Развитие института рабства.

Вторым важным соци­альным последствием развития княжеского и боярского землевладения было отложено в русском обществе зна­чительного класса рабов и юридическое развитие инсти­тута рабства. В Х веке челядь вывозилась большей час­тью за границу. Но с того времени как нашлось для нее дело и дома, челядь все более и более копилась на Руси. В некоторых местах было такое ее скопление, что она грозила даже опасностью свободным обывателям. Про галицко-волынского князя Романа, населившего все свои села литовскими полоняниками, сложилась у современ­ников такая тревожная поговорка: «Романе, лихим живеши, литвой ореши».

Вследствие накопления рабов в русском обществе неизбежно должно было последовать юридическое оп­ределение этого класса, его положение и отношение к свободным людям. Выяснились прежде всего источни­ки этого состояния, т. е. кто считается холопом и на каких основаниях. Старинный источник рабства — плен — остался в полной своей силе. Например, в 1169 году новгородцы, отбив суздальское ополчение и преследуя отступающих, захватили такое множество пленных, что «купляху суждальц по 2 ногаты». Пре­ступление и неоплатный долг также по-прежнему про­должали быть причинами обращения в рабство. Тяж­ких преступников князья забирали в рабство с женой и детьми и со всем имуществом (поток и разграбление). Несостоятельный должник, по своей вине оказавшийся несостоятельным, всецело отдавался в распоряжение кредиторов, которым была своя воля, ждать ли на нем деньги или продать его.

Но наряду с этим появились и некоторые другие источники рабства. Так как рабов стали держать дома или в селах, то возможны стали браки между ними и, как естественное последствие, приплод челяди. Возмож­ны стали и браки свободных с холопами, вследствие чего стало действовать правило: по холопу раба, по рабе  холоп, правило, о котором говорит Русская Правда. Так как челядь перестала вывозиться за границу, а стала употребляться на работы на Руси, то возможны стали продажа себя в рабство по нужде, отдача детей в голод­ные годы «одерень» из хлеба, поступление свободных людей на рабские должности тиунов и ключников, вслед­ствие чего они становились рабами, если только не зак­лючали особого договора с хозяевами. Так как челядь стала туземным классом, то естественно должно было смягчиться и суровое воззрение на раба как на имуще­ство. Основное воззрение на раба как на объект, а не субъект прав, конечно, осталось. Вследствие этого, на­пример, за убийство раба не взыскивалось виры, которая полагалась за убийство свободного человека, а только вознаграждение потерпевшему и обычный, 12-гривенный, штраф в пользу князя за истребление чужого иму­щества. Вследствие этого и взыскания имущественные падали не на рабов, а на их господ. Но наряду с этим стали уже пробиваться взгляды на раба как на челове­ческую личность, нуждающуюся в охране законом. Рус­ская Правда, лишая детей, прижитых господином с ра­быней, наследства после отца, в то же время гарантирует им свободу с матерью. Но церковный устав новгородско­го князя Всеволода Мстиславича идет далее и предостав­ляет и «робичичам» долю отцовского имущества — «конь, да доспех и покрут, по рассмотрению живота». Исследователи справедливо видят в этом смягчении раб­ства влияние христианской церкви. Но это влияние по­тому и могло прививаться, что раб стал своим, русским, человеком, что он перестал быть объектом временного владения до первого благоприятного случая сбыта.

Закупы и изгои.

В связи с развитием княжеского, боярского и церковного сельского хозяйства стоит и образование особого класса зависимых людей, называв­шихся закупами. Это хозяйство приобрело такие разме­ры, что землевладельцы стали пользоваться для него наемным трудом. Некоторые наймиты запродавали свой труд, т. е. брали вперед наемную плату, «купу», стано­вившуюся таким образом их долгом, который они пога­шали своей работой на дворе или пашне своего кредито­ра. В последнем случае они назывались ролейными закупами.

Запродажа труда ставила закупа в большую зависи­мость от господина, как это видно из Русской Правды. Закуп обязан был жить в доме или при хозяйстве госпо­дина. Если он убегал, то становился холопом, за исклю­чением тех случаев, когда он бегал к князю или судьям жаловаться на обиды от своего господина. Господин имел право наказывать закупа за вину; если же он наказывал его без вины, «не смысля, пьян», должен был вознагра­дить потерпевшего, как свободного. Ответственность за покражу, совершенную закупом, падала на его господи­на, который должен был вознаградить потерпевшего, а самого закупа мог обратить в рабство у себя или продать на сторону.

