Терапия слишком хороша, чтобы ограничиваться лечением

Перед психотерапией встал новый вопрос: может ли теория пойти дальше так называемого, лечения и личностного роста и быть полезной также и для развития общества? Каково было бы, например, жить в гештальтистском обществе?

Такая постановка вопроса относительно нова для психотерапии, так как психотерапевты до недавнего времени были "привязаны" к своей практике. Сегодня психотерапевты выступают на первый план, ориентируя людей к новым ценностям и поведению.

Мы больше не ограничиваемся только работой с больными. Традиционный подход к психотерапии как к лечению теперь кажется очень наивным. Согласно ему, общество устроено таким образом, что любой психически нормальный человек может сам найти себе достойное место в жизни. И лишь те, кого считают "ненормальными" или "одержимыми", не могут сами найти себе применения. Мы только "лечили" людей до тех пор, пока не стало ясно, что "психическая болезнь" – это социальное клеймо на человеке.

Позже появился термин "рост". Сегодня большая часть людей приходят к поиску лучших форм жизни, мало думая о лечении, заботясь скорее о самосовершенствовании и личном развитии.

Возбуждение чувств стало важнее, чем мотивация. Формы взаимоотношений привели к большему возбуждению чувств, вызывающему переживание глубокой близости и теплоты между чужими или едва знакомыми людьми. Терапевтические группы как мини-сообщества имеют большое значение и для "лечения", и для личностного развития. Следующий шаг психотерапии ведет к влиянию на общественный климат, так как никто не может избежать психологического воздействия социального окружения.

Сейчас психотерапевты и люди, работающие в смежных областях, устремились в сферу социологических проблем. Автор книжного обозрения в "Нью Йорк Таймс" Маршалл Берман пишет:

"В свое время наши деды и прадеды прислушивались к писателям, мы же все больше и больше поворачиваемся в сторону социологов, антропологов, психологов, чтобы пролить свет на нашу жизнь. Можно представить, что сегодня Эрик Эриксон – это наш

Толстой; Оскар Льюис наш Лоуренс; Маргарет Мид – Джордж Элиот; Клод Леви-Стросс мог бы предоставить нам антропологическое путешествие в мир Мелвила или Конрада; Дэвид Рисман мог бы быть нашим Теккереем, а возможно, и Флобером; Р.Д.Лэнг, который в молодости претендовал на роль нашего Достоевского, теперь, в зрелом возрасте, стал скорее нашим Гессе".

Несмотря на то, что такие взгляды приобретают все больше приверженцев, не все к ним прислушиваются. Мощный вызов, как всегда, пришел от материалистически ориентированных людей, которые верят, что курица в кастрюле у каждого – это вершина человеческих потребностей. Материальные потребности (вроде пищи) сами по себе, кажется, преобладают над любыми другими соображениями и привлекают внимание людей и их правительств. Духовная жизнь, отступает на второй план, лишь иногда отдавая должное увядающей религии. Психотерапии приходится начинать из слабой позиции. Однако наше наступление на материализм уже началось с

началом работы психологов в промышленности, консультирования правительств и других социальных институтов.

ЖИВАЯ ФИГУРА

"Однажды я пытался убедить Бихевиориста

в том, что, он уходит от многих проблем и фактов,

если говоря о самце птицы, называет ее "стимулом".

 Вольфганг Келер

Много лет назад один из наших коллег стал собирать шуточную коллекцию "законов". Это набор печальных житейских истин: беда не приходит одна; бутерброд всегда падает маслом вниз; в каждой шутке есть доля правды; и, наконец, закон, который касается нас в данный момент: – не все так просто как кажется.

Простые эксперименты ранних гештальт-психологов[15] по исследованию восприятия открыли путь для изучения того, как мотивация влияет на ощущения[16] Позже они легли в основу терапевтических взглядов Перлза[17]. Перлз использовал закономерности восприятия для создания сначала психотерапевтической системы, а затем гуманистических представлений о человеческом существовании.

Фон опыта

Гештальт психологи изучают динамику процесса восприятия. По их теоретическим представлениям восприятие не является просто пассивным процессом. Человек структурирует и навязывает правила своему восприятию. Он организует восприятие поступающих сенсорных впечатлений в первичный образ – фигуру, которая отчетливо видна на определенном "заднем плане" – фоне. Фигура может быть мелодией, которая выделяется из гармонического фона или зрительным образом, который изображает нечто реальное, на фоне абстрактных линий.

Фигура, будь то простой элемент или сложный образ, выступает из фона как рельеф, который привлекает внимание и имеет отчетливые границы. Фигура имеет множество деталей, которые можно внимательно изучать, сосредоточиваться на них и даже фиксироваться.

