Если ваша церковь бездействует, станете ли вы действовать? 5 страница

В пятницу Сью вернулась домой. Ровно через два дня после выписки из больницы, в воскресенье, ей позвонил местный старейшина, чтобы назначить новую дату встречи с правовым комитетом. Сью сообщила ему, что только-только выписалась из больницы, что нехорошо себя чувствует, и что у нее нет намерения идти на заседание правового комитета. Старейшина сообщил, что ему было известно о ее нездоровье, и выразил свое сожаление. Он добавил, что если она не придет на встречу с правовым комитетом, то им придется принять меры. Сью ответила: «Всё равно вы поступите так, как вам угодно». На это старейшина возразил, с раздражением подчеркивая слова: «Мы поступим так, как скажет организация».

Через три дня Сью направила в собрание и всем своим знакомым письмо, отрывок из которого приводится ниже:

Больше года я очень и очень тщательно изучаю Слово Бога. Никогда в своей жизни я не уделяла столько времени для изучения, молитвы и размышлений. То, что я начинаю понимать, заставило меня изменить всю свою жизнь. Принятые мною решения не были поспешными — им предшествуют многие часы изучения, размышления и молитвы. Я очень люблю Иегову Бога и Иисуса Христа и не хочу сделать ничего такого, что вызвало бы их неодобрение. Я от всего сердца принимаю христианство как самый лучший, самый вознаграждающий путь жизни. Я не ищу для себя другого. Я принимаю Библию в качестве вдохновленного Слова Бога и руководства для жизни. Для меня благая весть об Иисусе Христе, о том, что он сделал для всего человечества, о перспективах для верящих в него, — это самая волнующая, самая замечательная весть на свете. Для каждого христианина преданность Иегове Богу, Иисусу Христу, Библии, благой вести и христианскому пути должна быть важнее всего остального. Моя преданность и поддержка направлена ко всему этому безоговорочно. После многих месяцев изучения Библии и горячих молитв я пришла к заключению, что мои прежние убеждения просто не основываются на Писании. Как христианка я понимала, что нужно что-то менять, что некоторые вещи я более поддерживать не могу.

Через несколько дней после получения письма старейшины сделали объявление собранию города Мэнти (встречи которого проходят в Дэнси) о том, что Сью Филлипс была лишена общения «за неподобающее для христианина поведение»[91]. На домашний адрес Сью было направлено уведомление об исключении, подписанное просто «Собрание Мэнти».

За весь этот период местные старейшины и разъездные надзиратели посвятили «пастырской» заботе об этой девушке, с детства воспитывавшейся на принципах Свидетелей Иеговы, полтора часа своего времени. Несомненно, они считали, что проявили достаточно «благоразумия и мягкости», к которым их призывало указание из главного управления Общества Сторожевой башни. Судя по всему, ясные заверения Сью Филлипс в том, что она глубоко уважает Писание и искренне стремится угождать Богу и Христу, не оказались для старейшин достаточно веской причиной, чтобы воздержаться от принятия против нее какого-либо решения. Вероятно, они не видели необходимости отнестись к ней с терпимостью и пониманием или в спокойной, мягкой, неосуждающей манере помочь ей разобраться с её вопросами. Не теряя лишнего времени, старейшины сделали официальное объявление о том, что членам собрания не подобает больше общаться со Сью Филлипс.

В литературе Общества Сторожевой башни часто утверждается, что несогласные с организацией движимы такими отрицательными побуждениями как гордость, бунтарский склад ума, нежелание проповедовать по домам, недостаток смирения и тому подобное. Я не сомневаюсь, что в отношении некоторых это действительно так. Но мне также известно, что во многих случаях эти обвинения совершенно безосновательны. Совершенно очевидно, что эти обвинения нельзя было отнести к тёте Сью Филлипс, бывшей миссионерке Сью Уокер. За более чем сорок лет служения она, вне всякого сомнения, посвятила несоизмеримо больше времени служению по домам, чем кто-либо еще в её собрании, включая старейшин и разъездных надзирателей. Прекратив миссионерское служение, она до последнего времени продолжала тесно сотрудничать с мэнтийским собранием, регулярно посещала встречи, активно «свидетельствовала» и проводила изучения Библии с заинтересованными людьми. Однако то, как организация обошлась с её племянницей, дало ей понять, что наступило время принимать решение. «После тебя придут и за мной», — сказала она родственнице. Сью Уокер написала письмо о выходе из общины, и в воскресенье, перейдя через дорогу и зайдя в Зал Царства, лично вручила по экземпляру каждому из старейшин.

