Работа органов снабжения вне театра военных действий

ГАУ и другие органы управления боевого снабжения

Об организации ГАУ, об отношениях к ГАУ военного министра и его помощника, о министерстве торговли и промышленности, об учреждении во время войны особой распорядительной комиссии по артиллерийской части под председательством генерал-инспектора артиллерии и особого совещания по обороне, о взаимоотношениях между ними и с командованием действующей армии — обо всем этом сказано нами в первой части этого труда в разделе «Организация высшего управления артиллерии». Там же указывалось, что с открытием военных действий работа ГАУ сосредоточилась на скорейшем обеспечении армии предметами вооружения и что результатом деятельности ГАУ, а также особой распорядительной комиссии по артиллерийской части было увеличение и ускорение подачи в действующую армию боевых припасов и прочих предметов боевого снабжения.

Казенные артиллерийские заводы стали работать при полном напряжении уже с конца 1914 г. и принимали самые энергичные меры к дальнейшему усилению производительности, поскольку существовавшее оборудование допускало возможность форсировать работу и поскольку возможно было установить дополнительное оборудование. Однако производительность заводов могла быть поднята до желательных и возможных максимальных размеров не раньше как через несколько месяцев.

Со стороны председателя особой комиссии по артиллерийской части ввиду настойчивых требований со стороны верховного главнокомандующего принимались даже такие чрезвычайные меры, которые не могли быть повторяемы.

Так, например, в марте 1915 г. по распоряжению председателя особой комиссии собраны были со всех заводов готовые 76-мм снаряды, не дожидаясь требуемых испытаний; затем были снаряжены и отправлены в армию 212000 пушечных 76-мм патронов. [20]

Распоряжение это было вызвано следующей телеграммой главковерха, полученной председателем комиссии 7 марта 1915 г.: «Положение очень серьезно, недостаток пушечных патронов критический; подача замедлена, фронты нервно настроены, возможны серьезные неудачи от недостатка патронов; между тем успех во многих местах вполне возможен; нужны сверхмеры»{400}.

Крайне неблагоприятно отражались на деле боевого снабжения отсутствие сколько-нибудь дружного единения в работе внутри самого военного министерства, находящегося в тылу (см. выше, первую часть), недостаточно серьезное отношение к делу боевого снабжения военного министра, наконец, недостаточная осведомленность или даже непонимание дела боевого снабжения со стороны высшего командования русской армии.

В начале 1916 г. у начальника ГАУ генерала Маниковского сосредоточены были все бесчисленные запутанные нити заготовления предметов вооружения; к этому заготовлению привлечено было до 90% всей русской металлургической и химической промышленности, переживавшей кризис, граничащий почти с полным ее крушением; заграничным заводам на сотни миллионов были даны артиллерийские заказы, осложняемые всевозможными вопросами политического характера, и т. д.

Во всем этом лабиринте сложных вопросов боевого снабжения артиллерии мог разобраться, и к тому времени уже разобрался, только генерал Маниковский, исключительная энергия которого, знания и опыт были известны и по достоинству высоко оценены. В это время, в разгар войны, военный министр соглашается с предположением наштаверха генерала Алексеева возвратить Маниковского на прежнюю его должность коменданта крепости Кронштадт.

Узнав об этом, Маниковский, хотя и тяготившийся работой начальника ГАУ, просил Алексеева назначить его на любую должность в действующую армию, но только не в Кронштадт, который тогда, по правильному заключению Маниковского, представлял «глубокий тыл». Тогда же, 11 марта 1916 г., Маниковский написал Алексееву о тех соображениях, какие побуждают его оставаться начальником ГАУ. Он писал Алексееву, что «такие вопросы, как расстройство транспорта по России, бастующий 17 февраля Путиловский завод, невозможность наладить как должно ремонт орудий и подачу тяжелых снарядов и взрывателей к ним — все эти вопросы в общем сумбуре нашей жизни, когда еще связывают руки бесчисленным количеством комиссий, подкомиссий, совещаний и заседаний, положительно не дают возможности делать прямое в важное для армии дело» {401}.

В результате, в марте того же 1916 г. Поливанов телеграфировал Алексееву: «Переговорив с ген. Маниковским и осведомившись [21] о той напряженной работе, которая ныне происходит в ГАУ, я пришел к заключению о невозможности переменить лицо, стоящее во главе Управления»{402}... Таким образом, Поливанов «осведомился о напряженной работе ГАУ» лишь в марте 1916 г. после переговоров с Маниковским, а до того времени он, повидимому, недостаточно серьезно представлял себе эту работу, хотя уже несколько месяцев занимал должность военного министра и в течение нескольких лет перед войной, будучи еще помощником военного министра, должен был по поручению министра Сухомлинова непосредственно направлять и контролировать деятельность начальника ГАУ.

В переписке по вопросу об упразднении особой распорядительной комиссии по артиллерийской части (комиссия эта была упразднена в июле 1915 г.) имеется указание на то, что председатель комиссии (генерал-инспектор артиллерии) вызвал, между прочим, недовольство главковерха своим докладом о предстоящем в июле 1915 г. уменьшении подачи 76-мм патронов за израсходованием всего запаса дистанционных трубок{403}.

По этому поводу наштаверх генерал Янушкевич писал Поливанову: «В. князь С. М. обещал уменьшение на июль, так как израсходованы будто бы 22-сек. трубки. С. М. немного упрямо смотрит на усиление производства ружей и гранат. Верховный поручил просить вас взять это в свои руки и непременно приказать сделать (просьба не поможет). Раз задержка с дистанционными трубками — надо давать гранаты: они будут срывать немецкие окопы...»

