Глава 12. Стратегическая мастурбация 2 страница

Вскоре генерал-лейтенант Бергонцолли понял, что его положение безнадежно. Бомбардировки уничтожили систему водоснабжения и разрушили продовольственные склады. Переодевшись в штатское, генерал с горсткой добровольцев выбрался из крепости, пройдя так близко от английских позиций, что «мог нюхать пищу из их походных кухонь».

Сразу же после бегства генерала крепость капитулировала. Над дворцом губернатора взвился английский флаг. 40 тысяч итальянских солдат и офицеров сдались в плен.

Английская официальная кинохроника, быстро доставленная в Берлин через Швецию, окончательно испортила Гитлеру настроение.

Делать нечего! Надо спасать своего союзника. Гитлер приказал немедленно представить ему на подпись проект директивы о помощи итальянцам в районе Средиземного моря и в Греции.

Опережая директивы, в тучах песчаной пыли на грунтовые аэродромы Сицилии уже садятся пикирующие бомбардировщики X Воздушного Корпуса генерал-лейтенанта Ганса-Фердинанда Гейслера, развернувшего свой штаб в отеле Сан-Доминго в Таормина на Сицилии. Он имеет приказ уничтожить английский Средиземноморский флот и лишить англичан возможности перевозить войска и технику во всем районе от Гибралтара до Александрии и Порт-Саида.

В проекте директивы, получившей через несколько дней официальное название Директива № 22, говорилось: «Обстановка в районе Средиземного моря, где Англия превосходящими силами (!) действует против наших союзников, требует быстрого германского вмешательства по стратегическим, политическим и психологическим причинам.

Триполитания должна быть удержана и предотвращен развал и крушение албанского фронта...»

Вся эта директива дышала какой-то паникой, столь не свойственной прошлым директивам, подписанным Гитлером.

Риббентроп срочно телеграфировал Шуленбургу в Москву:

«С начала января через территорию Венгрии осуществляется переброска в Румынию крупных германских частей.

Эти перевозки войск вызваны необходимостью серьезно заняться вопросом о полном вытеснении англичан со всей территории Греции.

Что касается численности германских войск, то на этот вопрос пока что желательно по-прежнему давать уклончивые ответы.

Риббентроп».

Инструкции из Берлина очень пригодились графу Шуленбургу, когда утром 10 января 1941 года он поехал в здание Народного комиссариата Иностранных дел подписывать с Молотовым очередной секретный протокол по Литве, которую со времен совместных аннексий все не могли окончательно поделить. Текст протокола под грифом «Совершенно секретно!» был окончательно согласован к 10 января и гласил:

«Германский посол граф Шуленбург, полномочный представитель Правительства Германской Империи, с одной стороны, и Председатель Совета Народных Комиссаров СССР В. М. Молотов, полномочный представитель Правительства СССР, с другой стороны, согласились в следующем:

1. Правительство Германской Империи отказывается от своих притязаний на полосу литовской территории, упомянутой в Секретном Дополнительном Протоколе от 28 сентября 1939 г. и обозначенной на карте, приложенной к этому Протоколу.

2. Правительство Союза Советских Социалистических Республик готово компенсировать Правительству Германской Империи территорию, упомянутую в статье 1 данного Протокола, выплатой Германии 7 500 000 золотых долларов или 31 937 500 марок...

3. Данный протокол составлен в двух оригиналах, на немецком и русском языке каждый, и вступает в силу немедленно после его подписания.

За правительство Германии Шуленбург

По уполномочию Правительства СССР В. Молотов»

Подписанное в тот же день новое Хозяйственное соглашение увлекло тему короткой беседы Молотова с Шуленбургом совершенно в другое русло и обе стороны не сказали о немецких войсках в Румынии ни единого слова.

Кроме секретного протокола Шуленбург и Молотов подписали еще и соглашение о государственной границе. Выпили на радостях по бокалу шампанского, сфотографировались вместе со своими делегациями и советниками, не делая абсолютно никакого секрета из всего случившегося.

В вышедшей на следующий день - 11 января - «Правде» на первой полосе под заголовком «Очередная победа советской внешней политики» была помещена фотография улыбающихся Шуленбурга и Молотова в момент подписания ими соглашения о государственной границе.