Тогда Сью Уокер было 63 года. На протяжении сорока двух лет она была Свидетельницей Иеговы, тридцать пять лет проведя в полновременном служении, двадцать пять из которых — в миссионерском служении в разных странах. Она отказалась от возможности иметь семью, завести детей, перенесла много лишений, трудилась в нецивилизованных территориях и все время старалась жить по библейским принципам. Разве не должно собрание ценить таких людей, понимая, насколько полезными для других могли бы оказаться ее пример и опыт? Если бы учения Свидетелей твердо и прочно основывались на Писании, то разве не должна была организация приложить все усилия для того, чтобы сохранить общение со своим верным служителем в надежде со временем разрешить разногласия? Я думаю, что это было бы правильно. Но обученные в организации старейшины считали иначе. Получив письмо, они не стали предпринимать никаких действий по нахождению примирения. Они просто сделали в собрании объявление, что Сью Уокер «отреклась от общения». По правилам организации, она теперь должна была рассматриваться всеми членами собрания как несуществующий человек, с которым нельзя разговаривать или общаться.

Всё это становится ещё более примечательным в свете того, что Сью Уокер по-прежнему помогала своей престарелой матери переходить через дорогу в Зал Царства, чтобы та могла присутствовать на встречах. Во время встреч Сью тихо сидела в Зале, хотя никто не здоровался и не разговаривал с ней. Она делала это исключительно из-за матери-Свидетельницы, желавшей посещать собрания. Когда здоровье матери ухудшилось настолько, что она больше не могла приходить в Зал Царства, ее редко навещал кто-нибудь из Свидетелей, опасаясь встретиться в доме с ее «отрекшейся от общения» дочерью. Впоследствии мнение матери об организации также изменилось. Когда скончался ее муж (никогда не бывший Свидетелем), они вместе с дочерью попросили меня приехать и провести похороны. Перед своей смертью она высказала пожелание, чтобы её собственные похороны также провел я. В небольшом городке, где все друг друга знают, на похороны пришло около ста человек, которые просто не могли не обратить внимания на одну особенность: несмотря на то, что мать Сью Уокер провела в организации более сорока лет, не была лишена общения и не считалась «отрекшейся от общения», на похоронах не было ни одного Свидетеля Иеговы. Не личная неприязнь к умершей, а правила организации сделали их присутствие невозможным.

События, произошедшие после объявления о том, что Сью Уокер «отреклась от общения», еще ярче продемонстрировали дух организации. За несколько месяцев до этих событий старшая сестра Сью, Лулу, вместе с мужем (родители Сью Филлипс) переехала из района Дэнси в штат Миссисипи, обосновавшись в северной части побережья Мексиканского залива. Осознавая многие нехристианские аспекты деятельности организации и предвидя неблагоприятные для себя последствия, они решили не сообщать старейшинам Мэнти свой новый адрес. Приехав в Лонг-Бич, они не стали связываться с местным собранием. Они надеялись уйти тихо, избежав споров, допросов и правовых слушаний.

Поэтому они очень удивились, когда вскоре после исключения их дочери из мэнтийского собрания, на пороге их дома безо всякого предварительного уведомления появились два совершенно ранее им незнакомых старейшины из собрания города Лонг-Бич, штат Миссисипи. Как эти мужчины узнали о Рее и Лулу Филлипс, остается только догадываться, однако из их высказываний было видно, что они продолжают правовое дело, начатое против их дочери за сотни километров от их собрания. «Пастырское» служение старейшин состояло из расспросов родителей Сью Филлипс об их убеждениях, о том, разделяют ли они взгляды дочери. Дав утвердительный ответ, несколько дней спустя Рей и Лулу получили приглашение встретиться с правовым комитетом. Не желая подвергаться дальнейшим расспросам, они сообщили, что на заседание старейшин не придут. В результате их также лишили общения.