Другая важная характеристика восприятия – стремление к завершенности. Фигура видится как завершенный очерченный образ – в некоторых случаях человек даже сам "заполняет" недостающие детали. Например, когда мы смотрим на эти отдельные точки и видим круг:

[в книге приведен рисунок окружности, состоящей из точек].

Это не просто рефлекторное стремление соединить воспринимаемые части, а главный персональный рефлекс. Он часто не совпадает с факторами социальной жизни, которые прерывают людей в процессе достижения того, что им хочется. Незаконченные действия насильственно "отправляются на задний план", где они и остаются, порождая неприятные ощущения и отвлекая человека от того, чем он занимается.

Во время терапевтической сессии Пегги осознала, что с раннего детства никогда не садилась на колени к своему отцу после того, как мать однажды отругала ее за это. С тех пор она приучила себя соблюдать дистанцию, даже при выборе мужа она обращала внимание только на тех мужчин, которые, как ей казалось, не стремились к физической близости. Пегги добивалась этого разными способами– от мускульной блокады ощущения тепла (физиологическая защита) до убеждения, что если человек вступает в близкие отношения с другими людьми, он может попасть в беду (идеологическая защита). Она постоянно боролась со своим стремлением к завершению прерванного ранее действия (возможно всей серии действий, и колени отца были первым опытом близости). С точки зрения гештальт-теории Пегги не будет удовлетворена до тех пор, пока не последует своему стремлению и не завершит прерванного действия. К этому она еще не готова. Но пока она может сопротивляться, возможно, это останется центральной проблемой ее развития. Она будет оставаться ребенком, испуганным невротическими родителями. Когда Пегги наконец, решиться получить удовольствие от приближения к мужчине, потребность в близости станет ясной и неоспоримой, и только тогда она сможет стать взрослой женщиной, знающей собственные потребности и живущей ими.

У фона нет такого "магнетизма". Он не оформлен и не имеет четких границ. Его главная функция – создавать контекст, который помогает восприятию фигуры, слегка направляя интерес к ней. В идеале фигура и фон могут меняться местами, порой это происходит моментально. Фон является источником для возникновения новой фигуры.

Вам достаточно только бросить взгляд из окна, чтобы почувствовать как свободно блуждает ваше внимание от одной части панорамы к другой. Сначала ваш взгляд притягивает дерево. Внезапно птица вспорхнула с ветки, и вы следите за ее полетом в небе. Облако необычной формы отвлекает вас от полета птицы, и вы упражняетесь в ассоциациях. Рядом остановился молоковоз. Вы уже не видите птицу или облако, а только слышите скрежет тормозов и грохот молочных бутылок. Вы наблюдаете за плечами водителя молоковоза, видите, как устало он тащит ящик с бутылками, яйцами и сыром. Беспрепятственно перетекают впечатления. Фигура в любой момент может перейти в фон, а фон может превратиться в фигуру.

Однако, такой простой ход – только одна сторона дела. Из исследований по влиянию мотивации на восприятие становится очевидно, что человек не только структурирует материал в сжатые впечатления, но также редактирует и подвергает цензуре то, что видит и слышит. Его восприятие соответствует внутренними потребностями. Например, на неопределенные стимулы голодный вероятнее всего будет реагировать, как на еду.[18] Таким путем внутреннее переживание "расцвечивает" и определяет текущие впечатления. Как голодный человек видит еду даже там, где ее нет, так неудовлетворенный человек в своей повседневной активности отрабатывает прошлое незавершенное действие.

То, что мы называем фигурой или фоном, гораздо сложнее, чем простое восприятие, о котором говорили ранние гештальт-психологи. Исходя из этого основного положения, мы приходим к пониманию, что общечеловеческие интересы отражают естественные потребности. Вся жизнь одного человека может быть фоном для настоящего момента – и многие важные события могут испариться в фоне, как дым.

 Три элемента образуют фон жизни:

1. Прошлый опыт. Такие качества, как доброта, способности, амбиции и т. д., дают ориентацию в жизни и влияют на впечатления, которые выплывают из фона в настоящий момент. Это означает, что действия или мысли, гармонирующие с этими качествами, выделяются в фигуру из фона с большей готовностью, чем те, которые с этими качествами несовместимы.

 Если чей-то фон содержит в себе доброту, такому человеку будет легче "проявить" фигуру мягкости и симпатии, чем тому, чей фон окрашен садистическими представлениями. Например, если человек не может смириться с тем, что он гомосексуалист, все его поступки с гомосексуальным "подтекстом", либо будут нейтрализованы, либо вызовут смятение и тревогу. Если даже само слово "гомосексуализм" табуировано, то переживания, связанные тягой к мужскому полу, грубостью по отношению к женщинам и т.п., едва ли будут осознаваться человеком. Моралисту трудно разрешить себе думать о сексе или дать волю чувствам. Но если это происходит, то возникающие при этом неприятные переживания могут варьироваться от легкого дискомфорта до панического состояния.