На той же странице было помещено также и «Коммюнике о заключении Хозяйственного Соглашения между СССР и Германией». Коммюнике завершала бодрая фраза о том, что «все хозяйственные вопросы, включая те, которые возникли в связи с присоединением к СССР новых территорий, разрешены в соответствии с интересами обеих стран».

С тем же энтузиазмом советская пресса вещала об успехе германо-советского фестиваля дружбы. В очередном фестивале советско-нацистской дружбы товарищ Сталин лично не участвовал, поскольку был занят гораздо более важными делами. Подводился итог декабрьского совещания высшего командного состава армии путем проведения серии оперативно-стратегических игр.

Игры проводились в три этапа, на каждом из которых участники в соответствии с заданиями и полученными вводными принимали решения, исполняли в письменном виде директивы, боевые приказы, оперативные сводки и другие документы. На пространстве от Балтийского до Черного морей действовали фронтовые и армейские объединения, своей дислокацией и организацией откровенно нацеленные на запад.

Участники игры организационно были разделены на «Восточных» и «Западных». Командовал «Восточными» генерал-полковник танковых войск Дмитрий Павлов. Начальником штаба у него был генерал-лейтенант Кленов, начальником оперативного отдела штаба - генерал-майор Климовских, а авиацией «Восточных» командовал сам Рычагов.

В распоряжении «восточных», которые на первом этапе игры считались Северо-Западным фронтом и должны были наносить самый вожделенный удар по Восточной Пруссии, пять общевойсковых армий, четыре механизированных корпуса в составе 10 танковых дивизий, один кавалерийский корпус, отдельный стрелковый корпус и 80 авиаполков. Поддерживал удар группировки Балтийский флот, которым командовал контр-адмирал Алафузов.

«Западными» командовал генерал армии Жуков, а начальником штаба у него был бывший военный атташе в Берлине, тогда комкор, а ныне генерал-лейтенант Пуркаев.

Силы «Западных», как всегда, были гораздо слабее и состояли из трех общевойсковых армий одного механизированного корпуса, одной танковой, одной кавалерийской дивизии и одной пехотной дивизии резерва.

Действия «Западных» поддерживало соединение флота, которым командовал молодой контр-адмирал Головко.

Авиацией у «Западных» командовал генерал Жигарев, которому вскоре было суждено заменить арестованного Рычагова[68].

Как и следовало ожидать, стремительное наступление «Восточных» на Кенигсберг и Варшаву развивалось почти без помех. Смятые и окруженные «западные», которых еще именовали «синими», быстро прекратив организованное сопротивление, не успели даже откатиться на новые рубежи, как попали в стальные клещи танковых корпусов «Восточных», справедливо именуемых «красными».

Самолюбивый Жуков пошел красными пятнами. Он не привык проигрывать и, в свойственной ему манере высказал претензии Мерецкову относительно столь резкого неравенства сил, льготных для «красных» условий и вводных, сковывание инициативы «синих», которые не могли даже маневрировать собственными войсками в своем оперативном тылу. Стоило только подумать, как нужный мостик оказывался взорванным, железная дорога выведена из строя, электростанция уничтожена и т.п.

Хорошо, соглашается Мерецков. Он разрешил добавить «синим» еще две армии, один танковый корпус и слегка смягчить вводные по линиям коммуникаций и связи.

Но за «красными», тем не менее, остается главное: внезапность и полуторное (вместо тройного) превосходство в силах.

Главное: внезапность. Внезапность нападения всегда действует ошеломляюще, порождая целую цепь катастроф, которые, в свою очередь, множат все новые и новые катастрофы. Внезапный удар авиации, уничтоживший авиацию «синих» на аэродромах, делает их войска беззащитными от воздушных ударов, заставляя откатываться от границы, оставляя наступающим «красным» тысячи тонн боеприпасов, горючего и прочего снабжения. Бросаются пограничные аэродромы, которые тут же захватывают и начинают использовать воздушные силы противника, что позволяет авиации «красных» («восточных») действовать на еще большую глубину территории «синих».

