Должностные лица по местному управлению; начало кормления.

 Большинство княжеств в рассматриваемое время были все-таки настолько значительны по своим размерам, что князья не обходились без помощников и вне стольного города в отдельных частях своих княжеств.

Эти части, отделенные друг от друга по управлению, назывались обыкновенно волостями. Волости эти были самых разнообразных размеров. Наиболее крупные, объе­динявшиеся вокруг какого-либо пригорода земли и со­стоявшие, в свою очередь, из нескольких волостей, или погостов, раздавались князьями посадникам, которые представляли в волости особу князя, были его наместни­ками (в XIII веке они и стали именоваться таким обра­зом). Посадник, как и сам князь, был главный защит­ник волости, предводительствовал войском, строил укрепления для защиты от неприятелей, отражал их нападения. Посадникам принадлежала и судебная власть. Призванные в Ростовскую землю Ростиславичи роздали посадничества русским децким (киевлянам); «они же многу тяготу людем сим створиша продажами и вира­ми», т. е. судебными штрафами. При отправлении своей должности посадники получали известные доходы. Рус­ская Правда полагает всякому «вирнику», в том числе, конечно, и посаднику, при взыскании вир гривны «ссадную» и «перекладную», еженедельный корм натурой или деньгами, 16 гривен с каждой двойной виры и 8 с обыкновенной, т. е. 20%; «наклады» полагались судьям и при взыскании продаж. Наконец, в гражданских ис­ках они получали судебные уроки «от всех тяжь, кому помогут». Так как должности посадников были доход­ные, то и молодые князья не брезговали ими. Посадни­чества рассматривались князьями как средства содер­жания своих слуг или родственников. Когда к галицкому князю Ярославу прибежал из Царьграда брат царя Анд­роник, Ярослав принял его с великой честью и дал ему «колико городов на утешение». Посадники чинили суд и управу не единолично, а с помощниками. При них, как и при самом князе, были отроки, или детские, кото­рых они посылали для проверки показаний на месте, для приведения в исполнение судебных решений (на­пример, делить наследство), для присутствия при испыта­нии железом, на роте или присяге и т. д. Отроки ездили с посадниками или одни для сбора вир и продаж. Для охраны порядка на суде находился так же, как и при князе, мечник; для записи судебных решений и взыска­ний метелъник, писарь. Все эти лица также получали в свою пользу известные доходы, как, например, смет­ную гривну в поклепном иске, с того, кто сверг с себя виру, пожелезное и т. д. Не все волости княжеств имели в качестве правителей посадников, княжих мужей с целым штатом отроков. В волости небольшие, чисто сельские, небогатые назначались судить княжеские тиу­ны. Поэтому и в уставной грамоте, данной Смоленской епископии, читаем: «Аж будет или тяжа, или продажа епископля, да не' надобе ни князю, ни посаднику, ни тивуну, ни иному никому же».

Посадники и тиуны главным образом чинили суд по поручению князя в волостях. Для сбора с населения дани князья либо сами ездили на полюдье, либо высы­лали данщиков. Торговые пошлины собирали им мыт­ники и осменики. Для устройства укреплений и военных дорог ими назначались особые городники и мостники, получавшее за руководство постройкой и ремонтом ук­реплений известные доходы с населения, которое несло повинность по устройству укреплений и дорог.

Древнерусский суд; его формализм.

Суд, который производил сам князь и его посадники и тиуны, носил чисто внешний, механический характер. Судья почти не входил во внутреннюю расценку доказательств. Он был обязан безусловно верить им, раз они удовлетворяли известным формальным требованиям. Придет на двор судьи муж «синь» (в синяках) или «надражен» (ране­ный) и станет жаловаться на кого-либо, а ответчик не приведет послухов, которые покажут, что избитый сам начал драку, дело кончено: ответчик обвиняется. Но, даже если послухи «вылезут», они должны слово в сло­во показывать, как было дело; в противном случае от­ветчик также обвиняется. Приведут татя с лицом, т. е. поличным, пойманного на месте преступления, тут тоже не полагается никаких размышлений и колебаний. Уви­дят у кого что-нибудь тяжебное на торгу, не берут пря­мо, говоря: это мое, но «пойди на свод, где еси взял». И человек, у которого нашлась краденая вещь, должен показать и доказать, у кого он ее купил, в противном случае обвиняется как вор. Найдут убитого на извест­ной территории, община, несущая круговую ответствен­ность, вервь, должна разыскать убийцу, в противном случае должна заплатить виру князю и головничество родственникам убитого. Но найдены кости, которые мог­ли быть затащены псом, найден мертвец, имени которо­го никто не ведает, который мог сам умереть, тут нет ни суда, ни следствия. Обокраден купеческий табор на до­роге, и след воровской приводит к селу, село обязано разыскать вора или «отсочить», т. е. отвести от себя след. Нет послухов и видоков у тяжущихся, пусть идут на роту, а если дело большое — на воду или железо; кому выпадет на долю очищение ротой, водой или желе­зом, тот и прав и т. д.

