ГЛАВА 1. ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСКОГО ПРИЗРЕНИЯ: БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ И ЗАВЕДЕНИЯ, ВОСПИТАТЕЛЬНЫЕ ДОМА, ПРИЮТЫ, ЯСЛИ 

К началу ХХ в. на Беларуси сложилась стройная (пусть и с недостатками) система социальной помощи детям, охватывающая значительный даже по современным меркам процент обездоленных детей и подростков. По идеологическим соображениям этот факт длительное время замалчивался советской историко-педагогической наукой. Считалось, что единственно верный путь решения социальных проблем нуждающихся слоев населения проходит лишь в рамках государственной системы социального обеспечения. То, что это не совсем так, мы постараемся обосновать в этом и последующих очерках по истории социальной работы с детьми на Беларуси.

По данным 1-й Всероссийской переписи населения 1897 г., из 6 млн. 380 тыс. человек, населяющих Виленскую, Витебскую, Гродненскую, Минскую и Могилевскую губернии, территория которых примерно соответствует границам современной Беларуси, дети в возрасте до 15 лет составляли более 43% населения, что в таком же соотношении почти на 18% больше , чем в настоящее время. Подавляющее большинство из них проживало в сельской местности [2, 57-61].

Для организации благотворительной помощи нуждающимся детям первоначально в губернских городах, а затем и в большинстве уездов Беларуси создавались и плодотворно работали многочисленные учреждения общественного призрения. Наиболее быстрый рост их числа наблюдался в последней четверти ХIХ - начале ХХ в. И это не случайно.

Система централизованного государственного призрения, в основном сложившаяся на территории Российской империи во времена Екатерины II в виде приказов общественного призрения в центре и в губерниях, к середине ХIХ в. уже не справлялась с удовлетворением все возрастающих потребностей населения в социальной помощи. В таком непростом и тонком деле, каким является помощь обездоленным детям, которая все более стала выступать как волюнтаристско-административная система социализации, получившая свое гипертрофированное завершение уже в годы советской власти, особенно сказывался бюрократизм государственной машины управления.

Еще в первой четверти ХIХ в. при Николае I были введены жесткие правила приема и содержания детей в приютах, воспитательных домах и т. д., которые, по оценке современников, “превосходят всякую меру” [3, т. 1, 75]. “Призрение бедных и больных в заведениях приказов было в высшей степени неудовлетворительно. Особенно страдали незаконнорожденные дети”, - свидетельствуют авторы солидного статистического сборника “Благотворительность в России”, изданного Ведомством учреждений императрицы Марии в начале ХХ в. [3, т. 1, 75].

Сама жизнь требовала активного участия широкой общественности , в первую очередь людей богатых и влиятельных, в организации социальной помощи детям. Особенно благоприятные условия для такой деятельности, для создания благотворительных общественных учреждений сложились после демократических реформ в России 60-х годов Х1Х в., когда идеология и практика помощи стала строиться не только исходя из нормативных требований государства, но и из видения этих проблем с позиций собственно общественного призрения*.

К благотворительным учреждениям в те времена относили благотворительные общества и благотворительные заведения. Благотворительные общества представляли собой “добровольные союзы людей или учреждений, объединенных общей целью помощи нуждающимся в той или иной форме” [3, т. 1, 169]. В зависимости от характера деятельности и вида оказываемой помощи все общества условно подразделяли: на (1) общества так называемого “смешанного типа”, оказывающие поддержку как взрослым, так и детям в самых разнообразных формах (деньгами, вещами, продуктами, содержанием воспитательных домов, приютов и т.п. ); (2) общества, созданные для оказания благотворительной помощи “в какой-либо одной или нескольких формах (помощь деньгами или продуктами, вещами и т.д.)”; (3) общества, целью которых являлась “организация и содержание какого-либо одного или нескольких благотворительных заведений” (детских приютов, богаделен, бесплатных или дешевых столовых и т.д.) [3, т. 1, 170].

