Примеры истерических переживаний

Переходим к примерам. Состоятельная дама искала возможности встретиться со мной из-за своего 16- летнего сына Причиной ее беспокойства было предположение, что сын склонен к гомосексуализму Во время беседы было совершенно очевидно, что она в прямом и переносном смысле стремится предстать в лучшем свете и занять лучшее место Она поворачивала стул таким образом, чтобы лучше выглядеть и, вместе с тем, сидеть вполоборота к собеседнику (что было извинительно, так как перед беседой она съела головку чеснока) При этом она старалась произвести впечатление любящей и щедрой матери и занималась самовосхвалением, противопоставляя себя мужу, которого сильно критиковала и унижала. При беседе с сыном выяснились следующие детали. Родители состояли в трудном браке и не разводились только из-за боязни общественного мнения. Мать часто предпринимала длительные путешествия, в которых ее сопровождал сын. Он всегда выполнял роль маленького кавалера. Они проживали в аристократических отелях; до достижения юношеского возраста он спал в одной комнате с матерью. Она была привлекательной женщиной, и ей доставляло удовольствие принимать перед сыном соблазнительные позы, показываясь ему полу раздетой и даже обнаженной, что возбуждало его любопытство и вызывало волнение, а также смущение от того, что она находила его "сладеньким". Она считала его своим пажом, навязывая ему эту роль, но при этом заставляла официанта отеля обслуживать его как маленького ребенка. У него была лишь одна функция - почитать свою мать и в какой-то степени быть игрушкой в ее руках. Связь сына с отцом постепенно разрушалась; кроме того, мать с ревностью реагировала на его попытки обратиться к отцу. Отец, со своей стороны, испытывал отчужденность по отношению к сыну и на самом деле не имел реальных возможностей для оказания на него влияния, да и мать в силу своей предубежденности, считая, что отец может настроить сына против нее, предпринимала всяческие меры для того, чтобы они редко виделись. Сын относился ко всему этому равнодушно и не испытывал по отношению к отцу какого-либо чувства вины - для него было очевидным, что мать права, когда говорит о том, что любит его больше, чем отец, и что отец ничего для него не делает. Она использовала сына в своих целях как средство мести мужу, не задумываясь над тем, что делает. Она мстила за разочарование в браке, при этом возлагая вину исключительно на мужа, так как он "не давал ей той любви, которой она от него ожидала" или "давал так мало". Другой пример. Весьма привлекательная девочка, единственный ребенок от очень трудного брака, стала для матери средством компенсации неудовлетворенных потребностей. В четыре годика она выступала на помосте, демонстрируя образцы детской одежды. Мать сидела ниже помоста, и ребенок испытывал сильный страх перед возможным неловким или неправильным движением, так как, по ее словам, холодные и жестокие материнские глаза отмечали каждую ошибку. После выступления мать обнимала и целовала девочку, демонстрируя перед публикой картину безмятежной материнской любви. Если девочка допускала ошибки, то дома мать обращалась с ней грубо, заставляла подолгу тренироваться и угрожала, что в следующий раз "это ей даром не пройдет". Девочка чувствовала, что любовь матери достижима лишь тогда, когда она не разочаровывает ее и хорошо функционирует на помосте. Одновременно девочка получала уроки того, что главным в жизни является ее оценка со стороны и то, какой она представляется другим. Зависть и чувство восхищения, которые она вызывала у других детей, служили ей некоторым утешением. Позже она стала пользоваться большим успехом как манекенщица, но возрастающий страх перед повзрослением стал основой всего ее существования, а самооценка основывалась как на физической зрелости, так и на отношении к ней мужчин. У нее было много неудачных романов, вызывавших чувство неудовлетворенности и неопределенное томление по "большой любви". Ей было не более 30 лет, когда жизнь стала казаться ей лишенной смысла. Она реагировала тяжелой депрессией даже на небольшое повышение веса, который строго и без всякого снисхождения контролировался ее матерью, так как был критерием "рыночной стоимости". Мать была посредником в ее связях с обеспеченными мужчинами и надеялась найти богатого зятя, который внушал бы ей уверенность в том, что ее старость будет обеспеченной. Чуть было не удавшаяся попытка самоубийства привела молодую женщину к психотерапевту, и мы за внешне благополучным фасадом, которому многие завидовали, обнаружили нищету. В этом отношении данный пример типичен для лиц подобной профессии.

