Как возникла классическая теория 6 страница

Затем следовала пронзительная сцена. Молодая женщина, необычайно остро ощущающая свое якобы изуродованное лицо, разговаривала с другой женщиной, которая не видела никакого уродства и ничего не знала о том, через что прошла её собеседница. Если вам знакомо это острое чувство собственного несовершенства – возможно, из-за физического недостатка, из-за прыщей или просто из-за того, что сегодня у вас плохо лежат волосы, – тогда вы, скорее всего, посочувствуете этой сосредоточенной на себе женщине. Женщины «со шрамами» оказались более чувствительными к тому, как собеседницы смотрели на них, по сравнению с теми испытуемыми, которых убедили: их собеседницы подумают, что у них просто аллергия. Женщины «со шрамами» оценили собеседниц как более напряженных, отстраненных и более склонных к покровительству. На самом же деле экспериментаторы, впоследствии проанализировавшие видеозаписи бесед с «обезображенными» женщинами, не обнаружили ничего подобного. Сосредоточившись на том, что они «не такие как все», женщины «со шрамами» неверно истолковывали те действия и слова своих собеседниц, на которые в другой ситуации не обратили бы внимания.

{Необычные люди, такие, например, как эта туристка, посещающая воскресный базар в одном из китайских городов, привлекают к себе внимание. Их отличительные особенности могут стать причиной неадекватных представлений об их достоинствах и недостатках}

Следовательно, если контакты между представителями меньшинства и большинства «сдобрены» подобной настороженностью, напряжение неизбежно, даже если у тех и других самые добрые намерения (Devine et al., 1996). Том, о котором известно, что он – гей, встречается с Биллом, сексуальная ориентация которого вполне традиционна. Толерантный Билл не намерен демонстрировать никаких предрассудков, но он не очень уверен в себе, а потому ведет себя сдержанно. Том, привыкший к тому, что большинство реагирует на него негативно, ошибочно принимает смущение Билла за враждебность и ударяет его по плечу.

(– Воздух пропитан страхом! Двое белых боятся толкового, агрессивного афроамериканца!

– Меня тошнит от покровительственных взглядов этих мачо! Не могут пережить, что женщина занимает ответственную должность!

– Я читаю это в их глазах. Они не любят меня, потому что я - гей!)

Повышенное внимание к тому, чем мы отличаемся от окружающих, влияет на интерпретацию нами их поведения

Разные люди в разной мере отмечены осознанием своего клейма (stigma consciousness),т. е. они в разной мере наделены склонностью считать, что окружающие относятся к ним, исходя из существующих у них стереотипов. Так, геи и лесбиянки отличаются своей склонностью считать, что окружающие интерпретируют все их действия с точки зрения их сексуальной ориентации (Pinel, 1999). Отношение к самому себе как к жертве создает человеку определенные проблемы, но и дает некоторые преимущества (Branscombe et al., 1999; Dion, 1998). Негативная сторона подобной позиции заключается в следующем: люди, считающие, что часто становятся жертвами стереотипов, живут в состоянии стресса из-за угроз, которые последние таят в себе, и постоянного ожидания антагонизма, а потому не могут чувствовать себя счастливыми. Находясь в Европе, осознающие свое клеймо американцы (т. е. люди, воспринимающие европейцев как людей, которые их ненавидят) ощущают себя менее комфортно, чем американцы, которые чувствуют, что их принимают. Преимущество же подобной позиции заключается в следующем: считая себя жертвой предрассудка, человек тем самым амортизирует удар, который может быть нанесен по его самооценке. Если ему дают понять, что он вызывает антипатию, он вполне может успокоить себя: «Они не имеют в виду лично меня, а говорят так, потому что я…» Более того, осознание предрассудков и дискриминации усиливает наше чувство социальной идентификации и готовит нас к участию в коллективных социальных акциях.