Письмо это характеризует отсутствие понимания не только сложности и трудности производства предметов артиллерийского снабжения, но и простой техники применения артиллерии — 76-мм граната того времени для поражения живых целей была слаба и ни в каком случае не могла заменить в этом отношении шрапнель, а для срытия окопов 76-мм граната мало пригодна.

После упразднения особой распорядительной комиссии по артиллерийской части Поливанов с очевидным чувством удовлетворения записал в своем дневнике{404}: «...артиллерийское снабжение вышло из области руководства С. М. и, оставаясь под контролем особого совещания, моим и моего помощника, передавалось в ближайшее ведение энергичного и опытного по технической части Маниковского...» «Опасения в. кн. С. М. не оправдались, обещанного им в июле уменьшения не последовало, а в августе принятые без участия в. кн. меры дали себя знать». Т. е. в августе 1916 г. увеличилась подача в армию почти всех предметов боевого снабжения, как это должно было быть, но не в результате мер, принятых военным министром «в августе», а вследствие мер, принятых [22] ГАУ и особой распорядительной комиссией заблаговременно, по крайней мере за 6 месяцев до августа — приблизительно в конце 1914 г. и в начале 1915 г.

Порядок заготовления предметов боевого снабжения артиллерии. Вмешательство в дела боевого снабжения законодательных учреждений и общественных организаций. Вмешательство союзников. Спекуляция на заказах

Порядок заготовления предметов артиллерийского снабжения, установленный на мирное время, не подвергался сколько-нибудь существенным изменениям во время войны.

Попрежнему дело заготовления предметов боевого снабжения страдало многими глубокими дефектами. Самым существенным из них было то, что казенные заводы работали на основании законоположений мирного времени, тормозящих живое дело и совершенно не отвечающих условиям, созданным войной.

Война потребовала изменения установленных положений, условий жизни и работы всех военных и даже гражданских учреждений. Но казенные заводы, в частности технические артиллерийские заведения, продолжали исполнять все формальности мирного времени, несмотря на связанную с ними чрезвычайную потерю времени, угрожающую большим ущербом боевому снабжению.

В § 1 положения об особой распорядительной комиссии по артиллерийской части было указано, что образование комиссии «не изменяет установленного законом порядка направления всех заготовительных вопросов через военный совет».

Председателю комиссии предоставлялось право лично, через его помощника или через членов комиссии: а) проверять работы всех управлений, учреждений и заведении, ведающих изготовлением, приобретением или доставкой в армию предметов артиллерийского снабжения; б) осматривать и контролировать работы на заводах, в мастерских, складах и т. п., принадлежащих как частным лицам, так и другим казенным ведомствам, получившим заказы от ГАУ для действующей армии. Но в § 8 положения была сделана оговорка, что «контроль и вообще отношение к частным и казенным заводам и фабрикам не должно выходить из рамок действующих законоположений, высочайше утвержденных постановлений совета министров и междуведомственных соглашений».

Таким образом, действия председателя особой комиссии не должны были выходить из рамок существующих законоположений и постановлений совета министров. Но чрезвычайные меры, необходимые для изменения условий работы казенных заводов, требовали немедленного их осуществления, а проводить их в законодательном порядке через совет министров не представлялось возможным во избежание потери времени.

Председатель особой распорядительной комиссии, стремясь фактически как можно скорее поставить работу заводов на боевую [23] ногу, решился взять на себя ответственность и развязать руки начальникам технических артиллерийских заведений. 20 февраля (5 марта) 1915 г. он им телеграфировал следующее:

«Ознакомившись с постановкой производства на некоторых заводах артиллерийского ведомства, я усматриваю, что на многих заводах производительность далеко не достигла той величины, которая могла бы быть достигнута за семь месяцев войны. Приписываю этот печальный факт во многих случаях недостатку энергии и личной инициативы как начальников заводов, так и председателей хозяйственных комитетов. Впредь предписываю прекратить все приемы мирного времени, как-то: торги, представление планов, проектов и т. п. формальностей. Вы обязаны принимать все меры к усилению производительности вверенного вам завода путем наличной покупки как материалов, так и станков, не спрашивая разрешения ни Главного артиллерийского управления, ни военно-окружных советов. По всем выполненным мероприятиям испрашивайте утверждения уже сделанных распоряжений. Если дальнейшая ваша деятельность не даст необходимых результатов, вы будете в самый кратчайший срок уволены со службы. Если среди чинов как хозяйственной, так и технической части есть лица, тормозящие ваши мероприятия, предписываю немедленно представить к увольнению с немедленным устранением от должности. Уверен, что все чины технической службы проникнутся поставленными требованиями, и мне не придется прибегнуть к выполнению угрозы» {405}.

Телеграмма эта освобождала казенные заводы от исполнения многих хлопотливых формальностей, сильно задерживавших их производство в течение первых семи месяцев войны. Меры, предложенные телеграммой, представляли серьезное отступление от обычно применяемых правил, требуемых законом. Поэтому, несмотря на тогдашний высокий авторитет председателя особой комиссии, проверяющие ведомства (министерства финансов и государственного контроля) считали его распоряжение недостаточным для изменения действовавших законоположений, что очень скоро почувствовала и администрация заводов, которая, ожегшись на первых же случаях применения своих новых прав, пользовалась в дальнейшем ими далеко не в полном объеме, и то лишь с очень большой осторожностью. Намеченное телеграммой расширение прав, совершенно необходимое при чрезвычайных обстоятельствах военного времени, должно было быть проведено в законном порядке военным министром, о чем он нисколько не заботился.

