Личность и общество. Отчуждение и способы его преодоления.

Личность и общество - социально-философская проблема, суть к-рой состоит в том, какие условия каждое исторически конкретное О. представляет для становления и развития Л. и в какой мере деятельность Л. сказывается на О., как увязываются интересы О. и л. В основе домарксистских социальных теорий лежит идея о неустранимости и вечности противоречия между О. и л., взгляд на них как на некие самостоятельные целостности. Так, в рабовладельческом О. наряду с теориями Платона и Аристотеля, обосновывавшими необходимость подчинения л. политичез скому целому - государству, существовали теории стоиков, скептиков, эпикурейцев, в к-рых власть государ1-ства рассматривалась как подавляющая, враждебная Л. сила. В феодаль^ ной формации жесткое закрепление положения, прав и обязанностей Л,; сословно-кастовой структурой О. находило свое отражение в безраздельно господствовавшей религиозной идеологии с ее апологией иерархичности! проповедью повиновения богу и т. п.: Возникновение капитализма уничтожает сращенность человека с общиной, сословием, кастой, цехом и формирует т. зр. отделившегося индивидам О. предстает перед ним как совокупность формально равных частных сов-ственников, к-рым оно должно обеспечить наилучшие возможности для проявления личных способностей и энергии. В 17 - 18 вв. усиленно разрабатываются теории общественного договора, согласно к-рым общественное и государственное устройство есть продукт договора индивидов и может быть преобразовано, если оно перестает служить благу людей, т. е. нарушает договор. Однако утверждение и развитие капитализма, особенно в эпоху империализма, показало, что освобождение Л. к-рое провозглашали его идеологи, оказалось на самом деле ее закабалением вещными отношениями, денежными связями, отношениями чистогана. Дегуманизация и обезличение человека охватывают здесь не только сферу труда, но и сферу умственной деятельности, обюрократившуюся сферу управления и даже сферу досуга и развлечений. Этот процесс находит свое отражение в буржуазной философии, неспособной вскрыть зависимость конфликта О. и л. от частнособственнических отношений, превращающей его в некое извечное, неустранимое метафизическое противад речие. Марксизм, показав, что развитие и смена формаций есть вместе о тем исторический процесс становления и развития человеческой Л.ь связал возникновение противоречия между О. и л. с существованием антагонистических общественных отношений, раскрыл конкретный характер его проявления и пути его неизбежного преодоления. Ликвидация антагонистических классов и исторически унаследованных форм разделения труда создает условия для формирования всесторонне развитых, творчески активных Л. Уже на стадии развитого социализма возрастают возможности для гармоничного сочетания общественных и личных интересов, когда, с одной стороны, О. все делает во имя человека и для его блага, а с др.- члены О. сознательно служат общественным интересам, повышая для этого свой профессиональный и общекультурный уровень, социальную ответственность, организованность и дисциплину, т. е. развивая себя как социально богатую Л.

Развитие европейской культуры в XX веке было отмечено не только усилением традиционных, но и одновременным появлением и развитием новых форм социального отчуждения, почти не известных культурам прошлого. Различные формы социального отчуждения взаимопроникают друг в друга, что приводит к тому, что отчужденный субъект постепенно настолько теряет специфические для него субъектные характеристики, а значит и сам процесс отчуждения уже перестаёт осознаваться как таковой. Субъект как бы «растворяется» в аморфной социальной среде, осознавая себя лишь как носителя определенной социальной роли. Как отмечал отечественный исследователь этой проблемы А.И. Пигалев, «электронные средства массовой коммуникации включаются в систему вещного опосредования, ибо возникают как её продукт и необходимый элемент. Вещные отношения не отменяются, но существенно модифицируются, создавая новый, «клишированный» способ социального контроля как формы культуры»[1]. В результате становится возможным говорить о крайней степени отчуждения в условиях чрезвычайно дифференцированной степени разделения труда и общества в целом.