Неординарные случаи

Для вынесения суждения о группах наше сознание использует и неординарные события – в качестве некоей клавишной комбинации быстрого вызова. Можно ли сказать, что чернокожие – хорошие спортсмены? «Все мы знаем Венус и Серену Уильямс и Шакилла О'Нила. Да, пожалуй, можно». Обратите внимание на то, как в данном случае работает мысль: не имея достаточной информации о данной социальной группе, мы вспоминаем подходящие примеры и от них переходим к обобщению (Sherman, 1996). Более того, столкновение с индивидами, соответствующими негативным стереотипам (например, с враждебно настроенным чернокожим человеком), способно «пустить в ход» именно эти стереотипы, следствием чего станут минимальные контакты с данной группой (Hendersen-King & Nisbett, 1996). Подобное обобщение на основании единичных случаев может создать проблемы. Неординарные, яркие события, хоть и хорошо сохраняются в памяти, редко бывают репрезентативными, если речь идет о большой группе. Выдающиеся спортсмены, даже если они запомнились всем своими замечательными достижениями, – не лучшее основание для того, чтобы судить о том, насколько группа в целом наделена спортивными талантами.

По той же самой причине (представители более многочисленного меньшинства более заметны) большинству кажется, что их численность ещё больше, чем на самом деле. Как вы думаете, сколько мусульман в вашей стране? (В США, согласно результатам неоднократных опросов, проведенных Институтом Гэллапа [Gallup, 1994] и другими, мусульманами себя считают менее 1,5% респондентов.) Или такой пример: согласно результатам опроса, проведенного Институтом Гэллапа в 1990 г., в США, по мнению среднего американца, проживают 32% афроамериканцев и 21% американцев испанского происхождения (Gates, 1993). По данным Бюро переписи населения – 12 и 9% соответственно.

Майрон Ротбарт и его коллеги доказали, что нестандартные случаи тоже могут усиливать стереотипы (Rothbart et al., 1978). Они показали студентам Университета штата Орегон 50 слайдов, на каждом из которых был представлен мужчина и информация о его росте. Среди слайдов, которые смотрела одна группа студентов, были 10 слайдов с изображением мужчин немного выше 180 см (но не выше 192). На слайдах второй группы было 10 мужчин, рост которых значительно превышал 180 см (до 210 см). Когда потом экспериментаторы спрашивали, сколько мужчин выше 180 см «было предъявлено», студенты из первой группы вспоминали максимум 5% предъявлений, а студенты из второй группы – до 50%. В следующем эксперименте студенты читали описания поступков 50 мужчин, 10 из которых совершили преступление либо без применения насилия, например подлог, либо с применением насилия, например изнасилование. Большинство студентов, читавших перечень преступлений с применением насилия, преувеличили число криминальных деяний.

Способность приковывать внимание, присущая неординарным, экстремальным событиям, помогает объяснить, почему представители среднего класса так сильно преувеличивают различия между собой и теми, кто имеет более низкий социальный статус. Чем меньше мы знаем о группе, тем большее влияние оказывают на нас несколько ярких, броских событий (Quattrone & Jones, 1980). Вопреки стереотипным преставлениям о жирующих на государственных пособиях «королевах благотворительности», управляющих «кадиллаками», люди, живущие в нищете, в своей массе разделяют устремления среднего класса и предпочли бы не жить на пособия, а зарабатывать на хлеб собственным трудом (Cook & Curtin, 1987).

Таблица. Мусульмане в немусульманских странах

(Источники:Australia Census, 1996; Canada Census, 1991; CIA Facktbook, 1991; Encyclopedia Britannica, 1999)

Неординарные события

Стереотипы предполагают корреляцию между членством в группе и личностными качествами индивида («Итальянцы экспансивные», «Евреи умные», «Бухгалтеры – педанты» и т. п.). Даже при самых благоприятных условиях наше внимание к неординарным происшествиям способно создать иллюзорные взаимосвязи(см. главу 3). Благодаря нашей чувствительности к ярким событиям совпадение во времени двух таких событий становится особенно заметным, более заметным, чем когда каждое из них происходит само по себе, в отрыве от другого. Так, Руперт Браун и Аманда Смит обнаружили, что в Великобритании преподаватели и профессора университетов переоценивают количество (сравнительно небольшое, хоть и заметное) женщин-профессоров в их университетах (Brown & Smith, 1989).

