Основные психологические аспекты функционирования речи

Полная форма речевого процесса предполагает участие в нем не менее двух парт­неров — коммуникантов. Направляемое и принимаемое сообщения образуют контур речевого взаимодействия (рис. 14-1). Каждый из его участников может становиться то говорящим, то слушающим.

Представленная схема явилась основой различных направлений психологическо­го исследования речи. Объектом этих исследований стал произносительный элемент речевого контура — органы речи, особенности интонации (Н. И. Жинкин, 1958). Про­ведено немало исследований восприятия речи слушающим (Зимняя И. А., 1976; Залевская А. А., 1999,с.237-262).

Однако схема речевого взаимодействия выявляет лишь самые общие и большей частью внешние черты организации речи. Она оставляет в стороне важнейшие пси­хологические компоненты, связанные с глубинными речевыми процессами. Для со­здания речевого сообщения необходим скрытый от внешнего наблюдателя подго­тавливающий и мотивирующий процесс. Для понимания принятого сообщения и адекватной реакции на него также требуется внутренняя психологическая деятель­ность. Такого рода простые факты обратили внимание исследователей на особую об­ласть психической реальности — внутреннюю речь.

Рассматриваются два вида внутреннеречевых процессов. Первый из них — это речь «про себя», т. е. беззвучное говорение, которое при озвучивании становится обычной, «внешней» речью. Второй представляет собой явление, качественно отличное от внешней речи, и направлен на переработку воспринятой речи и подготовку высказы­ваний. Беззвучное говорение составляет объект интереса ученых, занимающихся ис­следованием мышления. В результате подобных исследований разработан прием оз­вучивания скрытых психических процессов с целью выявления хода мысли («Современная психология», 1999, с. 247). Внутренняя переработка связанной со сло­вом информации происходит при порождении человеком его внешне выражаемой речи, а также при восприятии и понимании им речи окружающих. Исследование этого феномена, непос­редственно касающегося механизмов речи, оказалось ключевой темой психолингвистики, особенно ее ког­нитивного направления.

В разработке темы внутренней речи приняли уча­стие многие видные психологи нашей страны. Однако их суждения оказались далеко не единодушными. Широко известна концепция внутренней речи, пред­ложенная Л. С. Выготским (1956). По мысли автора, внутренняя речь происходит из речи эгоцентриче­ской. Поэтому структурные особенности последней позволяют судить о внутренней речи, недоступной для наблюдения прямым способом. Наблюдения за характером эгоцентрической речи позволили выявить основную особенность внутренней речи — ее сокращенный ха­рактер. При этом сокращен как синтаксис внутренней речи (опускаются подлежащее и связанные с ним слова, остаются предикаты), так и ее фонетическая сторона. Струк­тура внутренней речи предикативна. Фонетическая сторона также почти полностью сокращена, слова понимаются по намерению говорящего произнести их.

Наиболее значима семантическая сторона внутренней речи. Слова нагружаются смыслом, образуют агглютинированные единства и являются как бы «сгустками смысла», результатом чего является идиоматичность словесных значений, их непе­реводимость на язык внешней речи, понятность только самому говорящему.

Утверждение Выготского о том, что внутренняя речь приходит на смену эгоцен­трической речи в позднем дошкольном возрасте, оспорено П. Я. Гальпериным, П. П. Блонским и другими авторами. Они обратили внимание на то, что внутренняя речь необходимо должна предшествовать всякому акту говорения.

Б. Г. Ананьев развил свое представление о природе и структуре внутренней речи, исследуя речь людей, страдающих сенсорной и моторной афазией. Он подчеркнул различие понятий «внутренняя речь» и «внутреннее говорение». Им описаны три фазы внутренней речи как механизма подготовки будущей внешней речи: установка на наречение; внутреннее наречение, в котором присутствуют структуры будущего подлежащего и сказуемого; указательные определения места нареченной мысли в суждении.

С развитием психологической науки и возникновением психолингвистики укре­пилось и расширилось представление о внутренней речи как звене скрытой перера­ботки вербальной информации. А. А. Леонтьев (1974) полагает, что внутренняя про­грамма будущей речи складывается из «смысловых вех», соответствующих субъекту, предикату или объекту.

По мнению Н. И. Жинкина (1982), при подготовке сообщения не обязательно ис­пользуются только словесные элементы. Ими могут быть образы, наглядные схемы. Код внутренней речи субъективен, он формируется вместе с общим психическим раз­витием ребенка.

Тема внутренней речи явилась предтечей современного когнитивизма в психо­лингвистике. Основной объект когнитивной психологии — репрезентация знаний и объектов внешнего мира в психике человека, внутренние структуры и механизмы пе­реработки этих знаний. Когнитивизм возродил и укрепил идею «внутреннего образа», «внутренних механизмов психических процессов», существовавшую в науке и в докогнитивистский период. Для современного этапа развития когнитивной психоло­гии характерна работа с так называемыми моделями. Последние представляют собой выраженные в наглядной форме теоретические взгляды исследователей на те или иные явления когнитивной сферы.