Остается только вопрошать себя, как же можно «уйти тихо», следуя словам представителей Общества, в том числе Роберта Балзера из главного управления. Заверения в том, что такие меры необходимы для «сохранения чистоты собрания» звучат особенно легковесно в данном случае, когда общения была лишена тихая и малозаметная семейная пара людей, достигших почти семидесятилетнего возраста, и потерявших все связи с собранием.

Из трех дочерей Сью Уокер (являвшихся Свидетелями Иеговы) неисключенной оставалась только Лавиния (жившая в то время в районе Нового Орлеана, штат Луизиана), человек по характеру очень мягкий. Переехав в свое время на это место, Лавиния посетила несколько встреч в местном Зале Царства, но затем, как и её сестра Лулу, решила тихо прекратить свое сотрудничество с собранием Свидетелей Иеговы. В то же самое время, как «расследованию» подвергалась её сестра из Миссисипи, Лавинию также посетили два местных старейшины вместе с районным надзирателем с целью узнать, почему она пропускает встречи собрания. Лавиния рассказала им о причинах. Я ни в коей мере не осуждаю этих мужчин за то, что они проявили интерес к своей соверующей, или даже за то, что поощряли её чаще приходить на встречи — ведь они считали, что её духовное состояние находилось в опасности. Наоборот, проявление такого интереса вполне понятно и даже похвально. Однако их дальнейшие действия вызывают по меньшей мере удивление. Выслушав объяснение Лавинии о том, почему она не приходит на встречи собрания, районный надзиратель написал на листке бумаги короткое заявление от её имени (о том, что она более не желала приходить на встречи) и попросил её, в случае согласия с заявлением, подписать его. Лавиния согласилась. Что это значило? Что она теперь официально «отреклась от общения», что равнозначно совершению какого-либо серьезного правонарушения, за которое Свидетеля Иеговы могут исключить из организации. Теперь члены собрания не могли более разговаривать или общаться с Лавинией. «Пастырское» служение, описываемое в литературе Свидетелей Иеговы как преисполненные любви усилия по исправлению и исцелению заблудшей овцы, заняло самое большее один час. Лавиния же посвятила организации около 30 лет.

Эти пять членов семьи в совокупности провели в служении Свидетелей Иеговы приблизительно 200 лет. Время, затраченное старейшинами для предполагавшегося «возвращения их в стадо» не превысило пяти или шести часов.

СЛЕЖКА И ДОНОСЫ

Не верьте другу, не полагайтесь на приятеля; от лежащей на лоне твоем стереги двери уст твоих (Михей 7:5).

Эта же ситуация повторяется снова и снова, от собрания к собранию, в одной стране за другой. Свидетели чувствуют обязанность доносить на членов собрания, если те отклоняются от курса и учения организации.

В статье «Время говорить — когда?» из «Сторожевой башни» за 1 мая 1990 года (1 сентября 1987 года, англ.) излагается официальная позиция Общества на этот счет. В журнале отмечается, что в случаях, когда Свидетелям становится известно о серьезных нарушениях их соверующими правил организации (которые потенциально могут привести к лишению общения), они должны сообщить об этом старейшинам, причем даже в тех обстоятельствах, когда это привело бы к нарушению норм конфиденциальности или принятой должностной клятвы (как, например, в случае с врачами, медперсоналом, юристами и другими лицами, имеющими доступ к не подлежащим разглашению сведениям). В статье говорится, что сначала «согрешившему» предоставляется возможность самому подойти к старейшинам и сознаться в правонарушении. Однако если он этого не сделает, «преданность Богу» должна побудить другого Свидетеля проинформировать руководителей собрания. Есть только одна сфера, где конфиденциальность считается священной обязанностью: это интересы самой организации, в том числе встречи правовых комитетов собрания[92].

Невероятно, но меньше чем через четыре года после установления этого правила, в журнале «Пробудитесь!» за 8 апреля 1991 года (в английском издании — за 8 марта), были опубликованы «Права пациента», шестым пунктом которых следовало следующее (с. 6; в английском издании с. 7):

У пациента есть право на… конфиденциальное обращение со всеми извещениями и данными в связи с его лечением.

Как мы уже видели, это право ничего не значит, если оно вступает в конфликт с принятой в организации практикой, согласно которой любой Свидетель (даже являющийся врачом или медсестрой), узнавший о чьем-либо нарушении правил общины, должен сообщить об этом руководителям.