Что же касается заготовления предметов артиллерийского снабжения в частной промышленности, то по этому поводу приведем следующие слова бывш. помощника начальника ГАУ из его показаний верховной следственной комиссии{406}: [24]

«Весь строй торговых отношений ГАУ с поставщиками, обусловленный существующими законоположениями, и вся формальная сторона их, порождавшая целый ряд затруднений и в мирное время, совершенно не соответствовали условиям заготовлений в военное время и притом для такой важнейшей цели, как оборона страны.

В этих законоположениях красной нитью проходило, во-первых, свободное предложение со стороны поставщиков, а во-вторых, полное недоверие к обеим сторонам со стороны закона. При первых же выстрелах законы эти сами собой отчасти рухнули. Так, вместо уменьшения задатков, требуемых на военное время по закону, наоборот, по положению совета министров они были увеличены до 65%, а условия получения их облегчены. По указанию помощника военного министра ГАУ начало заключать спешные сделки и давать заказы без тех формальностей, которые требуются законом, входя затем в военный совет с представлением об утверждении сделанных распоряжений.

Тем не менее от прежнего порядка к новому перейти было весьма трудно. Десятками лет поставщики были приучены к свободным поставкам и все мои личные усилия обратить на военное время эти поставки в повинность, обязательную для заводчиков в такой же мере, как и воинская, не увенчались успехом».

Почти с самого начала войны, отчасти под влиянием угрозы «снарядного голода» и связанных с ним неудач на фронте, отчасти из желания разного рода дельцов и спекулянтов «половить рыбку в мутной воде», началось вмешательство в дела боевого снабжения «общественных деятелей», особенно членов Государственной думы, особых совещаний, военно-промышленных комитетов, земгоров и прочих организаций, в большом числе возникших во время войны{407}.

Все эти «болевшие за родину» лица время от времени совершали паломничество на фронт с целью выяснения нужд его и степени их удовлетворения, а также для контроля за деятельностью как органов снабжения, так даже и командного состава армии. Эти «обследователи» положения на фронте, не будучи достаточно подготовленными к этой роли и не привлекая с собой настоящих специалистов, работали без определенного плана, воодушевляемые главным образом желанием найти всякого рода недочеты, чтобы громко оповестить о них «общественное мнение» и при этом щегольнуть своим боевым опытом.

При таких условиях заметной пользы от их посещений фронта не наблюдалось. Им приходилось довольствоваться, помимо личных, очень «обывательских» впечатлений, только показаниями тех участников [25] войны, которым не только не возбранялось, но, напротив, вменялось в обязанность свои заключения из боевого опыта представлять по команде, откуда они доходили до центра уже в сведенном и обработанном виде. Так что чего-либо нового по существу от добровольных обследователей не получалось.

Не отрицая несомненной искренности и лучших намерений у многих из них, в то же время нельзя не отметить, что в условиях бывшей нашей действительности эти осведомители, давая обильный материал разного рода шпионам, вносили немало путаницы и без того в не очень ясное дело снабжения армии.

С самого начала войны давал себя особенно остро чувствовать недостаток боеприпасов. ГАУ предполагало организовать мощные центры производства снарядов, и это был единственный правильный путь «мобилизации» нашей промышленности, сразу вступив на который, можно было бы стать действительными ее хозяевами и извлечь из нее все то многое, что она могла дать.

ГАУ настаивало также и на проведении закона о всеобщей промышленной повинности.

Но даже оставляя в стороне такую «решительную» меру, как введение закона о «всеобщей промышленной повинности», и руководясь только простым здравым смыслом и минимальным техническим пониманием дела, можно было и получить гораздо больше снарядов и выгадать во времени, цене, техническом и рабочем персонале, топливе, металле, транспорте, — словом, положительно во всем том, в чем мы испытывали колоссальные затруднения с самого начала войны, если бы, просто отбросив всю промышленную мелюзгу, распределить заказы только между действительно мощными и способными к дальнейшему развитию заводами и установить за ними действительный контроль ГАУ, введя в правления этих заводов правительственных директоров.

Но при первых же известиях о крайнем недостатке боевого снабжения на фронте и возможности вследствие этого «хорошо заработать» на предметах столь острой нужды русских промышленников охватил беспримерный ажиотаж.

Именно 76-мм снаряд и был тем первым лакомым куском, на который оскалились зубы всех промышленных шакалов с единственной целью легкой наживы. К великому несчастью для России у этих людей оказывалось подчас немало сильных покровителей.

Под давлением крайне тяжело сложившихся обстоятельств, требовавших усиления артиллерийских заказов без всяких рассуждений, ГАУ пришлось отступить от намеченной программы и заказывать снаряды не только совершенно ничтожным заводам, но иногда даже не заслуживающим доверия аферистам, обещавшим быстро оборудовать новые предприятия.

Конечно, при таких условиях заводское оборудование, которое можно было достать главным образом за границей, и притом в очень ограниченном количестве, перекупалось по бешеным ценам спекулянтами и вырывалось у солидных заводов; точно так же переманивался личный состав, по части которого заводы бедствовали [26] с самого начала войны. Наконец, началась злостная спекуляция с валютой, бороться с чем было очень трудно. Словом, началась бешеная спекуляция на снарядах, в результате которой расплодилась масса мелких, немощных в техническом отношении и просто дутых предприятий, поглощающих с поразительной прожорливостью и с ничтожной производительностью всякого рода оборудование, инструментальную сталь, металлы, топливо, транспорт, рабочие руки и технические силы, а также валюту.

Таким образом, вместо разумного и наиболее продуктивного концентрирования всех средств производства — их как будто нарочно распыляли по мелочам, вследствие чего почти все действительно солидные и мощные предприятия оказались лишенными возможности получить все им необходимое, а потому и вынуждены были значительно замедлить темп своего развития.