Задача психотерапевтической работы заключается в том, чтобы менять восприятие фона таким образом, чтобы новый опыт прямо сейчас гармонировал с натурой человека. Он должен открыть для себя, что такие переживания означают совсем не то, за что он их принимал, и что они безусловно полезны. Этот опыт изменяет фон, и жизнь человека становится гармоничней. Неожиданное возникновение новой фигуры из глубины фона, где она раньше была едва заметной или вовсе не признанной, вызывает сильные ощущения. Это может быть или веселое возбуждение у искателей приключений, или тревога и шок у тех, чей фон "затуманен". Закрывая части фона, человек делает осторожные попытки избежать боли от своих "спрятанных" свойств и переживаний. В результате фон не так легко становится источником новых фигур.

Смена фигуры и фона – это основа изменений в жизни. В идеале фон существования, который под воздействием обстоятельств не может образовать новую фигуру, не должен вызывать переживаний. В процессе терапии можно встретить всевозможные варианты безумия, начиная от паранойи и кончая психопатией. Можно столкнуться с чьей-то добротой и с чьей-то жестокостью; докопаться до "залежей" легковерия, мстительности, соперничества, отвращения, зажатости, пассивности, упрямства и других особенностей, играющих определенную роль в отношениях фигуры и фона. Ясность и полнота жизни зависят от размеров фона, который способен порождать фигуру. Только в полноценной фигуре могут существовать вместе свобода и витальность. Непереносимый восторг трансформируется в тревогу. Когда фон имеет "потайные карманы", он не может быть основой для активизации впечатлений, способных вызывать восторг. Люди, у которых фигуры появляются вынуждено или не имеют фоновой поддержки, теряют глубину переживаний, которая есть у тех, у кого развитие фигур из богатого фона протекает естественно и легко.

Это справедливо и для "репертуаром личного опыта". Отношения фигуры и фона схожи с теми, которые определяют черты характера человека. Когда человек плавает, путешествует, работает за станком, сажает цветы, ездит на мотоцикле, делает вино, пишет картину, прыгает с парашютом, он расширяет фон для развития новых фигур. Другими словами, когда фон переживаний становится более разнообразным, человек гармоничнее "вписывается" в самые разнообразные жизненные ситуации. Разнообразие личного опыта обеспечивает приемлемый фон для всего, что может с ним произойти.

Эта закономерность косвенно подтверждает правоту родителей, которые не боятся перегрузить детей знаниями и обучают их танцам, музыке, посещают с ними музеи, учат сажать цветы, отправляют путешествовать и т.д. Заботиться о расширении своего фона очень предусмотрительно -, так как благодаря этому новый опыт становится более чувственным. Об этом хорошо говорили поэты. Китс, например, так описал в сонете свое восхищение Гомером в переводе Чапмена[19]:

Бродя среди наречий и племен

В сияньи золотом прекрасных сфер,

В тиши зеленых рощ, глухих пещер,

Где бардами прославлен Аполлон,

Я слышал о стране былых времен,

Где непреклонно властвовал Гомер,

Но лишь теперь во мне звучит размер,

Которым смелый Чапмен вдохновлен.

Я звездочет, который видит лик

Неведомой планеты чудных стран,

А может быть, Кортес в тот вечный миг,

Когда исканьем славы обуян,

С безмолвной свитой он взошел на пик

И вдруг увидел Тихий океан.

<1816>

Еще проще написал об отношении фигуры к фону Айткен:

"Мелодия, что слышал я с тобой – не просто песня.

А хлеб, что ели вместе мы – не просто хлеб".

Между фигурой и фоном существует неизбежное взаимодействие, но нет гарантии, что оно оживет, если не получит доступа ко всем индивидуальным характеристикам и опыту человека.

В фоне содержатся и главные жизненные ориентиры человека, созданные на основе философии, религии, собственных убеждений.

 Хелен была воспитана требовательной матерью, которая придерживалась строгой морали. Сама Хелен мечтала непременно стать хорошей матерью и испытывала при этом серьезные трудности. Она хотела быть беспристрастной к своим детям и одновременно чувствовала, что предъявляет непомерно высокие требования к себе и к своей семье. В результате она постоянно была измученной, раздражалась на детей и одновременно чувствовала себя виноватой в том, что они такие. Ее совершенно измотали противоречия между желанием дать свободу себе и своей семье и одновременно оставаться идеальной хозяйкой, соответствующей традиционным представлениям. Однажды во время терапевтической сессии я предположил, что этот конфликт можно разрешить, поставив "человеческие ценности" выше "материальных". Ее лицо просветлело, Хелен мгновенно осознала, что при таком подходе к проблеме ей нетрудно будет избавиться от стандартов своей матери, которые приводили ее в отчаяние, но казались правильными. Она сумела последовать тем представлениям, которые были хороши для нее самой. Сердечность Хелен и ее способность любить в этом новом контексте могли проявиться как фигура.

