Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Дистанционные трубки, взрыватели, гильзы, капсюльные втулки




Для воспламенения разрывного заряда в артиллерийских Снарядах служат: дистанционная трубка для шрапнели и взрыватель или ударная трубка для гранаты (бомбы).

Конструкция дистанционных трубок и взрывателей в общем сложна, изготовление их не только сложно и трудно, но и крайне капризно. Выше (см. «Вооружение полевой легкой артиллерии») уже говорилось, что взрыватель безопасного типа вырабатывался Арткомом ГАУ в течение 5—6 лет, а проектирование и испытание образцов 34-сек. дистанционной трубки затянулось почти на 10 лет. Во время мировой войны в русской артиллерии не приходилось и думать не только об изобретении новых образцов трубок и взрывателей, более совершенных, но и об улучшении качеств принятых образцов, за весьма редким исключением.

На Петроградском трубочном заводе артиллерийского ведомства, на котором разрабатывался образец простейшей 22-сек. дистанционной трубки, после нескольких лет успешного изготовления этих трубок стали неожиданно получаться неудовлетворительные результаты при испытании стрельбой, вследствие чего на заводе накопилось до 900000 бракованных трубок. На Самарском трубочном заводе с 1912 г. до начала войны было изготовлено несколько сотен тысяч 22-сек. трубок и из них не оказалось и 1 одной удовлетворительной. Частный русский трубочный завод Барановского, работавший при содействии французского завода Шнейдер-Крезо, изготовил в течение четырех лет с большими затруднениями лишь 200000 удовлетворительных дистанционных трубок.

Дистанционные 22-сек. трубки сокращали дальность стрельбы из 76-мм полевой пушки шрапнелью до 5,5 км, тогда как германские шрапнели с трубкой двойного действия имели досягаемость до 7,5 км.

При установлении производства дистанционных трубок более длинного горения встретились чрезвычайные затруднения, в результате которых выпуск с русских заводов 28-, 34- и 36-сек. трубок начался, и то небольшими партиями, лишь в конце 1915 г. Только осенью 1916 г. русская армия получила от своих заводов первую большую партию (около миллиона) 36-сек. дистанционных трубок, с которыми дальность получалась до 8—9 км, но пользоваться этими трубками нужно было с помощью специально составленных таблиц стрельбы, вследствие чего они могли применяться лишь в тех случаях, когда не требовалась спешность в ведении огня. Например, стрельбу шрапнелью по движущимся целям приходилось вести, и при наличии 36-сек. трубок, попрежнему с 22-сек. трубками, т. е. на дальность лишь до 5,5 км. [322]

В 1914—1915 гг. в действующую армию поступало весьма мало и 22-сек. дистанционных трубок. Недостаток в них был так велик, что пришлось решиться на крайние меры.

Председатель особой распорядительной комиссии по артиллерийской части приказал перебрать все забракованные дистанционные трубки, изготовленные как русскими заводами, так и заводами Эргардта и Шнейдера по заказам для России еще в 1905 г. во время войны с Японией, и все мало-мальски годные трубки пустить на снаряжение 76-мм шрапнельных патронов, а негодные трубки исправить.

Кроме того он же поручил Арткому изыскать средства к применению для 76-мм шрапнелей старых дистанционных медных трубок обр. 1891 г., оставшихся от прежней нескорострельной артиллерии и хранившихся в артиллерийских складах. Произведенные опыты применения этих трубок дали сравнительно хорошее результаты, но осуществлять эту меру ГАУ признавало нежелательным вследствие некоторых технических недостатков и главным образом потому, что со старыми трубками получалась еще значительно меньшая дальность, чем с 22-сек. трубками. Опасались, что снабжение артиллерии снарядами со старыми трубками, позволяющими вести стрельбу на расстояния не свыше 3,2 км, т. е. на меньшие, чем с 22-сек. трубками, может повлиять весьма неблагоприятно на моральное состояние войск. Однако ввиду угрожающего недостатка в дистанционных трубках пришлось использовать старые трубки для 76-мм патронов. На докладе о нежелательности использования старых дистанционных трубок верховный главнокомандующий наложил 26 апреля 1915 г. следующую резолюцию: «Несмотря на доклад военного министра и генерал-лейтенанта Маниковского, ... я все-таки признаю, что ввиду критического положения из-за недостатка, патронов в артиллерии, даже патроны со старыми трубками нам крайне необходимы. Поэтому прошу безотлагательно приступить с полной энергией к изготовлению сих патронов».{342}

Производство взрывателей проще изготовления дистанционных трубок, но все же очень трудно и не менее капризно.

В русской артиллерии для фугасных снарядов были приняты взрыватели особого «безопасного» типа, в которых капсюль с гремучей ртутью помещался в отдельной холостой камере; случайный взрыв капсюля в этой камере, происшедший до момента падения снаряда на землю, локализировался в камере, не передаваясь детонатору, от взрыва которого происходит взрыв разрывного заряда в гранате (бомбе). Изготовление безопасных взрывателей требует большой точности в работе и чрезвычайно высокосортной стали, которая была бы способна выдержать весьма высокие давления, получающиеся при взрыве [323] гремучей ртути в холостой камере. Для обработки такой стали при изготовлении взрывателей необходимы сильные и точные станки.

Во время войны, когда огромная потребность не могла быть удовлетворена производством «безопасных» взрывателей, пришлось допустить изготовление вместо них упрощенных ударных трубок, которые являлись, так сказать, суррогатами взрывателей. К этой мере прибегали во время войны и французы и германцы. Результатом изготовления снарядов с послаблениями в технических условиях (замена стали чугуном и сталистым чугуном и пр.) и с упрощенными взрывателями (ударными трубками) были, как говорилось выше, несчастные случаи во всех армиях — русской, французской и германской — от преждевременных разрывов снарядов в каналах орудий, в большинстве случаев сопровождавшихся разрывом орудий.

Скороспелое производство снарядов, трубок и взрывателей во Франции стоило потери большого числа 75-мм пушек и жизни многим французским артиллеристам.{343}

Германская артиллерия также пострадала вследствие допущенных во время войны послаблений в технике производства снарядов и трубок, хотя значительно меньше французской.{344}

Русская артиллерийская техника отличалась большой осторожностью при проектировании образцов вооружения, введении их на службу в армию и массовом их производстве, в особенности в отношении предметов, опасных в обращении. Поэтому в русской артиллерии не было такой массовой порчи орудий с несчастными случаями от преждевременных разрывов, как во французской артиллерии.

Наиболее надежными в русской артиллерии считались безопасные взрыватели марок 3ГТ, 4ГТ и 6ГТ. Но когда с переходом к позиционной борьбе в армии чрезвычайно усилился спрос на гранаты и для их снаряжения стало нехватать безопасных взрывателей, пришлось допустить для 76-мм гранат старые «ударные трубки обр. 1884 г.», которых случайно осталось на хранении в артиллерийских складах более миллиона штук. Несмотря на переделку в них пружин и ударников, уменьшавшую вероятность преждевременных разрывов, они были обезопасены лишь до некоторой степени. Затем была спроектирована простая латунная ударная трубка обр. 1915 г. которую могла изготовить даже слабая токарная мастерская, и приняты для 76-мм гранат упрощенные взрыватели разных русских марок и французского образца, несколько усовершенствованного русским военным инженером (артиллеристом) Дмитриевым, представляющие собой в общем незначительно измененную ударную трубку обр. 1884 г.