Первый толчок к этой спекулятивной горячке был дан самими высшими чинами военного ведомства — тогдашним военным министром и начальником Генерального штаба.

Вот как описывает это в своем показании верховной следственной комиссии бывш. помощник начальника ГАУ{408}:

«9 (22) сентября 1914 г. по приказанию генерала Сухомлинова у него на квартире были собраны представители тех заводов, которые могли бы изготовлять снаряды. Собрание это было довольно случайного характера, так как, получив накануне приказание о вызове представителей, я мог только наскоро по телефону приказать пригласить их из числа тех, которые имели уже заказы. На собрании присутствовал министр торговли и промышленности. Собрание и совещание имело довольно поверхностный характер, причем генерал Сухомлинов предложил для более детального обсуждения вопроса собраться через день у помощника военного министра. Однако во всяком случае на этом собрании из обращения генерала Сухомлинова к заводчикам, да и самого необычного факта подобного совещания, для заводчиков стало ясно, что государство очень нуждается в снарядах. Тут же, насколько помню, было отмечено, что вопрос о цене имеет второстепенное значение.

11 (24) сентября подобное же совещание состоялось на квартире у генерала Вернандера. На него заводчики явились в большем числе, причем присутствовал и небезызвестный Шпан{409}, впоследствии высланный в Сибирь. В течение целого вечера велось обсуждение вопроса и производился подсчет возможного выхода снарядов в месяц, который, насколько припоминаю, определялся при полном развитии производительности примерно в 500000 в месяц (вместо требовавшихся уже в то время 1500000).

К концу вечера на совещание прибыл и. д. начальника Генерального штаба генерал Беляев с последней телеграммой о требованиях на снаряды, полученной недавно из ставки, и, ознакомившись [27] с результатами подсчетов, стал чуть ли не кричать с пафосом и негодованием на мизерность предполагаемых поставок по сравнению с требованием армии и заявил о критической необходимости получать снарядов втрое больше, какой угодно ценой.

На меня, да, полагаю, и на всех представителей военного министерства, присутствовавших на заседании, это выступление генерала Беляева произвело удручающее впечатление. Я понимал прекрасно к тому же, что несмотря на всю неутешительность определенного на заседании предварительного числа ежемесячной поставки, есть полная надежда ее дальнейшего увеличения, так как было ясно, что в такой короткий срок всех средств исчерпать и выяснить было нельзя. Это мое мнение и нашло себе подтверждение в дальнейшем. Полное раскрытие тайны генералом Беляевым только ухудшило дело, так как окончательно поставило поставщиков в положение хозяев, диктующих условия и цены, не говоря уже о колоссальном значении раскрытия истины в недостатке снарядов и в отношении несомненного повышения цен и в стратегическом отношении.

Вряд ли самый искусный шпион в то время мог оказать такую громадную услугу нашим противникам, обнаружив им истинное положение вещей, как это сделало выступление начальника русского Генерального штаба.

Я не ошибся в моих предположениях.

На другой день после заседания явился ко мне директор Петроградского металлического завода К. П. Федоров, бледный и взволнованный (к слову сказать, по всем моим впечатлениям один, если только не единственный, из наиболее честных директоров, с которыми мне только приходилось иметь дело).

«Я не мог спать всю ночь после вчерашнего заседания, — сказал он мне. — Скажите, неужели у нас такое ужасное положение в армии относительно снарядов?».

Я старался успокоить его, насколько мог, уверяя, что начальник Генерального штаба погорячился и что в настоящее время главным образом хлопочут только о пополнении тех запасов, которые расходуются, и тому подобное.

«Ведь поймите, — продолжал Федоров, — что ведь немедленно после заседания во все концы мира полетели телеграммы о том, что Россия так нуждается в снарядах. Ведь теперь цены на все немедленно возрастут, и мы даже вовсе может быть не купим тех станков и прессов за границей, о покупке которых вчера толковали, так как они будут перекуплены».

Я не имею средств установить, насколько оправдались слова Федорова, но что повышение цен произошло немедленно, с достаточной наглядностью свидетельствует представление в военный совет от 17 сентября, которым были утверждены все предложения на поставку снарядов по исключительно высоким ценам.

С этого времени для ГАУ начался положительно страдальческий период в отношении деятельности по заказам снарядов. Указанные два совещания и дача заказов по несообразно высоким ценам [28] послужили как бы сигналом для повышения цен вообще, а вместе с тем к целому потоку различных предпринимателей, наводнявших ГАУ с многочисленными предложениями на поставку всевозможных предметов, в особенности же на поставку снарядов; но при ближайшем ознакомлении со всеми этими предложениями в огромном большинстве случаев определенно выяснилось прежде всего явное стремление к легкой и скорой наживе, получению значительных авансов, но никак не желание помочь государству. Неоднократно начальник управления рекомендовал мне прекратить вовсе прием всех этих поставщиков, но я понимал, что этим я только вызвал бы протест, жалобы, давления свыше и тому подобные меры, почему в огромном числе случаев имел терпение выслушивать каждого посетителя и затем разъяснять ему несостоятельность или непригодность его предложения; в уважительных же случаях принимал предложения».

Таким образом, вместо того, чтобы взять промышленников и разных спекулянтов в свои руки, военному ведомству пришлось самому попасть в их цепкие лапы и сыпать в их ненасытную и бездонную утробу сотни миллионов народного достояния, получая от них за это лишь ничтожную помощь в деле обороны.

При незнакомстве с делом заготовления предметов артиллерийского снабжения и при отсутствии организаторских способностей у лиц, возглавлявших военное ведомство, последнее оказалось абсолютно беспомощным, чтобы настоять на действительно целесообразном решении вопроса.