2. Незаконченные дела. Существует апокриф, который рассказывают в разных вариантах: про Баха, Генделя, или Гайдна. Однажды, когда пожилой маэстро ложился спать, он услышал, как его друг играет на клавикорде. Друг играл хорошо, мелодия развивалась, но вдруг оборвалась на доминант-аккорде! В те дни было незыблемым правилом заканчивать музыкальное произведение двумя аккордами: сначала "доминант", потом "тоника". Маэстро метался по комнате, затем лег в постель, но уснуть не смог. Он спустился вниз и сыграл на клавикорде правильный конец мелодии.

Всякий опыт как бы повисает в воздухе до тех пор, пока он не завершен. У большинства людей есть склонность к незавершенным действиям. К счастью, в водовороте жизни многие из таких действий забываются. И хотя большую часть опыта вполне можно было бы оставить незавершенной, опыт ищет завершения. Когда это стремление приобретают достаточную силу, человек становится рассеянным, излишне осторожным, апатичным, у него появляются тревога и навязчивости. Если человек не решается высказать начальнику свое мнение, приходя домой, он ругает детей. Вероятнее всего, это ничего ему не даст, так как является лишь неудачной попыткой завершить то, что осталось незавершенным. Примеров такого поведения множество. Нимфоманка, мечется в поисках удовлетворения, которого не может достичь. Человек все время повторяет одно и то же, потому что ни разу не почувствовал, что его услышали. В обоих случаях срабатывает эффект незавершенного действия.

Так же обстоит дело и в психотерапии. За многими распространенными жалобами можно обнаружить незавершенные дела. "Я никогда не говорил своему отцу, что чувствовал себя униженным, когда он не уделял мне внимания..." или "Мне хотелось стать художником, а родители настояли на том, чтобы я стал врачом..." Эти и подобные жалобы часто слышит психотерапевт. Если незавершенные ситуации достаточно значимы для него, человек не будет удовлетворен. И неважно, насколько он успешен в других областях, ему необходимо завершить эти ситуации. Нужно вернуться к ним или завершить аналогичные ситуации в настоящем. Женщина, которой в детстве запретили сидеть на коленях у отца, может сделать это в своем воображении или в реальной ситуации с кем-то другим и пережить удовлетворение и радость, которых не она могла испытывать раньше. Когда в настоящем наконец удается завершить и пережить незаконченное действие, власть старого незавершенного переживания отступит и даст возможность жить дальше.

Какое бы незаконченное дело ни стало центром существования человека, оно всегда будет мешать его жизни. Когда на человека не давит груз незавершенных дел, он свободен в выражении своих интересов до тех пор, пока что-нибудь другое не привлечет его внимание. Это естественный процесс, и живущий в таком ритме чувствует себя активным и приспособленным к жизни.

На пути этого процесса возникают два полярных препятствия. Первое – навязчивость или настойчивая необходимость завершить старое незаконченное дело, которая ведет к ригидной связи между фигурой и фоном. Второе – подвижность сознания, почти не оставляющая возможности почувствовать, что происходит, потому что фокус внимания слишком быстро меняется, препятствуя завершению.

В первом случае человек может быть одержимым, скажем, сексом, успехом, филателией и т.п. Его жизненные впечатления сразу ограничиваются этими навязчивостями. Он "удерживает" свое незавершенное дело как центр гравитации, который безраздельно властвует над ним и притягивает, как магнит.

Один гость на вечеринке, помешанный на сексе, гадает, хочет ли женщина, которая предложила ему выпить, лечь с ним в постель. Другой, "зацикленный" на карьере, раздумывает над тем, как добиться поддержки влиятельных людей, которые улыбаются ему. Одержимый филателист, получив письмо от своего близкого друга из Замбии, будет в восторге от новой марки на конверте. Такая ригидность в выборе фигуры мешает возникновению ярких впечатлений и обедняет жизнь. Подобные интересы не всегда носят патологический характер, иногда они могут доставлять много удовольствия. Главная опасность для таких людей состоит в том, что их жизнь останется бесплодной. Как правило, они ужасные зануды.