Эксперимент, в котором иллюзорные взаимосвязи продемонстрировали Дэвид Гамильтон и Роберт Гиффорд, ныне признан классическим (Hamilton & Gifford, 1976).Они демонстрировали студентам слайды с изображениями людей из «группы А» или из «группы Б», о которых им было сказано, что они совершили какой-то поступок – либо этичный, либо неэтичный. Например: «Джои, член группы А, навестил в больнице друга». Количество утверждений, относившихся к членам группы А, в 2 раза превосходило количество утверждений, относившихся к членам группы Б, но соотношение этичных и неэтичных поступков, равное 9:4, было одинаковым для обеих групп. Поскольку утверждения относительно членов группы Б, а следовательно и их неэтичные поступки, встречались реже, их совпадения (например, «Аллен, член группы Б, помял крыло припаркованного автомобиля и покинул место происшествия») были необычными комбинациями, которые привлекали внимание испытуемых. В результате они переоценивали частоту, с которой «меньшинство» (группа Б) совершало неэтичные поступки, и вынесли о ней менее лестное суждение.

Вспомните, что на самом деле соотношение этичных и неэтичных поступков в обеих группах было одинаковым. Более того, у студентов не было никакого предубеждения против группы Б, и они получали информацию в более упорядоченном виде, чем это обычно происходит в повседневной жизни. Хотя исследователи и не пришли к единому мнению относительно причины этого феномена, они согласны с тем, что иллюзорные взаимосвязи действительно возникают и становятся ещё одним источником расовых предрассудков.

Средства массовой информации отражают и подпитывают этот феномен. Когда человек, признающийся в том, что он – гей, совершает убийство, в сообщениях об этом часто упоминается гомосексуальность. Если же убийство совершает гетеросексуал, про его сексуальную ориентацию могут вообще не вспомнить. Или такой пример: когда Марк Чапман убил Джона Леннона, а Джон Хинкли-младший стрелял в президента Рейгана, то средства массовой информации вспомнили, что и тот и другой в свое время лечились у психиатров, и внимание публики было направлено на их истории болезни. И покушение на убийство, и госпитализация в связи с психиатрическим заболеванием – относительно нечастные явления, что делает их сочетание особенно заметным. Такой способ подачи информации усиливает ложное впечатление о том, что существует тесная связь между склонностью к насилию и гомосексуальностью или расстройством психики.

В отличие от участников эксперимента Гамильтона и Гиффорда мы зачастую бываем совсем не беспристрастными. Как показали дальнейшие исследования Гамильтона, проведенные им совместно с Терренс Роуз, существующие у нас стереотипные представления способны сделать так, что мы «увидим» взаимосвязи там, где их вовсе нет (Hamilton & Rose, 1980). Участники их экспериментов, студенты Университета Санта-Барбары (штат Калифорния), читали предложения, где различные прилагательные использовались для описания представителей разных профессий («Дуг, бухгалтер, – робкий и задумчивый»). В действительности все профессии были описаны одними и теми же прилагательными одинаковое количество раз: бухгалтеры, врачи и продавцы «побывали» робкими, состоятельными и разговорчивыми. Тем не менее студенты думали,что чаще читали про робких бухгалтеров, состоятельных врачей и разговорчивых продавцов. Свойственные им стереотипные представления привели к восприятию отсутствующих корреляций, что в свою очередь закрепило стереотипы. Верить – значит видеть.

Атрибуция: справедливо ли устроен этот мир?

Объясняя действия окружающих, мы нередко совершаем фундаментальную ошибку атрибуции (см. главу 3). Мы настолько склонны приписывать поведение людей их внутренним диспозициям, что совершенно не принимаем в расчет важные ситуационные силы. Отчасти эта ошибка возникает потому, что наше внимание приковано к людям, а не к ситуации. Пол человека и его расовая принадлежность очевидны и привлекают внимание; что же касается ситуационных сил, то они воздействуют на этого человека и, как правило, менее заметны. Поведение рабов редко объясняли самим фактом существования рабства; обычно его объясняли природой самих рабов. До недавнего времени то же самое можно было сказать и о том, как мы объясняем воспринимаемые различия между мужчинами и женщинами. Поскольку гендерно-ролевые ограничения трудно увидеть, мы приписывали поведение и тех и других исключительно их природными склонностями. Чем больше мы верим в то, что человеческие качества есть застывшие предрасположенности, тем более живучи наши стереотипы (Levy et al., 1998).