Дама с сильно выраженным истерическим развитием хотела полностью господствовать над мужем. В ее родительской семье отец рассматривался как более или менее комическая фигура, привычный атрибут жизни, существованием которого можно было пренебречь ("quan tite negligeable"). Она тоже пренебрегала мужем, относясь к нему преимущественно как к источнику доходов, в чем ее поддерживала мать, которая часто жила у нее в квартире как в собственном доме. Мать не ценила своего зятя, она считала, что ее дочь "заслуживает лучшего"; зять был учителем и едва зарабатывал на жизнь и на пенсию - большего богатства от его заработков нечего было ожидать. Она подстрекала дочь при возможности избавиться от мужа и устроить свою жизнь лучшим образом. Дочь разделяла склонности и увлечения матери и запустила домашнее хозяйство. Она не хотела иметь детей и была уверена в том, что муж должен ее обожать и испытывать непреходящий восторг от того, что она прелестна. Муж, который вначале потакал ее капризам и даже испытывал от этого радость, надеялся, что новая, более основательная страница их брака откроется после того, как жена обретет материнство. Этого не произошло, так как жена не хотела иметь детей и не прекращала тесной связи с матерью; она оставалась больше дочерью, чем женой. Со временем возникла и стала расти враждебность между супругами. Когда у мужа возникла связь с другой женщиной, она "сделала великодушный жест", "забыв" свое участие в произошедшем между ними разрыве, и сосредоточила все свое внимание на факте измены, стремясь взвалить на мужа всю вину за конфликт между ними. Она не была готова осмыслить свое поведение и дистанцироваться от привычного для себя поведения, в чем, собственно, и заключался единственный шанс на сближение между ними. Такое понимание требует чувства реальности и неприятной самооценки с соответствующим душевным усилием для необходимой коррекции своего поведения. В этом случае женщина не только не отделилась от своей семьи, и прежде всего от своей матери, но и застряла на своей идентификации с матерью, пользуясь ее суждениями и воззрениями как мерилом для формирования собственного поведения. Такое незавершенное отделение от ранней детской привязанности к родителям (родителю) является характерной чертой истерических личностей. Следующие примеры более широко описывают средовую основу истерического развития.

Фрейлейн Р. была единственной дочерью от очень сложного супружества. Отец был известным политиком, славившимся своей широтой, великодушием и удачливостью. В семье он был нетерпелив, нетерпим к чужим мнениям; таких людей принято называть деспотами. Мать происходила из семьи, где мужчины пользовались патриархальными привилегиями, а женщины занимали второе место по своему рангу, оставаясь в браке приверженцами маленького мещанского счастья, пугливыми, зависимыми и, одновременно, неисправимо и упорно придерживающимися предрассудков и мнений, которые господствовали в их семье. Они не обладали мужеством для того, чтобы иметь собственные суждения по жизненно важным вопросам, которые отличались бы от общепринятых, и с упорством придерживались этих суждений, даже если они были для них опасны. Они жили, не пытаясь решать мировые проблемы, зная, что решения принимаются другими. Мать увлеклась известным и уверенным в себе человеком, предоставив ему все решения и подчиняясь ему во всем ("Он пони мает все лучше, чем я", "Я полностью полагаюсь на его мнение"). Это отношение к избраннику не изменилось и после вступления в брак, к которому ее муж, вообще-то, не был так уж расположен. Конечно, он был рад тому, что о нем заботились, его обслуживали и им восторгались после возвращения из частых деловых поездок и путешествий. Однако, с другой стороны, жена наводила на него скуку своей безынициативностью и несамостоятельностью. Как она себя, так и он ее не воспринимали всерьез, и у него вскоре возникли связи с другими женщинами. Когда она догадалась об этом, он даже не пытался этого отрицать Она не хотела развода и не представляла себе, как нужно вести себя в создавшейся ситуации, он не хотел лишаться привычных удобств, которые были в его распоряжении после возвращения домой, и, кроме того, слухи о разводе мог ли бы повредить его репутации Она была беспомощна в данной ситуации, на которую вначале реагировала сценами с упреками и демонстрацией отчаяния, которые его отталкивали и нагоняли на него скуку. Такая ситуация длилась достаточно долго, и мать в силу