Все эти упрощенные взрыватели марок 1ГМ, 13ГМ, 14ГТ, 15ГТ, как и ударные трубки обр. 1884 г. и обр. 1915 г., не [324] гарантировали от случайных взрывов (в канале орудия) «большого» капсюля с гремучей ртутью, являлись суррогатом безопасных взрывателей и допускались к использованию лишь по крайней необходимости.

Во время войны в Арткоме ГАУ разрабатывался образец безопасного мгновенно действующего взрывателя, но до конца войны действующая армия такого взрывателя не получила.

При взрывателе мгновенного действия снаряд взрывается, едва коснувшись земли, вследствие чего все его осколки разлетаются в разные стороны, не зарываясь в землю и нанося вокруг сильное поражение. Для разрушения же различных сооружений такой взрыватель непригоден, а необходим, наоборот, взрыватель с замедлением, чтобы снаряд успел несколько углубиться в преграду и, разорвавшись внутри ее, мог взрывом произвести более сильное разрушение.

Наиболее правильным решением вопроса было бы введение универсального взрывателя с переменным замедлением. Идея такого универсального взрывателя зародилась в конце войны у некоторых членов Арткома (Дзержкович, Рдултовский), но тогда не была осуществлена.

В Арткоме ГАУ имелись отрывочные неопределенные сведения о механической дистанционной трубке, образец которой был изобретен в Германии еще в мирное время, но был тогда признан неудовлетворительным. Ни в мирное время, ни во время войны Артком не задавался целью изобрести свою механическую трубку, отчасти ввиду того, как можно предполагать, что механические трубки необходимы главным образом для стрельбы шрапнелью на большие дальности, а на вооружении русской артиллерии сухопутной армии не имелось достаточно дальнобойных орудий.

Увеличение дальности стрельбы германской артиллерии вызвало необходимость удлинения времени горения дистанционных трубок. Немцам удалось найти медленно и равномерно горящий состав для заполнения желобков дистанционной трубки, но число колец дистанционного состава при принятой конструкции трубки не удавалось увеличить больше чем на два; поэтому время горения могло быть повышено только до 3/4 минуты, что далеко не отвечало большим дальностям, допускаемым конструкцией дальнобойных орудий.

Во время войны германцам удалось, благодаря большим трудам двух фирм известного Круппа, изобрести два образца механических трубок, время горения которых достигло 1 1/2 минуты; в одном образце был применен часовой механизм с балансом, в другом — центробежная сила, вызываемая вращением снаряда.

Механическая дистанционная трубка получила особое значение при зенитной стрельбе, так как она не подвержена влиянию воздушных течений высших слоев воздуха, тогда как в обычных трубках не удавалось получить равномерного горения [325] дистанционного состава при постепенно уменьшающемся давлении воздуха на больших высотах.{345}

Для воспламенения боевого заряда в орудийных гильзах служит капсюльная втулка. Конструкция капсюльных втулок не требовала изменения и усовершенствования во время войны; изготовление их не представляло затруднений, хотя русские частные заводы, не исключая мощного завода Сан-Галли, оказались неисправными в поставке капсюльных втулок.

Не потребовалось изменения конструкции и орудийных гильз, по крайней мере в русской артиллерии. Что же касается германской артиллерии, то представители артиллерийской техники в Германии были озабочены необходимостью некоторых конструктивных изменений в зарядных орудийных гильзах, вызываемых, с одной стороны, приданием свойств гаубичности орудиям, с другой стороны — увеличением дальнобойности орудий.{346}

Задача «гаубичности» разрешалась, как указывалось выше, путем уменьшения боевого заряда. С уменьшением боевого заряда при данной определенной конструкции гильзы уменьшалась плотность заряжания и в связи с этим понижалась продуктивность использования и однообразие действия пороха. Отклонения начальной скорости получались разнообразными и в общем увеличились. Потребовались испытания не только для того, чтобы подыскать соответствующую форму снаряда и надлежащий порох, но и для того, чтобы подобрать зарядную гильзу путем искусственного уменьшения зарядной каморы и пр.

Решение задачи увеличения дальности стрельбы упростилось бы в значительной мере, если бы путем изменения конструкции зарядных орудийных гильз можно было достигнуть равномерного давления газов боевого заряда во все время прохождения снаряда по каналу орудия вместо сразу увеличивающегося, а затем постепенно убывающего давления. При этом начальная скорость могла бы значительно увеличиться. Задача изменения конструкции зарядных гильз в указанном отношении не была разрешена в Германии во время войны.

В России во время войны чрезвычайно остро чувствовался недостаток меди, необходимой для изготовления орудийных гильз, которые делались из латуни с высоким содержанием меди.

Вследствие этого ГАУ делало попытки к тому, чтобы заменить латунь для изготовления орудийных гильз другим металлом, главным образом железом; были предположения заменить латунь картоном, изготовляя орудийные гильзы из картона [326] с надеваемой на заднюю часть картонной гильзы, прилегающую к затвору орудия, латунной шляпкой (чашкой) с наковальней и капсюльной втулкой, подобно тому, как изготовляются картонные гильзы для охотничьих ружей центрального боя; предполагали даже заменить унитарный патрон раздельным заряжанием (не считаясь со скорострельностью орудий), помещая боевой заряд пороха не в гильзу, а в мешочки из оческов шелковой ткани. Но все эти попытки и предположения не привели к сколько-нибудь положительным результатам: железные гильзы не выдерживали давления пороховых газов, давали трещины, застревали в канале орудия после выстрела и т. п.; еще большими недостатками отличались картонные гильзы. Прогар и разрыв их при выстреле были нередким явлением; соблюсти надлежащую плотность заряжания было невозможно, особенно при картузном заряжании; картонные гильзы обходились чуть ли не дороже латунных и т. д.

В германской артиллерии замена латуни железом дала во время войны удовлетворительные результаты в зарядных гильзах для некоторых менее требовательных калибров орудий.{347} Железная гильза для германской тяжелой полевой гаубицы была настолько разработана, что уже в конце 1915 г. могла быть введена на вооружение и прослужила все последние годы войны довольно удовлетворительно. Железные гильзы стали широко применяться во время войны также для полевой пушки и для легкой полевой гаубицы. Бывали случаи застревания гильзы в канале орудия после выстрела, а также случаи прогара и разрывов гильзы, но они не влекли за собой существенных задержек в стрельбе.

Железные орудийные гильзы делались в Германии не цельнотянутыми, а составными из двух частей — дна и обтюрирующей оболочки. Гильзы представляли собой цилиндрический корпус из тянутого или из свернутого листового железа с особенно устроенным железным или латунным усилителем дна. В отношении производства стальных орудийных гильз трудности заключались в соблюдении нужной температуры при их изготовлении: необходимо было, чтобы гильзы не сделались слишком хрупкими и вследствие этого при выстреле не рвались, с другой стороны — чтобы не были слишком мягкими и вследствие этого легко прилегающими к каналу орудия при выстреле. Застревание и разрыв правильно изготовленных стальных гильз благодаря особенностям их конструкции почти совершенно прекратились. [327]

Глава IV. Бронеавтомобили. Механизация средств тяги артиллерии

В Германии бронированные автомобили были построены впервые в 1909 г., но оказались неудовлетворительными, и к началу мировой войны их не имелось на вооружении германской армии. В маневренный период войны германцы сформировали взводы из вновь построенных машин, которые появились на русском фронте в начале войны и причиняли довольно серьезные затруднения русским войскам во время боев и в особенности при содействии разведке, производимой австро-германцами.

Автоброневики были, так сказать, предвестниками штурмовых боевых машин или танков, которые появились на французском фронте в 1916 г. — сначала у англичан, потом у французов. На русском фронте их вовсе не было.