Кроме того, общества благотворительной помощи, исходя уже из другого принципа и основываясь на отечественном и зарубежном опыте групповой и индивидуальной социальной работы, делили на 3 большие группы. Это общества, оказывающие помощь: а) в закрытых формах (в рамках благотворительных заведений); б) в открытых формах (вне благотворительных заведений); в) в смешанных формах - т. е. оказывающие помощь как в “открытых”, так и в “закрытых” формах общественного призрения. В Российской империи преобладали общества первой группы [3, т. 1, 176]. Однако уже в начале ХХ в. на первый план стали выходить “открытые” и "смешанные" формы призрения.

Авторские подсчеты показывают, что в 1899 г. на Беларуси успешно действовали 257 благотворительных обществ, из которых 32,7% находились в губернских городах и 67,3% - в уездах. По губерниям благотворительные общества распределялись следующим образом: Виленская - 43, Витебская - 55, Гродненская - 50, Минская - 53, Могилевская - 56 обществ. Наиболее крупные и влиятельные из них, призревающие значительное количество нуждающихся, находились в Вильно и Могилеве. 21,2% обществ в той или иной форме оказывали помощь детям. Такое превышение количества “взрослых” обществ над “детскими” было характерно и для России, и для Запада, что вполне соответствовало состоянию общественных потребностей, уровню развития социальной помощи нуждающимся, а процент благотворительных обществ, оказывающих помощь детям на Беларуси, был даже несколько выше, чем в большинстве губерний империи.

К основным особенностям развития детской благотворительности, как, впрочем, и всего благотворительного движения на Беларуси во второй половине Х1Х в., можно отнести следующее. Во-первых, более высокий уровень сдерживания благотворительных начинаний белорусской общественности со стороны центральных и местных властных структур, чем в целом по России. Это было связано с наступившим после подавления восстания 1863 г. периодом репрессий и насильственной русификацией коренного населения. Искусственно создавались препятствия на пути проявления доброй воли, в первую очередь, частных благотворителей-католиков, неправославных общественных организаций, многочисленных религиозных конфессий.* Во-вторых, активное участие в благотворительной деятельности на Беларуси представителей прогрессивной общественности из Петербурга и Москвы, российских квазигосударственных благотворительных организаций, православной церкви, придавало ей дополнительный импульс, несколько уравновешивало противодействие со стороны бюрократических органов и позволяло белорусской благотворительности развиваться в соответствии с достижениями в этой области.

Зависимость белорусских благотворительных обществ, филантропов и меценатов от российской бюрократии проявлялась в том, что на Беларуси дольше, чем в центральных губерниях империи, сохранялись правила регистрации благотворительных обществ только с “высочайшего позволения”, а затем, после введения новых “упрощенных” правил, осуществлялся более строгий надзор за их выполнением. Правления обществ должны были “непосредственно или через губернаторов доставлять министерству внутренних дел о действиях своих по предмету благотворительности, капиталах, доходах, расходах, имуществах, заведениях и призреваемых в оных” [3, т. 1, 76]. Губернаторам лично предписывалось регулярно проверять ведение канцелярских и иных дел обществ, “побуждая их к исполнению закона особыми предписаниями посредством губернских правлений” [3, т. 1, 76].

 Устав каждого общества, перед тем как быть утвержденным Министерством внутренних дел, должен был пройти согласование в ряде других министерств. Только в конце столетия, с некоторым ослаблением реакции и с опубликованием “Нормальных и примерных уставов некоторых наиболее распространенных типов благотворительных обществ”, правительство разрешило утверждать новые общества непосредственно губернаторам.

В соответствии с типовыми уставами, высшим органом благотворительного общества, который решал все важнейшие дела, было общее собрание его членов, собираемое не реже одного раза в год. Для решения текущих задач общее собрание избирало правление (комитет, совет) общества и ревизионную комиссию. Правление, в свою очередь, избирало председателя, его заместителя (“товарища”), казначея и секретаря, а нередко и попечителя (попечительницу) для надзора за состоянием дел в попечительствах и благотворительных заведениях общества.

