Каталлактика против смешанной экономики: новоавстрийская трактовка рынка и конкуренции. Теория арбитражных сделок И. Кирцнера.

        Праксиология.В трактате «Дорога к рабству» Хайек утверждал, что ограничение рабочего дня, установление санитарных правил и даже разветвлённая сеть социального обслуживания вполне совместимы с капиталистической конкуренцией. Однако его учитель Мизес в трактате «Человеческая деятельность» (Нью-Йорк, 1949) отнёс всё это к «деформирующему» влиянию «интервенционизма» на рыночную экономику. А сам Хайек вместе с группой историков из «Общества Мон-Пелерин» в книге «Капитализм и историки» (Чикаго, 1954) предпринял попытку показать, что капиталистическая индустриализация не сопровождалась теми социальными бедствиями, о которых писали политэкономы XIX в.

           Трактат Мизеса претендовал на построение общей теории человеческих действий, логически выводимой из установленных априори принципов рационального выбора. Неуклонно придерживаясь методологического индивидуализма австрийской школы, Мизес таким образом структурировал предмет своей теории, которую он назвал праксиологией (от греч. πράξις — деятельность, и λογία —слово, учение; «учение о деятельности»):

1. Учение о выборе изолированного индивида (робинзонада).

2. Учение о свободном межличностном обмене, или рыночном обществе — каталлактика.

3. Учение об общественном сотрудничестве без рынка, или невозможности хозяйственного расчёта при социализме.

4. Учение о деформированной рыночной экономике.

       Первые два пункта воспроизводят исходное движение австрийской теории ценности от Менгера к Бём-Баверку, но концепцию последнего Мизес расширяет, используя греческий термин каталлактика(«хозяйство, использующее деньги в качестве посредника в обмене»), употреблявшийся ещё Аристотелем.Каталлактике Мизес отводил центральное место в праксиологии. Добавление к своему учению о социализме Мизес вынес в отдельную крайне политизированную брошюру «Запланированный хаос» (где приписал решающее значение во 2-й мировой войне действиям англо-американских войск в Африке, Сицилии и Нормандии). Наконец, к «деформациям» рыночной экономики «интервенционизмом» Мизес отнёс:

— прогрессивный подоходный налог;

— протекционизм;

— законодательное ограничение рабочего дня и запрет детского труда;

— кредитно-денежную политику;

— налог на наследство.

       Таким образом, вся положительная программа Мизеса сводилась к воспроизведению идеологии laissez faire и золотого стандарта, повторению Рикардо, Сэя, Кобдена и Бастиа. В период распространения позиции, что профсоюзы являются конститутивным элементом зрелого индустриального общества, и формирования смешанной экономики системой мер государственного вмешательства, полное отрицание Мизесом этих мер не могло не создать ему репутации догматика, усугубляемой категоричным отрицанием макроэкономических агрегатов и эконометрики.

       Эту репутацию Мизес «подтвердил» своей книгой «Антикапиталистическая ментальность» (1956), которую завершил выводом, что «единственное, что может спасти цивилизованные народы Западной Европы, Америки и Австралии от порабощения варварством по московскому образцу — это открытая и ничем не ограничиваемая поддержка свободного капитализма».

       Каталлактика.Если критика социализма сделала Мизеса всемирно известным, то «праксиология» никогда не имела (и, по-видимому, никогда не будет иметь) широкого резонанса, а самый термин не использовал даже Хайек. Он, однако, ухватился за термин «каталлактика», которым позднее в книге «Исследования по философии, политике и экономике» (1967) предложил именовать науку о рыночной экономике в целом.

       Это предложение Хайек увязывал с критикой концепции смешанной экономики и «государства благосостояния». В вошедшей в упомянутую книгу статье «Дорога к рабству: двадцать лет спустя» Хайек назвал «холодным социализмом» цель постепенного более справедливого распределения доходов с помощью налогообложения и государственных социальных программ. В своей последней книге «Пагубная самонадеянность» (1988) Хайек утверждал, что в рамках рыночной экономики понятие социальной, или распределительной справедливости лишено смысла, поскольку «эволюция не может быть справедливой».

