Структура главы 8 ГК РФ как отражение различных концепций нематериальных благ

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ. 3

§1. Понятие нематериальных благ в доктрине и новой главе 8 ГК РФ.. 4

§2. Структура главы 8 ГК РФ как отражение различных концепций нематериальных благ 6

§3. Реформирование норм о «распоряжении» нематериальными благами. 8

§4. Реформирование норм о защите нематериальных благ. 12

§5. Проблемы соотношения института нематериальных благ со специальным законодательством. 14

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 17

БИБЛИОГРАФИЯ.. 18

ВВЕДЕНИЕ

Изучение изменений в правовом регулировании нематериальных благ, представляет особый интерес в связи с тем, что, по сути,проблемы данного института остались как бы «на обочине»в ходе нынешней реформы гражданского законодательства.

Если заглянуть в концепцию развития гражданского законодательства,можно увидеть, что правовому институту нематериальных благ посвящен всего один небольшой абзац, который, по сути, не предполагал значительных изменений в данной сфере: предлагалось лишь дополнить гл. 8 Гражданского Кодекса Российской Федерации (далее – ГК РФ)«развернутой системой детальных правовых норм, имеющих целью регулирование и (или) защиту конкретных видов нематериальных благ и личных неимущественных прав»[1].

При этом результаты воплощения данной программной цели остались практически незамеченными в российской литературе (исключением являются статьи и комментарии одного из членов рабочей группы по данному вопросу – Л.Ю. Михеевой).

Между тем рабочей группе где-то удалось сделать больше, чем изначально задумывалось, хотя многие вопросы регулирования отдельных нематериальных благ так и остались неразрешёнными. Это мы и ставим целью показать в настоящем реферате: с одной стороны, будут освящены значительные новации в части регулирования «общей части» института материальных благ: приведениепонятия нематериальных благ в соответствие с доктринальными разработками (§1), реформирование способов осуществления (распоряжения) и защиты нематериальных благ (§§3-4). С другой – будут проанализированы вопросы регулирования отдельных нематериальных благ, а также структуры гл. 8 ГК РФ и еесоотношения со специальным законодательством, которые не получили решения в ходе реформы (§§2,5).

Понятие нематериальных благ в доктрине и новой главе 8 ГК РФ

В первую очередь разработчики, путем незначительной корректировкист. 150 ГК РФ, устранили существующее противоречие в разграничении понятий «личные неимущественные права» и «нематериальные блага».Такое смешение, происходило, очевидно, из-за того, что с практической точки зрения разграничение режима «нематериальных благ» и «прав на них» не имеет существенного значения: «нематериальное благо» является идеальной конструкцией, и в этом смысле, определяя режим «нематериального блага», мы определяем и режим соответствующего «личного неимущественного права».

Однако, как известно,ст. 128 ГК РФ исходит из четкого разграничения самих прав и объектов прав и в этом смысле не допускает существования безобъектных прав. В этом смысле ст. 128 ГК РФ действительно понимает под объектами гражданских прав исключительно «нематериальные блага», на которые должны в свою очередь устанавливаться личные неимущественные права[2].

Между тем, видимо в связи с тем что «нематериальными благами» в гражданском праве выступают те или иные конституционные права в их частно-правовом измерении[3], прежняя редакция ст. 150 ГК РФ к числу нематериальных благ относила и «право на свободу передвижения», и «право на имя», и, наконец, «иные личные неимущественные права». При совместном прочтении ст. 128 и ст. 150 буквально получалось, что возникают личные неимущественные права на… личные неимущественные права, что, несомненно, было неудовлетворительным решением, противоречащим общей невозможности существованию «прав на права»[4], и справедливо критиковалось в доктрине[5].

В новой редакции ГК РФ, подобно разграничению результатов интеллектуальной деятельности и различных интеллектуальных прав на них в ст.ст. 1225-1226, статья 150 разграничивает нематериальные блага (жизнь, здоровье, неприкосновенность частной жизни) и возникающие на них личные неимущественные права[6], что устраняет существующую терминологическую путаницу.

Могут ли данные – косметические по своей природе – изменения иметь практическое значение? Полагаем, что да. Дело в том, что ранее существовавшее решение приводило к явному противоречию теории и практики: с одной стороны, доктрина и практика совершенно правильно признавали нематериальные блага «неотчуждаемыми и непередаваемыми иным способом» (ст. 150 ГК РФ); с другой –уже в 1940-х г. было очевидно и не оспаривалось, что «на практике [личные права] отчуждаются каждый день[7]». В этом смысле ни у кого сейчас не вызывает удивления возможность «отчуждения» («дачи согласие на использование») в строго ограниченных пределах изображения гражданина, а также некоторых иных личных благ(см. подробнее§3).