Предрасположенность в пользу своей группы

Томас Петтигрю продемонстрировал, как ошибки атрибуции делают нас пристрастными при толковании поведения членов собственной группы (Pettigrew, 1979, 1980). Мы не торопимся осуждать их поступки, а, напротив, подыскиваем самые лестные для них объяснения: «Она пожертвовала деньги, потому что у нее доброе сердце; он отказался, но при сложившихся обстоятельствах у него не было иного выхода». Когда же дело доходит до объяснения поступков членов другой группы, то мы предполагаем худшее: «Он пожертвовал деньги, чтобы его похвалили; она отказалась, потому что эгоистка». Именно поэтому, как уже отмечалось выше в этой главе, когда белого толкает белый, это воспринимается как «чистая случайность», а если черный – то это уже «акт насилия».

Позитивные поступки, совершаемые членами другой группы, обычно не принимаются во внимание. Они воспринимаются скорее как исключение («Он действительно умен и трудолюбив, совсем непохож на других…»); как следствие удачного стечения обстоятельств или определенной привилегии («Скорее всего, её приняли, потому что медицинская школа набрала меньше женщин, чем должна была набрать»); как вынужденные действия, совершаемые под давлением обстоятельств («Что ещё оставалось Скоту делать, как не оплатить чек полностью?»), или как результат чрезмерных усилий («Студенты-азиаты учатся лучше, потому что вкалывают с утра до ночи»). Непривилегированные группы, а также группы, в которых ценится скромность (например, китайцы), менее склонны к подобной предрасположенности в пользу собственной группы(Fletcher & Ward, 1989; Hewstone & Ward, 1985: Jackson et al., 1993).

Предрасположенность в пользу собственной группы может проявиться и в нашей лексике. Группа исследователей из Падуанского университета (Италия) во главе с Анной Маасс выяснила, что позитивные поступки членов своей группы нередко описываются как проявления общих диспозиций (например, «Люси вообще склонна помогать»). Если аналогичный поступок совершает представитель «чужой» группы, то он чаще описывается как исключительное, нехарактерное действие («Мария открыла дверь перед человеком с тростью»). Когда же речь идет о негативных поступках, то действует обратный принцип – о «своем»: «Джо толкнул её», о «чужом» – «Хуан был агрессивен». Маасс назвала эту форму предрасположенности «лингвистической межгрупповой предвзятостью».

Выше мы уже говорили, что тот, кто возлагает вину на жертву, может тем самым оправдать свой более высокий социальный статус (табл. 9.1)

Таблица 9.1. Усиление собственной социальной идентификации и стереотипы

По мнению Майлза Хьюстоуна, порицание проявляется в том, что неудачи членов «чужой» группы объясняются их личностными недостатками: «Они потерпели неудачу, потому что глупы; мы – потому что не приложили достаточно усилий» (Hewstone, 1990). Если кто-то оскорбил женщину, чернокожего или еврея, значит, они сами – так или иначе – виноваты в этом. Когда в конце Второй мировой войны англичане заставили группу штатских немцев пройти через концлагерь в Берген-Бельзене, один из немцев воскликнул: «Какие ужасные преступления должны были совершить эти заключенные, чтобы с ними так обращались!»

Феномен справедливого мира

Мелвин Лернер и его коллеги, проведя ряд экспериментов в университетах города Ватерлоо и штата Кентукки, пришли к следующему выводу: одного лишь наблюдения за тем, как наказывают ни в чем не повинного человека, достаточно, чтобы он начал казаться менее достойным (Lerner & Miller, 1978; Lerner, 1980). Представьте себе, что вы вместе с другими участвуете в одном из экспериментов Лернера, целью которого якобы является изучение восприятия признаков эмоционального состояния (Lerner & Simmons, 1966). Одна из испытуемых (это была помощница экспериментатора) отбирается по жребию для выполнения задания на запоминание. Каждый раз, когда она дает неверный ответ, её наказывают электрическим током. Вы вместе с другими испытуемыми наблюдаете за её эмоциональными реакциями.