Однако быстрая переброска войск из стратегического резерва позволила «синим» остановить прорыв «красных» и нанести удар во фланг их группировке в Восточной Пруссии. Завязались ожесточенные бои: рывок «красных» на Варшаву был остановлен. Фронт в Восточной Пруссии стабилизировался. Наступающим не удалось выйти на оперативный простор, смяв и окружив «западных».

Павлов реагировал нервно: «Вы бы ему еще пять танковых дивизий добавили!»

С ним согласился и Тимошенко. Состав сил противоборствующих на стратегической игре сторон заранее согласован и утвержден. Всякие импровизации на ходу просто неуместны.

Вместо ответа Мерецков открыл папку и вытащил из нее «Сводку № 8», составленную въедливым и упрямым подполковником Новобранцем.

Тимошенко, Жуков, Павлов и многие другие участники игры эту сводку получили, но за недостатком времени при подготовке и проведении совещания высшего комсостава не успели ее по-настоящему проработать.

Павлов высказал мнение, что это какая-то дезинформация. И он очень удивляется, что она исходит из ГРУ.

Тимошенко, полистав документы, обратил внимание на отсутствие утверждающей подписи Голикова.

Мерецков пояснил, что сводка докладывалась ему лично в присутствии Голикова и Василевского. И он склонен верить этой сводке больше, чем многим другим источникам.

Тимошенко, разумеется, поинтересовался: посылалась ли эта сводка Сталину и другим членам политбюро?

Мерецков ответил, что, конечно, посылалась. И никакой реакции из Кремля не последовало. Кстати, по рассылке видно, что она посылалась и Тимошенко. Почему же его этот документ удивил сегодня?

Тимошенко промолчал.

Жуков сидел за столом и внимательно читал сводку, поднимая время от времени очки на лоб и покачивая головой.

110 дивизий, из них 11 танковых!

А Мерецкова неожиданно охватило вдохновение.

Он предложил, исключительно ради проработки теоретического варианта, взять за основу состав сил сторон, указанный в «Сводке № 8», и несколько изменить условия игр. Передать внезапность «западным» («синим») и посмотреть, что из этого получится.

Тимошенко снова пытался возражать, но Мерецкова неожиданно поддержал Жуков, почуявший в этом варианте возможность еще раз продемонстрировать свои наступательные возможности. А собственно говоря, если речь об играх, не все ли равно откуда их демонстрировать: с запада или с востока. На то игры и существуют, чтобы проигрывать и исследовать самые невероятные варианты, которых в реальной жизни может никогда и не быть.

Удар «западных», руководимых Жуковым и Пуркаевым, оказался страшным.

Прорвав в нескольких местах фронт «восточных», танки Жукова ринулись вглубь территории противника, сметая все на своем пути.

Не имея права на отступление, части «восточных» («красных»), заняв жесткую оборону, быстро угодили в окружение и их положение стало безнадежным. Катастрофа на севере и в центре не позволила южному флангу «восточных» осуществить задуманное контрнаступление.

Чтобы спасти положение, Павлову нужно было срочно отводить свои войска, но не имея никакого плана на отступление, и он сам, и посредники ясно видели, что отступление мгновенно перерастет в хаос и беспорядочное бегство.

Игра была быстро прекращена.

Тягостное чувство охватило всех участников. Такое чувство бывает у обреченных, которым чудесный оракул на мгновение приоткрыл тайну их будущей судьбы[69].

Узнав об этой игре, Сталин пришел в ярость.

Вызвав в Кремль участников игр вместе с Тимошенко и Мерецковым, вождь потребовал объяснений.

Как водится, все свалили на Мерецкова, поскольку инициатива этого безобразия исходила именно от него.

- В чем причина неудачных действий, а затем и разгрома «красных»? - поинтересовался Сталин тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

Генерал-полковник Павлов пытался отшутиться:

- В играх такое бывает, товарищ Сталин. На то она и есть игра.

Однако Сталин никаких шуток выслушивать не желал. Он заметил Павлову, что тот не смог найти правильных решений в ходе игры и подставил свои войска под разгром.

Павлов стал возражать, что он подвергся внезапному удару. А эти вопросы вообще никогда ранее не прорабатывались ни теоретически, ни тем более практически. И атакован он был какими-то фантастическими силами, с потолка.