В русской армии в довоенное время автоброневиков не имелось. Только в начале войны для борьбы с бронированными автомобилями противника решено было сформировать один взвод из трех бронированных автомобилей, вооружив каждый одной 37-мм или 47-мм пушкой и имея на одном из них, кроме пушки, еще три пулемета. Для обслуживания бронированного автомобильного пушечного взвода к нему придано было 3 легковых и 2 грузовых автомобиля и 2 мотоцикла.{348}

Другие броневые автомобили, применявшиеся в русской армии в небольшом числе в последующие годы войны, были или легкого типа с двигателем в 50 л. с., вооруженные малокалиберными пушками или пулеметами, или двух- и пятитонные машины, вооруженные так называемой 3-дм. (76-мм) пушкой броневого автомобиля (см. выше, табл. 5).

В начале 1915 г. был составлен проект временной инструкции для боевого применения бронированных автомобилей, а также описание и чертежи блиндированного (бронированного) железнодорожного поезда; тогда же началась организация таких поездов, но в крайне ограниченном количестве. [328]

В 1916 г. из Франции для совместных боевых действий с русскими войсками был командирован на русский фронт бельгийский броневой дивизион, который в 1917 г. после февральской революции возвратился в Бельгию (через Мурманск).{349}

Автоброневики в русской армии принимали некоторое участие в маневренных боевых действиях в начале войны, а в позиционный период войны почти не было случая их применения.{350} Они довольно скоро утратили тактическое значение вследствие крайней трудности для них движения без дорог и по плохим русским дорогам и в особенности по пересеченной местности или изрытой воронками от взрыва снарядов, а также вследствие уязвимости их не только от артиллерийского огня, но и от ружейных и пулеметных пуль. Последнее относится к русским автоброневикам, имевшим вообще недоброкачественную слабую броню, не исключая бронемашин, получаемых по заграничным заказам, по большей части от английского завода Виккерса. Россия не имела технических возможностей усовершенствовать имеющиеся автоброневики, ни тем более изготовлять новые с сильной броней, удовлетворяющие своему назначению.

В 1917 г. в Москве при запасной тяжелой артиллерийской бригаде было сформировано три броневых отдельных автомобильных артиллерийских дивизиона для морской крепости Петра Великого (Ревель), но по распоряжению временного правительства эти дивизионы были отправлены на Юго-Западный фронт «из желания», как говорилось в телеграмме правительства, «помочь в восстановлении дисциплины и порядка в частях, защищающих Украину».{351}

До мировой войны в русской полевой артиллерии применялась исключительно конная тяга. Во время войны выяснилась неудовлетворительность во многих отношениях конной тяги.

Неудобство конной тяги особенно остро чувствовалось для дивизионной и корпусной артиллерии, органически связанной с пехотой, когда требовалось сопровождение пехоты в бою для ближайшей непосредственной поддержки артиллерийским огнем, а также в случаях необходимости передвижения пехоты по пересеченной местности для совершения обхода или охвата противника и в случаях быстрой переброски войск для сосредоточения сил в других районах и направлениях. Открытое передвижение артиллерии конной тягой на поле сражения было невозможно вследствие больших потерь в лошадях, наносимых неприятельским огнем. Передвижение конной тягой, вследствие большого веса систем даже легких полевых орудий, по пересеченной местности, не говоря уже о лесистой и болотистой, [329] крайне затруднительно: артиллерия сильно отстает от пехоты, отстает и при движении хотя бы и по ровной местности, но по глубокому песчаному грунту или по грязным дорогам, в особенности на глинистом грунте или на черноземе.

Передвижение грузов свыше 3 т становится уже непосильным для конной тяги даже при нескольких лошадях в запряжке. Поэтому для перевозки систем тяжелой артиллерии применение механической тяги явилось неизбежной необходимостью. Для перевозки лошадьми системы тяжелой артиллерии можно делать разборными, как это имело место в системе 280-мм гаубицы Шнейдера, состоявшей на вооружении ТАОН. Но разборные системы представляют немало неудобств, так как на разборку и сборку требуется довольно много времени и труда хорошо обученного опытного орудийного расчета, к тому же каждая разборная часть орудия и лафета выходит настолько тяжеловесной, что для перевозки ее требуется не менее 8 лошадей (каждая часть разобранной 280-мм гаубицы Шнейдера перевозилась 10 лошадьми), а запряжка в одну повозку больше 4 лошадей крайне невыгодна, и тем невыгоднее, чем больше лошадей запряжено.

Ввиду слабого развития отечественной техники русская артиллерия применяла механическую тягу во время войны в крайне ограниченных размерах. За исключением автомобилей, изготовленных Путиловским заводом для перевозки 76-мм зенитных пушек системы Тарновского-Лендера, остальные механические двигатели русская артиллерия получала во время войны по заказам у бывших союзников России, и получала далеко не всегда доброкачественные.

Выше упоминалось, что на броневых автомобилях были установлены специальная 76-мм пушка для броневого автомобиля и малокалиберные скорострельные пушки: 57-мм Норденфельда, 40-мм пушка-пулемет Виккерса, 37-мм и 47-мм пушки.

Что же касается тяжелой артиллерии, то в русской артиллерии применялись во время войны паровые тракторы Фаулера «Большой лев» и «Малый лев», доставленные из Англии для перевозки 305-мм гаубиц Виккерса и оказавшиеся непригодными как портящие дороги вследствие большого веса, так и по другим недостаткам, присущим вообще паровым двигателям (зависимость от воды и топлива, большое время на подготовку, шум и пр.); тракторы с двигателями внутреннего сгорания — 60-сильный «Мортон» колесный и «Аллис-Шальмерс» колесно-гусеничный и других систем, которые служили для передвижения тяжелых английских 203-мм и 234-мм гаубиц Виккерса. Лучшими считались колесно-гусеничные тракторы.

Системы очень тяжелых по весу орудий осадного типа перевозились по железным дорогам в разобранном виде или на специально приспособленных не только для перевозки, но и для стрельбы железнодорожных платформах-лафетах. [330]

Для перевозки по железным дорогам разбирались на части тяжелые береговые пушки 152-мм Канэ и 254-мм в 45 калибров, назначенные в состав ТАОН; причем вес наиболее тяжелой разборной части у пушки Канэ был 5,1 т, а у 254-мм береговой пушки — 28,9 т, тогда как вес собранных систем на позиции равнялся для первой пушки 19,5 т, для второй — 54 т. К месту установки этих орудий на позиции приходилось иногда строить подъездной железнодорожный путь. На позиции эти орудия устанавливались на прочных бетонных основаниях, причем на установку требовалось — 2 дня для 152-мм пушки Канэ и 7 дней для 254-мм пушки.

Для сокращения времени на установку на позиции и получения возможности открытия огня внезапно для противника насколько (не более 10) береговых 254-мм пушек были приспособлены для перевозки и стрельбы на так называемых «транспортерах», т. е. на железнодорожных платформах-лафетах. Выше уже указывалось, что сектор стрельбы 254-мм пушек на транспортерах, производившейся с железнодорожного пути, ограничивался направлением этого пути и что для стрельбы в другом направлении нужно было подстраивать специальный отрезок пути в желаемом направлении. Это обстоятельство представляло большие затруднения для применения в бою железнодорожной системы 254-мм пушек на транспортерах в связи с прочими недостатками подобных систем, а именно: чрезвычайной сложностью устройства, громоздкостью и огромным весом, очень большой стоимостью устройства, привязанностью к железнодорожной сети, трудностью маскировки от воздушного наблюдения и нападения.

