Складывание и распад отношений

Пример из Спинозы в письмах к Блейенбергу: «Я ведом каким-то низко чувственным стремлением», или же в другом случае: «Я испытываю подлинную любовь». Что такое два этих случая? Необходимо попробовать понять их в зависимости от критериев, которые дает нам Спиноза. «Низко чувственное стремление» – по одному лишь выражению мы ощущаем, что это нехорошо, что это дурно, да. Это дурно в каком смысле? Когда меня ведет низко чувственное стремление, что это означает? Это означает, что имеется действие или стремление к действию, например желание. Что же это за желание, когда меня ведет низко чувственное стремление? Это желание... Ну-ну. Что же это за желание? Его можно определить только через ассоциацию с образом вещи, например я желаю падшую женщину... [Ришар Пинхас⁽⁴⁰⁾; Несколько! [Раскаты общего смеха.]] … что еще хуже, еще хуже, – несколько! М-да. Что это означает? Мы немного видели это, когда он говорил о различии между адюльтером и всем таким. Забудьте о гротескности примеров; впрочем, они и не гротескны, это примеры – и только. В данном случае то, что он называет низко чувственным стремлением, состоит в том же, что и действие, – во всяком случае, например, даже занятие любовью; действие есть добродетель! Почему? Потому что это есть нечто, что может мое тело: никогда не забывайте тему потенции (способностей). Это во власти моего тела, следовательно, это добродетель. И в этом смысле это – выражение потенции.

Но если бы я остановился здесь, у меня не было бы никакого средства отличить низко чувственное стремление от прекраснейшей любви. Но вот: когда имеется низко чувственное стремление, то это почему? Это потому, что на самом деле я ассоциирую свое действие, или образ своего действия, с образом некоей вещи, отношения которой распадаются в результате этого действия. Как бы там ни было, многочисленными различными способами; например, если я женат – в самом примере, который привел Спиноза, – то я привожу к распаду отношения супружеской четы. Или если эта женщина замужем, то я привожу к распаду отношения ее супружеской четы. Но и гораздо больше: в низко чувственных отношениях я вызываю всевозможные разновидности распада: низко чувственные отношения со связанной с ними любовью к разрушению; ладно, мы можем возобновить всяческие рассуждения о распаде отношений – своего рода зачарованность распадом отношений, разрушением отношений. Наоборот обстоят дела в прекраснейшей любви. Заметьте, что здесь я совсем не ссылаюсь на духовность – это было бы не по-спинозистски, – а для меня важен параллелизм. Я имею в виду любовь в случае с прекраснейшей любовью, такую любовь, которая является не менее телесной, нежели любовь чрезвычайно низко чувственная. Просто различие состоит в том, что в прекраснейшей любви мое действие, то самое, именно мое действие, мое физическое действие, мое телесное действие ассоциируется с образом такой вещи, чьи отношения напрямую комбинируются, непосредственно сочетаются с отношениями моего действия. Именно в этом смысле два индивида, соединяясь в любви, образуют индивида, для которого два этих индивида – части, – сказал бы Спиноза. И наоборот, в низко чувственной любви один разрушает другого, каждый разрушает каждого, то есть имеется целый процесс распада отношений. Словом, они занимаются любовью, как если бы они шлепали друг друга по задницам.

Все это очень конкретно. Стало быть, дело идет.

Правда, мы всегда наталкиваемся вот на что. Спиноза говорит нам: в конечном итоге вы никогда не выберете образа вещи, с какой ассоциируется ваше действие. Это пускает в ход целую цепь причин и следствий, которые от вас ускользают. И действительно, что способствует тому, что вас захватывает эта низко чувственная любовь? Вы не можете сказать себе: «Ага! Я бы мог сделать и иначе». Спиноза не из тех, кто верит в волю; нет, тут есть целый детерминизм, ассоциирующий образы вещей с действиями. И тогда тем тревожнее становится формула: «Я настолько совершенен, насколько могу быть таковым в зависимости от моих аффектов». То есть даже если надо мной господствует низко чувственное стремление, то я столь совершенен, сколь могу, столь совершенен, сколь возможно, настолько совершенен, насколько это в моей власти.