Завершающим этапом полемики Хайека и австрийской школы (не только новой, но и «старой») с социализмом была критика Хайеком методологического положения о ведущей роли производства в общественном развитии. Привлекая к обоснованию каталлактики данные антропологии, Хайек настаивал, что торговля древнее земледелия и любого другого вида регулярного производства.

Главным доводом Хайека в пользу свободы торговли и «спонтанного рыночного порядка» было то, «что мы должны всегда оставлять шанс для таких направлений развития, которые просто невозможно заранее предугадать». Этот шанс Хайек всецело связывал с частнопредпринимательской деятельностью, которую уподобил «процедуре открытия» в научном эксперименте («Смысл конкуренции», 1946). Конкуренция, по мнению Хайека, должна рассматриваться «как процесс приобретения и передачи знаний», механизм оптимального использования «рассеянного знания».

Конкуренция и арбитражные сделки.Подход Хайека получил развитие в книге нью-йоркского экономиста и талмудиста Израэля Кирцнера «Конкуренция и предпринимательство» (1973), ближайшего ученика Мизеса в США. Мизес в «праксиологии» предлагал рассматривать предпринимателей как людей, «более инициативных, предприимчивых и зорких, чем средний уровень толпы», и считать прибыли и убытки продуктом не капитала предпринимателя, а его идеи. В отличие от Шумпетера, чтобы избежать акцента на технических нововведениях, Мизес предложил называть предпринимателя «промоутером» ( англ. promoter — «продвигáтель», «тот, кто способствует чему-либо»). Хайек, подчеркивая ведущую роль в конкуренции знания врéменных благоприятных возможностей, «быстротекущих обстоятельств, неизвестных другим людям», использовал термин «арбитражёр» (франц. аrbitrageur — «спекулянт») для характеристики предпринимателей, «выполняющих в высшей степени полезные функции», играя на разнице местных цен на товары.

Кирцнер отождествил предпринимательство с аспектами любой целенаправленной деятельности людей, связанными с неизбежной неопределённостью будущих обстоятельств, и свёл его сущность к повышенной «бдительности» (англ. alertness) в отношении новых возможностей получения прибыли. В условиях существования рассеянного знания предприниматель «изобретает» новые сферы деятельности, изменяя окружающую среду, которая для других является чем-то ранее заданным. Сообразительный и бдительный предприниматель, по мнению И. Кирцнера, увидев выгодную рыночную возможность, всегда в состоянии найти необходимые средства на рынке у своих более инертных собратьев — собственников капитала. Источником его прибыли являются арбитражные сделки — выигрыш на разнице цен товаров в разных местах, на разнице цен между ресурсами и готовой продукцией и т.д. В противоположность «новатору» Шумпетера, деятельность «арбитражёра» Хайека –Кирцнера ведёт не от равновесия, а к равновесию — уравновешиванию цен на разных рынках в условиях неполноты информации.

Что, однако, в концепции «арбитражных сделок» нового по сравнению с концепцией предпринимательской функции Р. Кантильона, переоценка места которого в истории экономической мысли (в последней четверти ХХ в.) произошла во многом благодаря новоавстрийской школе? Ничего. Новоавстрийская трактовка предпринимательства представляет из себя в чистом виде то, что марксисты (не желавшие замечать противоречий и теневых сторон в собственном учении) вполне справедливо называли буржуазной апологетикой.

Печальный опыт социализма в ХХ в. и проблемы, с которыми столкнулась макроэкономика «государства благосостояния», к концу ХХ века «сработали» на значительное повышение репутации новоавстрийской школы. Однако едва ли стоит умалчивать о передержках представителей этого направления, когда они приравнивают конкуренцию к научному открытию или утверждают, что только в их экономической теории «главной фигурой процесса является человек, действующий и проявляющий творческую предприимчивость»[112].

Во-первых, человек в новоавстрийской концепции это не столько творец, сколько манипулятор на недостатке информации у других, в отличие от подлинного творца-актуализатора, стремящегося сделать достоянием других новую информацию. (Противопоставление манипулятор-актуализатор ввёл американский психолог Эверетт Шостром[113](1921 — 1996), последователь классиков «гуманистической психологии» Э. Фромма и А. Маслоу).