Модели могут быть основаны на эмпирических данных, наблюдениях, экспери­менте, а также логических выводах из теорий. Выражаемые в модельной форме тео­ретические позиции порой могут быть очень сложными, как во многих случаях при описании речевых и речемыслительных процессов и структур. Эта форма нужна для того, чтобы сделать такого рода теории более понятными для слушателя и читателя. Открываются возможности делать те или иные предсказания, которые нередко дают новое направление исследовательской мысли.

В настоящее время существует ряд моделей, описывающих речемыслительные процессы. Из зарубежных пользуется известностью модель понимания В. Кинча с сотрудниками (1979), построенная на основе анализа процессов, включающихся в обработку и понимание текста («Современная психология», 1999, с. 287). Модель предлагает правила работы с естественным текстом и разработана на основе анализа конкретных текстовых образцов. Модель продуцирования речи В. Левелта (1989) описывает конкретные структуры, необходимые для осуществления речевой функ­ции, и фактически дает их номенклатуру («Современная психология», 1999, с. 289). В отечественной психолингвистике предложено немало различных модельных форм представления теоретических взглядов на процесс речепроизводства и понимания речи (Залевская А. А., 1999, с. 203-263).

В качестве примера рассмотрим модель речемыслительного механизма, разрабо­танную в Институте психологии РАН (Ушакова Т. Н., 1991). В нашем изложении мы отдаем предпочтение данной модели по нескольким основаниям. Во-первых, она опи­сывает единый речемыслительный механизм, функционирующий как при производ­стве речи, так и при ее понимании. Это более адекватно действительности в сравне­нии с раздельными моделями порождения и восприятия речи, как это представлено в учебнике А. А. Залевской. Во-вторых, в модели с опорой на экспериментальные фак­ты, полученные в лаборатории, проработаны функциональные структуры, выполняю­щие различные речемыслительные операции. Опора на такого рода структурные ос­нования дает возможность оперировать в большой мере операционализируемыми понятиями, что является важным требованием современной когнитивной психоло­гии, однако далеко не всегда выполняется в научной практике.

Предлагаемая модель ориентирована на ситуацию взаимодействия коммуникан­тов, каждый из которых имеет следующие основные блоки речевого механизма: вос­приятие речи (Вс), ее произнесение (Пр) и центральное смыслообразующее звено (Ц) (рис. 14-2). Функции блока восприятия и блока произнесения служебны, они выполняют задачу доставки информации субъекту и выведения ее от субъекта вовне. В центральном звене осуществляются основные смыслообразующие функции и хранение языкового опыта.

Каждый из блоков производит специфические кодовые операции. Звено восприя­тия при устной коммуникации перерабатывает поступившие из внешнего мира акус­тические сигналы, преобразуя их в нервные паттерны, и решается задача распознава­ния и дифференцирования одного паттерна от другого. В центральном звене не происходит кодового перехода, поскольку здесь осуществляется внутренняя перера­ботка информации. В звене произнесения внутренние кодовые команды переводятся в сигналы-команды артикуляторным органам. Параметры этих выходных сигналов строго регламентированы, они определяются закономерностями функционирования артикуляторного аппарата, производящего объективный продукт: звучание, соответ­ствующее нормам используемого языка.

В центральном звене существует несколько функциональных уровней. Первый (нижний уровень) составляют образования, связанные с запечатлением и хранением разных сторон слова: его звучания, значения, соотнесенности с внешним миром. Эти образования названы «базовыми» на том основании, что речь воспринимается имен­но через внешнюю форму слов — их звучание, написание. Произносимая речь также передается словами, поступающими в соответствующей форме в блок произнесения. На рис. 14-2 показана связь первого уровня с блоком восприятия и произнесения.

Базовый уровень дополняется его подуровнем, который образуется возникающи­ми из членения слов элементами. Как показано в предыдущем разделе, они проявляются в детском словотворчестве. Эти элементы обозначаются лингвистами терми­ном «морфемы». В языках синтетического типа из них складываются грамматичес­кие категории.

Второй уровень внутренней речи составляет система межсловесных («межбазо­вых») связей, или «вербальная сеть». Этой сетью охватываются все слова используе­мого человеком языка, образуя нечто вроде сплошной материи, где различные по се­мантике и фонетике слова находятся в разной степени взаимной удаленности или близости. Особенности функционирования сети определяют многие речевые прояв­ления: «семантические поля», синонимию и антонимию слов, их податливость к за­менам, понимание многозначных слов, словесные ассоциации.

Третий уровень внутреннеречевой иерархии — это грамматические структуры. Ди­намические процессы на этом уровне обеспечивают грамматическую форму порож­даемых предложений.

Наконец на четвертом, верхнем уровне иерархии происходит управление порож­дением текстов и их обменами между коммуникантами.

Данная сложная система структур и функциональных образований психики че­ловека формируется с раннего детства под воздействием многих факторов (требова­ний социума, языка окружающих, внутренних мотивационных факторов субъекта, созревания его мозга). Функционирование этой системы во взрослом возрасте про­исходит в тесном взаимодействии с другими когнитивными структурами и функция­ми, прежде всего теми, которые обеспечивают познание и мышление.