Грозный взгляд вождя уставился на генерала армии Мерецкова.

- На основании каких данных вы проводили игру? - спросил вождь. - Почему «синие» получили такое преимущество перед «красными»? Откуда у вас такое соотношение сил?

Мерецков показал Сталину «Сводку № 8» подполковника Новобранца.

- Чито это? - с сильным грузинским акцентом потребовал разъяснений Сталин, очень напоминая при этом человека, которого дурачат, принимая за дурака. Все понимали, что рискуют головами и желали лишь благополучно для себя выйти из создавшегося положения. Все глаза сфокусировались на генерале Голикове, который также присутствовал на страшной «разборке стратегической игры в присутствии руководителей партии и правительства».

Голиков без тени замешательства доложил товарищу Сталину о своей яростной борьбе с начальником (а точнее «с и.о. начальника») информационного отдела ГРУ подполковником Новобранцем, оказавшимся слишком падким на дезинформацию, подкидываемую со всех сторон.

Далее Голиков поведал вождю и всем присутствующим, как разбушевавшийся подполковник потребовал личного доклада начальнику генерального штаба и как они вместе были приняты Мерецковым и Василевским, которые нашли сводку вполне реальной и санкционировали ее рассылку в войска, хотя это было уже сделано Новобранцем самовольно без разрешения и его, Голикова, подписи.

Сталин, выслушав Голикова, молчал.

Молчали, разумеется, и все остальные, следя настороженными взглядами как вождь неторопливо прохаживается по кабинету.

Наконец Сталин остановился, подошел к стенной аптечке, налил в небольшую чашечку какие-то капли, выпил их и, повернувшись к сидящим маршалам и генералам, изрек:

- Товарищ Тимошенко просил назначить начальником Генерального штаба товарища Жукова. Давайте согласимся.

Тишина превратилась в мертвую тишину.

Мерецков и Жуков одинаково помертвели.

Для первого это означало снятие с должности с непредсказуемыми последствиями.

Для второго это означало вступление в должность, где он ничего ровным счетом не смыслил, что также могло привести к непредсказуемым последствиям.

Видимо, на Сталина произвела сильное впечатление речь Жукова на Совещании, а также его действия в игре, как на стороне «синих», так и на стороне «красных».

Остановив движением руки пытавшегося возражать Жукова, Сталин продолжал: «Политбюро решило освободить Мерецкова от должности начальника Генерального штаба и на его место назначить вас».

Без сомнения, товарищ Сталин был настолько великий человек, что разобраться в некоторых мотивировках его решений простым смертным почти невозможно! Ведь он обдумывал проект назначения Жукова наркомом обороны с устранением уже раздражавшего его своей тупостью маршала Тимошенко. А начальником генштаба снова назначить маршала Шапошникова, надеясь, что высокая образованность и огромный штабной опыт Шапошникова смогут компенсировать малограмотность Жукова

И тем не менее, прямо на совещании в Кремле 12 января 1941 года Сталин снимает с должности Мерецкова и назначает Жукова именно начальником Генерального штаба[70].

К этому времени в СССР уже сформировался тип так называемого универсального профессионального руководителя способного возглавлять любое доверенное ему учреждение. Вчера он мог быть директором больницы, завтра - директоров консерватории, послезавтра - главным редактором центральной газеты. Администрирование везде шло по общему трафарету и никаких крупных проблем не возникало. Но даже в сталинской России подобный человек не мог быть назначен на должность, требующей не административного опыта, а глубокой профессиональной подготовки. Другими словами, он мог быть директором больницы, но не ведущим хирургом, директором консерватории, но не ведущим дирижером и т. д. Генерал Жуков с грехом пополам - справился бы с должностью Наркома обороны. Тем более, что он был бы нисколько не хуже своих предшественников на этом посту: Ворошилова и Тимошенко. Но на посту Начальника генерального штаба - должности чисто профессорской, академической - он мгновенно достиг предела своей полной некомпетентности[71].