Такой механический, чисто формальный суд был в то же время и пассивным. Истец сам производил пред­варительное следствие, например доискивался вора ук­раденной вещи, опознанной на торгу, и шел до конца свода или до «конечного татя» в своем миру; и только, когда свод выходил за пределы мира, взыскание падало на последнего, до которого привел свод и который обя­зывался уже, если хотел, сам продолжать свод. Владе­лец бежавшего холопа сам разыскивал его, и посадник должен был только оказывать ему помощь, когда тот обращался за ней, при поимке опознанного холопа. По­терпевшие пользовались обыкновенно услугами частных лиц, которые они оплачивали, например, платили за переем беглого холопа. Впрочем, есть указание на суще­ствование при суде особых лиц, которые за вознаграж­дение помогали потерпевшим. В краткой Русской Прав­де в составе населения Новгорода упоминаются ябедники, которых исследователи сближают с скандинавским Aembet, означавшим вообще должностное лицо, чинов­ника. Из позднейших источников (Смоленского земско­го привился, выданного великими князьями Литовски­ми), узнаем, что ябедник был чиновник, занимавшийся отыскиванием воров и покражи по следам преступле­ния, помогавший в этом отношении потерпевшему. Вы­несши приговор, суд часто предоставлял самому потер­певшему осуществить восстановление своего права:

получить деньги, увести к себе домой в холопство долж­ника и продать его.

Эта пассивность суда вместе с его механичностью и формализмом и были причиной того, что суд был не столько государственной функцией, сколько средством кормления для князей и их дружинников. Так как и военная функция князя и его дружины носила характер известной профессии, известного ремесла, оплачиваемо­го данью «мира деля», то и древнерусское княжение, несмотря на всю пропаганду возвышенных идей госу­дарства со стороны церкви, рассматривалось князьями как предмет эксплуатации, как доходная статья. Отсю­да при благоприятных обстоятельствах, при упадке силы и значение веча, легко было уже перейти к воззрению на княжество как на частную собственность князя.

* * *

Пособия те же, какие указаны и в предыдущей лек­ции.

Лекция двенадцатая

    КУЛЬТУРНОЕ РАЗВИТИЕ     РУССКОГО ОБЩЕСТВА      С ПОЛОВИНЫ XI ВЕКА     И ДО НАШЕСТВИЯ ТАТАР

ДАЛЬНЕЙШЕЕ распространение хри­стианства и его организация на Руси.

Чтобы покончить с Киевским периодом русской истории, необходимо ос­тановиться еще на культурной жизни русского обще­ства с половины XI века и до прибытия татар.

Эта жизнь шла в том самом направлении, которое дано было ей сближением с Византией, причем в XII веке начинали уже сказываться и следы другого влияния — западного. И в рассматриваемое время продолжало рас­пространяться в Русской земле христианство. После­дними из славян приняли его вятичи, у которых проповедывал св. Кукша, монах Киево-Печерского монастыря, погибший от них мученической смертью (около полови­ны XII века). После того христианство распространялось уже исключительно среди инородцев финского племени. Между прочим новгородский князь Ярослав Всеволодо­вич в 1227 году крестил множество корел, «мало не все люди». С распространением христианства умножилось и число духовенства — священников и епископов. К кон­цу областного периода на Руси было уже шестнадцать епископов, подчиненных митрополиту. Митрополиты избирались и поставлялись цареградским патриархом и в большинстве были греки; известны, впрочем, два случая избрания и поставления митрополитов собором русских епископов: Иллариона в 1051 году при Яросла­ве и Климента при Изяславе Мстиславиче в 1147 году. Митрополит имел высший надзор за епископами, мог подвергать их суду и наказаниям, а за тяжкие вины и низлагать, действуя, впрочем, во всех этих случаях не единолично, а при участии собора епископов своей мит­рополии. От суда местных епископов апелляция шла на суд митрополита. Сам митрополит был подвластен и подсуден цареградскому патриарху. Таким образом, раз­битая политически, Русь оставалась объединенной в цер­ковном отношении. Это обстоятельство имело огромное значение. Церковная организация была базисом, на ко­тором держалось и противостояло всем разрушитель­ным влияниям национальное единство Руси. Церковь, духовенство склоняли русских людей к единению гораз­до больше и успешнее, чем князья, постоянно ссорив­шиеся и воевавшие друг с другом. Представители духо­венства выступали в качестве миротворцев по отношению к князьям. «Мы есьмы, — говорил митрополит Никифор князю, — приставлены в Русской земле от Бога востягивати вас от кровопролитья». Духовные лица уча­ствовали в посольствах, в съездах князей, принимали участие в составлении договоров, приводили к присяге в соблюдении договоров. Такие святыни русской церкви, как возникший при сыновьях Ярослава Киевопечерский монастырь, объединяли религиозные и племенные чув­ства и нравственное сознание русских людей всех земель, всех областей. Здесь был культ не только отвлеченного, аскетического христианства, но и культ Русской земли, просвещенной светом Христовой веры. Теплой, сыновней любовью, обвевалась здесь русская земля как в душах здешних подвижников, так и в душах всех, приходив­ших сюда за жизненным наставлением и поучением.