Неудивительно поэтому, что трудно было делу изготовления боевого снабжения попасть сразу на верный путь и твердо по нему следовать, раз чуть ли не всякий проходимец мог своим наглым, явно безграмотным предложением, рассчитанным именно на невежество и царившую панику, сбить с толку военное ведомство и заставить его оказать давление на управление, выдающее заказы, в смысле отступления от намеченной программы.

Подобные дела не прекратились и с образованием особого совещания по обороне государства, куда были собраны и наиболее видные представители государственного совета и Государственной думы, и старшие представители всех ведомств.

Среди персонального состава совещания нельзя было указать ни на одно лицо, в полной мере обладавшее данными для того, чтобы действительно во всей глубине разрешить больной вопрос об усилении снабжения нашей армии. Не было и просто крупных людей, основательно знавших нашу военную промышленность и понимавших возможность использования частной промышленности для военных целей, несмотря на то, что в совещании заседал министр торговли и промышленности. И вообще надо сказать, что среди участников всех этих совещаний и их многоголовых комиссий и подкомиссий не нашлось ни одного действительно крупного государственного деятеля с глубоким пониманием истинного положения вещей и с недюжинным организаторским талантом. Все это были люди по преимуществу слова, кафедры и рисовки, привыкшие [29] по каждому вопросу прежде всего «говорить» и говорить много, красиво, «с надрывом», причем каждый из них считал, что если он «хорошо сказал» и произвел на слушателей ожидаемое «впечатление», то он свое дело сделал, — и глядел победителем. Каковы же будут дальнейшие результаты его говорения — это его мало озабочивало.

Конечно, нельзя утверждать, что в особом совещании по обороне совсем не было людей, понимавших дело и бывших в состоянии помочь ему, но, к сожалению, это были или совсем маловлиятельные люди или же прикосновенные к промышленности, а потому и заинтересованные больше всего в извлечении из войны личных выгод.

Большинство же членов совещания состояло из общественных деятелей, которые ставили себе определенную задачу — доказать во что бы то ни стало, во-первых, полную несостоятельность военного ведомства, а во-вторых, что все спасение родины — в руках только их, т. е. общественных деятелей. Не останавливаясь решительно ни перед чем, даже перед ущербом для снабжения армии, все эти деятели повели бешеную кампанию против военного министерства и особенно против ГАУ.

Генералу Маниковскому было предложено удалить ряд служащих ГАУ, против которых не выдвигалось никаких конкретных обвинений, кроме того, что у такого-то члена совещания (чаще всего у Родзянко, Протопопова, Гучкова, Шингарева, Милюкова, Коновалова) имелись какие-то «обоснованные» подозрения.

Когда же генерал Маниковский требовал вместо подобного удаления предать виновного суду, это не делалось по неизвестным причинам. Но так как генерал Маниковский не соглашался на изгнание своих подчиненных по одним каким-то подозрениям, то в ГАУ начались визиты чинов главного военно-судного управления с поручениями военного министра произвести расследование по ряду дел. Эти расследования длились все время, пока военным министром оставался генерал Поливанов, и в результате, несмотря на все усердие производивших дознание, видимо специально инструктированных и получавших указания не от одного военного министра, ни один из чинов ГАУ суду предан не был.

Конечно, разные упущения найдены были, но разве можно было работать без упущений в таких условиях, когда, с одной стороны, требуются величайшая поспешность и решение дела только по существу, а с другой — поверяющие ведомства продолжают попрежнему настаивать на соблюдении всех бюрократических формальностей, входивших в явное противоречие с интересами дела.

Трудно было работать ГАУ и его начальнику при таких условиях. Это было прямо сверх человеческих сил, и действительно, кто только мог, бежал из ГАУ, а привлекать новые силы было невозможно. Конечно, было немало охотников «окопаться» в стенах ГАУ от посылки на фронт, но ведь не таких же «работников» [30] было нужно ГАУ. Все мало-мальски ответственные должности требовали работников, уже хорошо освоившихся с трудной техникой дела удовлетворения потребностей армии самыми сложными видами боевого снабжения, а с большинством из них могли справиться только лица с высшим артиллерийским образованием. Обо всем этом генерал Маниковский неоднократно докладывал генералу Поливанову, но ни он, ни особое совещание знать ничего не хотели и продолжали свою травлю ГАУ, не доверяя ему, мешая ему проводить свою программу и стараясь при всяком удобном и неудобном случае подчеркивать, что если что делается для армии, то только потому, что все дело взяли в свои руки «общественные деятели», отстранив от него ГАУ.

При таких условиях ГАУ было бессильно бороться с теми алчными предпринимателями, которые организовали крестовый поход на казенный сундук под видом спасительных для армии предложений на поставку 76-мм снарядов. Получившие отказ ГАУ являлись к Родзянко (или к Гучкову, или еще к какому-либо из членов особого совещания) и под предлогом исполнения гражданского долга заявляли жалобу на ГАУ. В ближайшее же заседание особого совещания Родзянко или Гучков громил рутину, косность и предательство чинов ГАУ и требовал немедленной выдачи заказа, хотя и по несообразно высокой цене, с выдачей крупного аванса и без надежных гарантий со стороны подрядчика.

Правда, скоро особое совещание ввело для обеспечения интересов казны такой корректив: впредь выдавать аванс подрядчикам, не имевшим законного обеспечения, только под гарантию банка. Отсюда началось полное закабаление нашей промышленности банками, которые, выдавая свои гарантии, конечно, не за маленькие проценты, преследовали исключительно свои ростовщические цели, нисколько не считаясь ни с состоянием попавших к ним в сети заводов, ни с интересами обороны.