В правой части схемы на рис. 14-2 представлены структуры такого рода. Люди вербализуют то, что они воспринимают через органы чувств, посредством общения, а также материал мыслительного процесса: условия, гипотезы, результаты решения разнообразных задач. Соответственно в схему включены структуры репрезентации знаний и эвристические операции. Кроме текущих впечатлений и процессов, в рече­вом продукте находят отражение наиболее общие и стабильные мыслительные и личностные образования: жизненные и научные обобщения, оценки, морально-нрав­ственные позиции.

Протекание процесса обработки информации с использованием описанных струк­тур будет различным в разных условиях коммуникации, при говорении, при слуша­нии. Во всех случаях, однако, должна происходить активация всех уровней централь­ного внутреннеречевого звена в координации с желаемой и достигаемой целью, условиями и аудиторией общения, условиями свободной устной речи или составле­ния письменных текстов и действием многих других факторов.

Речь и мышление. Вопрос о связи речи с мышлением является в определенном смысле ключевым в психологии речи. Очевидно, что нормальная речь непременно осмысленна, поскольку в выражении смысла состоит ее основная функция. Вместе с тем формы связи мысли и слова трудно представимы. Каким образом можно объяс­нить связь психического явления — мысли — и звучащего, физически регистрируе­мого слова?

Для решения данной проблемы предложен богатый спектр суждений. На одном полюсе этого спектра — позиция классического бихевиоризма (мышление — это без­звучная речь), на другом — представление, сформировавшееся в рамках вюрцбургской школы (мышление и речь имеют разное происхождение и представляют собой различные сущности). Отождествлению речи и мышления или, напротив, их полно­му размежеванию противостоит представление об их взаимосвязи: по выражению С. Л. Рубинштейна, между мышлением и речью существует единство, но не тожде­ство. Эта точка зрения, разделяемая многими психологами, требует, однако, дальней­шей конкретизации — необходимо ответить на вопрос: в чем заключается эта взаимо­связь, как мысль воплощается в слове?

Попробуем найти ответы на возникающие вопросы, опираясь, с одной стороны, на данные современной психологии, описывающей сущность мыслительного процесса («Современная психология», 1999, с. 241-252), а с другой — на данные о природе речевой семантики, представленные в разделах онтогенеза речи и модели речевого процесса.

Мышление в общем случае представляет собой целенаправленный процесс, со­стоящий в решении определенного вида задач или выведении умозаключений. Со­гласно существующим данным, мыслительный процесс включает ряд компонентов (механизмов), которые могут быть различными при решении разных типов задач. Общими компонентами мышления являются:

- создание умственных моделей ситуации, включающих условия и цель задачи;

- взаимодействие поступающей информации с репертуаром знаний и схем, хра­нящихся в долговременной памяти;

- манипулирование моделью;

- выявление результата, отвечающего исходным условиям задачи.

Ход решения задачи, или оперирование умственной моделью, может протекать в различных режимах: логическом, хорошо осознаваемом и подлежащем речевому вы­ражению, и интуитивном, при котором субъект мыслительного процесса не осознает и не может описать словами ход своих умственных действий.

Таким образом, мы видим, что мышление представляет собой специальную ког­нитивную функцию, состоящую в создании нового ментального продукта. Ход мыс­лительного процесса в одних случаях может быть отражен в речи мыслящего субъек­та, в других — нет, т. е. он не связан с речью необходимым образом.

Назовем теперь основные компоненты, задействованные в речевом процессе. При порождении речи исходным компонентом является семантическое состояние (включающее представления субъекта, возникающие у него модели ситуаций, его эмо­циональные переживания), а также мотивирующий импульс к вербализации данного семантического состояния. Далее актуализируются ранее выработанные связи дан­ного семантического состояния с вербальными структурами и семантическими поля­ми, а также происходит активизация иерархических уровней языковых структур. На последнем этапе речепорождения включается артикуляторный механизм и осуще­ствляется говорение. Основными компонентами процесса понимания речи являют­ся: активизация воспринимающего канала (слухового, зрительного), дешифрующие операции в иерархических языковых структурах и создание ментальной модели си­туации, понимание. Во всех видах речевого процесса его осуществляют механизмы, представленные преимущественно в левой части схемы (рис.14-2).

Сравнение механизмов мыслительных и речевых процессов позволяет выявить различие и пересечение их сфер действия. Обратим внимание на то, что в речевом процессе — при продуцировании речи и ее восприятии — в начале или конце процесса необходимо наличие важнейшего семантического компонента, для которого адеква­тен термин «понимание». Данный компонент (с точки зрения его механизма) может быть квалифицирован как наличие модели действительности (ситуации) в когнитив­ной сфере субъекта. Этот семантический компонент необходим для того, чтобы про­износимая речь была полноценной, осмысленной, и чтобы она была понятна слушателю. Такого же типа семантический компонент — понимание, наличие модели действительности (ситуации) — необходим, как показано выше, и в мыслительном процессе.

Таким образом, мы можем заключить, что пересечение речи и мышления происхо­дит в семантическом компоненте — понимании элементов действительности. Для мыс­лительного процесса этот компонент служит материалом для осуществления необхо­димых операций; для речевого процесса — стартовой площадкой для вербализации, словесных описаний. Специфика речевого процесса и его основная функция — созда­ние вербального продукта, адекватного семантическому содержанию, и его экстериоризация. Именно поэтому речь может быть включена в любой психический процесс, содержащий такого рода семантический компонент. Таким процессом может быть не только мышление и восприятие, но и эмоциональное переживание.