После наблюдения за жертвой, получавшей, конечно же, болезненные удары, вы по просьбе экспериментатора должны оценить её. Как вы отреагируете? С сочувствием и состраданием? Вполне возможно. Как писал Ральф Уолдо Эмерсон, «мученика нельзя опорочить». Однако результаты экспериментов Лернера говорят о том, что это не так и что мученика, оказывается, можно опорочить. Если наблюдатели бессильны изменить участь жертвы, они нередко отвергают и принижают её. Римский сатирик Ювенал предвосхитил эти результаты: «Римская чернь полагается на Фортуну… и ненавидит тех, кто был осужден».

(– Никакой справедливости в мире нет!

– Нельзя сказать, что в мире совсем нет справедливости!

– Мир справедлив!)

Справедливое устройство мира

Линда Карли и её коллеги пишут о том, что этот феномен справедливого устройства мира влияет на впечатления, которые производят на нас жертвы изнасилования (Carli et al., 1989, 1999). Карли предлагала испытуемым прочесть подробное описание отношений мужчины и женщины. Например, женщина и её босс вместе обедают, потом приходят к нему домой и выпивают по бокалу вина. Некоторые испытуемые прочитали такой финал: «Затем он усадил меня на диван и, взяв мою руку в свою, попросил меня стать его женой». Задним числом люди не видят ничего удивительного в таком повороте событий и восхищаются обоими – и мужчиной, и женщиной. Другие испытуемые прочитали эту же историю с другим финалом: «Но потом он повел себя очень грубо. Он повалил меня на диван и изнасиловал». Узнав о подобной развязке, испытуемые говорили, что именно этого и следовало ожидать, и порицали женщину за поведение, которое в первом сценарии казалось безупречным.

По мнению Лернера, подобное унижение беззащитной жертвы является следствием присущей каждому из нас потребности верить, что «я – справедливый человек, живущий в справедливом мире, в котором каждый получает то, что заслуживает» (Lerner, 1980). С раннего детства, утверждает он, нам внушают, что добро вознаграждается, а зло наказывается. Трудолюбие и добродетель приносят дивиденды; лень и безнравственность – нет. Отсюда недалеко и до того, чтобы верить: процветающие добродетельны, а страдающие заслуживают своей участи. Классической иллюстрацией этого тезиса является один из сюжетов Ветхого Завета – жизнеописание Иова – доброго человека, на долю которого выпали тяжелейшие страдания. Друзья Иова, считавшие устройство мира справедливым, подозревали, что тяжелая участь Иова – наказание за совершенное им страшное злодеяние. Более двух третей американцев разделяют точку зрения друзей Иова и согласны с утверждением: «Большинству из тех, кто не добился успеха, не следует винить систему; им некого винить в этом, кроме себя» (Morin, 1998). Следовательно, противодействие программам поддерживающих действий (affirmative action programs) [Поддерживающие действия – политическая программа, направленная на ликвидацию расовой дискриминации. – Примеч. перев.], призванным исправить положение, создавшееся в результате прежней дискриминации, объясняется не только предрассудками, но также и восприятием поддерживающих действий как нарушающих нормы справедливости и честности (Bobocel et al., 1998).

Результаты этих исследований позволяют предположить, что люди равнодушны к социальной несправедливости не потому, что справедливость их не волнует, а потому, что не видят несправедливости. Люди, априорно считающие устройство мира справедливым, убеждены в том, что жертвы изнасилования соответствующим образом вели себя (Borgida & Brekke, 1985), что избитые жены сами спровоцировали своих мужей (Summers & Feldman, 1984), что бедняки не заслуживают лучшей участи (Furnham & Gunter, 1984), а больные сами виноваты в своих недугах (Gruman & Sloan, 1983). Подобные представления убеждают также и успешных людей в том, что они заслужили то, что имеют. Здоровые и богатые люди могут рассматривать свое благополучие и несчастья других как справедливое распределение вознаграждений. Связывая благополучие с нравственностью, а несчастья – с её отсутствием, мы создаем условия для того, чтобы удачливые люди гордились своим положением и не спешили брать на себя ответственность за тех, кто потерпел крах.