При таких условиях ни одно промышленное предприятие не могло развиваться сколько-нибудь нормально, так как заботы о предстоящем платеже в банк висели над ними дамокловым мечом и при этом, конечно, было уже не до правильной постановки и усовершенствования производства, всегда требующих лишней затраты, а напротив, приходилось выжимать все, что только можно было выжать, хотя бы ценой понижения качества работы и явно вредной для дела перегрузки производства.

Выгодна была такая система только для дутых предприятий, которые заранее знали, на что шли, и которые изощрялись в подстраивании разных «форс-мажоров».

Но кто всегда оставался в накладе от этих афер — это армия, не получавшая достаточно снарядов, несмотря ни на безумные цены на них и ни на всякие авансы и прочие льготы для бесстыдных подрядчиков. [31]

Руководить внутри страны весьма трудным и сложным делом снабжения действующей армии должны были министры — военный, торговли и промышленности. Но раз они этого не в состоянии были сделать, то помочь делу можно было не созданием десятков многолюдных совещаний и комиссий, а введением всеобщей промышленной повинности и решительным разрывом с прежним мертвящим бюрократизмом и формализмом и путем надлежащего расширения прав начальников главных снабжающих управлений. Конечно, выбор этих начальников должен был быть сделан в соответствии с возлагавшейся на них задачей, но затем уж им должна была быть предоставлена значительная свобода действий при каком угодно контроле со стороны и прямого начальства и поверяющих ведомств. Но только эти контролеры не должны были стеснять инициативу и распоряжения того, от кого зависит весь ход дела и кто один несет всю ответственность за успех его.

Сделали же как раз наоборот: посадили над начальниками каждого главного управления подготовительную комиссию, междуведомственное совещание, наблюдательную комиссию, особое совещание; все эти инстанции стремились разыгрывать роль не только опекунов, но и настоящих хозяев положения и вершить все дела, оставляя на долю начальников главных управлений только одну ответственность.

Таким образом, начальники главных управлений оказались в самом тяжелом положении: им приходилось вести непрерывную и упорную борьбу одновременно на несколько фронтов, причем самое ужасное в их положении было то, что тогда им была совершенно неясна создавшаяся конъюнктура и они не понимали, чего же собственно от них требуют.

В конечном результате при таком положении начальники главных довольствующих управлений перестали быть хозяевами вверенного им дела и являлись лишь приказчиками особого совещания по обороне, а потому с момента создания последнего с них должна была быть снята не только материальная, но и всякая моральная ответственность за результаты снабжения армии, которое определенно велось не по правильному пути. И если тем не менее в некоторых областях этого снабжения результаты получались не очень плохие, то надо повторить, что это случилось не «благодаря особому совещанию», а «несмотря на особое совещание» (см. первую часть).

Правда, в результате 75-мм снарядов мы получили много (хотя и не очень скоро), и наша армия в 1916 г. оказалась ими обеспеченной, в то время, как по части тяжелых снарядов недостаток, и притом острый, ощущался до самого конца войны. И все это произошло от того, что само дело снабжения в корне было поставлено неправильно: вместо того, чтобы сосредоточить его всецело в руках одного ответственного хозяина — министра снабжения, снабдив его при этом всеми необходимыми, даже диктаторскими [32] правами и полномочиями, его обратали в какого-то полномочного только на бумаге председателя особого совещания по обороне, оказавшегося всецело в руках разных дельцов, довольно равнодушных, в сущности, к вопросам обороны. При такой постановке дела вполне естественно, что начальник ГАУ оказался связанным по рукам, и ногам. О расширении его прав против положенных по законам мирного времени и думать было нельзя, так как особое совещание считало это не только ненужным, но даже вредным. У начальника ГАУ хозяйственных прав, по существу, просто не было, так как он за разрешением всякой мелочи должен был обращаться в военный совет, а потом в особое совещание по обороне, притом через подготовительную комиссию.

Все права по заготовлениям предметов для снабжения действующих армий и флота надо было дать единому министру снабжения (как это и было у всех бывших союзников России), а он уже распределял бы их по ведомствам и главным управлениям сообразно с общим планом снабжения армии и флота{410}. В России же вместо этого создали ряд политиканствовавших говорилень, в действительности никем не объединенных, олицетворявших собой прежнюю «ведомственность» со всеми отвратительными грехами старого режима: разного рода трениями, бюрократической рутиной и разногласицей, и ни в какой мера не выполнивших роли того «объединяющего и руководящего» органа, который имелся в виду при создании этих совещаний.

* * *

Вокруг заграничных заказов разыгралась еще более отвратительная спекулятивная вакханалия, чем при заказах снарядов в России.

Осенью 1914 г. в Петрограде появилось множество разных «представителей» иностранных фирм, нередко из весьма подозрительных темных личностей, которыми вскоре была населена чуть ли не вся гостиница «Астория».

Некоторые из этих «представителей», не исключая отличившихся впоследствии своими мошенническими проделками, были рекомендованы ГАУ военным министром Сухомлиновым и другими лицами, занимавшими видное общественное и служебное положение.

В области приобретения предметов боевого снабжения за границей встретились большие затруднения, потребовавшие от ГАУ и от особой распорядительной комиссии по артиллерийской части чрезвычайной осторожности и осмотрительности.

Стало поступать множество предложений на поставку предметов боевого снабжения из-за границы, которые или вовсе не существовали [33] или принадлежали не тем лицам, которые предлагали их продать. Часто на одни и те же поставки поступало несколько предложений от разных лиц и по разным ценам, причем все эти лица старались обеспечить свои предложения разнообразнейшими документами и т. п. Образовывались, повидимому, целые общества и финансовые группы «с целью продать несуществующие предметы за наличные деньги».

