Александр Моховиков. Суицидальный клиент: Взгляд гештальт-терапевта

С точки зрения гештальт-психологии человек и окружащая среда представляют собой поле, сущностью которого является целостность и взаимозависимость[104]. Связь между ними осуществляется посредством контакта, в ходе которого возникает психическая реальность и происходит психологическое развитие личности. Процесс контакта (или контактирование) обозначает для человека в этом поле актуальные фигуры, определяющиеся его стремлениями, потребностями или желаниями. Выделение фигуры из фона, то есть построение гештальта, происходят благодаря осознанию жизни, то есть того, что действительно происходит с человеком, какие он испытывает чувства, как справляется с насущной ситуацией и что делает для ее изменения. Жизненная активность человека представляет собой непрерывный процесс созидания и разрушения гештальтов, цепь контактов с окружающей действительностью. Последовательность развития контакта, его проживание («цикл контакта») состоит из нескольких стадий, отличающихся степенью вовлечения энергии Self, активности индивида: преконтакта, в котором происходит выделение и прояснение актуальной потребности; контактирования, в ходе которого исследуется окружающая среда, и в ней находится объект, способный удовлетворить потребность; финального контакта, во время которого осуществляется ее удовлетворение; а также постконтакта, когда происходит ассимиляция полученного опыта. Контакту, то есть осознанию, препятствует ряд феноменов, возникающих на его границе в каждой из стадий. Человек, прибегает к ним, чтобы, сопротивляясь, не допустить осуществления контакта. Они представлены защитными механизмами в виде интроекции, проекции, ретрофлексии и конфлюэнции. Эти феномены с различной степенью интенсивности вносят свой вклад в происхождение саморазрушающего поведения. Каждое конкретное суицидальное действие является реализацией того или иного сочетания следующих четырех векторов.

Интроективный вектор суицида  

При интроекции контакт с окружающей средой прерывается на стадии возникновения фигуры: человек принимает внутрь себя ценности, стандарты, нормы и правила, имеющие внешнее происхождение, и замедляет свое собственное стремление желанием другого человека или группы. Без здоровой интроекции оказывается невозможным воспитание и обучение, в ходе которых обычно происходит ассимиляция переживаний. В самом деле, в детстве нередко говорят: «Делай то или не совершай этого». И, подчиняясь, ребенок интроецирует приказ взрослого в качестве подобия собственной воли. В дальнейшем, повторяясь, эта ситуация обеспечивает человека неосознаваемым опытом: «В жизни надо делать то и не нужно совершать этого». Таким образом, чужой опыт заменяет собственные желания, иногда настолько, что человек, взрослея, утрачивает способность к идентификации и отвержению.

Распознавание интроекции в ходе консультативной беседы происходит на основании употребления клиентом форм повелительного наклонения, плакатных, лозунговых фраз («Я ничего не стою»), в которых преобладают «надо» и «должен» («Я должен пожертвовать собой ради...», «Мне нужно пострадать»), а также использования местоимения «я», когда на самом деле речь идет о «мы». Поведение человека-интроектора отличается двусмысленностью: на поверхность выглядывает маска послушного, доброго и порядочного человека, за которой часто скрывается удивительная агрессия или энергия саморазрушения («Я от себя требую, и Вы мне должны»). Конфликт легко возникает, если интроекции подвергаются несовместимые друг с другом представления или установки. Нередко чем более воспитанным является субъект, тем больше в нем, если использовать метафору, связанную седой, проглоченных, но так и не переваренных интроектов. В конечном счете он превращается в метафорического кадавра, непрерывно желающего получать советы, который в беседе, не разбирая, «съедает» без остатка все, что ему предлагается. Без какого бы то ни было усвоения съеденного. Зачастую при злоупотреблении интроекцией в качестве защиты перед контактом у человека исчезает чувство отвращения, втом числе и страх перед собственной смертью.

Поскольку человек-интроектор поступает так, как хотят от него другие, то интроектный вектор наиболее выражен в случаях альтруистических самоубийств (по классификации Э. Дюркгейма[105]), которые совершаются, если авторитет общества или группа подавляет идентичность человека, и он жертвует собой на благо других или ради какой-либо социальной, философской или религиозной идеи.

Многочисленные случаи самопожертвований «за идею», будь то японский самурай эпохи средневековья, последователь протопопа Аввакума Петровской поры или эталоны «мужества» советской эпохи типа Зои Космодемьянской и Александра Матросова, вполне описываются интроективным вектором самоуничтожения.

Особенно чувствительным к вторжению интроектов оказывается подросток. С одной стороны, он готов пожертвовать чем угодно, лишь бы настоять на своей независимости, интуитивно сознавая преимущества собственного выбора, но, с другой стороны, в наследие от детства ему достается чрезмерная подверженность интроектам, и это, например, используется в ходе процедуры «контроля сознания» адептами деструктивных культов.

Терапевтическая помощь по установлению интроекции состоит в том, чтобы способствовать появлению у человека чувства, что его собственный выбор вполне возможен, и усилить различие между «Я»  и « Ты».  Усиление чувства собственного «Я»  освобождает от не ассимилированных интроектов. Интроекторы нередко оказываются не только фанатиками по части получения советов, но и жертвами в отношении прожитой ими жизни. Одновременно им бывает свойственно нетерпение, жадность и леность. Нетерпение заставляет их незамедлительно «проглатывать» советы, лень препятствует работе, требующей усилий, а из-за своей жадности они стремятся получить как можно больше и побыстрее. Если в ходе оказания терапевтической помощи человек перестает воспринимать свое существование как нечто заданное извне или неизменное и начнет создавать свою жизнь сам, то этот опыт может стать ключевым пунктом для его самоопределения.