сложившегося положения все больше и больше цеплялась за дочь Она рано стала доверять дочери свои горести и печали, которые девочка в силу своего возраста не могла адекватно осмыслить Дочь смотрела на отца глазами своей матери и видела в нем злого человека, который, к тому же, служил устрашающим примером того, "каковы вообще бывают мужчины". Девочка была привязана к матери, которая обеспечивала ее всем и все для нее делала, тогда как постоянно занятый отец часто путешествовал, а возвращаясь домой, был нетерпелив и непредсказуем Отец, со своей стороны, стал проявлять интерес к дочери лишь тогда, когда она в пубертатном периоде стала превращаться в привлекательную девушку Он флиртовал с ней, делал при матери поощрительные замечания относительно ее фигуры, заигрывал с нею не по-отцовски. Так между ними возникли эротически окрашенные отношения, вследствие которых она осознала свою телесную привлекательность. В то же время она попала в трудную эмоциональную ситуацию соперничества с матерью. В этот период она особенно нуждалась в надежном и дружественном расположении. С одной стороны, ей льстили признание отцом ее привлекательности и его симпатия, с другой - она испытывала чувство вины по отношению к матери, которая все больше деградировала и запускала домашнее хозяйство. Теперь отец появлялся вместе с ней в обществе и совершал прогулки по городу. При этом она втайне испытывала триумф от того, что отец отдавал предпочтение ей, а не матери, и, вместе с тем, страх лишиться любви матери и боязнь насмешек по поводу своих взаимоотношений с отцом со стороны обывателей. Кроме того, она нуждалась в заботах матери, ее теплоте и сочувствии Она вынуждена была везде поспевать и находилась во власти противоречивых чувств отец для нее олицетворял "высший свет" и своим стилем поведения пробуждал в ней неопределенные ожидания и смутные представления о жизни, которой, как она чувствовала, мать не соответствовала Мать же все больше и больше склонялась к разводу и испытывала страх перед "светом", который, как она полагала, отнимал у нее мужа. Эта проблематика обострялась по мере того, как родители все более отчуждались друг от друга, не решаясь на развод Отца тянуло в "большой город", а дочь оставалась вместе с матерью в привычной обстановке Уход вместе с отцом в "большой свет" поначалу казался ей гибельным Она еще была тесно связана с матерью, для которой дочь оставалась единственным содержанием ее жизни. Так она прокладывала свой жизненный путь между избалованностью и чувством вины, которое пробуждала в ней мать, стремясь привязать дочь к себе Такая ситуация повторилась, когда Р увлеклась мужчиной, который не испытывал к ней симпатии Разочаровавшись в отце и любимом человеке, она вернулась к матери Бессознательно идентифицируясь с отцом, с помощью чего она пыталась компенсировать реакцию на нанесенный ей ущерб, она стала терроризировать мать и вела себя так, как это делал раньше отец. Обе женщины повторяли прежнюю ситуацию, только роль отца стала теперь играть дочь Она критиковала мать так, как это делал отец, требуя от нее обслуживания и удовлетворения своих капризов, и вымещала на ней свою неудовлетворенность Мать же все это сносила из-за страха быть оставленной Дочь виделась с отцом изредка, когда он приглашал ее в "большой город" За это время она подросла и стала еще более привлекательной Отец с гордостью показывался в свете с молодой дамой, на которую оглядывались мужчины, полагавшие, что он снова завел себе прелестную любовницу. Во время общения с дочерью он говорил ей об ограниченности ее матери, о том, что мать и дочь должны жить отдельно друг от друга, разворачивал перед нею блестящие перспективы. Он водил ее в престижные рестораны, покупал дорогую одежду и украшения, приглашал в оперу и т. д. Однако ослепительные перспективы через некоторое время меркли, дочь должна была возвращаться к матери в бюргерский мирок, которому не соответствовали ее наряды, украшения и повышенные притязания, и это увеличивало ее неудовлетворенность. Она так и не научилась удовлетворять собственные запросы и потребности собственными же усилиями. Не имея права на притязания и жизненный стиль, свойственный ее отцу, она пользовалась его поддержкой, возложив, таким образом, на других свои собственные нужды. Мать принимала все возможные меры для того, чтобы уменьшить непомерные запросы дочери, и, вместе с тем, боялась, что дочь оставит ее одну наедине со своим постным благоразумием. Такая