Во время войны железнодорожная или рельсовая артиллерия получила широкое распространение у австро-германцев и особенно у французов (см. выше о вооружении тяжелой артиллерии французов и австро-германцев в период мировой войны 1914—1918 гг. и табл. 9 и 10). По степени подвижности французская железнодорожная артиллерия делилась на четыре типа:

1) системы средних калибров, которые могли стрелять прямо с железнодорожного пути без особой подготовки боевой позиции;

2) системы максимального веса, требовавшие 4—5-часовой подготовки для упрочнения основания с постановкой особых рельсов из наилучших сортов стали и т. п.;

3) системы, перевозимые с разборкой на две части как по нормальным, так и по узкоколейным путям;

4) береговые и морские системы, не рассчитанные на перевозку, а для перевозки в случаях крайней необходимости разбиравшиеся на несколько частей.{352} [331]

Глава V. Средства связи и наблюдения

Средствами связи русской артиллерии при выступлении на войну были: телефон, сигнализация флажками по азбуке Морзе и цепь передатчиков. Во время войны от сигнализации флажками и от цепи передатчиков пришлось почти совершенно отказаться, так как при обычно большом удалении наблюдательных пунктов средства эти оказались медленными и в общем мало надежными. Основной и довольно надежной оставалась в артиллерии проволочная телефонная связь.

В первые два года войны русские полевые батареи имели по две так называемых телефонных единицы (всего 6 аппаратов Микси Генест системы «Ордонанс» с 12,7 км облегченного кабеля).

В марте 1916 г. количество телефонного имущества было значительно увеличено, причем телефоны были даны не только батареям, но и управлениям инспекторов артиллерии корпуса, артиллерийских дивизионов и бригад и артиллерийским паркам.{353}

Таблица 12. Норма телефонного имущества в русской артиллерии (1916 г.)

 

Название частей Число телефонных единиц Количество добавочного провода в км
Полевая легкая или конная батарея 3 4,15
Горная или конно-горная батарея 4 4,15
Тяжелая 107-мм или 152-мм батарея 4 18,67
Управление артиллерийского дивизиона или бригады 2 7,26
Управление легкой парковой артиллерийской бригады 10  —
Горный или конно-горный парк 3  —
Легкий парковый артиллерийский дивизион 7  —
Тяжелый парковый артиллерийский дивизион 7  —
Управление инспектора артиллерии корпуса 1  —
Тяжелая батарея — от 152-мм до 305-мм 4 18,67 [332]

 

Из этой таблицы видно, что с 1916 г. полевые батареи имели по 9 телефонных аппаратов и по 22,5 км провода, а горные и тяжелые батареи по 12 аппаратов и по 28—43 км провода. Однако и этого нехватало вследствие частой порчи телефонных аппаратов, износа их и в особенности элементов, вследствие быстрой порчи в боях телефонного провода и постоянно возрастающей потребности в удлинении связи.

Облегченный телефонный кабель, как показал боевой опыт, не выдерживал даже в подвешенном положении более или менее близких взрывов снарядов; часто рвался кабель и по разным другим причинам. Поэтому приходилось для обеспечения надежности связи, в особенности между наблюдательным пунктом и огневой позицией, устанавливать двойную, тройную и даже четверную проводку телефонных линий и притом в разных расходящихся направлениях, сходящихся только в конечных пунктах.

При широком применении закрытых позиций значительное удаление от них наблюдательных пунктов было обычным явлением для русской артиллерии. Она умела преодолевать происходящие от этого трудности в управлении огнем, но требовала большого количества телефонного имущества, в особенности проводов.

Значительное разобщение наблюдательных пунктов от мест орудий на огневых позициях батарей часто вводило германцев в заблуждение вследствие их привычки, установившейся на французском фронте войны, обнаруживать батареи по наблюдательным пунктам, и наоборот (французы обычно, особенно в первый период войны, располагали наблюдательные пункты близко к огневым позициям своих батарей, что облегчало ведение стрельбы).

Уже с 1915 г., с переходом к позиционной борьбе, крайне осложнились задачи по наблюдению за районом расположения противника, для разрешения которых потребовалась организация передового и бокового наблюдения в широких размерах и в связи с этим — увеличение количества телефонных станций и проводов. Приходилось вдобавок к облегченному телефонному проводу пользоваться телеграфным проводом и даже колючей проволокой, несмотря на запрещение ею пользоваться как телефонным проводом. Неизолированный провод требовал для надежности действия двухсторонней проводки на шестах или заземления, но последнее ближе 1,5 км от противника не допускалось во избежание подслушивания.

В начале 1917 г. при подготовке к прорыву укрепленной позиции австро-германцев некоторым батареям на Юго-Западном фронте отпустили для обеспечения надежной телефонной связи по 1,5—2 км речного бронированного кабеля. Прокладка этого кабеля в земле на глубине около 0,75 м дала хорошие результаты: обстрелы неприятельской артиллерии приводили иногда к разрыву речного кабеля, но лишь на выходных его концах (не под землей), что легко исправлялось. [333]

Установившаяся в русской артиллерии схема телефонной связи требовала наличия центральных телефонных станций; между тем по табелям телефонного имущества их от казны не полагалось. Поэтому войсковым артиллерийским частям приходилось приобретать центральные телефонные станции случайно по непосредственным заказам в глубоком тылу, по большей части заказам фирме Эриксон и К° в Петрограде, а иногда их делали кустарными способами в артиллерийских частях своими средствами; бывали случаи и захвата их у неприятеля.

В общем же недостаток телефонного имущества, в связи с ненадежностью проводов и довольно частой поломкой аппаратов, осложнял выполнение боевых задач, даваемых артиллерии, ограничивая ее кругозор, а следовательно и ее боевую деятельность.

В период позиционной борьбы для усиления связи и для передачи условных сигналов и несложных распоряжений русская артиллерия применяла, но только в редких благоприятных случаях, средства оптической связи: гелиографы, прожекторы, лампы Манжена, переговариваясь длинными и короткими световыми вспышками по азбуке Морзе.

Подавались сигналы и цветными ракетами и сигнальными патронами с разноцветными звездками, выбрасываемыми выстрелом из специально приспособленных для этого пистолетов.

В начале апреля 1916 г. начальник штаба Западного фронта телеграфировал наштаверху и начальнику Упарта по поводу связи артиллерии с пехотой во время мартовской операции 1916 г., происходившей на Западном фронте у оз. Нароч, следующее:{354}

«При наличных технических средствах, как показал опыт минувшей операции, не всегда удавалось поддерживать непрерывную непосредственную связь между пехотой и артиллерией, особенно в ночное время. Вследствие перерывов телефонной связи были случаи обстрела пехоты своей артиллерией, или батареи из боязни обстрела своей пехоты преждевременно прекращали огонь или не открывали его по тем пунктам, которые были уже оставлены нашей пехотой и заняты противником. Подобные случаи неизбежны даже и в тех случаях, когда в передовых частях пехоты имеется артиллерийский наблюдатель и телефоны работают, так как наблюдатель сообщает непосредственно в ту батарею, от которой прислан; огонь же по одному и тому же участку ведет целая группа батарей. Сообщение от пехоты в артиллерию, проходя через несколько инстанций, доходит до батарей с некоторым запозданием. Это особенно чувствительно при передаче тех или иных указаний от пехоты на тяжелые батареи, руководство огнем которых объединено под начальством одного лица. При изложенных [334] условиях единственным средством для осведомления батарей о месте нахождения нашей пехоты и передачи батареям спешных и необходимых дачных является сигнализация с помощью ракет, чем с большим успехом пользуются немцы. Многие пехотные начальники указывают на настойчивую необходимость скорейшего снабжения каждой роты несколькими пистолетами с цветными ракетами».