Анализ соотношения речевых и мыслительных процессов представляет речь как некую «многовалентную» сущность, что допускает ее включение в разного вида ког­нитивные функции. Однако свойством «многовалентности» обладает также и мыш­ление. Мыслительные процессы возможны в вербальной форме, на материале зри­тельных, слуховых и других перцептивных сигналов.

Известны формы продуманной речи, учитывающей собеседника, аудиторию, со­блюдающей принятые нормы в соотношении говорения и выслушивания и т. п., а в итоге приводящей к желательным для говорящего результатам. (Сфера такого рода норм и приемов рассматривается обычно под рубрикой речевого искусства.) Такого рода «умная речь» — результат создания говорящим, предварительно или оператив­но, умственной модели ситуации общения, учет ответной реакции слушателя, нахож­дение адекватных ответных форм, привлечение соответствующего речевого репертуара и др. Названные операции являются мыслительными по своему существу, что свидетельствует о принципиальной возможности включения мышления в организа­цию речевого общения *.

* Не забудем при этом, однако, что существуют и ситуации «глупой речи», где говорящие — часто в ситу­ации стресса, в споре или ссоре — говорят импульсивно, упуская из вида реакцию собеседника, важные стороны ситуации и т. п.

Личность в речи

Являясь одним из важнейших средств выражения, речь обладает также и значи­тельным психодиагностическим потенциалом. По речи человека можно многое узнать о нем. Научные исследования в области распознавания индивидуальных особеннос­тей человека по речи стремятся найти ее устойчивые характеристики. При этом воз­можны два пути: исследовать                  формально-динамические характеристики речи (темп, особенности коммуникации, модуляции голоса, громкость и т. п.) и содержательные характеристики (тематика речи, проекции).

Согласно одной из наиболее современных теорий темперамента (Русалов В. М., 1997, с. 46-48), речь позволяет оценить коммуникативную сферу личности, которая имеет четыре базовых измерения: эргичность (выносливость), скорость, пластичность и эмоциональность. Например, при низкой коммуникативной эргичности испытуе­мый предпочитает отвечать кратко, не задает вопросы, в разговор включается с тру­дом, молчалив; его речь тихая, монотонная, интонации печальные. При низкой эмоциональности голос человека спокойный, уверенный, при высокой же отмечаются резкие интонации (падающие или восходящие), персеверации, обилие отрицатель­ных эмоциональных компонентов (печали, гнева, грусти, страха), обилие междоме­тий, много шумовых эффектов.

Характер, а также ценностные устремления людей проявляются не только в том, как они говорят, но и в том, о чем они говорят, т. е. в темах, постоянно присутствую­щих в их речи. Вполне очевидно, что в речи психастеника, будут постоянно звучать мотивы тревоги, неуверенности, сомнения. В речи истероидной, демонстративной личности будет стремление преувеличить и выставить напоказ особенности своего «я», сообщения о каких-то особых интенсивных в том или ином отношении пережи­ваниях и т. п. Нередко именно по тематике речи мы и распознаем те или иные личност­ные особенности человека.

В конце XIX — начале XX вв. возникает интерес также к исследованию того, как проявляются индивидуальные особенности людей в письменной речи, в тексте. В. Штерн пишет: «Ломброзо и другие выдвинули положения, что гениальность и пси­хопатия находятся в близком родстве друг с другом. Этим был дан повод психиатру рассматривать с точки зрения его специальности великих личностей истории и со­временности. Так возникла патография — тот вид биографии, который стремится вскрыть причинное значение телесной конституции, соматических и психических заболеваний, наследственной отягченности, признаков дегенеративности, истериче­ских и эпилептических состояний, сексуальных извращений, склонности к алкого­лизму и других патологических признаков для понимания деятельности героя» (Штерн В., 1998, с. 210).

Волна интереса к патографиям и биографическим исследованиям великих писа­телей была в те годы велика. В цитированной работе Штерна приводится солидный список трудов, посвященный этим темам. В настоящее время подобные исследова­ния проводятся в основном в рамках различных подходов психоаналитической пара­дигмы.

Примечательна работа 3. Фрейда о Ф. М. Достоевском. Интересно, что Фрейд практически не рассматривает эпилепсию Достоевского в качестве фактора, влияв­шего на содержание и тематику его произведений. Другого взгляда на этот предмет придерживались такие психиатры, как Т. Е. Сегалов, опубликовавший в 1911 г. на немецком языке небольшую работу «Болезнь Достоевского».

К исторической ограниченности патографических исследований тех лет следует отнести использование слишком широких и одновременно слишком неоднозначных по содержанию терминов, таких как «вырождение» (дегенерация), «латентная гомо­сексуальность». В настоящее время употребление данных терминов является анахронизмом. В качестве образца патографического исследования мы можем рекомен­довать работу К. Ясперса «Стриндберг и Ван Гог».

Заслуживают внимания работы И. Д. Ермакова о творчестве Гоголя и Пушкина как первые попытки проследить психическое состояние и особенности формирова­ния личности автора по содержанию произведения. Ключевую роль в таком анализе играет понятие «проекция», т. е. приписывание нейтральным объектам описания тех или иных свойств в зависимости от состояния человека. В своем анализе Ермаков ограничивался всякий раз одним произведением, что увеличивало риск субъективиз­ма оценок и недоказуемости выводов.   