А мог я сказать: «Мне не хватает какого-то лучшего состояния»? Спиноза кажется здесь очень жестким. В письмах к Блейенбергу он утверждает: я не могу сказать даже, что мне недостает лучшего состояния, я не могу даже сказать этого. Потому что в этом нет никакого смысла. Сказать это в момент, когда я испытываю низко чувственное стремление... [_{Неразборчиво}] еще раз вы увидите в тексте, если пока еще не видели этого, так как Блейенберг цепляется за этот пример. В действительности, он очень прост, он очень ясен. Вот я говорю в момент, когда испытываю низко чувственное стремление: «Ах! Мне не хватает истинной любви!» Если я говорю так, то что оно означает? Мне чего-то не хватает? Оно буквально ничего не означает, совершенно ничего не означает у Спинозы, ну совсем ничего! Это означает единственно то, что мой ум сравнивает отношение, в котором я нахожусь, с отношением, в котором я не нахожусь; иными словами, это не реальное отношение, а умственное сравнение. Умственное сравнение – и только. И Спиноза заходит столь далеко, что говорит: в этот момент это – все равно что сказать, что камню недостает зрения. И действительно, почему бы мне не сравнить камень с человеческим организмом, и, пользуясь таким умственным сравнением^ бы сказал: камень не видит, значит, ему недостает зрения. И Спиноза говорит формально; я не ищу даже текстов, потому что вы их прочтете, я надеюсь. Спиноза отвечает Блейенбергу формально: столь же глупо говорить о камне, что ему недостает зрения, сколь было бы глупо в момент, когда я испытываю низко чувственное желание, говорить, что мне не хватает истинной любви.

Итак, на этом уровне мы слушаем Спинозу, и мы говорим себе, что есть какая-то вещь, которая не работает, потому что для сравнения я беру два суждения, я говорю о камне, что он не видит, что ему недостает зрения, – и я говорю о ком-то, кто испытывает низко чувственное стремление, что ему недостает добродетели. Можно ли сказать, что две этих пропозиции, как полагает Спиноза, одного и того же типа? Это настолько очевидно, что они не одного и того же типа, что можно подумать – если он говорит, что они одного и того же типа – будто дело в том, что он хочет устроить провокацию. Он хочет сказать нам: я бросаю вам вызов, объясните мне различие между двумя этими пропозициями! Однако различие ощущается. Провокация Спинозы, может быть, позволит нам найти его. Разве для двух пропозиций: «камню недостает зрения» или же «Пьеру недостает добродетели», разве умственные сравнения между двумя состояниями – состоянием, в котором я нахожусь, и состоянием, в котором я не нахожусь – сравнения одного и того же типа? Очевидно, нет! Почему? Сказать, что камню недостает зрения, это, грубо говоря, сказать, что ничто в нем не содержит возможность видеть. Тогда как если я говорю: «ему недостает истинной любви» – не есть сравнение того же типа, потому что на сей раз я не исключаю того, что в другие моменты это существо испытало нечто похожее на настоящую любовь.

Иными словами, вопрос уточняется; я двигаюсь очень медленно, даже если у вас возникает впечатление, что дело движется само собой: аналогично ли сравнение в пределах того же самого существа сравнению двух существ? Спиноза не отступает перед проблемой. Он берет случай со слепым и говорит нам спокойно [Неразборчиво]. Но опять-таки, что он имеет в виду, говоря подобные вещи, которые столь очевидно неточны? [Неразборчиво] Он говорит нам: слепой не лишен ничего! Почему? Он столь совершенен, сколь он может быть в смысле аффекций, которые у него есть. Он лишен визуальных образов – и ладно. Быть слепым означает быть лишенным визуальных образов: это означает, что он не видит, но ведь и камень не видит. И Спиноза говорит: нет никакого различия между слепым и камнем с этой точки зрения, а именно: оба не имеют визуальных образов. Итак, столь же глупо утверждать – говорит Спиноза, – что слепой не имеет зрения, как говорить: камень не имеет зрения. А что тогда слепой? Он столь совершенен, каким он может быть – в зависимости от чего? Как бы там ни было, Спиноза не говорит: «в зависимости от своих способностей»; он говорит, что слепой столь совершенен, каким он может быть в зависимости от аффекций своей потенции, то есть в зависимости от образов, на которые он способен. В зависимости от образов вещей, которые он способен почувствовать, которые являются подлинными аффекциями его потенции. Стало быть, вполне одно и то же сказать: «камень не имеет зрения» и сказать: «слепой не имеет зрения».