Однако данное теоретическое препятствие исчезает, если законодатель четко разводит объекты и права на них: сами объекты остаются неотчуждаемыми и непередаваемыми (подобно результатам интеллектуальной деятельности), что не мешает установлению в четко установленных законодательством пределах прав третьих лиц на «использование» данных объектов (само собой, невозможно установление прав третьих лиц на честь, достоинство и тем более свободу передвижения гражданина).В этой связи заметим, например, что французские авторы полагают возможным признание «отчуждаемым» правана изображение гражданина[8].

Структура главы 8 ГК РФ как отражение различных концепций нематериальных благ

Как известно, основным вопросом, который предполагалось решить в ходе реформы, было регулирование конкретных видов нематериальных благ. Между тем, в действительности, изменения выразились как в создании новых норм об отдельных нематериальных благ (ст.ст. 19, 152-152.2 ГК РФ), так и в детализации существующих общих положений.Нет ли в этих двух направлениях реформирования противоречия и зачем нужно было менять общие нормы?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно обратиться к теории личных неимущественных прав. Как известно, в мире существует несколько концепций регулирования нематериальных благ[9]:

(а) Монистическая концепция –данная концепция получила развитие в Германии и исходит из наличия единого исчерпывающего «права на личность» (Persönlichkeitsrecht), вытекающего из ч. 2 ст. 1 Основного закона ФРГ, и защищаемого от внедоговорных посягательств через деликтные иски как «иное право» на основе ст. 823IГГУ.

(б)Плюралистическая концепция –данная концепция получила развитие во Франции в трудахПеррё и исходит из наличия целого пучка «неимущественных прав» (droitsextra-patrimoniaux), а именно права на изображение, права на честь, права на достоинство, права на частную жизнь и т.д., основанных не только на общем деликтном иске ст. 1182 ФГК, но и на специальных нормах статей 9,16, 16-5, атакжеЗакона 29 июля 1881 года (о свободе прессы)[10] и т.д.

(в) Особняком стоит регулирование, существующее в странах англосаксонской правовой семьи: в США защита осуществляется в рамках двух особых, разработанных доктриной (У. Брандейсом и др.) деликтных исков по защите права на «частную жизнь» и на «публичную жизнь» (righttoprivacy, rightsofpublicity); в Англии относительно пробельная защита осуществляется через расширительное толкование исторических деликтов libelи slander (устная и письменная клевета), а также через законодательство о персональных данных.

Оставив в стороне особенности стран общего права, отметим, что различие дуалистическойи монистической концепции на практике оказывается очень относительным. С одной стороны, Конституционный суд (а вслед за ним – Верховный суд) ФРГ выделяет примерно 5 «сторон» права на личность, примерно соответствующих конкретным личным правам во Франции[11]. С другой – ничто не препятствует выделению новых личных неимущественных прав в рамках общего деликтного иска ст. 1182 ФГК, чем и пользуется Кассационный суд Франции (следует отметить, что впервые право на охрану частной жизни было признано в судебной практике в знаменитом деле Марлен Дитрих без какого-либо особого указания закона)[12].

Между тем различие между двумя способами описывать механизмы правовой охраны личности приобрело большое значение в российских правовых реалиях. Дело в том, что в России (РСФСР), начиная с Основ 1961 г. выстраивалась «постатейная», т.е. плюралистическая, система защиты отдельных нематериальных благ[13]. И хотя детальное регулирование отдельных прав не вызывает возражений, наличие детальных норм об одних благах, к сожалению, вызывает у судов сомнения в возможности реальной защиты иных благ.

Хотя ст. 150 ГК прямо делает перечень нематериальных благ открытым, суды очень неохотно идут на «моделирование» новых нематериальных благ помимо уже упомянутых в ГК. По сути, за годы действия ГК РФ высшая судебная инстанция признала существование лишь двух непоименованных в ГК личных неимущественных прав:

· Право на защиту от оскорбления, т.е. распространения сведений, которые являются оценочными, однако выражены в неприличной форме[14]

· Право на защиту наименования некоммерческой организации от недобросовестного использования третьими лицами[15]

В этой связи следует приветствовать прямое признание новых личных неимущественных прав в новой редакции ГК: право на защиту от ложной, но не порочащей информации (п. 10 ст. 152 ГК РФ); право на защиту своей частной жизни, причем с достаточно подробным определением содержания данного права (ст. 152.2 ГК РФ, особенно пункты 1 и 3). При этом разработчики, несмотря на положения концепции, пошли дальше и дали больше возможностей для развития идеиединого личного права, что выразилось в подробном описании в абз. 2 п. 2 ст. 150 ГК РФ набора средств защиты, доступных обладателю любого неимущественного права (см. далее).