Обычно в состав правлений обществ входили наиболее влиятельные в данной местности лица. Несколько специфичным был утвержденный императором состав открытого в 1901 г. Брест-Литовского крепостного попечительства детских приютов: председатель попечительства - комендант крепости, товарищ председателя - супруга коменданта, действительные члены - начальник штаба крепости, начальник крепостного инженерного управления, командир крепостной артиллерии, главный врач госпиталя, настоятель крепостного собора, командиры трех крепостных батальонов, крепостной интендант, попечительница и директор крепостного приюта, казначей и делопроизводитель попечительства [14, 2-3].

Средства обществ составлялись обычно из пожертвований (иногда до 100%), членских взносов, временных или постоянных субсидий от различных государственных и иных учреждений, органов городского (а позднее и земского) самоуправления, доходов от спектаклей, концертов и других “увеселительных мероприятий”, иногда - лотерей и т.д.

Подавляющее большинство благотворительных обществ содержали какие-либо благотворительные заведения, которые, по определению Мариинского ведомства, “служат для непосредственного удовлетворения тех или других потребностей нуждающегося населения в стенах заведения, находящегося там постоянно или временно, или пользуется услугами эпизодически” [3, т. 1, 169]. Заведения разрешалось учреждать благотворительным обществам, частным лицам, сословным и городским негосударственным организациям и государственным органам.

Благотворительные заведения, оказывающие помощь детям, условно делились на три подгруппы: “1) заведения для призрения и воспитания несовершеннолетних (воспитательные и сиротские дома, приюты, ясли и ясли-приюты, приюты исправительно-воспитательные, приюты для детей-калек, слабоумных и паралитиков, земледельческие колонии и т.д.); 2) заведения дешевого и бесплатного обучения (общеобразовательные школы и училища, приготовительные классы, училища ремесленные, профессиональные, рукодельные, технические, рисовальные, врачебные для глухонемых, слепых и т.д.); 3) заведения лечебной помощи детям (больницы общие, специальные и санатории, лечебницы и амбулатории)” [3, т. 1, 177].

По авторским подсчетам, основанным на данных Мариинского ведомства, в 1899 г. на Беларуси было 66 благотворительных заведений для детей, из них: призрения и воспитания детей - 36, общего и специального бесплатного и дешевого обучения - 29, лечебной помощи - 1. К 1903 г. их количество выросло до 110 и продолжало примерно в том же соотношении быстро увеличиваться особенно в предреволюционные годы. Цифры свидетельствуют, что на Беларуси наиболее распространены были заведения первой из вышеназванных подгрупп. Вначале попробуем сделать небольшой ретроспективный обзор белорусских воспитательных домов и приютов для подкидышей, а затем перейдем к характеристике системы детских приютов, “яслей” и т. д. .

История создания на Беларуси благотворительных заведений для детей-сирот и подкидышей уходит своими корнями в глубокую древность. По свидетельству западных путешественников, побывавших среди восточно-славянских племен, кривичи и родимичи с особой заботой относились к детям-сиротам, оказывали им всяческую помощь, воспитывали и обучали всему необходимому. С распространением на территории Беларуси христианства, идея гуманного отношения к обездоленным детям получила дальнейшее развитие. Гуманистические принципы христианства, выраженные в заповедях Иоанна Златоуста (“питать алчущих, напоить жаждущего, одеть нагого...”), были созвучны славянской духовности наших предков.

Объединитель славянских земель Владимир Святой, Рогнеда - княжна Полоцкая, их дети и внуки раздали “сиротам , убогим и странникам великую милостыню” [17, 117]. Устав 966 г. поручал общественное призрение (в том числе и призрение обездоленных детей) попечению и надзору духовенства. “Повесть временных лет” свидетельствует о начатках призрения детей в монастырях: “Аще кто коли принесяще детищь болен кацем либо недугом одержим принесяху в монастырь” [17, 118]. В ХII в. монахи спускали со стен специальную корзину из ивняка, для того что бы те, кто не в состоянии прокормить ребенка, спасти его от голода и нищеты, могли в любое время положить его туда.