Если закупничество было переходной ступенью от свободного состояния к рабству, то изгойство было, на­оборот, переходным состоянием от рабства к свободе. Изгоями вообще назывались люди, вышедшие из своего состояния, не имеющие житейской самостоятельности и нуждающиеся в сторонней поддержке, покровительстве. Церковный устав новгородского князя Всеволода Мстис­лавича обычными изгоями называет людей трех кате­горий: попов сын грамоте не умеет, холоп выкупится из холопства, купец одолжает, т. е. разорится. Изгои отдавались обыкновенно под покровительство церкви, считались людьми церковными. Но были изгои и у князей. Поэтому и смоленский князь Ростислав жаловал местной епископии село Дросенское со изгои и с землей, село Ясенское с бортником и с землей и со изгои. Факт этого пожалования указывает на зависимое положение, в котором находились изгои к землевладельцам, на зем­ле которых жили. По-видимому, вольноотпущенники, изгои, были и у частных лиц, которые, взимая выкуп от своих рабов, брали их к себе в изгои. Один древний, памятник —«Предсловье покаянию» — в числе людей,  нечестно обогащающихся, говорит и о «емлющих изгойство на искупающихся от работы».                  

Так под действием вышеуказанных факторов усложнился с течением времени социальный строй Киев­ской Руси.                                      

Оседание княжеской дружины в областях и превра­щение ее в высший земский класс.

Развитие боярского и княжеского землевладения сопровождалось и весьма важными политическими последствиями в жизни Киевской Руси. Владение делами стало крепко привязывать княжеских дружинников к данной земле, и они обыкновенно стали оставаться в ней даже тогда, когда уходил  их князь. Мы видели, с каким чувством говорил князь Изяслав Мстиславич своим дружинникам, что они выш­ли за ним из Русской земли, своих «сел и жизней» лишившись. Видно, что такой поступок был уже боль­шим самопожертвованием. Обыкновенно же бояре, владевшие селами, предпочитали оставаться в земле и по уходе из нее князя. Эти оседавшие бояре по инстинкту самосохранения должны были тесно примыкать к мест­ному обществу и становились земским классом. Вот по­чему и летопись же бояре, вла­девшие селами, предпочитали оставаться в земле и по уходе из нее князя. Эти оседавшие бояре по инстинкту самосохранения должны были тесно со второй половины XII века начинает говорить о боярах черниговских, ростовских, смоленс­ких, полоцких и др.

Как высший класс, правивший обществом при князьях и по их уполномочию, бояре стали руководить обществом и без князей, а иногда и против них. Они стали принимать деятельное участие в городских вечах, участвовать в призвании князей, в заключении с ними договоров, причем, конечно, не забывали и своих инте­ресов. Это участие в некоторых землях, например Галицкой, было таково, что за ним уже не видно деятель­ности остального населения, которым руководили бояре. В Галицкой земле бояре прямо сделались хозяевами земли, и князья, приходившие со стороны княжить, попадали во власть боровшихся боярских партий. Одни из таких князей, намекая на всесилие бояр, сравнивал их с пчелами в улье, которых надо предварительно по­давить, чтобы поесть меду.

Существование этих бояр наряду с подвижной, не­усевшейся на местах, княжеской дружиной дало повод некоторым исследователям различать два ряда бояр — княжеских и земских, выводя это различие из различия самого происхождения этих разрядов боярства. Первые де пошли от княжеских дружинников, а вторых выде­лила сама земщина. Бояре земские — это вящие, луч­шие, передние мужи земщины, самые богатые и самые знатные и потому самые сильные и влиятельные в зем­щине. Что в XII веке и начале XIII века можно разли­чать среди боярства два слоя — осевший на местах и кочевавший с некоторыми князьями вроде Мстислава Мстиславича Удалого из волости в волость — это несом­ненный факт. Несомненно также, что лучшие, передние мужи земщины входили в состав боярства. Но непра­вильно думать, чтобы эти люди составляли какой-то особый разряд, отдельный от княжеской дружины. С са­мого начала образования княжеской дружины мы ви­дим, что в состав ее входят «мужи лучшие от славян, кривич, чуди и мери».

Неправильно, с другой стороны, думать, что кня­жеские дружинники все время оставались изолирован­ными от местных обществ, не устраивались среди них на постоянное житье, не входили с течением времени в их состав. Княжеские и земские бояре — это не два класса, отличных по происхождению, а два разряда одного и того же класса — княжеской дружины, кото­рых разделила друг от друга оседлость и развитие зем­левладения. Те, которые не успели скопить капиталов и приложить к земле, продолжали жить службой, дру­гие, не прекращая службы, начинали жить самостоя­тельной экономической жизнью — сельским хозяйством.