На другом конце "спектра" находятся излишне переменчивые люди, которые не в состоянии установить связь между двумя событиями. У них очень мало возможностей для какого-либо развития фигуры, для завершения или осмысления, потому что внимание слишком быстро переключается с одного на другое. Они всю жизнь будто пребывают в состоянии свободного ассоциирования, при этом они скорее жертвы, чем творцы своих мыслей и поступков. Их заблудшие души никогда не находят мира и покоя. На патологическом уровне это, конечно, маниакальный психоз. На уровне житейском такие люди почти не получают удовлетворения, даже если занимаются важными делами. На первый взгляд они могут казаться активными и вполне приспособленными и порой удивительно, что у них не все в порядке. Они не могут интересоваться одним и тем же достаточно долго, поэтому часто испытывают мучительную скованность . У них отсутствует ощущение начала и конца, которое проводит границу действия. Они "застревают", так как не способны идентифицировать завершенный отрезок жизни.

Может показаться, что необходимо непременно знать, какое стечение обстоятельств приведет к завершенности. В действительности это не так. Требуется определенная мудрость, чтобы понять, когда что-либо закончено. Здесь мы не говорим о таких стереотипах, как конец рабочего дня или отпуска, окончание школы или развод. В соответствии с такими нормами однажды начатое нужно непременно завершить, к примеру, закончить колледж или достричь газон.

Когда уникальное собственное чувство завершенности становится для человека первостепенным, он может оставить газон недостриженным и пойти играть в тотализатор на ипподроме. Будет ли действие считаться законченным, зависит от его иерархии ценностей и способности почувствовать, что для него хорошо в данный момент. С другой стороны, причудливый способ завершения может быть лишь отказом от общепринятых представлений, будь то окончание колледжа или стрижка дурацкого газона. Для завершения жизни не существует формул, как у художников или писателей, по которым они определяют, когда их творение закончено. К слову сказать, в наше время представление о завершенности в искусстве совершенно иное, чем раньше. Многие из тех, кто руководствуется привычными представлениями об окончании, бывают шокированы и разочарованы, столкнувшись с незавершенным романом, музыкальным произведением, картиной. Художники по-разному относятся к этому. Один придерживается старых традиций, другой может не обращать внимания на то, что его представления далеки от общепризнанных.

3. Актуальный опыт. Когда цели, взаимодействие и актуальное развитие сложны, у человека возникают большие трудности в координации отношений "фигура-фон", происходящих во внешнем мире. Представьте себе, что вы участвуете в совещании, и пока ваш коллега делает доклад, у вас появляется масса ассоциаций, соображений и пожеланий на этот счет. Что происходит с вами в это время? Обычно, если вы хорошо воспитаны, вы будете помалкивать, пока он не закончит говорить, надеясь, что не забудете свои замечательные соображения и рассчитывая блеснуть при обсуждении. Похожий, хотя и не столь сложный процесс происходит при разговоре один на один, когда перебить собеседника легче. Однако в этом случае есть опасность, что ваш собеседник потеряет мысль.

Особенно опасно прерывать партнера при деловом общении, когда установить и поддерживать контакт бывает сложнее. Диалог, преследующий определенную цель, не терпит отклонения от темы. На конференции, посвященной водоснабжению, едва ли стоит рассказывать историю про старенькую бабушку, которая так любила родниковую воду. (Хотя порой бывает весьма кстати показать связь между вкусами бабушек и возможным решением текущих вопросов водоснабжения).

Жесткие правила деловой коммуникации требуют помнить о времени и придерживать комментарии до удобного момента. Вовремя высказать идею или отреагировать очень важно, но современный авторитарный стиль делового общения накладывает определенные ограничения. Ждать своей очереди и придерживаться темы – жесткое правило, которое обедняет душу. Творческое мышление как естественный процесс возникает от щедрости разума, а не от узколобости. Щедрость опирается на принятие фона происходящего, из которого может развиться фигура – новая идея. Если мы хотим изменить современную систему коммуникаций и вернуться к более естественным способам общения , то нам необходимо принять во внимание два обстоятельства.

Во-первых, для хорошего контакта необходимо значительно больше времени, чем может позволить себе наша культурная традиция. В обществе, где буквально каждая минута на вес золота, мы в результате приходим к тому, что говорим символами и формулами, которые сжато передают большие куски опыта. Мы сообщаем только то, что уже полностью проработано и осознано, и даем объяснение своей позиции– к примеру, о контроле за рождаемостью или о социальной политике демократической партии. Эта манера общения , когда каждая фраза содержит объяснение, проникла и на бытовой уровень, будь то телепередача или разговор во время прогулки или за ужином. В этом есть и хорошая сторона – ясность убеждений и вкусов. Люди были бы просто парализованы, если бы достигли полной открытости и диффузности сознания. Готовую точку зрения можно быстро сообщить, хотя сама формулировка заслуживает всестороннего обсуждения.