Люди не терпят неудачников, даже если всем очевидно, что неудача – всего лишь результат невезенья. Всем прекрасно известно,что играющие в азартные игры либо выигрывают, либо проигрывают, и результат игры, казалось бы, не должен сказываться на оценке самого игрока. Тем не менее есть люди, которые никак не могут удержаться от того, чтобы не выступить в роли его критика и не оценить его в зависимости от результата. Игнорируя тот факт, что даже логичное решение может принести плохие результаты, они признают проигравших менее компетентными (Baron & Hershey, 1988). Адвокаты и биржевые маклеры точно так же судят о себе по результатам; они весьма довольны собой после достигнутых успехов и стыдятся неудач. Разумеется, нельзя сказать, что успех не зависит от одаренности и инициативности. Но слепая вера в справедливое устройство мира не учитывает не зависящие от человека и не поддающиеся его контролю факторы, которые способны свести на нет даже самые энергичные усилия.

Когнитивные последствия стереотипов

Увековечивают ли стереотипы сами себя?

Предрассудок – это предвзятое мнение. «Вынесение приговора до суда» – вещь неизбежная: ведь мы с вами не бесстрастные автоматы, фиксирующие социальные события и взвешивающие свидетельства «за» и «против» собственных пристрастий. Наши предвзятые мнения руководят нашим вниманием, нашими интерпретациями и памятью.

Во всех случаях, когда какой-либо член какой-либо группы поступает именно так, как и ожидали, мы надлежащим образом отмечаем этот факт: мнение, которое у нас существовало до этого, подтвердилось. Если же действия какого-либо члена какой-либо группы идут вразрез с нашими ожиданиями, мы можем объяснить или оправдать это особыми обстоятельствами (Crocker et al., 1983). Следовательно, стереотипы влияют на то, как мы истолковываем поведение окружающих (Kunda & Sherman-Williams, 1993; Sanbonmatsu et al., 1994; Stangor & McMillan, 1992).

Возможно, вы сами припомните такой период в своей жизни, когда вам – как бы вы ни старались – не удавалось заставить кого-то изменить свое мнение о вас; время, когда вас – что бы вы ни делали – постоянно неправильно понимали. Вероятность непонимания велика, когда кто-то ожидает неприятных столкновений с вами (Wilder & Shapiro, 1989). Уильям Айкс и его коллеги доказали это в опытах, участниками которых стали пары мужчин студенческого возраста. Когда пары приходили в лабораторию, экспериментатор предупреждал одного из участников каждой пары о том, что его «половина» – якобы один из самых недружелюбных людей, с которыми ему приходилось в последнее время общаться. Затем мужчин представляли друг другу и оставляли наедине на 5 минут. Участникам параллельного эксперимента говорили о том, что их «половина» – исключительно дружелюбный человек.

«Ярлыки действуют на нас так же, как пронзительный вой сирены, и мы становимся глухими ко всем более тонким различиям, которые в спокойной обстановке непременно. заметили бы. Гордон Оллпорт,Природа предрассудка, 1954»

И «дружелюбные», и «недружелюбные» участники эксперимента были любезны со своими новыми знакомыми. На деле же те, кто был настроен на встречу с недружелюбным собеседником, изо всех сил старались расположить его к себе, и их усилия не пропали даром: к ним отнеслись доброжелательно. Но в отличие от тех, кого предупреждали о дружелюбии их напарников, испытуемые, ожидавшие встретить нелюбезного человека, приписали его дружелюбное поведение их собственным «нежностям» с ним. По завершении эксперимента они выразили своим собеседникам большее недоверие и оценили их поведение как менее дружелюбное. Вопреки очевидно доброжелательному поведению их напарников те участники эксперимента, которые уже были определенным образом предубеждены, «усмотрели» враждебность, якобы скрывающуюся за «улыбкой вежливости». Они никогда не увидели бы ничего подобного, если бы не верили в нее.