В журнале Medical Economics (англ.) за 9 августа 1985 года была опубликована статья доктора Джеральда Л. Буллока из города Плейно, штат Техас. В ней показано, что правила организации — не просто слова, и что Свидетели действительно чувствуют себя обязанными доносить на других, несмотря на серьезность последствий не только для них самих, но и для других. Д-р Буллок сообщает, что принял на работу молодую Свидетельницу, которая на протяжении нескольких лет до этого была его пациенткой и другом семьи. Он характеризует «Тони» (имена в статье Буллока изменены) как трудолюбивую и дружелюбную сотрудницу. Все шло хорошо до тех пор, пока к нему на прием не пришла «Линда» (условное имя другой Свидетельницы, знакомой Тони). По ее словам, она была изнасилована несколькими мужчинами после посещения одного из баров в Хьюстоне, штат Техас, и заразилась гонореей. После изнасилования она обращалась к другому врачу, а теперь хотела сдать анализы и убедиться в выздоровлении. Д-р Буллок не стал подвергать сомнению ее рассказ об изнасиловании, а сданные пациенткой анализы на наличие инфекции оказались отрицательными. Несколько недель спустя сильно взволнованная Линда позвонила ему, сообщив, что её лишили общения, и что теперь члены её семьи не могут общаться с ней. Она угрожала возбудить судебное дело, поскольку была уверена: старейшинам стало известно о её состоянии от Тони, имевшей доступ к медицинским записям д-ра Буллока. Далее врач пишет:

Я был поражен. Я не мог поверить, что Тони будет распространять сплетни о пациентке. Прежде, чем принять ее на работу, я подробно обсуждал с ней вопросы конфиденциальности. В моем руководстве для работников ясно отмечается, что в случае разглашения врачебной тайны, виновный будет немедленно уволен.

Поговорив с Тони, я был поражен еще больше. Она открыто признала, что разговаривала со старейшинами, объяснив это тем, что в ее религии все члены собрания обязаны сообщать старейшинам обо всех нарушениях церковных учений и правил другими верующими. Заполняя данные, необходимые для решения вопросов по медицинской страховке, она просмотрела медкарту Линды и узнала о причинах её обращения ко мне. Испытывая некоторые колебания, но, желая остаться верной своей религии, она сообщила о происшедшем старейшинам.

Странно, но Тони не подумала о том, что верность работодателю и другу должна была бы обязать её уведомить его, как она намеревалась поступить с информацией из его конфиденциальных записей. Её совесть, воспитанная в свидетельской среде, очевидно, не посчитала нарушение врачебной тайны существенной проблемой при решении того, кто достоин ее «верности». Д-р Буллок продолжает:

По крайней мере, это не было бездумной болтовней. Однако мне было бы проще смириться именно с безответственностью, нежели с тем, что верный работник и друг, полностью осознавая, какой ущерб будет нанесен вследствие его поступка и пациентке, и мне, тем не менее, осмысленно совершил его.

Ситуация с публичным осуждением Линды показалась мне невероятной. Все знакомые мне Свидетели казались такими добрыми. Я не мог поверить, что организация требует их заниматься доносительством и столь жестко наказывает оступившихся. Я позвонил ведущему старейшине церкви, с которым дружил со школьной скамьи, и он сказал мне, что все было сделано правильно.

Он объяснил, что старейшины не стали разбираться в правдивости слов Линды об изнасиловании. По их мнению, она была там, где ей быть не следовало, занималась тем, чем заниматься не подобало, и подхватила болезнь, которой у нее не должно было быть. За это она должна быть наказана «лишением общения», которого она могла избежать только в том случае, если бы убедила старейшин в своем искреннем раскаянии. Церковь даже велела ей выселиться из дома ее семьи до тех пор, пока она не будет удовлетворять требованиям для восстановления в собрании.

Если до телефонного разговора со старейшиной я был рассержен, то к концу его объяснений я был уже взбешен. Я спросил его, понимает ли он, какой вред его церковь нанесла мне, невинному наблюдателю? Он извинился, но сообщил, что, как и Тони, считает учения церкви более важными, чем другие вопросы.