Совершенно не случайно, что именно проблема человеческой личности, персональности и как основание «человеческая сущность» становятся в общественном сознании XX наиболее животрепещущими проблемами. М. Хайдеггер обозначит в своём творчестве данную проблему прежде всего через антитезу двух установок - технического оперирования, «овладения» бытием и противопоставленного этому «обживания» мира. [2]

Категории «здесь-бытие», Dasein, Хайдеггер противопоставляет «Man», как отчуждённое от человека общественное мнение, навязываемое ему в качестве институциональных норм, подчиняющих себе его жизнь. «Субъектом повседневного существования является Man, - пишет Хайдеггер, - которое мы отличаем от подлинной, то есть своеобразно постигаемой, личности. Фактическое существование есть не что иное, как открываемый мир обыденных связей». [3]

Социальное отчуждение как процесс тем самым представляет собой соединение двух взаимосвязанных явлений: процесса разрушения механизмов открытой (свободной) коммуникации с одной стороны и возрастания власти техники над человеческой личностью с другой. Мунье писал что «когда коммуникация ослабевает или нарушается, я глубочайшим образом теряю самого себя: все безумия происходят из неудачи отношений с другими, тогда alter становится alienus, а я в свою очередь становлюсь чуждым самому себе, отчуждённым». [4]

Но в этой мысли проглядывает прежде всего лишь одна из граней процесса отчуждения, в котором находится современная духовная культура.

Более интересный ракурс та же проблема приобретает в размышлениях современного французского мыслителя Жана Бодрийяра. Человек, -пишет Бодрийяр, - «не в состоянии более обеспечить границы собственного бытия... Приватное ... приобретает некоторый совершенно новый оттенок - оттенок всеобщности, но параллельно оно утрачивает свои сущностные свойства охраны и защиты. Исчезает «другой», и вместе с ним размывается самостоятельность. Мучительность состояния отчуждения снимается». [5]

Интересно, что по сути об этом же явлении, назовём его условно «иллюзорным» снятием социального отчуждения, в своей знаменитой работе аналогичные идеи выражал Герберт Маркузе. «Понятие отчуждения, - писал Маркузе, - делается сомнительным, когда индивиды отождествляют себя со способом бытия, им навязываемым, и в нём находят пути своего развития и удовлетворения. И это отождествление - не иллюзия, а действительность, которая, однако ведёт к новым ступеням отчуждения. Последнее становится всецело объективным, и отчужденный субъект поглощается формой отчужденного бытия». [6]

Именно это соединение, а точнее внутренняя интеграция различных, дифференцированных форм отчуждения между собой, идущая в настоящее время и приводит к необходимости системного, комплексного рассмотрения проблемы социального отчуждения во взаимосвязи с проблемами социальной коммуникации.

«В ХХ столетии человеческое самоотчуждение, - отмечает западный социолог Хайнеманн, - вследствие доминирующего влияния техники, вступило в новую фазу». [7]

По мнению Хайнеманна доминирующей формой социального отчуждения становится отчуждение техническое, обусловленной ростом места техники в жизни современного человека. В связи с активно идущими в культуре Европы процессами социального отчуждения в настоящий момент становится возможным говорить о самоотчуждении культуры - процессе самоотрицания культурой существующих в ней базовых представлений и ценностей, что нередко приводит целый ряд мыслителей, религиозных и общественных деятелей к поиску альтернативных для культуры Европы в целом мировоззренческих парадигм. Интегративные процессы в сфере информации приводят к более тесному взаимодействию различных культур, а осознание целым рядом западноевропейских мыслителей идеи исчерпанности традиционных мировоззренческих парадигм и необходимости культурной переориентации в целом приводит к тому, что как писал Х. Сколимовски «философы должны быть посланы в индейские резервации, где придерживаются ещё альтернативных мировоззрений, культивируют их и внедряют в альтернативные стили жизни; они должны быть посланы в общества и культуры Востока, где альтернативные способы постижения мира жизнеспособны еще и служат основой как знания, так и жизненного стиля». [8]

Как показывает опыт, современную ситуацию развития культуры Европы характеризует такой уровень внутренней интеграции социальной системы, связанный прежде всего с развившимися к концу XX века новыми возможностями коммуникации (электронные средства информации, ИНТЕРНЕТ, телевидение, радио, спутниковая связь и т.п.), когда концепции, представления и идейно-ценностные ориентации, сформировавшиеся в специализированных формах общественного сознания практически с момента своего возникновения получают неограниченное распространение в массовом сознании. «В современных условиях, - пишет известный западный социолог М. Маклюэн, коммуникативная функция предметов культуры перешла на качественно иной уровень...уничтожает(ся) пространство и время, создавая фактически социальную целостность «контактного типа». [9] Тем самым именно проблема коммуникации становится одной из основных проблем современности.