Может быть, более валидной и показательной оказалась попытка исследования творчества Пушкина, Тютчева и Баратынского, предпринятая в те же годы А. Белым. Он подсчитывал и классифицировал все прилагательные, глаголы, наречия, относя­щиеся к элементам природы — солнцу, луне, ветру и т. п. — в произведениях этих авторов. Получилось, например, что Пушкин почти в 80 % случаев говорит «луна» вместо «месяц», тогда как Тютчев — наоборот. Белый делает следующий вывод: «Це­лостное овладение природой у Пушкина, а у Тютчева целостное растворение; этого овладения и этого растворения в поэзии Баратынского нет: у него природа раздвоена».

В настоящее время в зарубежной психологии в области психодиагностики по тек­сту выделяется направление, возглавляемое американским исследователем Л. Готтшалком. Контент-анализ Готтшалка— Глезера был разработан авторами в 1969 г. и является применением техники       контент-анализа для измерения аффектов. Они по­нимали аффекты как состояния чувств, которые имеют качественные и количествен­ные характеристики. У этих состояний есть как субъективные психологические ком­поненты, так и физиологические, биохимические и поведенческие составляющие.

Авторы исходили из следующих основных принципов:

1) аффекты влияют на мышление и речь;

2) измеряя частоту слов, встречающихся в речи, можно определить меру выра­женности аффекта;

3)мера выраженности аффекта определяется частотой аффективных состояний, личной вовлеченностью в аффект и направленностью аффекта;

4) на аффекты влияют механизмы защиты и адаптации;

5) личностная вовлеченность и направленность могут быть подсчитаны.

Авторы описали следующие шкалы контент-анализа: тревоги, враждебности, со­циальной отчужденности и личностной дезорганизации (шизофреническая), когни­тивных и интеллектуальных повреждений, депрессии, надежды. При этом каждая шкала состоит из множества подшкал. Например, шкала тревоги состоит из следую­щих подшкал:

- боязнь смерти (все слова, относящиеся к смерти, умиранию, угрозе смерти или тревоге по этому поводу);

- «кастрационная тревога» (упоминания о травмах, повреждениях или опасения подобных явлений);

- тревога разлучения (упоминания об одиночестве, потере поддержки, потере лю­бимого объекта или опасения таковых);

- тревога вины (упоминания о недружественной критике, недоверии, обвинени­ях, виновности или угрозе таковых);

  - тревога стыда (упоминания о смешном, неадекватном, о конфузах, неловкостях или страх перечисленного);

  - диффузная, или неспецифическая, тревога (упоминания о страхе без указания на его источник).

Для измерения тревоги (или других шкал) используются тексты, соответствующие по объему пятиминутной свободной речи. Испытуемого просят рассказать о каком-то очень важном или драматическом событии его жизни. Затем текст транскри­бируется, т. е. слова и выражения, составляющие этот текст, разносятся по перечис­ленным выше категориям в соответствии с очень строгими правилами. Количество упоминаний по каждой из категорий дает сырые баллы, которые затем переводятся в стандартные оценки.

Данный тест не раз применялся в различных социально-психологических и био­медицинских исследованиях. Неоднократные проверки на валидность и надежность имели вполне удовлетворительные результаты. В настоящее время имеется компью­терная программа, анализирующая английские тексты по данной методике. Среди исследователей из других стран, прежде всего Германии, предпринимаются попытки адаптировать некоторые шкалы данной методики для других языков.

Практические приложения использования речи

Наряду с фундаментальными исследованиями речи существуют разработки ее практической стороны, т. е. прикладная психолингвистика. Она занимается пробле­мами, связанными с функционированием речи в практической жизни людей, изучает речевое общение в личностной сфере человека и его профессиональной деятельно­сти. Область прикладной психолингвистики достаточно широка. Это связано с тем, что речь вплетена во всю жизнедеятельность человека, включена в подавляющую часть его социальных и личностных контактов.

Потребность в научных психологических знаниях наблюдается во многих прак­тических ситуациях. Здесь мы отметим только две противоположные позиции. На од­ной из них решается задача достижения человеком максимально высокого уровня использования речи, владения речевым искусством с целью оказания эффективного влияния на людей. Такая задача стоит, например, в профессиональной деятельности специалистов, работающих в области человеческих отношений. К этой области отно­сится, по сути, вся политическая и управленческая деятельность в государстве. Вла­дение речевым искусством полезно и во многих других профессиях. На другом полю­се находятся ситуации, связанные с задачей компенсации речевых дефектов разного происхождения, возникших в результате болезней, несчастных случаев, генетических отклонений. Эти дефекты или недоразвития могут иметь разную степень выражен­ности и глубины. Задача психологической помощи состоит в том, чтобы поднять ре­чевую функцию до такого уровня, который позволяет субъекту приспособиться к нормальной социальной жизни.

Практическая риторика. Речь оказывает воздействие на людей, и это воздействие может приводить к различным результатам. Практическая действенность речи ста­вит задачу понимания этой способности и ее использования. Поэтому уже с древно­сти люди заинтересовались проблемами речевого воздействия, в связи с чем возник­ла античная риторика.