двойственность стала приобретать угрожающие размеры. Мнение отца было однозначным: "Моя дочь не должна работать". Такая безрассудная установка не учитывала собственных личностных возможностей дочери, необходимости опоры на собственные силы и чувство гордости от того, что "я сама могу этого достичь", пренебрегала необходимостью того, чтобы дочь сама зарабатывала себе на жизнь. Сама она не имела какого-либо стремления овладеть профессией, подсознательно мстя родителям своей зависимостью от них и формулируя это примерно так: "Если они причиняют мне такую боль и мучения, что я не знаю, кому из них отдать предпочтение, то пусть, по крайней мере, заботятся обо мне". Так росла фрейлейн Р. - она была прелестной, привлекательной и понимала это, одевалась так, что все вокруг обсуждали ее наряды; ей были свойственны манеры отца, правда, без его знаний, умений и добросовестности в своей профессии. Не привыкшая работать, она, с одной стороны, не могла вырваться за пределы своего круга, но, с другой стороны, муж "из простых" ей "не подходил". Несмотря на показную гордость, претенциозность и уверенность, она оставалась маленькой, неуверенной в себе девочкой, застенчивой и привязанной к матери, прикрывавшей неуверенность в себе самой и страх перед окружающим миром высокомерным поведением. Обычно она говорила слегка в нос и производила впечатление скучающей молодой дамы из "высшего круга", хорошо знакомой со "светом". Обрисованные выше биографические основы послужили причиной все возрастающего в своей интенсивности страха. Она ничего не могла предпринять без матери, не могла больше выходить из дома одна. У нее возник невроз страха, который проявлялся в бурных соматических симптомах - сердцебиении, головокружении и нарушении сна, вследствие чего она вместе с матерью обращалась то к одному, то к другому врачу. Счета за медицинские услуги приходили к отцу, который вскоре стал отказываться от их оплаты. По существу, страх защищал ее от реальности, от необходимости на основании знаний о происходящем принимать решения, от вопросов, которые ставила перед ней жизнь, а сверхзадачей ее детски-незрелого поведения была попытка переложить на других необходимые для жизни решения. У нее было оправдание: ведь она была больна. Невроз страха имел следующие функции: она использовала мать как защиту и амортизатор при взаимоотношениях с внешним миром; страх удерживал ее от разочарований, связанных с множеством желаний и фантазий, которые она не могла реализовать, благодаря страху она мстила родителям, и у нее было "легитимное оправдание" того, что ее могут не любить окружающие. Естественно, приведенный пример несколько упрощает ситуацию и ограничивает ее временными рамками, представляя лишь один из многочисленных вариантов обуславливающей истерическое развитие среды, однако на основании этого примера можно сделать несколько обобщающих выводов, типичных для распознания истерического процесса: трудные супружеские взаимоотношения между родителями, в которые единственный ребенок в семье был втянут несоответствующим ее возрасту образом; дефицит истинного руководства и специфичного для данного пола образца поведения; среда, полная противоречий, с недостаточностью здоровых возможностей для ориентирования в мире; длительная привязанность к одному из родителей; не достаток основательных знаний и умений, ложные и обольстительные ожидания, связанные со смутными представлениями о будущем; вытекающая из всего это го крайне неудовлетворительная самоидентификация. Фрейлейн Р., по существу, ничего не знала о действительности, кроме мира отца и ограниченной, но пол ной тепла заботы матери. В каком мире должна была существовать она сама? Она хотела бы стать дамой большого света, но как это сделать? Или быть такой, как мать, но как это непривлекательно и скучно! И что она будет делать, если мать вдруг умрет? Она даже не могла представить себе, как можно самой себя содержать, хотя доставляла мучения матери и использовала ее, не считаясь с ее возрастом. Безвыходность взаимосвязи этих двух женщин состояла в том, что они нуждались друг в друге тем больше, чем больше хотели избавиться друг от друга. Взросление одной усиливало защитные симптомы невроза у другой; и как только обе пытались сделать какие-либо шаги, чтобы избавиться от роковой взаимозависимости, возникал страх. Заболевание дочери является сигналом тревоги со стороны здоровой части ее психики, что долго так продолжаться не может.

