МЛАДЕНЦЫ С ОТСТАВАНИЕМ В УМСТВЕННОМ РАЗВИТИИ

Сравнение игрового взаимодействия в контрольной группе матерей и здоровых младенцев и в группе матерей и младенцев с особыми потребностями показало, что если в пер­вом случае матери подстраивают свое поведение под способно­сти и поведение ребенка, то во втором наблюдается дефицит поддержки независимой или инициированной младенцем игры, намного более часто происходит инициирование игры самой матерью (Brooks-Gunn, Lewis, 1982). Такое поведение матерей де­тей группы риска может быть отнесено к поведению, контроли­рующему взаимодействия, и связано с восприятием матерями особенностей своих младенцев.

Анализ взаимодействия матери и младенца в ситуации сво­бодной игры показал, что матери детей с отставанием в умствен­ном развитии воспринимали себя как пытающихся изменить до­ведение младенцев более.часто, чем это имело место у матерей нормально развивающихся детей. Было обнаружено, что младен­цы с отставанием в развитии меньше отвечали на инициации матерей и по сравнению с контрольной группой вдвое меньше инициировали взаимодействие (Eheart, 1982). Подчеркивается, что по сравнению с результатами наблюдений диад «мать — младе­нец» без отставания в развитии матери детей с особыми по­требностями были более доминирующими, а сами дети — менее вовлеченными во взаимодействие.

Среди причин меньшей взаимности поведения и большего доминирования матери в парах «мать — младенец» с отставани­ем в развитии выделяют особенности характеристик младенцев группы риска {Barnard, Kelly, 1990). Полученные данные под­тверждают предположение о слабости и малой частоте реплик младенцев с задержкой в развитии, что может вести к случай­ному и менее ориентированному на сигналы младенца поведе­нию со стороны матери. Так, уже в ранних работах было обнаружено, что в группе из десяти пар матерей и слепых младен­цев только две матери были способны самостоятельно, без по­мощи персонала установить хорошую тактильную коммуника­цию с детьми (Fraiberg, 1974). Полученный факт объяснялся тем, что по сравнению со здоровыми детьми слепые младенцы были менее отзывчивы, меньше вокализировали и медленнее обуча­лись определению местоположения объекта по звуку.

Исследование игрового поведения 60 младенцев с органи­ческими поражениями головного мозга и отставанием в разви­тии и их матерей показало, что многие виды материнского по­ведения, которые были связаны с положительным или отрица­тельным функционированием ребенка в познавательной области, сходны с поведением матерей и их связью с функционировани­ем детей без отставания в развитии (Mahoney et al., 1985). Так, чувствительность к состоянию ребенка, удовольствие от взаи­модействия, отзывчивость и соответствующее обучающее пове­дение у матерей были положительно связаны с результатами оценки уровня развития детей, тогда как директивность и конт­ролирующее поведение матерей, нечувствительность к интере­сам ребенка — отрицательно. Матери младенцев, имеющих наи­более высокие оценки по шкале Н. Бейли, позволяли детям уп­равлять, были больше заняты поддержкой инициированных детьми действий, чем руководством.

В результате одного из исследований было обнаружено, что вокальное взаимодействие матерей и годовалых младенцев с от­ставанием и без отставания в развитии одинаково успешно (Barnard, Kelly, 1990). Однако когда младенцы с задержкой в раз­витии были разделены на две* подгруппы с высокими и низки­ми оценками развития по шкале Н. Бейли, то оказалось, что во второй подгруппе нарушение вокализации у матери влияет на стиль ее взаимодействия и может привести к случайным и ме­нее соответствующим сигналам ребенка ответам.