Универсализация знаковых систем и совершенствование технических средств массовой коммуникации позволяет значительно ускорить распространение информации, что в конечном счёте ведет к процессам внутренней интеграции общества в глобальном масштабе. Процесс социального отчуждения индивида от общества должен был бы быть при этом существенно ослаблен. Но усиление внутренней интеграции одновременно приводит к усилению информационного давления на сознание индивида со стороны социального целого, при котором возможность постижения, раскрытия и проявления в культуре индивидуального «Я» оказывается также значительно затруднена. Какая из сторон этого внутренне системно взаимосвязанного процесса в будущем обретёт доминирующее значение зависит прежде всего от того уровня социальной рефлексии, которое эти процессы найдут в общественном сознании.

Мы находимся на пути формирования новой культурной и исследовательской парадигмы. Основанием для ней являются: существенная перестройка языка, снятие существующих на данный момент, но совершенно не соответствующей культурной практике современности языковых клише, новый синтез, как воссоединение дифференцированных и отделенных друг от друга разнообразных культурных форм вокруг нового ядра - новой или обновленной свободным дискурсом ценности. Что станет выполнять роль такой ценности? Видимо, именно сам свободный дискурс, свободная коммуникация, свободное общение - это и есть та проблема, которая станет основной проблемой зарождающейся глобальной информационной эпохи.

Эта проблема может быть также рассмотрена как проявление фундаментального мировоззренческого инварианта европейской культуры - противоречия власти и свободы. В информационную эпоху свобода коммуникации заключена прежде всего в необходимости передачи самих средств коммуникации, так сказать, «из рук власти во власть рук», то есть передачи инициативы, возможности принятия жизненно важных решений из органов администрирования, государственного, партийного и т.п. управления в руки конкретных социальных субъектов - субъектов коммуникации, того, что Хабермас называет «коммуникативным разумом». П. Козловски, предлагая фундаменталистский взгляд на существо проблемы пишет, что «теория коммуникативного действия не в состоянии ограничить всеобъемлющее и тоталитарное господство разума». [10]

Это замечание может служить ещё одним подтверждением того, что анализ процессов социальной коммуникации необходимо проводить во взаимосвязи с параллельно протекающими процессами социального отчуждения. Изменение духовной культуры находит своё отражение как в процессах усложнения и дифференциации форм и механизмов социальной коммуникации, так и в формировании более сложных (а значит и менее заметных) форм социального отчуждения.

26.. Проблема свободы и ответственности личности. Ее решение в экзистенциализме и персонализме.

Специфика философии заключается в том, что она занимается всеобщими и вечными вопросами, одной из которых и является проблема смысла жизни или предназначения человека. В зависимости от целей, которые ставит перед собой человек, выделяются два основных решения этой проблемы: «иметь или быть?». Исторический опыт показывает, что приоритет той или иной ценностной установки зависит от характера и специфики общества. В каждом человеке, поскольку он существо биосоциальное, существуют в изначальном виде оба эти стремления. В зависимости от индивидуальных особенностей индивида и господствующих социальных норм и ценностей в человеке преобладает то или иное начало.

Живущий в модусе «иметь» желает сам оставаться «таким как есть», он боится потерять себя и других, оттого, что относится к ним скорее как к вещам, собственности. Эта попытка тотального удержания вызывает страдания, потому что в мире все меняется, ничто не стоит на месте. Ориентация лишь на неуемное обладание привела человечество к экологическому к кризису. 

«Быть» означает быть открытым для всего нового, неизведанного, принимать его с радостью. Способность, ничего не забывая, уметь принять новое, чтобы потом последовать за меняющимся бытием. Тот, кто сумел стать на точку зрения «бытия», избавляется от вечного страха и тревоги, связанного с представлением о том, что тебя чего-то лишат. Бытие означает реализацию личностью своего духовного предназначения, своих сущностных возможностей.

Чтобы реализовать себя человек должен иметь определенное количество материальных благ, к которым он должен относится не как предмету поклонения, а функционально. Речь должна идти не об отказе от материальных благ, а об оптимальном сочетании этих смысложизненных установок, при котором приоритет остается за ориентацией человека на самореализацию себя как духовного существа.