Переживание взрослым человеком своих детских воспоминаний

(из М. Цветаевой)

Обратимся в прозаическому наследию Марины Цветаевой. Вот её повествование «Мой Пушкин». С Пушкиным, его произведением «Цыгане», Марина познакомилась в шкафу: «Запретный шкаф. Запретный плод. Этот плод – том, огромный сине-лиловый том с золотой надписью вкось – Собрание сочинений А.С. Пушкина.

В шкафу у старшей сестры Валерии живет Пушкин, тот самый негр с кудрями и сверкающими белками…

Толстого Пушкина я читаю в шкафу, носом в книгу и в полку, почти в темноте и почти вплоть и немножко даже удушенная его весом, приходящимся прямо в горло, и почти ослепленная близостью мелких букв. Пушкина читаю прямо в грудь и прямо в мозг. …» (стр. 26). «Пушкин меня заразил любовью. Словом — любовь. Ведь разное: вещь, которую никак не зовут, — и вещь, которую так зовут» (29).

В шесть лет – первый музыкальный год в музыкальной школе. И понимание любви и одиночества через образ Татьяны после просмотра спектакля «Евгений Онегин». « От исполнения всех желаний ничего другого не осталось, как лечь на рельсы», – пишет М. Цветаева, сравнивая образ Татьяны с образом другой героиней и предписывая рецепт счастья читательницам (34)». Господи, но ведь все уже давно объяснили.

А вот о понимании в семилетнем возрасте четверостишия Пушкина:

Эй, казак, не рвися к бою!

Делибаш на всём скаку

Срежет саблею кривою

С плеч удалую башку!

Недоумевая и обосновывая своё правильное прочтение, М. Цветаева пишет: «Так бедный семилетний варвар правильнее понял умнейшего мужа России, нежели в четырежды его старшие воспитанники Пражского университета (46)». Выделим словосочетание «семилетний варвар». Здесь «варвар» в значении – ребенок …..– еще не постигший, постигающий глубину культуры. А поскольку мать Цветаевой ограничивала свободу Марины, она не всегда смела задавать вопросы.

Пушкинское «К морю»… Материнское магическое: к морю.. И чувств Цветаевой не передать…«Моря я с той первой встречи никогда не полюбила …

«… Пушкинское море – море прощания. Так с морями и людьми – не встречаются. Так – прощаются. Как же я могла, с морем впервые здороваясь, ощутить от него то, что ощущал Пушкин – навсегда с ним прощаясь. Ибо стоял над ним Пушкин тогда в последний раз.

Моё море – пушкинской свободной стихии – было море последнего раза, последнего глаза (56)». «И – больше скажу, завершает Марина Цветаева, – безграмотность моего отождествления стихии со стихами оказалась – прозрением: «свободная стихия» оказалась стихами, а не морем, то есть единственной стихией, с которой не прощаются – никогда» (57).

А вот в произведении «Мать и музыка» Цветаева раскрывает всё могущество своей матери как воспитателя, как человека, давшего дар, считавшего, что нельзя всего не мочь.

«...Но с нотами, сначала, совсем не пошло. Клавишу нажмешь, а ноту? Клавиша есть, здесь, вот она, черная или белая, а ноты нет, нота на линейке (на какой?). Кроме того, клавишу – слышно, а ноту – нет. Клавиша – есть, а ноты – нет. И зачем нота, когда есть клавиша? И не понимала я ничего, пока однажды, на заголовке поздравительного листа, данного мне Августой Ивановной для Glückwunsch'a[5] матери, не увидела сидящих на нотной строке вместо нот – воробушков! Тогда я поняла, что ноты живут на ветках, каждая на своей, и оттуда на клавиши спрыгивают, каждая на свою. Тогда она – звучит. Некоторые же, запоздавшие (как девочка Катя из «Вечерних досугов»: поезд, маша, уходит, а опоздавшие Катя с няней – плачут...) – запоздавшие, говорю, живут над ветками, на каких-то воздушных ветках, но все-таки тоже спрыгивают (и не всегда впопад, тогда – фальшь). Когда же я перестаю играть, ноты на ветки возвращаются и так, как птицы, спят и тоже, как птицы, никогда не падают. Лет двадцать пять спустя они у меня все же упали и даже – ринулись:

Все ноты ринулись с листа,
Все откровенья с уст...

Но нот я, хотя вскоре и стала отлично читать с листа (лучше, чем с лица, где долго, долго читала – только лучшее!), – никогда не полюбила. Ноты мне – мешали: мешали глядеть, верней не-глядеть на клавиши, сбивали с напева, сбивали с знанья, сбивали с тайны, как с ног сбивают, так – сбивали с рук, мешали рукам знать самим, влезали третьим, тем «вечным третьим в любви» из моей поэмы (которой по простоте – ее, или сложности – моей, никто не понял) – и я никогда так надежно не играла, как наизусть (62).