Серии исследований показали, что нарушения раннего вза­имодействия могут быть связаны с неспособностью матери про­честь сигналы своего ребенка и обеспечить оптимальную сти­муляцию. Такие нарушения обусловливают последующие пове­денческие и эмоциональные проблемы в школьном возрасте, включая гиперактивность, ограниченность внимания, сложнос­ти взаимодействия со сверстниками, эмоциональные нарушения, диагностируемые как депрессия (Field, 1990). Обнаружено, что младенцы группы высокого риска меньше глядят на матерей, улыбки и вокализации у них случаются реже, они беспокоятся и плачут чаще, чем нормальные младенцы. Наличие частых негативных аффектов вместе с повышенной частотой сердечных сокращений у таких младенцев приводит к выводу о пережива­нии ими стресса в процессе взаимодействия с матерью. Выде­ленные поведенческие и физиологические изменения у младен­цев группы риска могут отражать повышение возбуждения вслед­ствие информационной перегрузки, чрезмерной стимуляции (ibid.). Считается, что по мере того, как родители становятся бо­лее чувствительными к сигналам младенцев и лучше предска­зывают результаты поведения, они становятся уверенными в себе как в родителях (Goldberg, 1977). Существуют широкие индиви­дуальные различия ясности сигналов младенцев, так что в слу­чае меньшей предсказуемости и читаемости сигналов младенца даже наиболее чувствительные родители могут быть участника­ми хаотичного взаимодействия.

Стимулирующее поведение матери может быть определено как перестимулирующее, переконтролирующее и передомини­рующее, если оно ведет к неуловимым или сильным сигналам отрицания взаимодействия со стороны младенца. В естествен­ных попытках вызвать у младенца положительный аффект ма­тери часто проводят слишком большую стимуляцию и подвер­гают младенца стрессу (Field, 1990). Одно из объяснений тако­го поведения состоит в том, что усиление фрустрации в случае минимального ответа младенца ведет к раздражительности ма­тери. Другое состоит в том, что матери становятся более ак­тивными для компенсации относительной неактивности младен­цев, возможно, для того, чтобы сохранить некоторое подобие протекания взаимодействия. Третье объяснение связано с же­ланием матери, чтобы ребенок вел себя как сверстники, и с попытками поощрить это более частым моделированием пове­дения. Еще одна интерпретация поведения матери состоит в том, что представление матери о своем младенце как о слабом и с задержкой в развитии ведет к чрезмерной протекции, а в крайнем варианте — к чрезмерно контролирующему родительс­кому поведению.

МАТЕРИ ИЗ ГРУПП РИСКА

Развитие в младенческом возрасте зависит не только от индивидуальных конституциональных характеристик или ме­дицинского состояния ребенка, но также во многом от особен­ностей его ближайшего социального окружения — матери. Ниже рассматривается развитие младенцев у матерей с психически­ми расстройствами и из группы социального риска.

МАТЕРИ С ПСИХИЧЕСКИМИ РАССТРОЙСТВАМИ

В этой группе матерей наиболее изучены взаимодей­ствие и привязанность младенцев и депрессивных матерей. Данных о поведении взаимодействия у матерей с другими пси­хическими расстройствами, в частности у матерей, больных ши­зофренией или маниакально-депрессивным психозом, значитель­но меньше.

Депрессивные матери

Зарубежные исследования середины 1980-х годов по­казывают, что около 25 — 30% матерей находятся в депрессив­ном состоянии в течение трех месяцев после рождения ребен­ка. В послеродовой период вероятность переживания депрес­сии у женщин в два раза выше, чем в другие периоды жизни (Ruttenberg et al., 1997). В целом эмоциональное, соматическое, речевое развитие и поведение детей, воспитанных депрессив­ными матерями, менее благоприятно по сравнению с развити­ем детей нормальных матерей или матерей с другими диагно­зами (Sameroff, Seifer, 1983). Нарушения раннего взаимодействия младенцев и депрессивных матерей ведут впоследствии к про­блемам развития у ребенка.

В 1973 г. Дж. Боулби предположил, что депрессивные мате­ри «присутствуют наполовину», физически присутствуют, но эмо­ционально отсутствуют. Исследование женщин с симптомами послеродовой депрессии показало, что в процессе спонтанных взаимодействий лицом к лицу их младенцы ведут себя менее позитивно по сравнению с младенцами недепрессивных мате­рей и демонстрируют небольшое изменение поведения при вза­имодействии с матерью в ситуации симуляции депрессии (Field, 1987, 1990). Наоборот, в ситуации взаимодействия с симулирую­щей депрессию матерью младенцы недепрессивных матерей либо пытались восстановить более позитивное взаимодействие, либо переживали стресс, отворачивались в сторону, протесто­вали (Conn, Tronick, 1983).