 Второе обстоятельство – это болезненный страх перед хаосом. Движение от хаоса до ясности является основой творчества. Однако хаос ужасает, потому что человек всегда ждет завершения темы и боится, что она не будет завершена. Перспектива оставить незавершенным то, что требует завершения, фрустрирует и причиняет боль. Невозможно предсказать, насколько разрушительные слова и поступки возникнут в хаотической фазе, когда контроль отсутствует. Это опасно в первую очередь для тех, кто участвует в хаосе. Хаос уничтожает уже существующую систему. Он сильнее всех моральных ценностей, привычных методов и требует новых решений и взглядов. Хаос, даже если он пугает, иногда может очень пригодиться, когда люди хотят избавиться от старого багажа.

Однажды на групповом занятии мы попросили участников говорить и делать только то, что им действительно хочется, даже если начнется хаос. Обычно такое предложение решительно отвергается. В нашем случае эксперимент выявил тему, интересную почти всем, – они могут не участвовать в групповой работе и таким образом избежать проявления чувств и что-то скрыть. Когда люди увлечены, хаос отступает и возникает единство.

В групповой или индивидуальной психотерапии терпимость к хаосу должна быть значительно большей, чем в любой другой области коммуникации, исключая, может быть, искусство. Такое отношение к хаосу может позволить "зажатому" и "запрограммированному" человеку наладить более свободное взаимодействие между фигурой и фоном. Кари[20] знает, как протекает этот процесс:

 "...Идея всегда враг любого общества. Говорят, что когда мы сообщаем ребенку, как называется птица, – птица "пропадает". Ребенок больше не видит птицу, а только воробья, дрозда, лебедя, и в этом есть большая доля правды. Для некоторых людей и природа и искусство – только понятия. Они ограничиваются ярлыками, не воспринимая вещи как таковые".

Кроме ограничения, налагаемого временем и хаосом, есть еще одно звено – потребности различных людей редко возникают синхронно. Необходимо развивать мастерство управления этими мимолетными, но неизбежными несовпадениями. В этом помогает техника, которую мы называем "вынесением за скобки". За скобки человек выносит некоторые свои интересы ради текущего момента коммуникации. Это рискованная техника, потому что она ограничивает свободу самовыражения. Однако существует разница между вынесением за скобки и подавлением. "Вынося за скобки", человек не отбрасывает совсем то, что отвлекает его в данный момент. Он не стирает из памяти опыт, который не нужен сейчас, и сможет вернуться к нему потом. Например, если он обсуждает с едва знакомым коллегой новый проект, в котором они оба заинтересованы, то не станет рассказывать ему о том, как утром поссорился с женой. Он не считает нужным раскрывать свои душевные переживания перед сослуживцем, но сдерживает свои чувства – не потому, что стыдится и опасается осуждения. Он не подавляет себя, а просто знает, что разберется со своей проблемой в подходящий момент. Как зритель, который в середине пьесы почувствовал, что хочет есть, вполне в состоянии дотерпеть до антракта, а пока с интересом следит за тем, что происходит на сцене. Другое поведение лишает всякого смысла свободу личного выбора. Способность откладывать дело в сторону, чтобы сделать его позже, чрезвычайно важна

Однажды у меня было запланировано выступление перед аудиторией. Я собирался показать работу гештальт-терапевтического принципа "здесь и сейчас" на примере моего собственного осознавания. К сожалению, в этот день я получил очень неприятные известия, которые я меньше всего хотел демонстрировать публике. И хотя у меня не было оснований скрывать их содержание, они были для меня слишком болезненными, чтобы говорить с большой группой незнакомых людей. Мне было ясно, что я должен "вынести за скобки" свои личные переживания, но при этом не был уверен, смогу ли остаться естественным в ситуации актуальных переживаний "здесь и сейчас". Однако когда я оказался перед публикой, все мои тревоги исчезли, и я провел демонстрацию без малейшего желания что-то скрыть. Определив свои приоритеты, я осуществил первоначальный замысел и мог свободно описывать свои чувства в данный момент. Здесь нет определенной формулы, но во многих ситуациях процесс "вынесения за скобки" является существенным для свободного выбора и осмысления целей. Более того, без обыкновенной искренности это превращается в имитацию детского простодушия.

Когда два противоположных переживания претендуют на создание фигуры, возникают проблемы, которые напоминают процесс "вынесения за скобки". В идеале этот конфликт легко решается, если то, что выделяется в фигуру, находится в согласии с фоном и с потребностью поделиться с другим человеком.