Подобно Тони, ни он, ни остальные старейшины не посчитали необходимым с точки зрения порядочности уведомить доктора ни о том, что от его работницы им стала известна юридически конфиденциальная информация, ни о том, как они намереваются с ней поступить. Мышление Свидетелей к этому не приучено.

Руководствуясь рекомендациями адвоката, д-р Буллок уволил Тони. Однако он не только объяснил ей причины, по которым посчитал необходимым пойти на этот шаг, но и не позволил этому случаю испортить их дружеские отношения. Он также извинился перед Линдой и объяснил ей обстоятельства дела. Линда решила не начинать судебного преследования, понимая, что д-р Буллок не нес в разглашении её тайны личной ответственности.

Сегодня д-р Буллок работает в другом городе, однако теперь он предпринимает все меры предосторожности«. Поскольку разглашение врачебной тайны находящимся в подчинении работником не покрывается страховкой от профессиональной небрежности, д-р Буллок вынужден сетовать: «Вся наша дорогостоящая страховка от профессиональной небрежности окажется совершенно бесполезной, если пострадавший в подобной ситуации пациент подаст в суд и выиграет». По этой причине он теперь оплачивает страховой полис предпринимателя, покрывающий небрежность и злоупотребления его работников. Каждому человеку, желающему работать у д-ра Буллока, рассказывают историю о «Тони» и «Линде», и если религиозные убеждения кандидата обязывают его нарушать врачебную тайну пациентов, его не принимают на работу.

В обоснование возлагаемой на Свидетелей обязанности сообщать старейшинам о совершаемых другими членами собрания нарушениях (даже если это означает разглашение конфиденциальной информации), в ранее упоминавшейся «Сторожевой башне» приводятся слова из книги Левит 5:1: «Если кто согрешит тем, что слышал голос проклятия и был свидетелем, или видел или знал, но не объявил, то он понесет на себе грех». Затем в статье делаются следующие выводы:

Этой заповедью высшей инстанции во вселенной каждый израильтянин обязывался объявлять судье о тяжелом преступлении, которое он заметил, чтобы дело можно было разобрать. Хотя христиане и не обязаны соблюдать Моисеев закон, но его принципы все еще находят применение в собрании христиан. Поэтому есть случаи, когда христианин обязан объявлять о деле старейшинам. Правда, в некоторых странах запрещено сообщать посторонним, что находится в личных документах. Но если христианин после размышлений и молитвы приходит к заключению, что дело идет о случае, который по закону Бога ему нужно объявить, несмотря на запрещение мирских властей, тогда это является обязанностью, которую он несет перед Иеговой. Бывают ситуации, в которых христианин должен «повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деяния 5:29).

К клятве или торжественному обещанию никогда нельзя относиться легкомысленно, но иногда, может быть, требуемые от людей обещания находятся в противоречии с требованием оказывать Богу исключительную преданность. Кто совершает тяжелый грех, попадает, так сказать, под «слово проклятия» Того, Кому была оказана несправедливость, а именно под проклятие Иеговы Бога (Второзаконие 27:26; Притчи 3:33). Все члены собрания христиан находятся под «присягой» содержать собрание чистым, будь это тем, что они делают лично, или тем, что они помогают другим оставаться чистыми[93].

Эта статья не только возлагает на Свидетеля тяжелую обязанность осведомителя, но и старается внушить гнетущее чувство вины всякому, кто избегает доносить на других членов собрания назначенным организацией старейшинам. На чистоту собрания указывают как на решающий фактор в пользу такого положения вещей. Однако для Свидетелей «чистота» определяется выполнением правил организации, не важно, основываются эти правила на Писании, или нет. Как именно следует «помогать другим оставаться чистыми», также регламентируется организацией. Вот почему мысль о том, что все Свидетели Иеговы «находятся под „присягой“ содержать собрание чистым», является столь зловещей. В оправдание обязанности разглашать чужие тайны в «Сторожевой башне» приводится случай с незамужней женщиной, обращающейся к врачу с целью совершить аборт. Однако, как было показано в главе 8, при наличии в организации огромного количества всевозможных правил, рамки ситуации, когда от членов собрания ожидается вмешательство или доносительство, расширяются до необозримых пределов. Это означает, что работающий бухгалтером Свидетель будет считать себя обязанным сообщить старейшинам, если при просмотре финансовых счетов обнаружит, что фирма, где работает другой Свидетель, занималась укладкой кровли на крыше какого-нибудь церковного здания или установкой в нем сигнализации. Это означает, что обвинения будут предъявлены тому, кто участвовал в химической обработке с целью борьбы с насекомыми — если она проходила на территории военной базы, — и горничной, работающей на этой базе. А до недавнего времени это же относилось к любому молодому человеку, согласившемуся выполнять работу в доме престарелых взамен военной службы. И если кто-нибудь из Свидетелей дает понять, что не согласен с учением о том, что царство Христа началось в 1914 году, или что Христос является сегодня посредником лишь для приблизительно 8 800 человек, то о нем также должно быть сообщено старейшинам.

