Как меняются эпистемы знания в истории европейской культуры? Как формируется современная эпистема?

Но это археологическое исследование обнаруживает два крупных раз­рыва в эпистеме западной культуры: во-первых, разрыв, знаменующий начало классической эпохи (около середины XVII века), а во-вторых, тот, которым в начале XIX века обозначается порог нашей современности. Порядок, на основе которого мы мыслим, имеет иной способ бытия, чем порядок, присущий классической эпохе.

Если нам и может казаться, что происходит почти непрерывное движение европейского гаИо, начиная с Возрождения и вплоть до наших дней; если мы и можем полагать, что более или менее улучшенная классификация Линнея в целом может сохранять какую-то значимость; что теория стоимости Кондильяка час­тично воспроизводится в маргинализме XIX века; что Кейнс прекрасно сознавал сходство своих анализов с анализами Кантильона; что направ­ленность Всеобщей грамматики (выраженная у авторов Пор-Рояля или у Бозе) не слишком далека от нашей современной лингвистики, — то, так или иначе, вся эта квазинепрерывность на уровне идей и тем, не­сомненно, оказывается исключительно поверхностным явлением; на археологическом же уровне выясняется, что система позитивностей изменилась во всем своем объеме на стыке XVIII и XIX веков. Дело не в предполагаемом прогрессе разума, а в том, что существенно изменился способ бытия вещей и порядка, который, распределяя их, предоставляет их знанию.

Возможно, что познания Умножают друг друга, идеи трансформируются и взаимодействуют (но как? - историки нам этого пока не сказали) ; во всяком случае, с оп­ределенностью можно сказать одно: археология, обращаясь к общему пространству знания, определяет синхронные системы, а также ряд ^мУтаций, необходимых и достаточных для того, чтобы очертить порог новой позитивности.

Времени формы порядка; анализ обращения и денег уступает место исследованию производства; изучение организма заменяет уста­новление таксономических признаков; а главное - язык утрачивает свое привилегированное место и сам в свою очередь становится историческим образованием, связанным со всей толщей своего прошлого. Но по мере того, как вещи замыкаются на самих себе, не требуя в качестве принципа своей умопостигаемости ничего, кроме своего становления, и покидая пространство представления, человек в свою очередь впервые вступает в сферу западного знания. Странным образом человек, познание которого для неискушенного взгляда кажется самым древним исследованием со времен Сократа, есть, несомненно, не более чем некий разрыв в порядке вещей, во всяком случае, конфигурация, очерченная тем современным положением, которое он занял ныне в сфере знания.

Начиная с XIX века именно эта конфигурация радикально изменяется: исчезает теория представле­ния как всеобщая основа всех возможных порядков; язык как спонтанно сложившаяся таблица и первичная сетка вещей, как необходимый этап между представлением и формами бытия в свою очередь также сходит на нет; в суть вещей проникает глубокая историчность, которая изолирует и определяет их в присущей им связи, придает им обусловленные непре­рывностью.

Т. Бранте // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 122-125.

Что дает использование понятия парадигмы для изучения истории науки?

...Сегодня появилась самостоятельная специальность, которую можно назвать «исследованием парадигм», а теория парадигм находит применение не только в социологии, но и в науке о государстве, наци­ональной экономике, культурной географии и др. Представляется, что так и должно быть, то есть при размышлении о природе общественных наук лучше исходить из продуманной научной теории, вместо того, чтобы пользоваться спонтанно возникающими критериями.

Естественно, здесь можно выбирать из множества научно-теорети­ческих альтернатив, таких, как критический рационализм Поппера, теория Лакатоса о широкой исследовательской программе, выделение Хабермасом категорий для различных познавательных интересов и тому подобное. По мнению автора, все же теория парадигм Куна — лучшая основа для обсуждения вопроса происхождения разных традиций в общественных науках.

В чем заключается содержание этого понятия?

Слово «парадигма» почерпнуто из лингвистики, где оно означает словоизменительную модель. Это исходный образец, который можно использовать во многих областях.

По аналогии с этим, научная парадигма — это конкретный труд, вроде Ньютоновых «Principia» или «Optica», или «Толкования снов» Фрейда, или «Капитала» Маркса. Они представляют собой парадигму, поскольку они использу­ются для «склонения» многих научных проблем или головоломок, для того, чтобы труд был одновременно как достаточно интересным, так и достаточно открытым (содержал неясные моменты, которые нужно и можно уточнить при продолжении исследований), чтобы привлечь других исследователей.

«Парадигма» обозначает конкретную научную работу.

«Парадигму» нельзя сводить к методологическим предпочтениям, что парадигма порождает тра­дицию. Это необходимое условие применения этого понятия; если не возникает исследовательской традиции, то нельзя и говорить о пара­дигме.

Парадигма - это к тому же нечто социально зависимое, нечто, требующее для своего существования определенных социальных процессов.

Поскольку парадигма обозначает традицию, она должна обладать известной протяженностью во времени и пространстве. Она должна иметь некоторую длительность, и она должна являться коллективной «собственностью».