Ульрика была у родителей третьим ребенком после рождения двух сестер. Старшие сестры должны были уха живать за младшей. Они уже вышли из детского возраста, были разочарованы рождением младшей сестры и выполняли требования родителей неохотно, уделяя мало внимания ее воспитанию. Они кричали на Ули, одевали ее в одежду, соответствующую более раннему возрасту, коротко стригли, уверяя ее и себя в том, что она выглядит моложе своих лет и таким образом, с общего согласия, побуждая ее к послушанию и к тому, чтобы она вела себя, как маленькая. Она играла только с младшими, старалась им подражать и гордилась тем, что ее принимали за маленькую. В период пубертата она была разочарована появлением у нее вторичных половых признаков; месячные возникли у нее с отставанием от сверстниц. Повзрослев, она представляла собой своеобразный, напоминающий мальчика, тип девушки с оригинальным шармом, находившим отклик у мужчин. Так как она до того предпочитала дружить с мальчиками, для нее само собой подразумевалось, что предпринимать путешествия в субботу и воскресенье следует с мужчинами. В связи с этим ее возмущало и приводило в ужас, когда мужчины приставали к ней. Она не принимала их домогательств и давала им жесткий отпор. Отец любил свою дочь и боготворил ее. Он был изобретателем, и семья ждала от него "великих открытий". Поскольку это ему не удавалось, все жалели "бедного папу", который был так одарен, но не оценен в мире. Ульрика в школе при недостаточной исполнительности достигла определенных успехов; кроме того, она проявила настоящий драматический талант. Узнав об этом, отец неожиданно попытался реализовать свои несбывшиеся честолюбивые стремления через дочь: она должна стать актрисой! Она получила соответствующую подготовку - к ее счастью или несчастью, на такой типаж имелся спрос - и благодаря этому получила свою первую большую роль. Затем ролей для нее больше не находилось. Отец писал множество писем, в которые вкладывал многочисленные фотографии и преувеличенно-восторженные описания ее таланта, и рассылал их в различные эстрадные и артистические агентства. Ее приглашали в разные места, однако, не будучи очень талантливой, она вдвойне затруднялась принять решение после непомерных расхваливаний отца и боязни не оправдать его ожидания - и отказывалась. Тем временем, не надеясь на артистическую карьеру, она пыталась найти себе другую работу, но из-за недостатка подготовки нуждалась в посторонней помощи и, разочарованная, вскоре после испытательного срока прекращала работу. В 25 лет она была направлена на психотерапевтическое лечение в связи с состояниями страха (агорафобия) - она не могла выходить из дома и стала неработоспособной. В этом нашли отражение ее дезадаптация и беспомощность. Данный пример характерен сложностями в освоении женской роли и теми затруднениями, которые испытывал ребенок, чьи представления и желания навеяны родительскими надеждами и намерениями без достаточных на то оснований.

Дополнительные соображения

Истерические личности живут в псевдореальности, и мы можем выявить это в различных областях. Вопрос подлинности представляет для них центральную проблему, так как является внутренним отражением их бегства от реальности в "роль". Религия воспринимается ими легко, при этом вера для них необязательна и они посещают церковь из чистого прагматизма, потому что так принято. Для них показное важнее истинного, им достаточно соблюдать внешнюю форму. Мысль о том, что раскаяние и исповедь избавляют от грехов и поэтому можно снова стать невинным, как новорожденный, кажется им прекрасной. Для них характерно представление о своем, персональном Боге, который в их понимании является любящим отцом, который иногда дает указания. Они во многом остаются по-детски незрелыми, наивными и верящими в чудеса, обольщаются различными предсказаниями и обещаниями выздоровления. Они готовы оказать помощь другим, если это не требует какого-либо напряжения и серьезных усилий с их стороны. Они становятся приверженцами различных сект, удовлетворяющих их потребности в сенсациях. Как пациенты психотерапевта они отдают предпочтение гипнозу, который в мгновение ока разрешает их трудности без приложения их собственных усилий. Касательно этики они имеют сходные наивно-необязательные установки. Возможность найти "козла отпущения" и свалить свою вину на другого используется ими очень широко. Из-за того, что им не свойственны самостоятельность суждений и самокритика, они редко учатся на своих ошибках. В какой-то степени истерическая конституция свойственна всем людям как проявление частичной фиксации на ранних фазах развития с новыми для данной личности задачами и страхами. Об этом напоминают нам подобные детским процессы проецирования собственных или коллективных недостатков и чувства вины на других, что может приобретать