Как и рассчитывал Гитлер, Сталин получил его письмо вместе с письмом фюрера к Муссолини. Помимо этого Сталин получил еще копию письма Черчилля к генералу Уэйвеллу - главнокомандующему английскими войсками в Африке и на Ближнем Востоке, где, в частности, говорилось:

«Мы располагаем множеством подробных сведений указывающих на то, что еще до конца месяца начнутся большие переброски войск через Болгарию к греческой границе, конечной целью которых является наступление на Салоники. По-видимому, до середины февраля болгаро-греческую границу смогут пересечь не более чем одна или две танковых дивизий, одна моторизованная дивизия, примерно 180 пикирующих бомбардировщиков и некоторое количество воздушно-десантных частей... Поражение Греции затмит собой те победы, которые мы одержали в Ливии... Поэтому вы должны подчинить свои планы более важным интересам, которые поставлены теперь на карту...»

Расклад получается интересный. Если немцы вторгнутся в Грецию и победят, сбросив англичан в море, то многое станет ясно по их поведению, скажем, в Румынии. Выведут они оттуда войска или нет?

Если победят совместные силы англичан и греков, то на границе СССР могут оказаться английские войска. Любопытно! И тогда англичане уже точно выйдут и в зону турецких проливов.

Пока в Болгарии немецких войск еще нет и можно напомнить Гитлеру о некоторых наших претензиях.

13 января 1941 года «Правда» опубликовала «Заявление ТАСС», где указывалось: «В иностранной прессе распространяется сообщение со ссылкой на некоторые круги Болгарии как источник информации, что в Болгарию уже переброшена некоторая часть немецких войск, что переброска последних в Болгарию продолжается с ведома и согласия СССР, что на запрос болгарского правительства о пропуске немецких войск в Болгарию СССР ответил согласием».

Вот такими незатейливыми методами мелкого провокатора Сталин зондировал Берлин.

Далее ТАСС был уполномочен заявить следующее:

«1. Если немецкие войска и в самом деле имеются в Болгарии, и если их дальнейшая переброска в Болгарию действительно имеет место, то все это происходит без ведома и согласия СССР, германская сторона никогда не ставила перед СССР вопроса о пребывании или переброске немецких войск в Болгарию.

Ссылки на «иностранную прессу» и «некоторые круги Болгарии» - это был типичный сталинский метод кидания камушков через забор без ожидания, что в ответ может прилететь валун.

Но в Берлине с такими тонкими методами Москвы уже освоились и научились на нее реагировать, используя почти советскую «новоречь».

«Германское информационное бюро о заявлении ТАСС.

14 января 1941 года

В виду большого количества слухов... относительно мнимой переброски германских войск в Болгарию, в берлинских политических кругах заявляют, что нет ничего удивительного в том, что русское официальное агентство ТАСС сочло своим долгом опубликовать опровержение в связи с этим сообщением...»

Немцы не поняли сталинского хода или поняли, но прикинулись дураками. Сталин стал обдумывать свой следующий шаг в темном балканском лабиринте.

14 января 1941 года Сталин завизировал приказ о назначении Жукова начальником Генштаба и о перемещениях в связи с этим назначением.

«Строго секретно

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б)

14 января 1941 года

О начальнике Генштаба и командующем войсками военных округов

Для улучшения подготовки войск округов и армий утвердить назначения:

1. Начальником Генерального Штаба и заместителем Наркома Обороны - генерала армии Жукова Георгия Константиновича;

2. Заместителем Наркома Обороны по боевой подготовке - генерала армии Мерецкова Кирилла Афанасьевича...»

При очередном докладе Филипп Голиков упомянул о плане «Барбаросса», полученном от неизвестного источника в Швейцарии.

Сталин вздохнул: «Что за источник?»

Голиков пояснил, что с этим источником работает полковник Радо. Где он его нашел и прочее пока выясняется. Источник получил кодовое имя «Люси».

То, что англичане будут множить свои провокации через нейтральные страны, можно было предугадать. Но то, что они пойдут на фабрикацию директив самого Гитлера, было неожиданностью и вызывало сомнение. Сталин спросил Голикова, что тот по этому поводу думает?