Хотя в статье признается, что «христиане и не обязаны соблюдать Моисеев закон», совершенно непонятно, чем опубликованные в статье и навязываемые христианам правила отличаются от собственно «обязанности» соблюдать цитируемый в статье стих из Моисеева закона. Вся разница между «принципом» из этого места Писания и «законом» совершенно исчезает. Совершенно верно в статье отмечается, что христиане «не обязаны соблюдать Моисеев закон» — ведь они находятся не под законом (в какой бы то ни было мере), а под незаслуженной милостью Бога[94]. И несмотря на это автор статьи относится к библейскому принципу (в данном случае, о необходимости поддерживать справедливость и праведность), как к «букве» закона, вопреки апостольскому учению:

Но теперь мы освободились от Закона, умерев для того, что нас крепко держало, чтобы быть рабами в новом смысле — по духу, а не в старом — по записанному своду законов[95].

Потому что буква убивает, а дух животворит[96].

Объяснение из «Сторожевой башни» более соответствует не духу Христа, а подходу ревнителей иудаизма в христианском собрании, настаивавших на обязанности христиан соблюдать закон — против чего активно выступал Павел. Апостол показывает, сколь неправильно было стремление жить по букве закона, поскольку это неизменно привело бы христианина к «проклятию». Несмотря на это, в «Сторожевой башне» членам собрания грозят как раз таким «проклятием» Иеговы Бога, если они не исполнят постановления организации[97]. Более того, объяснения из статьи заходят даже гораздо дальше, чем данное Моисею повеление.

Сначала в статье объясняется, что Левит 5:1 относится к своего рода судебному разбирательству. После совершения преступления пострадавший человек призывал свидетелей дать показания и произносил проклятие на того, кто причинил ему ущерб. В сноске цитируется несколько иное объяснение:

В труде Commentary on the Old Testament, изданном Кеил и Делитч, говорится, что преступление или грех состоит в том, «что кто-нибудь, знающий о преступлении другого, видел ли он это или достоверно узнал другим образом и, следовательно, был способным появиться в суде как свидетель для уличения в преступлении, но упустил поступить так, и не объявил, что он видел или узнал, когда при публичном разборе преступления слышал торжественное заклинание [т. е. проклятие] судьи, которым призывались все присутствующие, знающие о деле, выступить в качестве свидетелей»[98].

В Израиле, существовавшем обособленно от других народов, рассматривались не только правонарушения и уголовные преступления, но и всякого рода тяжбы и разногласия между жителями, а роль суда выполняли городские старейшины, проводившие свои слушания у городских ворот, открыто для всех[99]. Призыв свидетелей без промедления выступить с показаниями провозглашался всенародно и иногда усиливался публично произнесенным «проклятием»[100].

Один из примеров, довольно подробно описывающих , как городские старейшины проводили слушание, содержится в книге Руфь, 4:1-12. Вооз, один из близких родственников почившего Елимелеха, в согласии с моисеевым законом пожелал выкупить его имущество, что одновременно накладывало на него обязанность взять в жены моавитянку Руфь. Выйдя к городским воротам, Вооз дождался прихода другого родственника (который также имел право выкупить имущество Елимелеха), после чего пригласил десятерых городских старейшин рассмотреть дело, решившееся, в итоге, в его пользу. Обращаясь к старейшинам, а также ко всему собравшемуся народу, Вооз произнес: «Вы теперь свидетели, что я покупаю у Ноемини все Елимелехово».