Вполне соглашаясь с указанной настоятельной необходимостью, главкозап приказал ходатайствовать о снабжении сигнальными пистолетами частей армий, причем считается необходимым, чтобы для всех фронтов была установлена одна общая система сигналов, что получает большое значение ввиду частого перемещения тяжелой артиллерии и корпусов не только из одной армии в другую, но и на другие фронты.

В июне того же 1916 г. была объявлена к руководству составленная Упартом «Инструкция для применения сигналов цветными звездками». В инструкции указывалась цель применения этих сигналов: «установить простейшую связь артиллерии с войсками, а также передачу из передовых частей и линий простейших донесений при отказе или отсутствии телефонов». Сигналы звездками, — говорилось в инструкции, — ценны при невозможности использовать другие, более удобные способы связи.

Оптическая связь артиллерии с пехотой в виде сигналов цветными ракетами, фонарями (ночью) или иногда флагами (днем) устанавливалась для указания границ продвижения пехоты при ее наступлении или для предупреждения артиллерии о внезапной атаке противника, о производстве им газового нападения и т. п.

Прожекторы и гелиографы также изредка служили для сигнальной связи артиллерии с пехотой.

О передовых наблюдателях из офицеров, командируемых для связи в штабы пехотных соединений от частей артиллерии, сказано ниже (см. том 3-й этого труда).

Германская артиллерия перед войной была снабжена громкоговорящим телефоном, недостатком которого являлась малая дальность действия. Увеличение дальности и мощности артиллерийского огня привело, между прочим, к необходимости относить месторасположение войсковых штабов далее от фронта и изыскивать новые средства связи, так как действие существовавших телефонов оказывалось недостаточным. В Германии таким новым более надежным средством был признан радиотелеграф, который после замены искрового передатчика ламповым сразу занял во время войны видное место среди средств связи в австро-германской артиллерии.

В русской артиллерии радиосвязь (беспроволочный телеграф) стала применяться с 1917 г. в незначительных размерах и только для корректирования стрельбы с помощью самолетов. Во время войны радиосвязь не получила широкого распространения за недостатком самолетов для обслуживания артиллерии [335] и вследствие слабого развития техники производства радиостанций в России. Только в конце декабря 1916 г. на каждое артиллерийское отделение, из сформированных при некоторых авиационных корпусных отрядах, отпущено было по две радиостанции для корректирования стрельбы артиллерии. Средствами связи для передачи наблюдения с самолетов, согласно специальной «Инструкции», объявленной еще в марте 1916 г., были: радиотелеграф, световые и дымовые сигналы, сбрасываемые с самолетов письменные донесения. Передача же наблюдений путем воздушных эволюции самолетов была запрещена высшим командованием русской армии.{355}

Радиотелефон не только не применялся для связи в русской артиллерии во время войны, но еще тогда и не испытывался.

Другие средства связи, выдвинутые войной и осуществленные во время войны в германской армии, — телеграфирование через землю, почтовые голуби, посыльные собаки — в русской артиллерии не применялись.

Важнейшим необходимым залогом успешности борьбы с неприятельской артиллерией является точность определения ее местоположения. Вообще же успешность стрельбы артиллерии обеспечивается точностью наблюдения цели и разрывов (мест падения) своих снарядов.

Во все время войны в русской артиллерии наблюдение производилось преимущественно с наблюдательных пунктов с помощью биноклей и зрительных труб, отчасти с помощью перископов (в период позиционной борьбы).

Балистические качества артиллерийских орудий возможно вполне использовать только при наличии хороших оптических приборов. Панорамный прицел или гониометр (оптический угломер) необходим для наводки орудий; без оптических дальномеров артиллерия не может вести успешно стрельбу по самолетам и дирижаблям.

До мировой войны Германия была почти единственным поставщиком оптических приборов для всех стран; она же поставляла всюду специальное оптическое стекло. Призменные бинокли 6-кратного увеличения, большие и малые стереотрубы 8-, 10- и 20 кратного увеличения, оптические дальномеры русская артиллерия получала отличных качеств от германских фирм Цейсса и Герца, открывших еще до начала войны свои оптические мастерские в России (в Риге). Во время войны эти мастерские были реквизированы и работали на русскую артиллерию. Кроме того, в 1916 г. на Обуховском заводе был организован оптический отдел для изготовления и ремонта биноклей, панорам, зрительных труб и других оптических приборов. Но все же ГАУ оказалось во время войны в крайне затруднительном положении в отношении снабжения армии оптическими [336] приборами (см. третью часть) и не могло даже помышлять об их усовершенствовании. Только в германской артиллерии во время войны стереотрубы были увеличены в длине, чтобы достигнуть более совершенного оптического эффекта, а наибольшее их увеличение с 10- 20-кратного доходило до 40- и даже до 72-кратного с диаметром объектива до 110 мм.{356}

Наземные наблюдательные пункты, применявшиеся в русской артиллерии, в значительной мере утратили свое значение после того, как неприятельская артиллерия стала располагаться, по примеру русской, на закрытых огневых позициях. Пришлось обратиться к другим методам наблюдения и другим способам определения мест расположения артиллерии противника, к которым относятся: авиационная разведка, наблюдение и фотографическая съемка с самолетов, световое и звуковое измерение (или свето-звукометрия), отчасти разведка при наблюдении с привязных аэростатов. Из них в особенности большое значение получило наблюдение с самолетов.

Французы учитывали важное значение воздушного наблюдения еще до начала войны. В 1912 г. полковник Этьен в заметке, озаглавленной «Самолет — глаз артиллерии», писал:{357}

«Вследствие того что сомкнутые построения не могут противостоять в открытую современным снарядам, сражение начинается нескончаемой игрой в прятки, где артиллерия, роль которой сводится к роли пугала, служит главным образом для того, чтобы заставить противника укрываться, искать закрытий. В редких случаях пушке может представиться возможность выполнить работу по разрушению, что должно было бы быть ее делом. Насколько же более действительной будет ее помощь, если самолет будет направлять ее снаряды за укрытия противника... «Ни одно техническое достижение нельзя сравнить с введением на вооружение артиллерии самолетов».

Генерал Ф. Кюльман в своих выводах об уроках первых дней войны говорит:{358}

«Во всех случаях, благодаря превосходству в дальнобойности, германская артиллерия при содействии, воздушного наблюдения могла превращать в груды развалин укрепления, не боясь получить на это ответ»... И далее: «Недостаточно организованная система наблюдения, уменьшая полезною работу вооружения, влечет за собой наихудшие последствияи.

Наблюдение, ведущееся с самолета, требует согласованной работы летчиков-наблюдателей с артиллерией, чего в русской армии при слабом развитии авиации во время войны почти не замечалось.

В целях достижения однообразного пользования самолетами в русской артиллерии Упартом в 1916 г. была составлена [337] и объявлена к руководству «Инструкция для стрельбы артиллерии при помощи летчиков-наблюдателей»,{359} в которой указывалось, между прочим, следующее: ... «Применение самолетов при стрельбе, отыскании и указании целей дает могущественное средство для борьбы... Существенно для всех родов артиллерии, для тяжелой же настоятельно необходимо.