Интерес к этой области велик и в наши дни. Во многих странах существуют уч­реждения по воспитанию и поддержанию культуры речевого общения и коммуника­ции. В США действует Американская ассоциация академических преподавателей публичной речи. Студенты колледжей обучаются развитию навыков правильной речи, умению общаться с людьми разного статуса, возраста, положения. Считается, что владение правильной речью — предпосылка успеха в любой сфере деятельности. В Японии разработаны и практикуются школьные курсы по говорению, слушанию, чтению и письму. В нашей стране также действуют различные тренинги и курсы для развития навыков публичных выступлений, деловых переговоров, разрешения кон­фликтов.

Старая риторика основное внимание уделяла логичности изложения, убедитель­ности аргументации и занималась прежде всего публичными выступлениями орато­ров. Психологические данные и практика наших дней показывают, что речь не может оцениваться лишь с одной стороны — в плане ее логичности. Ситуация речевого об­щения представляет сложную психологическую систему со многими элементами, включая личностный компонент. Чем больше сторон этого явления учтено и согла­совано, тем успешнее результат. Современная риторика занимается анализом раз­личных сторон речевой коммуникации.

Особенность нового подхода состоит в том, что личностным формам взаимодей­ствия людей в разговоре и общении придается первостепенное значение. Рассматри­ваются разные ситуации взаимодействия коммуникантов: непосредственное (при разговоре «лицом к лицу») или опосредованное (при выступлении по телевидению или радио). Выявляется, как люди в общении воздействуют друг на друга и добива­ются исполнения своих желаний. Рассматриваются способы организации диалогов, полилогов, анализируются речевые роли собеседников, тактики их речевого поведе­ния, активные или пассивные позиции в разговоре. Разрабатываются техники манипулирования собеседником: его запугивание, увещевание, введение в заблуждение, лесть, эмоциональные призывы и т. п. Показано, что при использовании рациональ­ного убеждения важно учитывать ответные действия собеседника или оппонента. Полезно продумывать возможные контраргументы, критику предполагаемых возра­жений, приемы логической и эмоциональной борьбы.

Предметом интереса современной риторики становятся не только трибунные речи, но и широкий спектр других форм коммуникации: общение хорошо знакомых людей в свободной обстановке, взаимодействие небольших групп в официальной ситуации, публичные выступления на митингах, многолюдных собраниях, участие в теле- и ра­диопередачах «на весь мир». Каждому из названных видов ситуации общения при­сущ свой тип речевого и общего поведения.

Приведем в качестве примера наблюдения о характере обращения с большими массами людей, которые приводятся в книге С. Московичи «Век толп» (1996). Автор отмечает, что с толпой бесполезно говорить на языке логики. Если вы хотите добить­ся ее понимания, нужно помнить об особенностях ее психологии.

Толпа безразлична к противоречию, и это возникает из-за того, что она мыслит не по законам разума. Ее мышление «автоматическое», наполненное стереотипными ас­социациями и клише, она легко принимает и смешивает несовместимые позиции и мнения. «Масса может перейти... от одного мнения к диаметрально противополож­ному, даже не заметив этого или, заметив, не попытаться это исправить».

Толпа исключительно чувствительна к «жизненности» предлагаемых идей. Жиз­ненность проявляется в том, что масса реагирует на то, что вызывает ее непосред­ственный интерес, пробуждает близкие каждому воспоминания и образы. Такие об­разы не доказывают, а захватывают. «Если вы слушаете речь, перегруженную цифрами и статистическими данными, вы заскучаете и затруднитесь понять, в чем же вас хотели убедить. Несколько колоритных образов, ярких аналогий или же фильм, комикс гораздо сильнее действуют на воображение и получают эмоциональный от­клик».

Масса нуждается в том, чтобы внушаемые ей идеи многократно повторялись. По­вторяемость превращает идею-понятие в идею-действие. В местах, где люди собира­ются — на площадях, стадионах, улицах, — они не могут рассуждать, а только подвер­гаются внушающим воздействиям. Идеи здесь должны упроститься, факты сгуститься, принять образную форму. Они воздействуют на глубинные мотивы чело­веческого поведения и автоматически его запускают.

К счастью, общение между людьми не исчерпывается взаимодействием массового характера. При деловом общении люди продуктивно рассматривают факты и логи­ческую аргументацию, с близкими и друзьями — опираются на доверительные отно­шения. При всем разнообразии ситуаций общения все они имеют общие принципы организации. Практическая риторика занимается их выявлением и описанием.

Нарушения речевой функции. Речевые нарушения могут происходить в любом звене речевого механизма: произносительном, воспринимающем, смысловом.

Распространенным произносительным дефектом является заикание. Порой оно имеет тяжелые формы и доставляет страдание заикающемуся человеку, накладывая отпечаток на всю его жизнь. Более легкие дефекты проявляются в форме несовер­шенства произнесения отдельных звуков или их сочетаний. Произносительные дефекты речи в большинстве случаев поддаются коррекции, хотя нередко требуют от человека упорной работы под руководством специалиста-психолога, логопеда. Отклонения в восприятии устной речи связаны с нарушением слухового анализатора, причем как в его периферической, так и центральной части. Изменения восприятия речевых звуков могут проявляться в полной глухоте, разной степени снижении чув­ствительности ко всем речевым звукам или к отдельным из них. Нарушения смысло­вого звена речи обычно наступают в результате повреждения мозговых речевых зон, что может происходить из-за мозговых травм разной этиологии — нарушения мозго­вого кровообращения, механических воздействий.