«Но все-таки для нот было слишком рано. Если неполные пять лет вовсе не рано для букв, – я свободно читала четырех, и много таких детей знаю, – то для нот то же неполное пятилетие бесспорно и злотворно – рано. Нотно-клавишный процесс настолько сложнее буквенно-голосового, насколько сложнее сам клавиш – собственного голоса. Образно говоря: можно не попасть с ноты на клавишу, нельзя не попасть с буквы – на голос. И, совсем просто говоря: если между мной и клавиатурой вставали – ноты, то между нотой и мной – вставала клавиатура, постоянно теряемая – из-за нотного листа. Не говоря уже о простом очевидном смысле читаемого слова и вполне-гадательном смысле играемого такта. Читая, перевожу на смысл, играя, перевожу на звук, который, в свою очередь, должен быть на что-то переведен, иначе – звук пуст. Но когда же мне, пятилетней, чувствовать и это чувство выражать, когда я уже опять ищу: сначала глазами, на линейке, знака, потом, в уме, соответствующей этому знаку – ноты гаммы, потом – пальцем – соответствующей этой ноте клавиши? Выходит игра с тремя неизвестными, а для пятилетнего достаточно – одного, за которым еще, всегда, другое, которое есть только ввод в большее неизвестное, которое за всяким смыслом и звуком, в огромное неизвестное – души. Или уж – надо быть Моцартом (64)!»

Каждое детское переживание перекликается с присутствием матери, её словами-наставлениями, сомнениями, тревогами, контролем. Подтверждением участия матери в жизни детей являются целостные тексты, интерпретировать которые у автора нет цели.

Передадим честолюбивые планы её матери описанием из рассказа Цветаевой: «– И уже явно шутя (и мы это понимали): – Муся – знаменитой пианисткой, Ася (как бы проглатывая)... знаменитой балериной, а у меня от гордости вырастет второй подбородок. – И, вовсе уже не шутя, а с глубокой сердечной радостью и горестью: – Вот мои дочери и будут «свободные художники», то, чем я так хотела быть.». И какой ценой. «Но помимо всего сказанного, верного не только для меня, но для каждого начинающего, теперь вижу, что мне для нот было просто слишком рано. О, как мать торопилась, с нотами, с буквами, с «Ундинами», с «Джэн Эйрами», с «Антонами Горемыками», с презрением к физической боли, со Св. Еленой, с одним против всех, с одним – без всех, точно знала, что не успеет, все равно не успеет всего, все равно ничего не успеет, так вот – хотя бы это, и хотя бы еще это, и еще это, и это еще... Чтобы было чем помянуть! Чтобы сразу накормить – на всю жизнь! Как с первой до последней минуты давала, – и даже давила! – не давая улечься, умяться (нам – успокоиться), заливала и забивала с верхом – впечатление на впечатление и воспоминание на воспоминание – как в уже не вмещающий сундук (кстати, оказавшийся бездонным), нечаянно или нарочно? Забивая вглубь – самое ценное – для дольшей сохранности от глаз, про запас, на тот крайний случай, когда уже «все продано», и за последним – нырок в сундук, где, оказывается, еще – всё . Чтобы дно, в последнюю минуту, само подавало. (О, неистощимость материнского дна, непрестанность подачи!) Мать точно заживо похоронила себя внутри нас – на вечную жизнь. Как уплотняла нас невидимостями и невесомостями, этим навсегда вытесняя из нас всю весомость и видимость. И какое счастье, что все это было не наука, а Лирика, – то, чего всегда мало, дважды – мало: как мало голодному всего в мире хлеба, и в мире мало – как радия, то, что само есть – недохват всего, сам недохват, только потому и хватающий звезды! – то, чего не может быть слишком, потому что оно – само слишком, весь излишек тоски и силы, излишек силы, идущий в тоску, горами двигающую.

Мать не воспитывала – испытывала: силу сопротивления, – подастся ли грудная клетка? Нет, не подалась, а так раздалась, что потом – теперь – уже ничем не накормишь, не наполнишь. Мать поила нас из вскрытой жилы Лирики, как и мы потом, беспощадно вскрыв свою, пытались поить своих детей кровью собственной тоски. Их счастье – что не удалось, наше – что удалось!

После такой матери мне оставалось только одно: стать поэтом. Чтобы избыть ее дар – мне, который бы задушил или превратил меня в преступителя всех человеческих законов.