Для успешного содействия необходимо самолетные части передавать в полное распоряжение артиллерии и ни на какую другую службу не назначать... Наиболее выгодными и точными являются наблюдения при нахождении самолета на вертикали над целью — с высоты около 2000 м, для подъема на которую требовалось 25—40 минут. Продолжительность нахождения самолета в воздухе не более 3 часов. Летчики-наблюдатели должны быть из опытных строевых артиллерийских офицеров, по возможности из желающих».

Эти артиллерийские офицеры проходили особый курс подготовки при школе летчиков-наблюдателей.

По высоте полета, указываемой с самолета в момент нахождения над целью, и тангенсу угла высоты, составляемому направлением орудия на самолет с горизонтом, определялась дальность до неприятельской батареи с точностью до 15—20%.

К инструкции была приложена табличка дальностей по высоте полета самолета и углу высоты. Полученная по табличке дальность и указываемое самолетом направление на цель служили основными данными для пристрелки цели и корректирования стрельбы при помощи наблюдения с самолета.

Русские батареи, располагавшиеся во все время войны, как правило, на закрытых позициях, стали отыскиваться германцами при помощи наблюдения с самолетов. В первое время войны отыскивающий самолет направлял в цель свою батарею довольно простым способом, выбрасывая в створе батарея — цель дымовой или другой какой-нибудь сигнал, по которому бралось направление, или самолет своим полетом от стреляющей батареи на цель и обратно давал это направление. Показания же о разрыве или падении снарядов самолет давал цветными звездками и заранее условленными эволюциями полета в воздухе (упомянутой инструкцией передача наблюдений эволюциями самолета для русской артиллерии запрещалась — см. выше). В дальнейшем, с постановкой во время войны на самолеты радиотелеграфных аппаратов, показания для корректирования стрельбы передавались немцами по радио через устанавливаемые на земле приемные станции, связанные телефоном с командиром стреляющей батареи.

В русской артиллерии исходные данные для стрельбы при помощи самолетов и первоначальное направление батареи на цель давалось преимущественно по карте. Затем пристрелка и стрельба на поражение велась по корректурным наблюдениям [338] летчика-наблюдателя, передаваемым на батарею. Время готовности батареи к открытию огня, момент его открытия и в редких случаях другие данные сообщались с батареи летчику-наблюдателю зрительным способом, т. е. выкладываемыми на местности условными знаками (полотнища различных размеров, форм и окраски).

В мае того же 1916 г. был объявлен дополнительный приказ наштаверха о применении самолетов для содействия артиллерии. Этим приказом устанавливались три рода авиационных отрядов: а) армейские, б) корпусные и в) истребительные.

Армейские авиационные отряды назначались для разведки глубокого тыла противника и фотографирования важнейших для армии участков неприятельского расположения; для содействия артиллерии они могли быть использованы лишь по приказанию командующего армией и в тех случаях, когда средств корпусных авиационных отрядов было недостаточно.

Корпусные авиационные отряды служили для разведки и фотографирования позиций и ближайшего тыла противника и для содействия артиллерии. Обычно один самолет корпусного отряда оставался в распоряжении штаба корпуса, остальные самолеты передавались в распоряжение инспектора артиллерии корпуса для содействия стрельбе артиллерии.

Авиационные отряды самолетов-истребителей для содействия артиллерии не назначались.

Тем же дополнительным приказом подтверждалось, что инструкция для совместной работы артиллерии и летчиков, объявленная приказом 23 апреля 1916 г. № 541, заменяет все остальные инструкции и наставления, изданные на этот предмет в разное время штабами фронтов, армий и корпусов. А затем в декабре 1916 г. взамен инструкции было объявлено к руководству составленное Упартом «Наставление для стрельбы артиллерии при помощи летчиков-наблюдателей», которое в свою очередь было заменено другим «Наставлением», изданным в ноябре 1917 г.{360}

Фотографические съемки с самолетов, производившиеся на русском фронте в период позиционной войны, давали возможность установить довольно точно места расположения неприятельских батарей и обстреливать их при помощи корректирования стрельбы с самолета.

Для обстрела без вспомогательного корректирования с самолета необходимо было произвести предварительный расчет по карте, т. е. учесть топографическое положение батарей противника, чтобы получить возможно точные данные для придания орудиям надлежащего направления на цель и соответствующего угла возвышения. В полученные топографические данные для стрельбы следовало вводить поправки балистические [339] и метеорологические, на силу и направление ветра, на температуру и барометрическое давление воздуха, определяемые метеорологическими станциями, но в русской артиллерии во время войны эти поправки в общем не принимались во внимание за недостатком метеорологических станций и за неимением соответственно обработанных таблиц стрельбы (какие в период войны уже имелись в австро-германской и французской артиллерии).

В позиционный период войны наблюдение и корректирование стрельбы в русской артиллерии производилось также и воздухоплавательными отрядами с привязных змейковых аэростатов, придаваемых по два к каждому отряду. Эти отряды были сформированы в конце ноября 1916 г. при 28 воздухоплавательных дивизионах; им присвоены были номера по порядку 1—28. Командиры воздухоплавательных дивизионов были подчинены инспекторам артиллерии армии. Для корректирования артиллерийской стрельбы воздухоплавательные отряды придавались корпусам, и тогда командиры этих отрядов подчинялись инспектору артиллерии того корпуса, к которому был придан тот или иной воздухоплавательный отряд.{361}

Определение местоположения неприятельской артиллерии звукосветовыми методами сводилось к тому, чтобы, во-первых, с помощью тех или иных приборов взять с разных пунктов направления на вспышки, пыль или дым от выстрелов батареи противника, прочертить эти направления на карте и засечками найти требуемые точки стояния неприятельской батареи; во-вторых, при помощи секундомера точно измерить промежуток времени между вспышкой выстрела и его звуком и, учитывая, отсюда скорость звука, определить дальность, с которой и начинать пристрелку (обычно шрапнелью на высоких или нормальных разрывах). Измерение промежутка времени между огневой вспышкой неприятельского выстрела и его звуком производилось обычно ночью; в дальнейшем во время стрельбы командир батареи, смотря на секундомер, стремился получить точно такой же промежуток времени между моментом наблюдения разрыва своего снаряда и моментом дошедшего до слуха звука от этого разрыва.

Этот звуко-световой способ засечки вражеских батарей и стрельбы по ним применялся довольно успешно некоторыми нашими артиллеристами во время брусиловского наступления в июне 1916 г. Так например, одна из батарей, занимавшая хорошо укрытую огневую позицию в бою у д. Немировка, вела стрельбу указанным способом и систематически подавляла неприятельские батареи, обстреливавшие позицию русских с трех разных направлений.{362} [340]

Звукометрическая засечка стреляющих батарей противника производилась на основании показаний особых электрических мембранных приборов, чрезвычайно чувствительных к звуку выстрела и вследствие этого дававших показания, по которым возможно было графическим построением найти место неприятельской батареи.

Опыты применения звукометрии в русской артиллерии возникли за 3—4 года до начала первой мировой войны, т. е. раньше, чем где бы то ни было в иностранных армиях. Появились звукометрические приборы разных изобретателей и систем — от довольно простого до весьма сложного устройства; один из таких приборов, заслуживающий наибольшего внимания, испытывался изобретателем в офицерской артиллерийской школе в течение двух или трех летних периодов при производстве практических стрельб на Лужском полигоне, но определенных положительных результатов опыты тогда не дали. Однако перед началом войны эти приборы были отправлены в действующую армию с целью дальнейшего испытания их в боевой практике.

Кроме этих приборов, испытывались в русской артиллерии во время войны звукометрические приборы и других систем.

