Социальный заказ» на новую науку

Появление личности как феномена культуры — важная предпосылка развития научной формы социальной психологии, некое ментальное основание ее развития. Конечно, не только это запустило процесс научного оформления целой отрасли человекознания. XIX в. выступил заказчиком на новую науку, поскольку ее отсутствие стало сказываться на состоянии дел в других науках и различных сферах социальной практики человека. Назовем основные особенности социальной, научной жизни второй половины XIX в., которые способствовали оформлению социально-психологического мышления в научное знание.

Прежде всего это изменение социального, политического климата в Европе, которое во многих отечественных обзорах характеризуется возрастанием роли масс и массовых движений. XIX в. богат на революции, массовые организованные выступления больших групп людей, причем они кардинально отличаются от «темных» бунтов предыдущих веков — иным уровнем организованности, лучшим осознанием цели своих действий. Массовые движения стали многое определять во внутренней политике, управлении государством, экономическом развитии стран. «По аналогии с естественными науками правители всех уровней требовали от социальных наук скорейшего перехода к фазе управления. В связи с тем, что социальная психология оказалась наукой наиболее пригодной для исследования роли идей, мотивов, потребностей в детерминации поведения, ей этот социальный заказ был обращен в первую очередь» (132, с. 25).

Социально-политический климат быстроменяющейся Европы требовал особых знаний по управлению большими массами людей. При этом знания требовались тоже новые, соответствующие формирующимся канонам научного познания и вообще новому образу мира человека. Многое убедительно свидетельствует о том, что образ мира человека второй половины XIX в. существенно отличался от такового у его предшественников и был близок к нашему, современному. Вот как его характеризует В. П. Шихирев: «Важный поворот в

21

развитии взглядов... на роль... психики в жизни человека и общества произошел во второй половине XIX в. Он был обусловлен, главным образом, успехом естественных наук, их поразительными открытиями и все новыми развенчаниями человека. Н. Коперник, Ч. Дарвин, К. Маркс и З. Фрейд убедительно показали человечеству, что Земля и ее обитатели не являются ни центром мироздания, ни его вершиной, а всего лишь случайным эпизодом, действительно «игрушкой слепых сил»: космических, биологических или экономических. Стандарты познания и преобразования всего, что для этого намечалось, были заданы теми науками, которые приняли тезис о принципиальном сходстве человека и природных объектов, разработали соответствующие методы исследования и изменения действительности, доказывали их эффективность, создавая новые машины, материалы, открывая новые источники энергии, делая материальные условия жизни все более и более комфортными для все большего числа людей. Слово «прогресс» стало магическим к началу XX в., в прогресс верили больше, чем в Мессию. ... Наступила эпоха «формирования нового человека», «на научной основе» без апелляции к иной, помимо материальной, реальности» (132, с. 21). Как мы увидим дальше, это изменение образа мира и взгляда на человека и человечество многое определило в социальной психологии XX в. Но уже тогда, в середине XIX в., набирала силу потребность в научном, объективном знании о природе человеческих отношений и о научно обоснованных приемах управления этими отношениями.

Мировоззрение человека XIX в. менялось не только под влиянием экономических и социальных факторов. Происходило быстрое расширение границ познания мира в теоретическом — через ознакомление с новыми философскими течениями — и в практических планах. «Среднему» человеку стали доступны путешествия и личное знакомство с иными культурными пространствами. Такое расширение культурных горизонтов приводило к изменению устойчивых представлений о том, что «нормально» и что «не нормально», что является признаком прогрессивности, а что — отсталости. Этому изменению

22

способствовали работы Л. Леви-Брюля, Э. Тейлора, Л. Г. Моргана, выполненные на материалах изучения первобытных или просто отличных от европейской культур. Посещение колоний, миссионерская работа в Африке и Австралии, знакомство с обычаями Японии, Китая и иных ранее малодоступных стран меняли представление европейцев о себе и других. Его можно было бы сформулировать так: они не хуже и не лучше нас, они — другие, не в анатомии и физиологии, а в культуре, жизненных ценностях, традициях. Вместе с тем все это оформлялось в некоторый общественный запрос на новое знание — этнопсихологическое, а по сути своей — социально-психологическое.

Г. М. Андреева выделяет еще одну область социальной практики, в рамках которой возник имплицитный запрос на научное социально-психологическое знание, — криминалистику. Меняется общая картина преступной деятельности, появляются новые виды преступлений, которые трудно объяснить чисто материальной безысходностью или патологическим типом личности. Где искать их истоки? Не в безмерно ли усложнившихся отношениях людей? Особая проблема — самоубийства. И дело не только в том, что их число растет, — меняются причины. Все чаще главная причина заключается в потере жизненных смыслов.

Таким образом, можно говорить о XIX в. как о заказчике научной социальной психологии. А можно ли считать ее появление логическим следствием развития собственно научной социальной мысли середины XIX в.?