большое значение. Здесь особенно хорошо работает проекция по типу "поиска врага", так как враги способствуют уменьшению или снятию собственной вины. Каждый народ, религиозная община и раса проявляют тенденцию проецировать на других то, что они признают неподходящим для себя. Бессовестные властители раздувают эту готовность к проекции и используют ее в политических и идеологических целях. Такая неконтролируемая тенденция является ничем иным, как психодинамической основой разжигания и окончательного развязывания войн, расовой ненависти и религиозной вражды. Стремление освободиться от прошлого, отягощенного чувством вины, есть всеобщая человеческая потребность. В противоположность депрессивным личностям, склонным винить во всем себя, истерики забывают или отрицают свою вину. Своеобразие немецкого языка состоит в обозначении преступления (проступка) как чего-то временного (vergehen - "проходить", sichvergehen gegen - "нарушать законы", das Vergehen - "проступок, преступление"). Не означает ли это в нравственном смысле преходящий характер наших поступков? Во всяком случае, для истериков такое истолкование весьма приемлемо. Как родители и воспитатели личности с истерическим развитием отличаются восторженностью и увлеченностью, они обладают большой суггестивной силой, что придает их детям чувство того, что жизнь прекрасна и бесценна. В своих эмоциональных симпатиях они скорее спонтанны, чем гармоничны. Дети считают, что родители любят их, гордятся и восторгаются ими; родительский дом отличается атмосферой гостеприимства, дети, по крайней мере, до той поры, пока они не распознают того, что таится за внешне благополучным фасадом, считают, что многие им завидуют. При истерической структуре личности родителей трудности заключаются в недостатке последовательности в воспитании; баловство и запреты резко сменяют друг друга, что затрудняет для ребенка ориентацию в окружающем. Он не знает, с какими замечаниями он должен считаться, ибо поведение взрослых больше обусловлено настроением, а не объективными факторами. Он вовлекают детей в атмосферу "апрельского климата", что хаотизирует их и вызывает у них неуверенность. Часто такие родители пробуждают в детях ложные или несбыточные ожидания. Когда они проявляют недовольство ребенком или запрещают ему что-либо, то одновременно дают неопределенное обещание исполнить его желания в будущем, "когда ты станешь немного старше"; их отказы и запреты не сопровождаются необходимыми разъяснениями и непонятны для ребенка; каждый отказ или запрет в таких случаях связан для ребенка с ожиданием вознаграждения. Они пробуждают в детях опасные ожидания удивительного, сказочного будущего, поддерживают в них иллюзорные желания и представления вместо того, чтобы направлять их на реальное восприятие действительности. Они не дают детям правильного руководства и умений для дальнейшего жизненного пути, благоразумных наставлений и необходимого опыта, и позже это приводит к жизненным разочарованиям. С одной стороны, они привязывают к себе ребенка, с другой - внезапно отталкивают его от себя. Когда им предъявляют претензии, они ссылаются на жизненные трудности и призывают к ответственности, когда требуется понимание проблем ребенка, они оставляют его одного, не понимая, что доброе слово, сказанное во время, стоит больше последующих клятв в любви. Они не переносят, когда их критикуют дети, принимая это как личную обиду и лишь увеличивая тем самым число совершаемых ими ошибок. В отличие от лиц с навязчивым развитием, они действуют, руководствуясь не претензиями на власть и собственную непогрешимость, а тщеславием и уязвленным самолюбием. Если они призывают детей к ответу, то при этом говорят не столько о проступке ребенка, сколько о том, как они жертвуют собой ради ребенка, как о нем заботятся, так что дети испытывают вину за свою неблагодарность. Опасной является их склонность воспитывать в детях демонстративность: дети должны все делать для того, чтобы прославить родителей, и не вправе разочаровывать их даже тогда, когда их лишают родительской любви. При этом возрастает опасность того, что ребенок начнет злоупотреблять навязанной ему ролью. Отчасти это связано с тем, что ребенок начинает злоупотреблять впечатлением, которое он производит, а также заменяет собственные неудовлетворенные желания выполнением желаний других (при этом я вспоминаю приведенный выше пример с манекенщицей). В политике истерические личности охотно представляют либеральные или революционные партии не в последнюю очередь из-за жажды сенсаций, а также в связи с некоторой неудовлетворенностью и неопределенными ожиданиями будущего. Они, однако, отнюдь не такие жестокие и бескомпромиссные революционеры, как шизоиды. Истерики иногда очень наивно верят в прогресс, надеясь, что новое уже тем хорошо, что оно отличается от