Простейшим из них являлся так называемый «электрохронограф», который испытывался в течение лишь полутора месяцев в боевой обстановке при самых неблагоприятных обстоятельствах — при недостатке необходимых средств и при отсутствии желания внимательно относиться к испытанию. Поэтому нельзя судить о степени его пригодности своему назначению, хотя по отзыву командира 2-й Сибирской артиллерийской бригады, при которой производилось испытание, «прибор заслуживал дальнейшего усовершенствования»...{363}.

Русские звукометрические приборы обладали большой точностью и по отзывам специалистов были даже более совершенные, чем германские, но и более сложные. Действие звукоприемников в русских приборах, основанное на размыкании тока доходящей до мембраны звуковой волной, было настолько чувствительно, что могло указывать разницу в достижении звука каждого из приемников, расположенных в разных пунктах на известном удалении, с точностью до 1/000 доли секунды. Но несмотря на теоретическое совершенство и точность звукометрических приборов, русская артиллерия практической пользы от них почти не получала; к тому же и мало их имела, так как формирование звукоизмерительных штатных команд началось лишь в 1917 г. В общем нужно признать, что звукометрия не только не получила широкого применения в русской артиллерии во время войны, но и оставалась до самого конца войны в стадии испытаний. [341]

Первые 14 команд звукометрических станций марки «ВЖ» были сформированы в январе 1917 г. и затем прикомандировывались к частям артиллерии. В сентябре того же года решено было сформировать на Юго-Западном фронте еще 24 команды звуковых станций «ВЖ».{364}

В августе 1917 г. в Казанском военном округе формировались 7 корпусных отрядов артиллерийских наблюдательных станций с приборами того же образца, которые были отправлены в действующую армию для испытания в начале войны. По мере выполнения практических занятий на заводе, изготовлявшем звукометрические станции, эти корпусные отряды отправлялись в действующую армию; из них 5 отрядов были отправлены в армию в октябре 1917 г., остальные 2 отряда предполагалось отправить той же осенью.{365}

В начале декабря 1917 г. выяснилась неудовлетворительность организации указанных отрядов артиллерийских наблюдательных станций и безрезультатность нахождения их на фронтах действующей армии, вследствие чего они должны были отправиться в Царское Село в запасную тяжелую артиллерийскую бригаду для переформирования на новых основаниях.{366} [342]

Глава VI. Средства химической борьбы

Задолго до начала первой мировой войны между государствами заключались соглашения, воспрещающие применение на войне ядовитых, удушливых или других вредных газов, а также распространяющих заразные болезни бактериологических средств. Но в процессе мировой войны Германия, а за нею и все прочие воюющие государства, довольно легко пренебрегли всякими международными соглашениями, имеющими в виду гарантировать человечество от варварства и ужасов, которыми сопровождается газовая война.

Германия, обладавшая наиболее мощной в мире химической промышленностью, стала производить опыты в целях использования отравляющих веществ как средства борьбы, немедленно после объявления войны, если еще не до ее начала.

Сами немцы потом писали,{367} что применение в бою химических веществ является «наиболее интересным техническим нововведением мировой войны», что применение газов началось с их стороны «вследствие желания поражать противника, укрывшегося за недосягаемыми для артиллерии препятствиями» и последовало лишь после того, как им стало совершенно ясно, что их противники готовят широкое использование артиллерийских снарядов, начиненных газами». Как бы то ни было, но действие газов было оценено немцами «настолько высоко, что к концу войны в Германии около 1/4 всех боевых припасов для артиллерии составляли химические снаряды».

Уже осенью 1914 г. германцы стали подмешивать в разрывной заряд шрапнели раздражающие вещества. Действие первых химических снарядов, примененных в конце 1914 г. против французов, а в январе 1915 г. и против русских (в бою у Болимова в Польше), оказалось слабым, впрочем не столько по слабости действия химического вещества, которым были снаряжены снаряды, сколько вследствие низкой зимней температуры и разброски снарядов при стрельбе вместо необходимого массирования огня. Высшее командование германской армии [343] разуверилось в возможности получения достаточной эффективности применением раздражающих химических снарядов. К тому же в то время в Германии назревал кризис в массовом производстве снарядов. Тогда химики Германии (доктор Габер и другие) предложили использовать как боевое средство поражения отравляющие вещества в виде газового облака, т. е. перейти к газобаллонным атакам.

Газобаллонная атака, произведенная германцами 22 апреля 1915 г. на французском фронте под Ипром совершенно неожиданно для противника, имела громадный успех в тактическом отношении. Англо-французы вынуждены были уступить немцам значительную часть территории и потеряли отравленными газами до 15000 человек, из которых около 30% умерло. Неожиданность атаки произвела сильное моральное впечатление: почти все алжирские и территориальные солдаты французской армии были охвачены паникой и бежали. Но крупный тактический успех не был в полной мере использован германцами вследствие неудовлетворительной в то время химической подготовки их армии и отсутствия у них хороших защитных противогазовых средств.

Данные о газовой атаке в районе Ипра были сообщены верховному командованию русской армии, со стороны которого тогда же, в апреле 1915 г., последовало распоряжение верховному начальнику санитарной части (принцу Ольденбургскому, родственнику дома Романовых) принять меры к «заблаговременному и срочному заготовлению предохранительных средств». При этом из штаба главковерха сообщалось военному министру, что газ немцев, по французским сведениям, оказался хлором, а по английским — парами брома с соляной кислотой и что для нейтрализации газа немцы применяли пакеты из ниток, смоченных раствором от 15 до 30 г гипосульфита натрия и 2 г углекислого натрия на 100 частей воды, бельгийцы же применяли саше из ваты, пропитанной 20% раствором гипосульфита с 1 1/2% едкого кали.

В ночь на 31 мая того же 1915 г. немцы произвели первую газобаллонную атаку у Воли Шидловской против частей 2-й русской армии, преградившей пути к Варшаве германской армии Макензена. Атаки немцев были отбиты, их тактический успех ограничился нанесением тяжелых потерь русским: было отравлено газами 34 офицера и 7140 солдат (по другим сведениям было отравлено около 9000 человек), из которых 4 офицера и 290 солдат умерли.{368}

Верховное командование русской армии, относившееся до того времени отрицательно к использованию отравляющих веществ как средств боевых, изменило свои взгляды под впечатлением атак в районе Иира и в особенности на русском фронте у Воли Шидловской. [344]

Наштаверх Янушкевич 2 июня того же 1915 г. телеграфировал военному министру: «Верховный главнокомандующий признает, что ввиду полной неразборчивости нашего противника в средствах борьбы единственной мерой воздействия на него является применение и с нашей стороны всех средств, употребляемых противником... Главковерх просит распоряжений о производстве необходимых испытаний в этой области и снабжения армий Северо-Западного и Юго-Западного фронтов соответственными приборами с запасом ядовитых газов»...{369}

3 августа 1915 г. состоялся приказ об образовании при ГАУ специальной комиссии по заготовлению удушающих средств под председательством начальника центральной научно-технической лаборатории военного ведомства; в состав комиссии были назначены членами пять военных инженеров, получивших высшее образование в артиллерийской академии.{370}

Военный министр Поливанов сообщил главковерху, что ГАУ работает по части получения удушливых газов с полным напряжением и что в начале августа будет доставлен на театр военных действий первый запас газов с приспособлениями для их пуска.

В результате работы комиссии ГАУ по заготовлению удушающих средств в первую очередь было налажено производство в России жидкого хлора, который до войны привозился из-за границы. В августе 1915 г. впервые было добыто около 3 т хлора, а в октябре того же года началось производство фосгена.