По сравнению с матерями из семей с благополучными суп­ружескими отношениями матери, переживающие стресс нару­шения супружеских отношений, воспринимали себя как значи­тельно более тревожных и депрессивных, воспринимали своих детей как имеющих больше поведенческих проблем, проявляли менее соответствующее родительское поведение. Поведение де­тей в этом случае также нарушалось (Bond, McMahon, 1984). Раз­личий личностных характеристик матерей с благополучными и нарушенными супружескими отношениями обнаружено не было.

В общем поведение и эмоциональное состояние младенцев отражают поведение и состояние их депрессивных матерей. В спонтанных взаимодействиях депрессивные матери показывают вялые аффекты, меньший уровень активности и меньшее число ответов, соответствующих поведению младенцев (Field, 1990). У депрессивных матерей наблюдается больше отрицательных и нейтральных выражений лица, совсем немного положительных. Они меньше вокализируют, смотрят и прикасаются к своим мла­денцам, меньше имитируют их поведение, меньше играют в игры, однако говорят со своими младенцами так же много, как и матери контрольной группы.

Обнаружено, что лица депрессивных матерей-подростков в процессе взаимодействия с собственными младенцами и мла­денцами недепрессивных матерей значительно менее вырази­тельны. Суммарная оценка, включающая в себя такие измере­ния, как состояние, физическая активность, поворот головы, взгляд, молчание при отводе взгляда, выражения лица, вокали­зации, детскость поведения, отзывчивость и игра, была у деп­рессивных матерей значительно ниже. Их поведение было да­леко не оптимальным и при взаимодействии с младенцами не­депрессивных матерей. Суммарная оценка поведения детей недепрессивных матерей (состояние, физическая активность, поворот головы, взгляд, выражения лица, вокализации, суетли­вость) при взаимодействии с депрессивными матерями была выше, чем у их сверстников, постоянно общающихся со своими депрессивными матерями (Martinez et al., 1996).

В процессе спонтанных взаимодействий младенцы депрес­сивных матерей были менее активны, показывали мало выра­жений удовлетворения, больше суеты. При взаимодействии ли­цом к лицу с депрессивными матерями младенцы имели боль­ше отрицательных выражений лица и мало положительных, часто отводили взгляд, больше протестовали и проявляли меньшую ак­тивность по сравнению с детьми нормальной группы матерей и младенцев (Field, 1987, 1990). Десятимесячные младенцы пере­живающих состояние депрессии матерей с меньшей точностью могли определить соответствие между вокализациями и изобра­жениями счастливых лиц, тогда как известно, что младенцы здо­ровых матерей в среднем могут делать это уже к пяти или семи месяцам. Дети депрессивных матерей дольше смотрели на лица с грустными выражениями по сравнению с младенцами недеп­рессивных матерей (Lundy et al., 1997). Результаты исследова­ний приводят к заключению, что младенцы депрессивных мате­рей также развивают депрессивный стиль реагирования. Одна­ко неизвестно, являются ли депрессивные аффекты у младенцев результатом отражения поведения матерей или результатом ми­нимальной стимуляции со стороны матерей.

Как было показано по результатам использования шкалы оценки поведения детей неонатального возраста (Brazelton, 1984), новорожденные депрессивных матерей менее активны и менее отзывчивы на социальную стимуляцию (Field et al., 1985). Такие изменения в поведении новорожденных могут быть результатом как генетически опосредованной передачи депрессивного ста­туса от матери к ребенку, так и испытания повышенного стрес­са в течение беременности. Было выдвинуто предположение, что проблемы раннего взаимодействия матери и младенца усилива­ются при предыдущем неблагоприятном влиянии на плод эмо­ционального состояния матери (Sameroff, Chandler, 1975).