настоящего. Этим они отличаются от лиц с навязчивым развитием, которые держатся за старое только потому, что оно известно и апробировано. Таким политиком истерического формата, по представлению Андре Моруа, был Бенджамин Дизраэли. Будучи политиками, они являются также вдохновенными, увлекающимися ораторами, которые много и охотно обещают своим слушателям. Среди них часто встречаются натуры, склонные к лидерству, имеющие новые подходы и намечающие новые пути, но пренебрегающие рутинной, мелочной работой для претворения в жизнь своих идей. Они могут соблазнять и совращать своих избирателей, используя их для выполнения своих тайных желаний. В основе этих "высоких игр" лежит принцип "после нас хоть потоп". Они не жалеют о том, что произошло, часто напоминая игроков, ставящих ва-банк. Рискуя, они не разочаровываются при проигрыше и все начинают сначала, напоминая "ваньку-встаньку". В социальных областях им подходят все профессии, которые требуют персонифицированного отношения, гибкого реагирования, мгновенной оценки ситуации, маневренности, умения наладить доброжелательные контакты, способности приспособиться к быстро меняющимся обстоятельствам - короче говоря, они предупредительны и любезны там, где могут быть быстро реализованы их желания. Сюда относятся все виды деятельности, где они могут представительствовать, где сан и звание предпочтительнее должности, так как символизируют почет и награды; причем они идентифицируют себя с высоким саном и званием. При этом сан и должность для них связаны не столько с исполнением обязанностей и долгом, как у навязчивых личностей, сколько с теми возможностями, которые могут возвысить их личность и сделать ее блистательной. Особенно их привлекают ордена и титулы. Им подходит любая деятельность, при которой их способность к установлению контактов и потребность в межчеловеческих отношениях соответствуют задаче удивить и обрадовать публику. Будучи представителями фирмы или продавцами, они обладают большой силой внушения и сбывают покупателю залежалый товар, представляя это как необыкновенно удачную покупку и заставляя покупателя приобрести, к примеру, галстук, как будто это главная часть одежды. Они всегда занимают то место, где могут поразить окружающих своей привлекательностью, представительностью, ловкостью и показной целеустремленностью. Их привлекают все профессии, которые соответствуют их неопределенным упованиям на то, чтобы попасть в высший свет, и которым сопутствует рек лама и упоминания об их достоинствах: фотомодели, манекенщицы, мастера по украшениям и украшательству, организаторы гостиничного обслуживания - все это подходящие для истериков занятия. В своей работе они проявляют больше персональных, чем деловых качеств, и там, где их личные качества востребованы, они справляются со своими обязанностями. При соответствующей одаренности они могут сублимировать в искусство, прежде всего изобразительное и хореографическое, свои задатки и свойства, свои фантазии и желания, силу своего воображения, способность к самовыражению и радость от перевоплощения. Старость и смерть, в конечном итоге, являются неизбежной реальностью нашей жизни, которую мы не можем отодвинуть надолго. Из-за неумения воспринимать реальность и склонять голову перед необходимостью истерические личности склонны как можно более длительное время закрывать глаза на эту реальность. Старость и смерть совершенно естественны, от них нельзя уклониться - с этим они согласны, но относят, по преимуществу, к другим, а не к самим себе. В связи с этим они пытаются, по возможности, поддерживать иллюзию вечной молодости и считают, что перед ними простирается безграничное будущее, богатое неожиданными возможностями. Особенно чувствительны они к тем методикам и практическим советам, которые соответствуют их стремлению остаться молодыми, и к учениям, касающимся продолжения жизни после смерти и дальнейшего существования их личности. Наиболее частым следствием их попыток ускользнуть от собственной смерти является несвоевременное составление завещания и беспорядок в делах, что часто приводит к хаосу. В старости под давлением приближающейся смерти у них нередко наступает внезапное, кажущееся радикальным изменение поведения, напоминающее о выражении "Junge Hure, alte Betschwester" ("В юности - блудница, в старости - святоша"). Правда, при глубоком рассмотрении оказывается, что такие изменения вряд ли подлинны. Они с трудом понимают достоинства и преимущества возраста и к тому же имеют способность переосмысливать свое прошлое и жить воспоминаниями, реконструируя их желательным для себя образом - так, чтобы играть в них главную роль. Некоторые из них, однако, находят в себе силы придать своему уходу с жизненной сцены характер впечатляющего зрелища величия смерти. Искусство во всех его формах является преимущественным