Нашим военным агентам приходилось исполнять несвойственную им сложную коммерческую работу по ориентировке в том, какие из бесчисленных предложений боевых припасов являются заслуживающими внимания, и т. д. Пришлось командировать из ГАУ особых специалистов, которые вели дело покупок предметов артиллерийского снабжения независимо от военных агентов, и без того перегруженных работой {411}.

Была сделана попытка объединения действий по заграничным покупкам с министерством торговли и промышленности, но окончилась неудачей. Выяснилось, что для нужд общей промышленности министерство это само с трудом справляется на те средства, которые ему были отпущены, почему даже сырье, необходимое для предметов вооружения, изготовлявшихся на частных заводах в России, артиллерийское ведомство принуждено было приобрести само. К тому же, насколько известно, министерство торговли прибегало к посредству чуть ли не тех же подозрительных «представителей», цены которых были выше тех, по каким приобретались те же материалы артиллерийским ведомством.

Вообще обстановка складывалась весьма неблагоприятно: союзные державы сами были в большой нужде, нейтралитет скандинавских государств имел характер к нам неблагоприятный; в отдаленной Америке, промышленность которой с первых же дней войны была загружена заказами Англии, Франции и Германии, шли колебания относительно признания предметов вооружения военной контрабандой, не подлежащей вывозу.

Только Япония пошла нам навстречу, предложив производить изготовления в Америке через ее посредство, почему в Токио тотчас же была командирована комиссия специалистов под председательством генерала Гермониуса, распространившая затем свою деятельность и на Америку.

Положение создалось не легкое. Выходом из него было обращение к союзным правительствам с просьбой взять дело наших заграничных заказов в свои руки через специальные наши комиссии при их министерствах снабжения. Обойтись же совсем без участия хозяев тех стран, которым мы давали заказы, во время разгара войны было немыслимо. Наивно было думать, что мы сможем через каких-то «представителей-аферистов» что-то урвать у наших союзников на их же рынке, если они сами не захотят дать нам что-либо. [34]

Все это мы знали, но все же много раз попадали на удочку к разного рода темным дельцам, благодаря тому главным образом, что сами министры, в том числе и военный, присылали в ГАУ и рекомендовали этих «представителей», вместо того чтобы сразу стать на путь сношений непосредственно с правительствами союзников.

В конце концов, когда пришлось обратиться к правительствам союзников России, они не оказали нам поддержки в той мере, как на это можно было рассчитывать.

Опекунскую роль приняла на себя в отношении наших заграничных заказов Англия.

Английское правительство наибольшую деятельность проявило в отношении снабжения русской армии пушечными патронами.

Большинство частных предложений попадало в ГАУ и к председателю особой распорядительной комиссии по артиллерийской части через посредство английского военного министерства, которое вело постоянные переговоры с заводами Англии и Америки, старалось подыскать новых поставщиков и вообще стремилось служить посредником между русским правительством и частной промышленностью за границей.

При этом английский) военный министр, лорд Китченер, проявлял склонность монополизировать в своих руках все снабжение русской армии и проверять целесообразность наших заграничных заказов. Для этого он с самого начала действия особой распорядительной комиссии добивался в точности узнать потребности русской армии, производительность русских заводов и заключенные уже контракты за границей.

Английское военное министерство разработало и передало на усмотрение председателя комиссии ряд предложений поставок пушечных патронов, главным образом в Америке, через канадское правительство.

С предложением поставок лорд Китченер обращался и в ставку верховного главнокомандующего.

Председатель особой комиссии по артиллерийской части 13 апреля 1915 г. сообщил наштаверху, что он решил прекратить дальнейшие заказы на пушечные патроны за границей, которых уже заказано 9800000, так как заказы в срок сданы не будут, что уже доказали Виккерс, Шнейдер и американские фирмы, что если еще дать заказы в Америке, то выполнения им можно ожидать не ранее как через 8—12 месяцев и что из перехваченных военной цензурой телеграмм известно, что американские заводы завалены заказами с континента и не в состоянии что-либо выполнить ранее 1916 г.

Указывая затем на несколько неисполненных таким образом контрактов, председатель обращал внимание наштаверха на то: «как заманчиво обусловливают все фирмы свои поставки при даче заказов и как эти заказы выполняются после закрепления за ниши денег». [35]

В связи с отказом лорду Китченеру председатель комиссии получил 11 апреля следующую телеграмму от почетного председателя англо-русского комитета:

«Ввиду того, что несмотря на три энергичных предложения лорда Китченера приобрести пять миллионов шрапнелей в Америке, ему было отказано, предупреждаю самым серьезным образом, что хотя в данную минуту может быть нет нужды, но если позднее нужда в них потребуется, то их более невозможно будет приобрести, так как они на-днях будут все приобретены другими государствами. Считаю моим святым долгом об этом предупредить и убедительно советую немедленно решиться на их приобретение, даже если другие люди будут это отсоветывать».

Того же 11 (24) апреля председатель комиссии ответил на это: «Вновь категорически повторяю, что кроме уже заказанных за границей пушечных патронов более новым фирмам заказывать не будем. Все снабжение точно рассчитано. В случае новой потребности в патронах будем продолжать заказы тем же фирмам, которые их выполняют ныне.

В контрактах это право нами выговорено. С вашей стороны прошу энергично настаивать, чтобы английское правительство приняло все меры, дабы канадская фирма выполнила свой контракт в срок, так как эта фирма нам была рекомендована через британское посольство. Виккерс по всем контрактам уже бессовестно обманул».