Возникающая полная или частичная потеря речи называется афазией. Существу­ют различные ее формы:

- моторная (больной испытывает трудности в произнесении слов);

- сенсорная (больной не понимает устную речь или написанные слова);

- синтаксическая (больной не может соединять слова или не понимает фразы);

- амнестическая (больной испытывает затруднения в назывании предметов);

- глобальная, представляющая сочетание различных форм.

Дифференцированная диагностика афазии не проста и требует последовательно­го выявления факторов, вызывающих болезнь. Состояние фонематического слуха оказывается ведущим при сенсорной афазии. При ее амнестической форме важны показатели объема восприятия, состояния вербальной памяти. Моторная афазия требует выявления состояния артикуляторного аппарата, а также способности переключения с одного речевого элемента на другой — со звука на звук при построении слова и со слова на слово при произнесении предложения. Такого рода диагностика является прерогативой специалиста — нейропсихолога и врача-невропатолога.

· Афазия— полная или частич­ная потеря речи.

Нарушения речи разного характера обнаруживаются в ходе онтогенеза детей, имеющих отягченную наследственность, патологию внутриутробного развития или родовую травму. Основной формой речевых отклонений бывают задержки развития разной степени глубины и проявления.

Исследование и коррекция речевых нарушений в детском возрасте представляет хорошо разработанную область. В ней занято значительное число логопедов-практи­ков и исследовательских коллективов, например Институт коррекционной педагоги­ки РАО в Москве. Существуют методические пособия для специалистов, позволяю­щие грамотно проводить диагностику при обследовании речи детей (Филичева Т. Б. и др., 1989; Власенко И. Т., Чиркина Г. В., 1992). Отличительная особенность такого обследования состоит в том, что оно имеет всесторонний характер. Предлагаются пробы для того, чтобы характеризовать возможность ребенка воспринимать и произ­носить речевые звуки. Разработаны приемы выявления понимания обращенной к ребенку речи. Определяется объем пассивного и активного словаря, оформленность грамматического строя, навыки владения связной речью.

При патологии речи требуется помощь специалистов разного профиля: медиков, педагогов, психологов. Психологи, как правило, включаются в постановку диффе­ренцированного диагноза, при котором принимаются во внимание общие теорети­ческие представления о природе и психологических механизмах наблюдаемого де­фекта, а также в разработку плана и средств коррекции дефекта.

Вопросы для повторения

1. Каковы средства внешнего выражения психических состояний и процессов субъекта?

2. В чем состоят особенности речевого выражения психического мира субъекта?

3. Каковы особенности стадии раннего речевого развития?

4. Каковы скрытые механизмы предречевого развития младенца первого года жизни?

5. Каковы скрытые механизмы речевого развития ребенка от года до семи лет?

6. Каков общий контур речевого взаимодействия?

7. Как понимается в психологии феномен внутренней речи?

8. Что такое когнитивные модели речи?

9. Каково соотношение мышления и речи?

10. Каковы принципиальные отличия современной риторики от античной?

11. Каковы основные нарушения речевого механизма и методы их выявления?

Рекомендуемая литература

Алмаев Н. А. Динамическая визуализация как метод исследования языкового сознания // Языковое со­знание: формирование и функционирование. —М., 1998.

Арио А., Лансло К. Всеобщая рациональная грамматика: ( Грамматика Пор-Рояля). / Пер. с фр. Ю. С. Маслова; ЛГУ. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1991.

Ахутина Т.В. Порождение речи: нейролингвистический анализ синтаксиса. — М., 1989.

Бейтс Э. Интенции, конвенции, символы // Психолингвистика: Сб. стат. / Сост. А. М. Шахнарович. — М.: Прогресс, 1984. - 293 с. - С. 50-103.

Брунер Дж. Онтогенез речевых актов // Психолингвистика: Сб. статей / Сост. А. М. Шахнарович. — М.: Прогресс, 1984. - 293 с. - С. 21-50.

Бюлер К. Духовное развитие ребенка. — М.: Новая Москва, 1924.

Власенко И. Т., Чиркина Г. В. Методы обследования речи детей. — М.,1992.

Выготский Л. С. Избранные психологические исследования. Мышление и речь.: Проблемы психологи­ческого развития ребенка / Под. ред. А. Н. Леонтьева. — М.: Изд-во АПН РСФСР, 1956. — 51 с.

Гвоздев А. Н. Вопросы изучения детской речи. — М.: Изд-во АПН РСФСР, 1961. — 471 с.

Горелов И. Н., Седов К. Ф. Основы психолингвистики. — М. 1997.

Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. — М., 1985.

Жинкин Н. И. Механизмы речи. - М.: АПН РСФСР, 1958. - 370 с.

Жинкин Н. И. Речь как проводник информации. — М., 1982.

Жинкин Н. И. Язык. Речь. Творчество. М.: Лабиринт, 1998.