Кьеркегор[21] описывает полное растворение в Боге как глубинную гармонию жизни. Любая двойственность исчезает, и противоречащие друг другу интересы обретают созвучие. Большинству из нас трудно достичь такой осознанности целей – то, что всплывает в нашем сознании, очень отличается по силе и значимости. Некоторые мысли, желания и мечты, как вспышки на горизонте, крохотные, беспорядочные и мимолетные. Наше сознание организовано не так основательно, чтобы все происходящее ощущать как равноценное. Каждому человеку необходимо развивать в себе способность понимать, какое явление обрело достаточную силу , чтобы быть выраженным, а какое еще не готово к рождению. Младенец не может родиться по решению суда, для этого ему нужно пройти весь путь развития и лишь потом появиться на свет. Так же и с любыми человеческими переживаниями, включая мысли или желания – либо они пройдут, как мимолетный отблеск в череде переживаний, либо станут центральными и потребуют выражения.

Доступность фона

Определяя отношение "фигура-фон" как основу динамики сознания, мы возвращаемся к вопросу о том, несколько наши переживания доступны для нас и что составляет контекст событий в нашей жизни. Если и существует какой-то психологический принцип, разделяемый многими теоретиками, так это представление о том, что в человеке есть мощные силы, которые могут быть недоступными сознанию, но, тем не менее, воздействуют на поведение. Наиболее известное представление – это, конечно, психоаналитическое понимание подсознательного.

В ХХ веке концепция бессознательного внесла большой вклад в понимание человеческой природы, при этом преувеличив силу того, что недоступно осознаванию. Концепция бессознательного по-прежнему имеет значение ведущего принципа, однако его изъяны стали очевидными.

Во-первых, разделение психики человека на сознание и бессознательное, делит человека надвое, игнорируя целостность его природы. Свободному перетеканию сознательного в бессознательное и наоборот уделяется некоторое внимание в концепции предсознательного, но в основном оно не признается и не используется. Бессознательное стало сердцевиной концепции, определяющей психотерапевтический метод, который исследует, как подсознательный смысл "скачет" от одного резерва психики к другому и как эта "гимнастика ума" перекрывает любое доверие к сознанию. Люди отдалились от непосредственного опыта, который позволяет обнаружить, что же действительно происходит.

С другой стороны, концепция "фигура-фон" придает большое терапевтическое значение внешнему опыту человека, что мы и надеемся показать в этой книге. Жизнь проста, как кончик носа, когда вы готовы жить настоящим, двигаясь от одного эпизода актуального опыта к следующему, обнаруживая в каждом что-то новое, толкающее вперед. И тогда наконец вы приходите к пониманию, которое вначале было недоступно. Последовательность событий рассказывает историю значительно нагляднее, чем мудреный диагноз. Интерпретация символов – смелая попытка достичь понимания. Для посвященных это особая игра, в которую играют искренне и которая открывает возможность проявить свои психологические способности. Пациента может посетить озарение. Ах! Интерпретация достигла своей цели, она связала воедино сознание с новой информацией из подсознания, и пациент испытывает такие чувства, которые снова делают его целостным. Риск заключается в том, что этот подход учит не доверять себе и полагаться на внешний авторитет, который толкует реальность. Интерпретация природы бессознательного нейтрализует процесс собственного развития человека. Этот процесс надежнее, если человек полагается не на чье-то, а на собственное осознание момента за моментом, а каждое новое понимание опирается на его прошлый опыт.

Вот пример того, что может выявить последовательность образования фигур в терапевтической сессии без интерпретации бессознательных процессов. Клео, женщина 35 лет, давно разведенная с мужем, испытывала была недовольна своей жизнью, несмотря на профессиональный успех и общительный характер. Она постоянно старалась держаться в стороне, сдерживая свои чувства, и пребывала в состоянии смутного желания и незавершенности. Однажды Клео осознала, что избегает близости с людьми, из страха влюбиться без ответа. Она боялась попасть в зависимость от другого человека. Чувство страха было для нее новой фигурой, которой она не позволила бы проявиться. Я попросил ее описать свои чувства. Клео сказала, что испытывает острое чувство, которое не может описать; прежде она тоже боялась, но теперь ее страх стал осязаемым и определенным – появилась новая фигура.

Я предложил ей сконцентрировать внимание на этом чувстве, и она подумала, что если действительно подчинится ему, то чувство станет таким сильным, что ей придется как-то действовать. Клео не привыкла позволять себе испытывать подобное чувство решимости – это другая новая фигура. Я попросил ее закрыть глаза и пофантазировать. Она представила себе сцену в моем кабинете – следующий шаг к фигуре. Затем я попросил ее представить себе, что она собирается здесь делать. Она увидела себя в моих объятиях, а затем плачущей. Кровь бросилась к ее лицу ,и, несмотря на то, что она не претворила в жизнь свою фантазию, она почувствовала внутреннее тепло. Страха, которого она так ждала и боялась, не было. Клео сказала, что чувствует удивительную, полную независимость от ответного чувства. Новая конфигурация была сформирована. Она смогла говорить со мной серьезно и тепло, поддерживаемая внутренними чувствами, и с этого момента ее взаимоотношения вне терапии стали более сердечными, появилась уверенность в отношениях с людьми.