Из других предложений поставок пушечных патронов можно отметить следующие.

25 февраля 1915 г. американская фирма Бетлеемских стальных заводов предложила через фирму Моргана и английского военного министра поставку в пять миллионов патронов (шрапнелей и гранат) по 22 доллара за штуку, со сдачей в течение всего 1915 г. Одновременно предлагалось изготовить орудия.

На это председатель комиссии ответил, что все «предложения, сделанные через Моргана, ни по ценам, ни по срокам, безусловно, неприемлемы».

Это отрицательное отношение председателя комиссии к посредничеству фирмы Моргана нашло подтверждение в телеграммах командированного в Америку генерала Сапожникова от 30 мая и 12 июня 1915 г.

Исследовав на месте вопрос о возможности давать артиллерийские заказы непосредственно поставщикам при посредстве Моргана, генерал Сапожников донес, что: «постоянный захват банкирским домом Моргана монополии на заказы союзных правительств, несомненно, является в высшей степени прискорбным явлением. При передаче военных заказов Моргану военно-торговые интересы страдают весьма сильно, что подтверждается неоднократно выражавшимся в английском парламенте негодованием на деятельность этой фирмы и современным печальным состоянием снабжения английской армии на театре войны. Дальнейшее развитие этой монополии, несомненно, может отразиться неблагоприятно и на наших будущих заказах, так как отвлечет в группу Моргана многих [36] крупных поставщиков, заинтересованных преувеличенной прибылью. Насколько мне известно, финансирование наших заказов в Америке и в настоящее время уже находится исключительно в руках группы Моргана, что, несомненно, даст ей громадное влияние на рынок.

Обезвредить Моргана с нашей стороны можно было бы путем отнятия у него такой монополии нашего финансирования в Америке и обращения к другим банкирам».

Далее генерал Сапожников приводил ряд примеров заказов, которые бы могли быть даны американским фирмам непосредственно, но благодаря посредничеству Моргана или не были даны совсем или были даны так, что являлись гораздо более выгодными Моргану и американским фабрикантам, чем русским интересам. Так, заказ на прессованный пироксилин был дан заводу, у которого не было прессов; пулеметы Браунинга-Кольта предполагалось покупать и заказывать у несуществующего завода, и т. п.

В другой телеграмме, датированной тем же числом, генерал Сапожников указывает на то, что «Морган совершенно не считается с присутствием в Америке русской приемной комиссии» и отказывается выдать ей копии контрактов, мотивируя это тем, что контракты заключены им не с русским, а с английским правительством.

Одновременно с телеграммой генерала Сапожникова председатель комиссии получил телеграмму генерала Гермониуса, командированного в Англию, в которой он сообщает, что лорд Китченер заявил ему о данном полномочии заказывать для России боевые припасы и пригласил его участвовать в комиссии, образованной при английском военном министерстве для распределения русских заказов.

Получив эту телеграмму, председатель особой распорядительной комиссии, видя, что дело снабжения армии, полностью порученное ему, является предметом самостоятельных забот иностранных властей, не компетентных в потребностях России и действующих под сильным влиянием коммерческих учреждений (например, Моргана), сообщил наштаверху генералу Янушкевичу следующее:

«В бытность мою в ставке вы мне выяснили, что предложения Китченера на заказы в случае поздних сроков будут отклонены. Из телеграммы Гермониуса видно, что Китченер уполномочен заказывать что угодно в неограниченном количестве и даже на семнадцатый год. Имея в виду обе телеграммы Сапожникова и тот факт, что все заказы Китченера будут даваться тому же Моргану, следует ожидать, что все нами ранее заказанное непосредственно в Америке будет парализовано Морганом и вместо ускорения подачи заказов будет замедление. Прошу мне указать, какую инструкцию я должен дать Гермониусу, и поставить меня в известность, какие полномочия даны Китченеру. Меня также тревожит вопрос, кто впоследствии будет ответственен перед контролем и законодательными учреждениями за длительные заграничные заказы, в которых [37] никакой нужды нет, раз они будут даваться хотя союзным, но иностранным правительством».

6 (19) июня начальник штаба верховного главнокомандующего ответил председателю комиссии, что «ориентировка Петрограда о возможных надеждах на усиленный приток снабжения и политические условия привели к необходимости принять предложение лорда Китченера, обещавшего полную гарантию исполнения заказов при 25-процентном задатке.

Вся ответственность переходит на штаб верховного главнокомандующего при согласии с необходимостью заказа совещания военного министра{412}, в котором участвуют председатель и члены Думы».

Таким образом лорд Китченер заграничные заказы для русской армии окончательно сделал своей монополией, отстранив от обсуждения вопроса даже генерала Гермониуса и сносясь только со ставкой верховного главнокомандующего {413}.

В дальнейшем против этой опеки Англии старалось бороться и особое совещание по обороне государства, но толку из этого вышло также мало. Царская Россия могла только делать вид протестующей, на самом же деле с нею считались очень мало.

Вскоре по делам «несостоятельной» России образовался целый «опекунский совет» из ее союзниц, который и выделил в январе 1917 г. своих представителей на междусоюзническую конференцию в Петрограде, чтобы окончательно решить, как обойтись с назойливыми просьбами русского командования о разного рода «вспомоществованиях».

Странное поведение русской ставки в 1915 г. в отношении заказов боевых припасов за границей можно объяснить, с одной стороны, политическими соображениями ставки, в узком превратном ее понимании, побуждающими ее всячески заискивать у «союзников»; с другой стороны, растерянностью ставки и боязнью проиграть войну из-за недостатка снарядов.