Голиков ответил, что фотокопий документов никто не видел, а тексты, в принципе, придумать совсем несложно. Война привязана к дорогам и кто бы не нападал на СССР - все будут вынуждены действовать примерно одинаково. Достаточно взять карту с действиями, скажем, того же Наполеона и вот вам план действий на линии Брест-Москва. Тем более, осмелился заметить начальник ГРУ, почти никаких новых дорог с тех пор не построено. А старые стали еще хуже.

Вождя это замечание Голикова почему-то привело в хорошее настроение: «Потом построим дороги, - сказал он. - Харошие дароги, товарищ Голиков».

Кроме того, продолжал начальник разведки, это вполне мог быть документ из архива немецкого генштаба, попавший в руки англичан после первой мировой войны, слегка ими подработанный и датированный как современный. В любом случае, пока не будут получены фотокопии самих документов, говорить об этом рано. В этом направлении уже работают в разных странах, и если такой документ действительно подписан Гитлером, то это станет известно точно и очень скоро.

Пока что можно точно сказать, что Германия к войне с СССР никак не готовится. Невозможно готовиться к войне с Россией, товарищ Сталин, не позаботившись о зимнем обмундировании для армии. Многие из еще служащих в вермахте, наверное, не забыли, как они вымерзали на Украине зимой 1918 года. Поэтому, если существует план нападения на нас, его осуществление должно было начаться с пошивки зимнего обмундирования для армии. А это сделать незаметно совершенно невозможно. Прежде всего необходим массовый забой баранов для пошивки нескольких миллионов полушубков. Но даже, допустим, что немцам удалось все это сделать незаметно. Все равно подобное мероприятие неизбежно в условиях германской экономики приведет к резкому снижению цен на баранину по всей стране. А вот этого уже скрыть совершенно невозможно.

Сталин остался очень доволен докладом начальника ГРУ и отпустил Голикова, удостоив рукопожатия и проводив до дверей кабинета. Несмотря на эти высшие проявления сталинской любезности, Голиков ушел озадаченным. Вождь ничего не сказал ему, что делать с автором «Сводки № 8» подполковником Новобранцем.

Еще накануне, во время разбора стратегических игр, Голиков обратил внимание, что Сталин никак не отреагировал на его, Голикова, доклад о начальнике информационного отдела и его вопиющем самовольстве, способном спровоцировать войну. Видимо, Сталин посчитал главным виновником всего этого дела Мерецкова и, сняв того с должности начальника Генштаба, решил не наказывать рядовых исполнителей. На всякий случай, направляясь в Кремль, Голиков подготовил рапорт о снятии Новобранца с должности и отдачи под суд «за самовольные действия, способные привести к тяжким последствиям». Но поскольку Сталин, вопреки ожиданиям шефа ГРУ, не сказал о подполковнике Новобранце и его «Сводке № 8» ни слова, то Голиков благоразумно решил пока не давать рапорту хода. Сталин сам вспомнит об этом, то рапорт всегда будет наготове.

Вернувшись к себе, Голиков вызвал Новобранца. Передал ему текст плана «Барбаросса», данные из Женевы и приказал все это проанализировать и доложить. Можно было не сомневаться, какой ответ даст подполковник.

Разведка НКВД также порадовала вождя. Утраченные связи на территории Германии, уничтоженные врагом народа Ежовым, восстанавливаются. Начальник ИНО НКВД Фитин доложил, что сразу после нового года резидент НКВД Александр Коротков, действующий под документами на имя Александра Эрдберга, отбыл в Германию, где 7 января встретился с «Корсиканцем», который сообщил ему, что в аристократических и интеллигентных кругах Германии растет убежденность в том, что Германия эту войну проиграет. «Садовый шланг» президента Рузвельта потряс эти круги, посчитавшими подобное заявление американского президента прямым объявлением войны гитлеровскому режиму. Эпоха громких побед вермахта кончилась, началась затяжная война, которой так все боялись, а потому оппозиция Гитлеру растет не только в этих изначально космополитичных кругах, но и в армии. В дополнение ко всему по Берлину ходит упорный слух, что Гитлер решил напасть на СССР. Тогда ему действительно конец. Однако сам «Корсиканец» склонен относиться к подобному слуху, несмотря на его очевидную вздорность, с известной осторожностью. Его информатор, Харро Шульце-Бойзен, служащий в главном штабе Люфтваффе, сообщил, что им дан приказ начать в широких масштабах разведывательные полеты над советской территорией с целью фотографирования всей пограничной полосы СССР. Иметь агента в штабе «Люфтваффе» - это было бы очень хорошо, но доказательств, что Шульце-Бойзен не провокатор, пока нет. Этот человек принадлежит к цвету немецкой аристократии.