увлечением истерических личностей. Их творчество, несомненно, носит черты их личности. Иногда они склонны к настоящему эксгибиционизму; они пишут прекрасные письма и автобиографии, в которых с пылкостью приукрашают себя. Красочность, оригинальность и живость являются их сильными сторонами. Формальная сторона дела для них часто не имеет значения. Им свойственно грезить наяву, что может представлять для них угрозу, так как их фантазии не находят применения в реальной жизни. Скорее напротив. Мир фантазий и желаний отдаляет их от действительности, и только деятели искусства в своем творчестве стремятся изобразить этот мир и тем установить связь с реальностью. Сновидения истериков, отражая их структурно-специфическую проблематику, представляют часто наивную форму исполнения желаний и носят в чем-то иллюзионистский характер, поскольку в них происходит пренебрежение законами реальности, так что они близки к сказкам. Потенциальное разрешение существующих проблем реализуется во сне - спасаясь от безысходной ситуации, здесь можно улететь или, обретя магические способности, внезапно погрузиться в воду и избежать катастрофы. Вытесненный в глубину подсознания страх нередко выявляется в сновидениях, когда земля внезапно проваливается под ногами или человек вдруг оказывается перед пропастью (ситуация, отраженная в картине, изображающей всадника на дне моря). Их сны большей частью цветные, подвижные, полные событий; многие из них запоминаются. Достаточно часто во сне решаются сложные задачи, державшие долгое время в напряжении или возлагавшиеся ранее на других. Попытка определить линию возрастания истерических личностных особенностей от здоровых людей с отдельными истерическими чертами характера до легких и тяжелых расстройств этой структуры дает следующие градации: жизнерадостно-импульсивные, эгоистичные и напористые - люди с нарциссическими потребностями к самоутверждению и желанием быть в центре внимания - лица с чрезмерной напористостью и влечением к контактам - папенькины доченьки и маменькины сыночки, которые никак не могут оторваться от "семейного романа" - истерическая лживость - театральность и бегство от реальности вплоть до афер - "вечные подростки" - лица без четкой женской или мужской личностной структуры, не воспринявшие своей половой роли, нередко с гомосексуальными склонностями - так называемые "кастраты": женщины с деструктивными тенденциями мужененавистничества и мужчины типа "донжуанов", чье поведение определяется жаждой мести женщинам - фобии - тяжелые истерические картины болезни с психотической и соматической симптоматикой, которая не может быть связана с поражением каких-либо органов или систем - лица с предпочтительно экстремальными проявлениями (признаки истерического паралича). Здоровые люди с истерическими чертами в личностной структуре с радостью идут на риск, предприимчивы, всегда готовы к восприятию нового; они гибки, пластичны, жизнерадостны, блестящи, увлекают других своим жизнелюбием и спонтанностью, готовы все испытать и склонны к импровизации. Они заводилы в компаниях, никогда не скучают, им всегда "чего-то не хватает", они любят все начинания и полны оптимистических ожиданий и представлений о жизни. Каждое начало содержит для них все шансы на успех, таит в себе волшебство, как упомянуто в эпиграфе к этой главе. Они во все привносят движение, сотрясают застоялые, устаревшие догмы, преодолевая их с помощью большой силы убеждения и сознательно используя свою привлекательность. Они ничего не воспринимают серьезно, за исключением, быть может, самих себя, потому что "Я" для них - единственная реальность в жизни. Им свойственны сильные импульсы самоутверждения, и они более способны вносить в ситуацию динамическое начало, нежели терпеливо, планомерно и выносливо добиваться результата. Однако именно их нетерпеливость, их любопытство и неотягощенность прошлым иногда дают им шанс видеть и охватывать то, что недоступно другим, и тем самым расширять границы нашего познания и наших возможностей. Они смотрят на жизнь с отвагой и своенравием авантюристов, и смысл жизни для них заключается в том, чтобы она была богатой, интенсивной и изобильной.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Если ты познаешь других,

то будешь ценить каждого,

простишь его и избавишься

от гордыни и высокомерия.

Хафиз

Четыре основных формы страха ставят перед нами общечеловеческие проблемы, которые все мы вынуждены разрешать. Каждый из нас встречается со страхом перед самоотдачей в его различных формах, которые, в общем, являются ощущением угрозы нашему существованию, нашему личностному пространству или целостности нашей личности. Каждая попытка открыть душу, довериться другому, каждая симпатия и любовь таят в себе угрозу, так как делают нас ранимыми и менее защищенными, как будто мы отдаем другому