Знала ли мать (обо мне – поэте)? Нет, она шла va banque, ставила на неизвестное, на себя – тайную, на себя – дальше, на несбывшегося сына Александра, который не мог всего не мочь (63). И какое материнское усердие воспитателя. «… Когда не играла я – играла Ася, когда не играла Ася – подбирала Валерия, и, покрывая и заливая всех нас – мать – целый день и почти что целую ночь!», – пишет М. Цветаева (68).

 И последнее из М. Цветаевой: «Для ребенка будущего нет, есть только сейчас (которое для него всегда) (69).

«Период дикости»

Опыт общения с 13-14 летними подростками даёт основания утверждать, что им не чужды вопросы культурного развития и различения природы его появления. Войти в культуру можно только через сознательное сосредоточение на элементах культурного наследия.

Человек наделен бинарным мозгом, который совершенствуется только в процессе обращения с культурными знаками и орудями труда. Бинарные оппозиции суть следствие конфликтующего бинарного мозга.

Человек проделавший культурное развитие, владеет, может быть и не осознавая, что владеет, двумя коммуникативными системами, двумя культурными кодами: жестовым языком (жест, мимика, сенсомоторны), языком вербальных единиц. Достаточно часто семантизация жеста и сам жест при прочтении, да и при порождении не совпадают. Возникает двусмысленная ситуация, выйти из которой не очень просто. Гармония в психическом состоянии человека недосягаема. Ему приходится постоянно снимать возникающее напряжение вследствие наличия двусмысленных посланий. Моделирующая способность требует порождения тернарной модели, включающей оппозицию смыслов двойного послания и медитативную единицу (абсолют).

В случае отсутствия вариантов реагирования и обучения культурным способам реагирования на двусмысленное послание человек как минимум конфузиться, переживает сложное эмоциональное состояние. Двусмысленность может быть обнаружена в невинной шутке, розыгрыше. Самое сложное – распознать в двойном послании угрозу и суметь на неё отреагировать, как на угрозу идущую из двойного послания.

Выйти в свободное состояние позволяет прямой вопрос о намерениях говорящего: «Что требуется сделать?», «Что в данный момент хотят?». Вопрос избавляет от двусмысленности предыдущего сообщения и устанавливает границы для манипуляций. Этому вопросу следует учить подрастающего ребенка.

Универсальная медитативная единица - смех. Кинокомедия - вариант кинотерапии. Просмотр и поиск в кинокомедиях вариантов смехотерапии также позволяет снимать напряжение обоих коммуникантов. Отказаться от поиска смыслов - их нет. Самые глупые шутки способствуют снятию напряжения, релаксации.

Литература.

Агранович С.З., Березин С.В. Homo amphiboles: Археология сознания. Самара: Издателський дом «БАХРАХ-М», 2005. 344с.

Цветаева М.И. Проза. – М.: Современник, 1989. – 590 с.

Всероссийская конференция «Одаренность: методы выявления и пути развития Баумана 28-29 сентября 2017

28-29 сентября 2017 года состоится Международная научно-практическая конференция «Одаренность: методы диагностики и пути развития».

Задачей конференции является анализ, обобщение и оценка опыта в области выявления одаренности, а также направлений и технологий по ее развитию в науке и практике.

Направление 1.Понятие и диагностика одаренности

1.1.Теоретико-методологические проблемы психологии одаренности.

1.2.Эволюция понятия “одаренность”

1.3.Виды одаренности

1.4.Методы выявления одаренности

1.5.Одаренность в современном мире: социальные и психологические риски.

Направление 2.Пути развития одаренности:

2.1.Исследовательская деятельность как путь развития одаренности.–

2.2.Конкурентные и селекционные пути развития одаренности: возможности и риски;

2.3.Обогащение образовательной среды как путь развития одаренности: вариации обогащения и векторы развития;

2.4.Развитие одаренности через погружение в различные сферы и виды деятельности;

2.5.Временные объединения (выездные школы, лагеря, фестивали и др.) как направление по развитию одаренности

Направление 3.Практика реализации технологий развития одаренности у детей и взрослых

3.1.Участие муниципальных и государственных учреждений образования, культуры, туризма и спорта в создании и реализации программ по развитию одаренности.

3.2.Содействие предприятий и организаций различных сфер деятельности в реализации социальных программ и проектов по развитию одаренности.

3.3.Проекты служб управления персоналом по выявлению и поддержке одаренных молодых специалистов и их профессиональном становлении и развитии.

ПИ РАО

[1] Фрйд З. Будущее одной иллюзии.