Младенцы депрессивных во время беременности матерей, проявлявшие в новорожденный период уменьшение активности и ограничение ответов на социальную стимуляцию, в возрасте трех месяцев сохраняют это поведение, показывают меньше вы­ражений удовольствия и более беспокойны в процессе взаимо­действия. Поскольку пренатальная депрессия продолжается и после рождения ребенка, то у матерей наблюдается мало поло­жительных выражений лица, они не активны со своими мла­денцами, мало имитируют их^и йсрают с ними в игры. Однако вновь не ясно, становится проявление депрессии у младенца результатом длительной экспозиции депрессии матери или оно присуще ему от рождения (Field, 1990).

У депрессивных матерей младенцы подавлены даже в том случае, если их матери не ведут себя в депрессивном стиле. Несмотря на то что многие исследователи выделяют в депрес­сивном поведении родителя неактивность и отдаленность, неко­торые матери в большей степени проявляют навязывающий стиль взаимодействия (Conn et al., 1986). Вне зависимости от того, яв­ляются ли депрессивные матери отдаленными или навязываю­щими, их младенцы, по-видимому, более отвечают на негатив­ное поведение матерей, в то время как младенцы недепрессив-ных матерей более отзывчивы на положительное родительское поведение. Таким образом, в обоих случаях имеет место отраже­ние доминантного настроения матерей. В одном из исследований

показано, что у депрессивных матерей процент времени раз­дражительности или невовлеченности во взаимодействие с младенцем был намного больше, а игры — намного меньше, чем у здоровых матерей (Field, 1990). В свою очередь, младен­цы депрессивных матерей больше времени протестовали или смотрели в сторону и меньше времени были внимательны и иг­рали по сравнению с младенцами недепрессивных матерей. Столь подавленное поведение младенцев не ограничивается лишь взаимодействием с депрессивными матерями. Так, оценка взаимодействия трехмесячных младенцев с недепрессивными женщинами была низкая и похожая на оценку их взаимодей­ствия с депрессивными матерями. Результаты позволяют пред­положить, что депрессивный стиль взаимодействия младенцев распространяется на их взаимодействие с недепрёссивными взрослыми. Вне зависимости от причин постоянство проявления такого поведения взаимодействия с разными партнерами явля­ется очень беспокоящим (ibid.).'

Исследование женщин — представительниц низких соци­альных слоев, имевших множество проблем, включая высокий уровень хронической депрессии, показало, что в течение взаи­модействия лицом к лицу они проявляли больше способностей к изменению, чем ожидалось (Conn et al., 1986). Не все были одинаково отдалены и молчаливы, однако проявления положи­тельных аффектов и отзывчивость в целом были ниже, чем у нормальных матерей. Некоторые из матерей данной группы по­казали высокий уровень вовлеченности во взаимодействие, но проявляющейся в первую очередь в форме навязывания пове­дения или раздражения, чего не наблюдалось у нормальных ма­терей. При наблюдении в естественной ситуации и спонтанном взаимодействии с детьми раздраженные и депрессивные мате­ри проявляли тенденцию избегать своих младенцев, мало ини­циировали взаимодействие. В свою очередь младенцы также были отдалены и редко проявляли положительный аффект. При наблюдении в домашних условиях, когда младенцам было две­надцать месяцев, та же группа женщин показала значительно больше скрытой враждебности и препятствий целенаправлен­ному поведению младенцев по сравнению с контрольной груп­пой нормальных матерей (Lyons-Ruth et al., 1986).

Обобщение результатов этих исследований показывает, что существует несколько паттернов взаимодействия депрессивных матерей и их младенцев, различающихся, возможно, в зависи­мости от тяжести депрессивного состояния, его длительности и других факторов риска (Beckwith, 1990). Один характеризуется выравниванием аффекта, социальным отдалением и понижени­ем уровня энергии, другой — более явным отрицательным аффектом и сопровождается враждебностью и помехами в про­цессе взаимодействия. Возможна еще одна подгруппа, поведе­ние матерей в которой лабильно и чередуется от невовлечения во взаимодействие к навязыванию и перестимуляции. Таким об­разом, депрессивный родитель характеризуется малым или не­достаточно соответствующим сигналам ребенка поведением вза­имодействия, может быть эмоционально отдален, враждебен, не всегда доступен. Все эти изменения поведения родителя могут задерживать развитие у младенца ощущения контроля, удоволь­ствия, чувства безопасности в отношениях (ibid.). Дополнитель­но ребенок может находиться под влиянием депрессивных чувств и раздражительности через распространение негативных аффек­тов родителя.

