердить себя в качестве свободного. Иначе же он подпадет под тотальное господство, которое уничтожит университет вместе с миром. Университет должен охранять возможность политики вообще и вместе с ней предпосылку своего собственного существования с помощью ненасильственного духовного оружия: просвещения, понимания, убеждения и истины.

Реформа и возрождение

Университет стал проблемой во всем свободном мире. Все хотят его улучшения.

В начале размышления на эту тему должно возникнуть различие между тем, что можно планомерно организовывать, материально производить, упорядочивать с помощью законов, институционально отстраивать, и тем, что должно предшествовать этому целесообразному строительству в качестве идеи, рождающей из серьезных намерений каждого в отдельности, его решений в пользу истины масштаб для особого планирования.

Это различие указывает на фундаментальный факт: хотя соответствующая реформа высшей школы может быть осуществлена только в реальных условиях государством и обществом, решения должны приниматься изнутри надвременной идеи университета. Реформа отсылает к материальным средствам, но не в меньшей мере — к непланируемой духовной инициативе.

Реформы, осуществляемые с помощью бесконечной, практически произвольной детализации и регламентации без руководства идеей — ничтожны. Идее невозможно научиться, она возникает в процессе самоосмысления, в отклике на нее, доносящемся из традиции претензии на действие в процессе возрождения.

То, что не может быть сделано, может быть пробуждено. То, что мы взаимодействуем друг с другом, воодушевляет. Мы не должны повторять исторически прошедшее, но осуществлять в настоящий момент вечную идею, которую мы обнаруживаем действенной уже в прошедшем и которая всегда отсылает к будущему.

Предпосылкой реформы университета является возрождение в рамках совместного способа мышления. Она достижима уже в осуществлении идеи силами отдельных ученых и с помощью идейного выражения ее пути в рамках целого самого университета.

Историческая память о правоте идеи, существующей уже длительное время и на все времена, укрепляет сегодняшнюю настроенность. Так ‘ как эта идея ни в коем случае, и в особенности в настоящий момент, не устарела, не исчезла, и то, что она никогда не может устареть и может быть вновь осуществлена в новых условиях и в новом обрамлении, является предпосылкой духовного существования.

Из современной действительности идеи возникают масштабы и способность суждения, необходимые для решения вопросов, связанных с университетом. Реформы, которые одновременно не основывают свои мотивы на идее, являются поверхностными, рассеивающими и спутанными.

Только тот, кто несет в себе идею университета, может соответствующим образом мыслить и действовать для университета. Кто — нет, тот видит в университете только предприятие, которое организуется с некой определенной целью и средствами и во всем остальном является делом обычного общества и его норм. Цель кажется ему знакомой: научить таким профессиям, в которых необходимы специальные знания. Профессии выступают для него способами производства наподобие производства и сбыта товаров. Такое предприятие маскируется традиционными риторическими оборотами.

Тот, однако, кто действует исходя из идеи университета, делает это уже тогда, когда занимается научным исследованием, тем, какой смысл он придает своему исследованию, как он обучает, как отражает положение дел в своих сочинениях.

Он делает это в рамках управления университетом исходя из масштаба, который не просто находится в его распоряжении в рациональной форме, но, как дух, как устремленный к духу, хочет с его помощью организовывать все процессы в университете.

Этот дух является источником, из которого постоянно происходит возрождение. Это идея университета, которая обретает мощь, когда она проявляется во взаимодействии ученых и исследователей. Ее осознание — это не столько знание чего-то, сколько — придание жизни действительности (у нее на службе).

Одно кажется несомненным: великая реформа немецкой сущности университета состоится как возрождение или гибель, как духовное движение или же в форме внешнего бюрократического порядка, фактически все дальше разрастающегося внутреннего хаоса. С помощью образования работников, предназначенных для целей, в целом опровергающих самих себя, для технического массового общества, привязанного исключительно к частным целям, задача университета не будет выполнена. Ограниченность такими целями не даст исполнить по истине сами эти цели. Вместе с университетом ослабеют общество и государство.

И никакие финансовые средства не помогут, если не будет духовных предпосылок и воли, способствующих всякой отдельной деятельности служить истине в целом и осуществлять ее, исходя из идеи университета. Отсюда — реформа университета имеет две задачи.