Литературное право и вероятная будущность терминов: «Украина», «украинцы».

Термины эти, как уже сказано, являются но своему происхождению плодом административного, а не научного творчества. Южную Русь с XVII века стали официально называть то Украйной, то Гетманщиной, то Малороссией, а в последнее время Южной Россией. Костомаров признает неудачными все термины, с чем и можно согласиться. Этнографический термин: «украинцы», за отсутствием самого объекта, т. е., этнографически особого народа, не имеет основания существовать, а обозначение территории именем «Украины» потеряло свою первоначальную административную надобность, а потому самый термин представляется бесполезным, подобно наименованию «Священной Римской империи» или «Московского государства». Если о чем может быть речь, то разве о праве ученого историка называть народ тем именем и тою кличкою, какой сам народ за собою не признает. Отчего тогда не ввести, как предлагает с полемической иронией Костомаров, терминов: хохол, кацап, Джон Буль и т. п. Легко отошел в вечность термин «москвитяне», также легко отойдет и термин «украинцы». Но мы имеем здесь в виду глубокую этническую оскорбительность навязывания населению имени. Население это - не растение и не вновь открытый остров, а сумма живых личностей, которые с X-XI вв. называют себя «русь», «русичи», «русские жены», «русская земля». Эти названия созданы самим народом и впервые появились в Киеве и Киевской земле, а затем свободно приняты остальными славянами, как знак наступившего у них общего этнического сознания, озарившего отдельные племена общим светом высшего духовного единства - во имя высших интересов - интересов народности или нации. Эти возвышенные идеалы или нравственные интересы уже ясно и ярко существовали в X-XI веках, т. е. без малого тысячу лет тому назад, и нашли для себя художественное изображение в Слове о Полку Игореве. В этом произведении уже нет византизма, тут все родное, русское, - говорит Костомаров. Неужели же этот высокий художественный памятник не обязателен для ученого историка? Ведь те герои, которые описаны в Слове, называли себя «русскими», они пали на Каяле на реке «за русскую землю», как удостоверяет автор Слова, современник, а, вероятно, и участник похода Игоря, который называет их «русичами». Восплакала Ярославна, обращаясь к «русским женам» со своими жалобными воплями и слезами. Восстонал Киев, Чернигов, Полоцк, тоска разлилась по всей «русской земле», зарыдали «жены русские» над великим несчастием, которое почувствовалось во всех пределах широкой земли единого русского организма: тоска разлилась по «русской земле», и густая печаль потекла посреди и омрачилось веселье, а великий Святослав ронял золотые слова, смешанные с печалью и слезами, и только за пределами «русской земли» готские девы весело запели и стали хвастать и звенеть «русским золотом»... И после этих торжественных свидетельств всей этнически русской земли, при личном удостоверении современного бытописателя и поэта, русский ученый историк, вдохновленный закордонными течениями, уверяет нас в своих сочинениях, что события совершились не в русской земле, что Игорь и его воины, и даже поэт - бытописатель событий, были «украинцы», что они боролись с половцами, и пали не за русскую землю, как им показалось, а за Украину!.. Дальше нельзя идти в вольном переводе исторических документов с их подлинного языка на язык желаемых, но не существующих фактов!

Профессор Мих. Грушевский хочет заменить для нас историю политическими учениями. Может быть, кому-нибудь очень необходимо, чтобы Россия в своем прошлом была Украиной. А русские украинцами, но только этого никогда не было на самом деле. Хотя почтенный профессор и говорит нам об украинской колонизации по Днепру уже в X веке, а порогом исторических времен для украинского народа признает IV век, но такие утверждения совершенно произвольны. Правда, в своих позднейших трудах проф. Грушевский (Киевская Русь. СПб., 1911 г.) относится бережнее к истории и ее правде, и термины: «Украина», «украинство» появляются в его позднейшей книге только во второй ее половине, а в первой речь идет о «славянах» и о «Руси». Несомненно, время - великий покровитель истины и правды, и уже на пределе пяти лет, отделяющих одну книгу проф. Грушевского от другой, время успело сделать немало. Слава Богу и за это: истина и правда всем дороги!

Почти восемь веков отделяют наше время от тех событий, какие показаны в Слове о Полку Игореве поэтом и очевидцами самых событий. Но события эти и сейчас свежи, особенно свежа сказавшаяся в них этническая сила и ярко свежи выразившиеся индивидуальные чувства и переживания, связанные с общенародными интересами юной в ту пору русской народности.

Автор Слова о Полку Игореве художественно увековечил эти чувства и переживания, и но ним мы могли бы и в наши дни судить о том впечатлении, какое было бы вызвано в тогдашнем русском обществе заявлением украинского профессора. С какою силою бились русские герои с половцами за русскую землю, пока не пали, с такою же силою они отстаивали бы и свое имя: «русичи». Вздрогнули бы и перевернулись в земле кости этих «русичей» на Каяле, если бы они узнали, что в наши дни нашлись сомневающиеся в их этнике и антропологии, в их скелетах и черепах. Мертвые не имут ни срама, ни гнева, и только по этой причине они не схватятся за оружие при отнятии у них имени, за которое они пали... Горько восплакалась бы Ярославна в Путивле на стене, когда услышала бы, что она «украинка», а не русская женщина. Зарыдали бы все русские женщины и в чувстве возмущения и печали присоединились бы к Ярославне, отстаивая дорогое имя своей страны и своей души. Еще не было в ту нору государственной связи, но этническое единство было ярким и глубоким. Ярославна в своих речах и слезах обращается только к русским женщинам, но в ее душе уже живет и славянская общность: лесной горлицей она летит из Путивля кружным путем на Дунай, потом на реку Каялу, чтобы омывать кровавые раны героев рукавом бобровой шубки, смоченным в Каяле. Очевидно, что этническое сознание русского единства и славянского родства уже тогда жило в умах, невольно прорываясь наружу в минуту горя и беспомощности, когда ищут своих. Таково было этническое сознание уже в XII веке!..

Этим этническим сознанием за много веков было предопределено и предрешено создание в будущем великого русского отечества - народа и государства. В свое создание природа положила антропологически чистый строительный материал, и в этом заключается особенность биологической постройки. Не должно быть поэтому удивительным, если в русской народности будут замечены отличительные национальные черты и особенности этнической психологии. Тот, кто умеет относиться с уважением к фактам самоопределения народов, не должен показывать ни удивления, ни противления, ни враждебности...

Этническое самосознание возникло и пробудилось в русском народе очень рано. Уже в первые моменты оно воплотилось в заботы о создании языка, который в своих наречиях и говорах сказался психологически близким и потому общепонятным для отдельных, даже территориально удаленных и уединенных частей, а ставши богослужебным и книжным, при религиозности народа, обратился в важное психологическое орудие этнического объединения (Костомаров). При таких условиях становится понятным зрелость этнического сознания уже в XII веке, несмотря на отсутствие государства, когда русские племена жили, как разбросанная большая деревня, гнездами или семейными группами с общим психическим складом, почти тождественным языком, общей религией, общей склонностью к деятельной финской колонизации, в которой лежал могущественный антропологический фактор естественного этнического цементирования частей с длительными, единообразными наследственно закрепляемыми результатами. Результаты эти, содержа в себе зараз и антропологическое, и психическое начало, сказались ярко в художественном и вместе этническом памятнике XII века и потому сугубо поучительны, как естественная программа нашего настоящего и будущего национального самосознания!