С октября 1915 г. начали формироваться в России особые химические команды для выполнения газобаллонных атак, отправляемые по мере формирования на фронт. Снабжение русской действующей армии специальным химическим имуществом и организация химической борьбы получили возможно полное развитие в 1916 г. после того, как военно-химическое дело было отнесено к артиллерии и сосредоточено в ГАУ и в Упарте.{371}

В апреле 1916 г. образован был при ГАУ химический комитет, в состав которого вошла и комиссия по заготовлению удушающих средств. Один из членов этой комиссии был откомандирован в ставку главковерха и назначен в Упарт для организации химической борьбы в действующей армии, не теряя связи с химическим комитетом ГАУ.

Энергией и творчеством химического комитета создана была в России обширная сеть химических заводов (около 200), в том числе ряд заводов для изготовления отравляющих веществ.

Новые заводы отравляющих веществ были пущены в ход весной 1916 г.; количество изготовленной ядовитой жидкости достигло к ноябрю 3180 т, причем в октябре было добыто [345] около 345 т, а программой 1917 г. намечалось довести месячную производительность до 600 т в январе и до 1 300 т в мае (см. выше, «Взрывчатые и химические вещества»).

В отношении организации и подготовки газовой борьбы на фронте Упарт предпринял в 1916—1917 гг. ряд мер, в числе которых можно указать на следующие важнейшие:{372}

В 1916 году при запасной химической роте было сформировано и отправлено на фронт 13 химических рот — по одной роте на каждую армию; на каждом фронте и при каждой армии было сформировано по одному учебному отряду для обучения газовой борьбе. На каждом фронте было образовано по одной химической лаборатории и по одному складу химического имущества; образованы были армейские склады химического имущества. Химические команды были изъяты из ведения заведующих артиллерийской частью армии и подчинены инспекторам артиллерии армий. Были разработаны и объявлены к руководству штаты и временные положения — о заведывающем средствами химической борьбы на фронте, об управлении химическими командами, о наглядном обучении войск противогазовой борьбе, об учебном отряде противогазовой борьбы при начальнике санитарного отдела штаба армии, о химической лаборатории и складе химического имущества фронта, о снабжении войск специальным химическим имуществом и противогазами. Объявлена была схема порядка снабжения войск специальным химическим имуществом и противогазами (см. «Боевое снабжение русской армии в мировую войну», изд. 2-е, т. II, приложение 13). Установлены были нормы запасов и табели химического и противогазового имущества.

Завершением организации химической борьбы на фронте возможно считать приказы наштаверха, разработанные Упартом в начале 1917 г., с изданием которых все дело этой борьбы сосредоточивалось в артиллерийском ведомстве: учебные отряды для обучения войск противогазовой борьбе передавались из; подчинения начальнику санитарного отдела штаба армии в ведение заведующего средствами химической борьбы в армии, который подчинялся инспектору артиллерии армии; склады; противогазового имущества передавались из ведения санитарной части в ведение начальника артиллерийского снабжения фронта; организованные при штабах армий метеорологические отделения, подчиненные генерал-квартирмейстеру, передавались в подчинение инспекторам артиллерии армий. Теми же приказами объявлялись к руководству: штат дивизионной противогазовой команды (1 офицер, 1 метеоролог и 10 солдат); положения — о заведывающем средствами химической борьбы в армии, о боевом применении химических команд и об организации противогазовой борьбы в войсках; «Наставление для обращения [346] с противогазами типа Куманта-Зелинского», введенными в начале 1916 г. взамен всех прочих принятых до 1917 г. повязок и масок для защиты от газов.{373}

В сентябре 1917 г. приказом наштаверха все химические команды (в январе 1917 г. была сформирована еще одна 14-я химическая команда) были переименованы в химические роты, которым был присвоен вновь разработанный штат. По этому штату командир химической роты назначался из офицеров артиллерии или инженерных войск, а старший офицер роты из артиллеристов или из других родов войск, но из получивших среднее образование. Заведующие средствами химической борьбы фронта и армии, а также их помощники могли назначаться из офицеров всех родов оружия, но получивших высшее специальное образование.{374}

В ночь на 7 июля 1915 г. германцы повторили газобаллонную атаку в том же районе Воля Шидловская — Суха — Боржимов и против тех же частей 2-й русской армии (6-я Сибирская и 55-я пехотная дивизии), как и в ночь на 31 мая, причинив опять сильные потери, особенно 21-му Сибирскому полку, из состава которого было выведено из строя до 97% (осталась от полка боеспособной только одна полурота).{375}

По свидетельству производивших расследование о газобаллонной атаке 7 июля, «атака была настолько энергична и таким густым облаком газа, что никаких общих, хотя и подготовленных мер осуществить не удалось; даже самое надевание повязок оказалось слишком долгим по сравнению с быстротой отравления газами».

Никаких упущений по снабжению войск противогазовыми повязками не было, но повязки эти, смоченные гипосульфитом, оказались неудовлетворительными и более 15 минут не действовали. Более пригодной оказалась повязка, изобретенная одним стрелком 21-го Сибирского полка (в материалах расследования не нашлось данных ни об устройстве этой повязки, ни о фамилии ее изобретателя).

Генерал Алексеев, препровождая материалы расследования наштаверху Янушкевичу, сообщал в письме 17 июля 1915 г., что он еще в мае просил принца Ольденбургского... «усилия наших ученых и техников обратить на выработку и выдачу войскам активных средств борьбы, дабы можно было вести войну теми же способами, как и наш враг, не брезгающий никакими средствами... В этом расследовании голос из окопов. Это — вопль наболевшей души. Если мы еще более будем медлить, то примем на себя великий грех, который не будет прощен строевым составом армии. Нужно подумать и пощадить его нравственный дух... Артиллерии мы не можем выставить [347] в равном количестве, особенно тяжелой. Снарядами снабдить сносно не можем даже наличное число орудий. Третий месяц не можем выработать способа отравлять врага, который вывел у меня из строя 20 000 человек».

Вероятно под впечатлением этого письма генерала Алексеева, которое было доложено главковерху, решено было все дело газовой борьбы изъять из ведения верховного начальника санитарной части армии принца Ольденбургского и сосредоточить в артиллерийском ведомстве.{376}

Третью газобаллонную атаку германцы произвели 6 августа 1915 г. против северного обвода крепости Осовец в целях содействия штурму крепости. Германцам удалось овладеть двумя участками передовой позиции крепости и расположенной в том же районе деревней Сосня, но здесь они попали в свой застоявшийся газ и потеряли отравленными своих до 1000 человек. Атака была отбита и положение защитников крепости было восстановлено.

По донесению коменданта крепости Осовец, газ был выпущен немцами из нескольких сот баллонов и распространялся до 25 км в глубину и до 10—12 м вверх, смертельно отравляя все, над чем проходило газовое облако. Холодное, туманное, росистое утро, окружающие крепость болота, река, водяные крепостные рвы — все это в значительной степени спасло гарнизон крепости от громадных потерь. По мнению коменданта, «распылители, зажигание соломы и пакли, водяные канавки — паллиативы, отвлекающие от оружия»...{377}

Летом и осенью 1916 г. на русском театре военных действий, по большей части в районе мм. Крево, Сморгонь, Молодечно, Барановичи, Нароч — на Западном русском фронте, было произведено несколько газобаллонных атак не только со стороны германцев, но и со стороны русских.










Последнее изменение этой страницы: 2018-05-31; просмотров: 341.

stydopedya.ru не претендует на авторское право материалов, которые вылажены, но предоставляет бесплатный доступ к ним. В случае нарушения авторского права или персональных данных напишите сюда...