Широко известна благотворительная деятельность в отношении бедных сирот святой Ефросиньи Полоцкой. Созданые ею монастырские училища были ни чем иным, как одними из первых на территории Беларуси приютов для нуждающихся детей, а сами монастыри - очагами и твердынями благотворительности, где находили приют и утешение вдовы и сироты, немощные и убогие. Много сделали для распространения идей гуманного отношения к обездоленным детям великие белорусские религиозные просветители Кирилл Туровский и Франциск Скорина. Их гуманизм был основан в целом на достоянии византийской антропософии, пропущенной через мироощущение и особенности белорусского Христианства. В определенном ими перечне человеческих добродетелей не последнее место занимают “милостыня”, “нищелюбие”, “щедрость”, “друголюбие”, “товариство”. Великие князья литовские Ягайло и Витовт, как об этом пишет Я. Длугош, впервые пытались решить проблемы сиротства на государственном уровне, открывали и содержали разного рода убежища и приюты для обездоленных детей [28]. Эта сторона их деятельности пока что остается вне поля зрения современных белорусских историков, которые порой чрезмерно увлекаются живописанием боев и походов великих литовских князей в ущерб объективности и всесторонности в анализе исторических событий.

 Более широко известна благотворительная деятельность зародившихся в ХII в. братчин и братств, расцвет которых приходится на ХVI-ХVIII в. Их помощь обездоленным детям была особенно значительна в период жестоких, кровопролитных войн середины ХVII в., когда за 7 лет погибло 52% населения Беларуси, а в некоторых уездах - до 70% жителей, а также в ходе и после Северной войны 1700-1721 гг., во время которой погиб каждый третий белорус [25, 2].

 Немало сделали для призрения сирот распространенные на территории Беларуси многочисленные религиозные конфессии, а также частные благотворители, среди которых ведущее место занимают представители известных магнатских белорусских родов Радзивиллов, Хрептовичей, Паскевичей, Четвертинских, Пацов и др.

К концу ХVII - началу ХVIII в. в России и на Беларуси идея государственного призрения обездоленных детей стала приобретать конкретные формы. В результате петровских реформ появились государственные органы (приказы), которые частично взяли на себя призрение сирот. Возникшие значительно ранее (в конце ХIV - ХV вв.) на Беларуси городские органы самоуправления (магистраты) с первых дней своего существования непосредственно руководили делом помощи нуждающимся детям. Они обрели новое дыхание, расширили и укрепили дело социальной помощи нуждающимся после воссоединения Беларуси с Россией и с получением “Жалованной грамоты городам” (1785). В ХIХ в. общественно-государственное призрение оформляется в некую систему, становится частью социальной политики, самостоятельным институтом воспитания, социализации и ресоциализации индивида.

 Считается, что первый воспитательный дом для незаконнорожденных (“зазорных”) младенцев на территории Восточной Европы был организован в 1706 г. близ Новгорода митрополитом Иовом, а первые государственные воспитательные дома появились при Екатерине II в Москве (1764) и в Петербурге (1770). Тогда же начала складываться и система детских приютов, распространившаяся впоследствии на территорию Беларуси, появились первые общественные благотворительные организации, которые, наряду с другими задачами, решали и задачи оказания социальной помощи детям.

На территории проживания этнических белорусов первый воспитательный дом (“Иисуса Младенца”) основала княгиня Огинская в 1791 г. в Вильно. Впоследствии она передала его в ведение Приказа общественного призрения. В 1895 г. в нем призревалось 16 сирот и 498 подкидышей, доставленных из Виленской, а также частично из Гродненской и Ковенской губерний [22, т. 2, 6]. При воспитательном доме работали общеобразовательная школа, сапожная и столярные мастерские. Это благотворительное заведение более ста лет оставалось, пожалуй, единственным учреждением такого рода на Беларуси “для приема и воспитания подкидышей, которым суждено от рождения быть лишенными родительской ласки” [3, т. 1, 183; 4].