Между этим всенародным рассмотрением вопроса и тем, как работает закрытая религиозная судебная система Общества Сторожевой башни, нет ничего общего. Публичных призывов к свидетелям нарушения выступить с показаниями практически никогда не произносят, правовые заседания происходят в тайне, а единственное, что сообщают собранию (причем очень кратко) — это объявление о лишении общения либо об «отречении от общения». Почему организация столь избирательно подходит к ветхозаветному закону, налагая на членов собрания обязанность сообщать о правонарушениях соверующих, но игнорируя ясный принцип открытости проведения судебных разбирательств[101]?

Поэтому автор статьи быстро переходит от обсуждения обязанности свидетеля отзываться на публично возглашаемый призыв к поощрению личной инициативы в информировании старейшин о случаях правонарушений. Текст статьи фактически призывает всех Свидетелей, не являющихся старейшинами, доносить друг на друга, а право решать, каких действий требует данная ситуация, оставляется за старейшинами. Хотя членов собрания призывают сначала подойти к провинившемуся и убедить его обратиться к старейшинам самому, на деле это происходит редко: в подавляющем большинстве случаев члены собрания, минуя этот шаг, обращаются к старейшинам напрямую, тем самым подливая масла в огонь и приводя судебную машину организации в движение.

По сути эта статья из «Сторожевой башни» лишает членов организации всякого выбора, даже права на принятие самостоятельного решения в вопросе, делать ли прегрешение другого поводом для расследования правовым комитетом. В ней предпринимается попытка исключить вероятность того, что сострадание, великодушие и другие подобные качества конкретных Свидетелей смогут повлиять на их решение, хранить чужую тайну или разглашать ее. А попытки самостоятельно помочь оступившемуся, не ставя при этом в известность назначенных организацией старейшин, считаются проявлением неуважения к Божьему порядку.

Без сомнения, Моисеев закон возлагал на людей ответственность сообщать об определенных серьезных нарушениях и преступлениях — таких, как богохульство, попытки склонить израильтян к идолопоклонству, пролитие невинной человеческой крови, возможно, также произнесение лжепророчеств[102]. Но нигде в Моисеевом законе мы не прочитаем о столь широком применении этого правила, обязывавшего бы каждого израильтянина сообщать судьям о каждом «тяжелом преступлении, которое он заметил». Как было показано, в большинстве случаев эти правила (в том числе из Левит 5:1) не обязывали израильтянина самого выступать с обвинениями против предполагаемого нарушителя, а относились к ситуации, когда дать свои показания призывала, заклинала обиженная сторона. Мысли о том, что Закон Бога обязывал каждого израильтянина идти к городским старейшинам с сообщением о каких бы то ни было правонарушениях соплеменников (с последующим открытым заслушиванием дела у городских ворот) на самом деле в Писании не содержится, она возникла в голове у автора «Сторожевой башни». Несомненно, сам пострадавший имел право встретиться со старейшинами у ворот и выдвинуть свое обвинение. Но даже в таких случаях от него вовсе не требовалось сообщать о нарушении, если было возможно достичь примирения в частном порядке.

Замечательный пример того, что иногда правильнее смолчать даже в тех случаях, когда свидетельства убедительно показывают в сторону совершения серьезного греха, является случай с Иосифом, приемным отцом Иисуса. Он искренне полагал, что обрученная ему Мария совершила беззаконное прелюбодеяние. Тот факт, что она забеременела до вступления в брак, казалось, безо всяких оговорок доказывал ее вину. Однако Иосиф не посчитал необходимым уведомить об этом старейшин или священников, выступающих в роли судей. «Не желая выставлять ее на позор», он намеревался развестись с ней тихо, без лишней огласки. Означает ли это, что он был готов нарушить «клятву» Богу, согласно которой он якобы должен был сообщать о чужих грехах? Проявлял ли он неуважение к необходимости «хранить чистоту собрания»? В Евангелии его поступок объясняется тем, что Иосиф «был человеком праведным» (Кулаков), [порядочным, (СЖ), благочестивым, (СоП)][103]. Объясняя Иосифу его ошибку и заверяя его в честности Марии, Бог не упрекнул Иосифа за его желание проявить сострадание[104].