Данный пример демонстрирует, как в терапии без интерпретации возникает движение от фигуры к фигуре. При этом пациент идет собственным путем, делая свой выбор на каждом шаге. Актуальный опыт Клео стал центральным и в разрешении ее незаконченного действия, в данном случае – ее неспособности испытывать глубокие чувства.

Продвижение от момента к моменту отражает экзистенциальный взгляд: все, что существует, существует только сейчас. Основой опыта является непрерывный поток, а это значит, что любая его часть происходящего может стать фигурой, а затем отойти в фон, чтобы уступить место следующей, которая возникает на переднем плане. Например, когда Клео смогла почувствовать и избавиться от своего убеждения в том, что теплота и близость заставят ее страдать от неразделенной любви, ее осознание было восстановлено. В каждый момент фигура изменяется. Она, как отдельный кадр фильма, вносит свой мимолетный образ в непрерывное течение движущейся киноленты. Если кадр остановить, живость исчезнет, хотя фигура будет находиться в резком фокусе, и мы остаемся с неподвижным изображением вместо живого процесса. Восстановление этого движения – сквозная тема нашей терапии. Там, где движение прерывается, жизнь становится неприятной, бессвязной или бессмысленной. Она больше не опирается на постоянно возобновляющийся цикл развития и обновления.

 Гештальт-терапия отдает предпочтение новизне. Это не догма, а искренняя вера в то, что существование и познание нового неизбежны, если мы будем взаимодействовать со своими актуальными переживаниями. Бейсер[22] описывает парадоксальную теорию изменения, согласно которой изменение возникает через полное, хотя и временное принятие статус-кво. В парадоксальные игры играть нелегко, так как они требуют большой чувствительности к различиям. Для тех, кто принимает статус-кво, существует опасность цепляться за него, кто не чувствует, когда надо дать волю естественному процессу перемен. Это палка о двух концах. Торопя происходящее, мы нарушаем естественную смену настоящего момента последующими. Замедляя процесс, мы тоже нарушаем эту непрерывность.

Важно научиться видеть разницу между пребыванием в происходящем событии до его завершения и попыткой получить нечто большее из ситуации, которая либо завершена, либо бесплодна. Для этого нужно понимать, является ли внимание свободным и подвижным или оно жестко зафиксировано на объекте. Люди зажатые, озабоченные, недоверчивые, с готовой проповедью, не желающие уходить, когда разговор закончен, ссылающиеся на авторитеты, и т. д. – все они зависимы. Человек "застревает", когда остается в ситуации, которая доставила ему большие неприятности, и нет надежды на ее улучшение. Двадцать лет на работе – и ни одной награды, десять лет в браке с тем, кто не хочет быть с тобой – все это признаки застревания. О "застревании" можно говорить, когда настоящая ситуация постоянно не согласована с потребностями человека.

Кен, для которого был важен статус и чувство безопасности, которое обеспечивала академическая жизнь, был профессором университета и чувствовал себя глубоко несчастным. Многочисленные собрания комитетов, необходимость что-то публиковать сводили его с ума, он предпочел бы жить по-другому. Кен мечтал заняться курортным бизнесом и обладал способностями к этом. У него были интересные идеи о том, как это сделать, сохраняя некоторые профессиональные контакты, читая лекции и давая консультации. Но он был по-собачьи привязан к своим обязанностям в университете. Хотя они и лишали его радостей жизни, он держался за столь респектабельный имидж независимого уважаемого всеми профессора. Когда сохраняется дисгармония и не делается ничего, чтобы что-то изменить – это и есть застревание.

Выбор сделать просто, когда он приятен, но даже когда это причиняет боль и горе, можно принимать решения и не ограничивать себя. Так, художник, сталкиваясь с противоречиями в процессе работы, мучительно ищет решения. Студент, который терпеть не может университет, но знает, что ему нужно образование для будущей работы, не бросает его, если воспринимает свое решение как правильное в контексте своих жизненных потребностей. Мужчина, который по собственному выбору остается с тяжело больной женой, сохраняет свежесть чувств и, может быть, сумеет облегчить ей боль.

 Хотя все эти примеры имеют некоторые общие черты, тем не менее ясно, что личные основания и глубинные предпочтения различны. Не существует жестких правил, чтобы отличать застревание и проживание. Только восприимчивость к каждому событию определяет качество жизни человека. То, что для одного человека является застреванием, для другого может быть проживанием. Важно оставаться в контакте с самими собой и собственными потребностями.