Исследования показывают, что существует два типа мате­ринской депрессии в первые месяцы после родов. В одном слу­чае матери медленны и монотонны, в другом — напряженны и раздражительны (Rosenblum et al' 1997). Оценивание качества привязанности показало, что в возрасте одного года у детей ма­терей первой группы чаще наблюдается небезопасная привя­занность избегающего типа, тогда как у детей матерей второй группы — небезопасная привязанность амбивалентного типа. Было показано, что в возрасте от 1 до 2,5 лет эти дети с небезо­пасной привязанностью не проявляли радости при взаимодей­ствии лицом к лицу со своими матерями.

Дети первого года жизни, подвергаются риску возникнове­ния и развития проблем, связанных с нарушениями в эмоцио­нальной сфере, формированием небезопасной привязанности и снижением уровня функционирования в познавательной облас­ти в случае, если, по крайней мере, один из родителей имеет психиатрическую историю депрессии (Beckwith, 1990). Младен­цы из семей с родителем с биполярными аффективными нару­шениями имеют еще больше проблем. Несмотря на меньшую вовлеченность во взаимодействие со сверстниками, они прояв­ляют по отношению к ним более частую и интенсивную агрес­сию по сравнению с контрольной группой детей. Дети из таких семей сильнее расстраиваются во время конфликта, вовлекая в него других, и мало проявляют удовольствия после разрешения конфликта. Те же дети проявляют больше страха и гнева в си­туациях свободной игры, при тестировании, в ответ на подход незнакомца {Gaensbauer et al., 1984; Zahn-Wahler et al., 1984).

Проявления небезопасной привязанности чаще наблюдают­ся среди детей матерей с большей депрессией (униполярной или биполярной), чем среди детей матерей с небольшой депрессией или без депрессии. Более того, нетипичная небезопасная при­вязанность, в которую младенец смещается от тревожно-избе­гающего или тревожно-сопротивляющегося поведения, была обнаружена в случае матерей с тяжелой депрессией. В то же время есть дети депрессивных матерей, у которых небезопасная привязанность не обнаружена, и дети нормальных матерей, ко­торые характеризуются как небезопасно привязанные (Gaensbauer et al., 1984).

Несмотря на то что существуют значительные основания го­ворить о генетическом компоненте депрессивных расстройств, осо­бенно в случае биполярного маниакально-депрессивного заболе­вания у родителя, некоторые исследователи описывают множество причин аффективных нарушений у младенцев. Среди них выделя­ют уязвимость младенца, возникающую вследствие изменения по­ведения и нарушения отношений между родителем и ребенком. Предварительные данные показывают, что развитие младенца мо­жет пойти по нормальному пути в случае, если мать выздоравли­вает от послеродовой депрессии (Field, 1990). Так, показано, что матери, находящиеся в состоянии депрессии в течение первых шести месяцев после родов, имеют младенцев, которые развивают депрессивный стиль взаимодействия. Однако если к шести меся­цам мать выходит из состояния депрессии, то и младенцы не деп­рессивны. Эти данные свидетельствуют как о глубоком влиянии депрессии матери на поведение младенцев, так и о гибкости и способности младенцев к адаптации. Неудивительно, что настрое­ние младенца может измениться в соответствии с изменением на­строения матери. В других случаях терапевтическое вмешатель­ство, направленное на матерей с психическими заболеваниями, способствует развитию младенцев (Beckwith, 1990). В целом мате­ри детей с наибольшими достижениями в развитии проявляют боль­ше положительных аффектов, эмоционально доступны, меньше ухо­дят в себя, имеют друзей, более способны любить и проявляют активное желание поделить заботу о своих детях с другими вос­питывающими ребенка взрослыми.