Залевская А. А. Введение в психолингвистику. — М.: РГГУ, 1999 .

Зимняя И. А. Функциональная психологическая схема формирования и формулирования мысли посред­ством языка// Исследование речевого мышления в психолингвистике. — М., 1985.

Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. — М., 1987.

Караулов Ю. П., Сорокин Ю. А., Тарасов Е. Ф., Уфимцева Н. В., Черкасова Г. А. Русский ассоциативный словарь. Т. 1-6. - М.,1994-1999.

Кларк Е. Универсальные категории: о семантике слов-классификаторов и значениях первых слов, усваи­ваемых детьми // Психолингвистика: Сборник статей / Сост. А. Шахнарович. — М.: Прогресс, 1984. — 293 с.-С. 221-241.

Кольцова М. М. Ребенок учится говорить. — М.: Сов. Россия, 1979. — 192 с.

Латынов В. В. Исследование социальных представлений методом интент-анализа // Языковое сознание: формирование и функционирование. — М., 1998.

Леонгард К. Акцентуированные личности // Психология и психоанализ характера: Хрестоматия / Под. ред. Д. Я. Райгородского. — Самара: Изд. дом «Бахрах», 1998.

Леонтьев А. А. Основы психолингвистики. — М.: Смысл, 1999.

Леонтьев А. А. Психолингвистика. — Л., 1967.

Леонтьев А. А. Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания. — М.: Наука, 1969.-307 с.

Лисина М. И. Общение, личность и психика ребенка / Под ред. А. Г. Рузской; Акад. пед. и соц. наук — Москва; Воронеж: Ин-т практической психологии; НПО «МОДЭК»,1997. — 383 с.

Павлова А. А., Шустова Л. А. Методика выявления особенностей речевого развития детей // Вопр. пси­хологии. 1987. №6.

Павлова Н.Д., Ушакова Т.Н. Речь, язык, коммуникация. Современная психология. Ред. В.Н.Дружинин. — М.,1998.

Петренко В.Ф. Основы психосемантики. — Смоленск, 1997.

Пиаже Ж. Речь и мышление ребенка. — М.; Л.: Огиз, 1932.

Потебня А.А. Мысль и язык// Эстетика и поэтика. — М., 1976.        

Психолингвистика. Ред. А. М.Шахнарович.— М., 1984.

Рац У., Михайлова Н. Б. Новый метод диагностики языковой компетенции: Ц-тест. //Иностранная пси­хология. 1995. №5.

Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. — СПб.: Питер, 1998. — 705 с. — (Мастера психологии). — Глава 9. Речь.

Русалов В. М. Опросник формально-динамических свойств индивидуальности: (ОФДСИ): Методиче­ское пособие / РАН, Ин-т психологии. — М.: Изд-во АО «Диалог-МГУ», 1997. — 50 с.

Рыбников Н. А. Язык ребенка. — М.; Л.: Госиздат, 1926.

Слобин Д. Когнитивные предпосылки развития грамматики // Психолингвистика: Сборник статей / Сост. А. Шахнарович. - М.: Прогресс, 1984. - 293 с. - С. 143-208.

Современная психология: Справочное руководство / Под ред. В. Н. Дружинина. — М.: Инфра-М, 1999. — 687 с. — (Справочники «ИНФРА-М»). — Раздел 3.8. Речь, язык, коммуникация.

Соссюр Ф. Труды по языкознанию. — М.: Прогресс, 1977. — 695 с.

Степанов Ю. С. Язык и метод: К современной философии языка. — М.: Яз. рус. культуры, 1998. — 779 с. — (Язык. Семиотика. Культура).

Уфимцева Н. В. Этнический характер, образ себя и языковое сознание русских// Языковое сознание:

формирование и функционирование. — М., 1998. С. 135-170.

Ушакова Т. Н. Детская речь — ее истоки и первые шаги в развитии // Психол. журн. 1999. Т.20. №3.

С. 59-69.

Ушакова Т. Н. Природные основания речеязыковой способности // Языковое сознание: формирование и функционирование / РАН, Ин-т языкознания; Отв. ред. Н. В. Уфимцева. — М.: РАН, Ин-т Языко­знания, 1998. - 255 с.

Ушакова Т. Н. Психология речи и психолингвистика// Психол. журн. Т.12. №6. 1991. С.12-25.

Ушакова Т. Н. Функциональные структуры второй сигнальной системы. — М.: Наука, 1979. — 848 с.

Филичева Т. Б., Чевелева Н. А., Чиркина Г. Б. Основы логопедии. — М., 1989.

Флевел Дж. Генетическая психология Жана Пиаже. — М.: Просвещение, 1967.

Хомский Н. Язык и мышление. — М., 1972.

Чуковский К. И. От двух до пяти. — М.: Просвещение, 1966. — 399 с.

Штерн В. Дифференциальная психология и ее методические основы / РАН, Ин-т психологии. — М.:

Наука, 1998. — 335 с. — (Памятники психологической мысли).

Штерн В. Психология раннего детства до 6-летнего возраста. — Петроград, 26-я Гос. типография, 1922.

Ясперс К. Общая психопатология / Пер. с нем. Л. О. Акопяна. — М.: Практика, 1997. — 1053 с.