{Если поведение окружающих угрожает нашему стереотипу, мы спасаем его тем, что выделяем из группы, на которую он распространяется, новую подгруппу, например группу «пожилых олимпийцев»}

Что же касается информации, которая находится в разительном противоречии со стереотипом, то мы её, конечно же, замечаем. Тем не менее, когда нам кажется, что «список исключений» исчерпывается несколькими нетипичными личностями, мы можем спасти стереотип, если выделим из группы, на которую он распространяется, новую категорию (Brewer, 1988; Hewstone, 1994; Kunda & Oleson, 1995, 1997). Домовладельцы, не возражающие против соседства с совершенно определенными чернокожими, могут сформировать стереотипное представление о подгруппе чернокожих – «представителях среднего класса, достигших определенного профессионального уровня». Подобное выделение подтипов – формирование стереотипов, распространяющихся на подгруппы, – помогает поддерживать более общее стереотипное представление о том, что большинство чернокожих – нежелательные соседи (рис. 9.9). Доброжелательное отношение британских школьников к полицейским, охраняющим их школы и по-дружески относящихся к ним, не изменило в лучшую сторону их представления о полицейских вообще (Hewstone et al., 1992). Тот, кто считает, что женщины преимущественно пассивны и зависимы, может сформировать новую подгруппу «агрессивных феминисток» и включить в нее всех тех дам, которые не соответствуют «базовому» стереотипу (S. E. Taylor, 1981).

Рис. 9.9. Атрибуция и модификация стереотипа.Если чье-либо поведение не соответствует нашему стереотипу, мы можем пересмотреть стереотип, выделить подгруппу или приписать поведение каким-либо чрезвычайным обстоятельствам

Влияют ли стереотипы на наши суждения о конкретных людях?

У нас есть возможность завершить эту главу на вполне оптимистичной ноте: мы нередко более позитивно оцениваем конкретных людей, чем группы, которые они представляют (Miller & Felicio, 1990). Известно, что стоит нам узнать человека, как «стереотипы практически перестают влиять на суждения о нем» (Borgida et al., 1981; Locksley et al., 1980, 1982). Энн Локсли, Юджин Борджида и Нэнси Брекке пришли к этому выводу после того, как познакомили студентов Университета штата Миннесота с событиями, якобы имевшими место в жизни «Нэнси». В том, что было выдано за расшифровку телефонных разговоров Нэнси, она рассказывала подруге, как вела себя в трех разных ситуациях (в том числе и тогда, когда в магазине к ней пристал какой-то подозрительный субъект). Некоторые студенты читали запись разговора, в котором Нэнси рассказывала, как решительно потребовала от мужчины оставить её в покое, другие – в которой описывалось пассивное поведение Нэнси (она просто не обращала на мужчину никакого внимания, и в конце концов он ушел). Остальные студенты читали ту же самую запись, но только её действующим лицом была не Нэнси, а Пол. На следующий день студентам нужно было предсказать, как Нэнси (или Пол) будет вести себя в других ситуациях.

Как знание половой принадлежности индивида повлияло на их прогнозы? Никак. На ожидания, связанные с решительностью действий персонажа, повлияло лишь то, что студенты узнали о нем накануне. Информация о половой принадлежности не повлияла даже на суждения испытуемых о его маскулинности или фемининности. Студенты совершенно забыли о гендерных стереотипах и оценивали Нэнси и Пола исключительно как индивидов.

Объяснение этих результатов в неявном виде присутствует в одном важном принципе, о котором рассказано в главе 3: при условии, что имеется (1) общая (базовая) информация о какой-либо группе и (2) тривиальная, но яркая информация об одном из её членов, последняя обычно производит более сильное впечатление, нежели первая. Сказанное в первую очередь относится к ситуациям, когда индивид не соответствует нашим представлениям о типичном представителе данной группы (Fein & Hilton, 1992; Lord et al., 1991). Представьте себе, что вам рассказывают о том, как на самом деле вели себя большинство участников эксперимента по изучению конформизма, а затем демонстрируют запись краткого интервью с одним из них. Будете ли вы догадываться о поведении интервьюируемого, как это сделал бы неинформированный зритель (только на основании видеозаписи), проигнорировав базовую информацию о том, как на самом деле вели себя в массе своей испытуемые?