Внучатый племянник знаменитого гросс-адмирала Тирпица, женат на родственнице князя фон Эйленбурга. В студенческие годы, во времена Веймарской республики, издавал журнал «Дер Гегнер» («Противник»), носивший антиправительственный характер, за что был однажды арестован. К гитлеризму имеет резко негативное отношение. Коротков вышел на Щульце-Бойзена непосредственно и узнал его ближе. От предложенных денег аристократ с негодованием отказался, считая, что его риск оправдан, «если он способствует грядущему падению фашизма».

«Если денег не берет, - изрек Сталин, - значит, провокатор. Только провокаторы денег не берут. Порядочные люди всегда в деньгах нуждаются».

Сраженный железной логикой вождя генерал Фитин замолк, вопросительно глядя то на Сталина, то на Берия.

- Мы дали ему кличку «Старшина», - продолжил доклад шеф НКВД, - если провокатор, то тоже интересно - во что они хотят, чтобы мы поверили. Короткову сообщили, чтобы был поосторожнее с ним. Офицер, аристократ, внук Тирпица. С чего это ему с нами работать? - Сталин благосклонно кивнул, давая понять, что согласен с доводами шефа тайной полиции.

Уже около полуночи, отпустив Меркулова и Фитина, Сталин остался вдвоем с Лаврентием Берия. Предстояло проработать несколько вопросов, подробности которых никому более знать не полагалось. К удивлению Сталина, Берия снова начал разговор о Шульце-Бойзене. Оказывается, помимо всего прочего, внук адмирала Тирпица сообщил, что в штаб Люфтваффе потоком поступает секретная информация из СССР. В частности, немцам практически все известно об аэродромной сети на всей территории европейской части Союза, тип и число самолетов, базирующихся на том или ином аэродроме и многие другие обобщенные сведения, утечка которых возможна только из главного Управления ВВС.

- Вот как? - Сталин вынул трубку изо рта и положил ее на стол. - Авиация всегда плодила изменников и продолжает этим заниматься.

Вождь спрашивает у Берия какие новые показания удалось получить у бывшего генерала Проскурова?

Берия с пониманием кивает. Но Проскуров крепкий орешек. О себе говорит, что угодно, во всем признается. Двум смертям не бывать, а одной уже не миновать. А про других молчит. Никаких фамилий не называет.

- Бить, бить и бить! - подсказывает вождь, вечно подозревающий своих наркомов внутренних дел в излишнем либерализме.

На лице Берии появляется выражение обиды. Что его учат как школьника.

- И семья. Ведь есть у него семья, - подсказывает вождь.

Помолчав, Сталин спрашивает у Берии, как идут мероприятия, которые ЦК счел целесообразным провести с польскими военнопленными?

Этот вопрос встал еще в начале 1940 года. Было высказано мнение: рядовых распихать по островам ГУЛАГа, офицеров расстрелять.

По приказу Сталина 5 марта 1940 года (т.е. день в день за 13 лет до смерти самого вождя) Берия представил в Политбюро документ, предлагающий приговорить все 15 000 польских офицеров к расстрелу по упрощенной судебной процедуре - без предъявления обвинения обвиняемому и без зачтения ему приговора[72]. Сталин завизировал этот документ, заставив это сделать и всех членов Политбюро от Ворошилова до Калинина.

С этого момента в трех лагерях, где содержались поляки, начались мероприятия по их массовому истреблению[73].

Берия с гордостью и доложил вождю, что из 15 000 человек примерно 80% уже ликвидированы. Исполнители трудятся чуть ли не круглосуточно, поскольку в интересах секретности каждого поляка расстреливают фактически индивидуально.

Однако доложенные цифры не произвели на вождя большого впечатления. Приняв к сведенью доклад шефа НКВД, вождь упрекнул того за неправильную организацию работ, коль они идут столь медленно.