Воспитательные дома, которые существовали в Могилеве (1804) [7, ф. 1281, оп. 11, д. 76, л. 30] и в 20-х гг. ХIХ в. при Гродненском приказе общественного призрения [13, ф. 1, оп. 1, д. 2176, лл. 81-95] из-за высокой смертности приносимых туда младенцев вскоре были преобразованы в детские приюты, куда принимались дети с 3-4- летнего возраста. С 1828 г. указом Николая I воспрещено дальнейшее устройство воспитательных домов, ибо , по словам члена Общества минских врачей доктора медицины А.О. Гурвича, “вместо воспитания поколений новых людей получалась только гибель больше миллиона детей и нескольких сотен миллионов рублей” [21, 68-69].

После длительного перерыва вторым на Беларуси специальным заведением для приема брошенных младенцев стал Минский приют для подкидышей, открытый в 1894 г. благотворительным обществом “Милосердие” на улице Скобелевской [3, т. 2, Минск. губ., 53]. Его появление совпало с изменениями в российском законодательстве относительно воспитательных домов, о чем речь пойдет далее. В других белорусских губерниях брошенными детьми, родителей которых не удалось обнаружить полиции, занимались в основном приказы общественного призрения, а позднее - земства. Обычно малюток отдавали на воспитание частным лицам за плату 3-5 руб. (в зависимости от губернии), у которых они находились до 8-летнего возраста (в Гродненской губернии до 15 лет) [22, т. 2, 8, 20]. После чего, если воспитатели не усыновили ребенка, его помещали в один из губернских приютов. При возникновении трудностей с подысканием подходящей семьи ребенок некоторое время содержался в богадельне при губернской больнице, окружной лечебнице или в приюте.

Детей в семьи отдавали под расписку, в которой оговаривались обязанности воспитателей “обучать питомцев по достижению надлежащего возраста грамоте и какому-нибудь ремеслу” [22, т. 2, 20-21]. Надзор за воспитанием подкидышей в семьях крестьян осуществляли служащие приказов, благотворительных обществ и организаций (Витебская и Минская губернии), представители земств, полиции, а позднее - настоятели православных церквей и медицинские работники. Для получения платы за питомца необходимо было ежемесячно предоставлять справку от полиции или духовного лица о том, что ребенок жив и воспитывается надлежащим образом [22, т. 2, 24].

Что же касается воспитательных домов, то по заведенной ранее системе новорожденных детей их матери или родственники могли приносить и отдавать туда инкогнито, через зашторенное окно. С 1890 г. в Российской империи были введены новые правила, предусматривавшие прием подкидышей исключительно через полицию. Вместо тайного приема вводился явный с правом для матерей брать ребенка на вскармливание домой с оплатой от воспитательного дома: за первый год - 9, за второй - 6 рублей в месяц [3, т. 1, 183]. В 1894 г. эти правила были усовершенствованы, что благотворно повлияло на положение дел и в воспитательных домах Беларуси.

Введение новых требований было порождено жестокой необходимостью, связанной с переполненностью воспитательных домов и колоссальной смертностью приносимых в них детей. В воспитательном доме Огинской, который по своей организации и уровню содержания детей мало чем отличался от столичных, в конце ХIХ в. находилось 382 ребенка (197 мальчиков и 185 девочек), что в 3,2 раза превышало норму. В Минском приюте для подкидышей превышение нормы призреваемых детей составляло 50% (203 ребенка вместо 100) [3, т. 2, Минск. губ. 53].

В первые годы работы воспитательных домов на Беларуси смертность детей в них была хоть и несколько ниже, чем в целом по Российской империи*, но временами достигала значительных размеров [22, т. 2, 24]. Минский врач А.О. Гурвич в докладе “Основы общественного призрения покинутых детей в Минском приюте подкидышей”, опубликованном в “Трудах Общества минских врачей за 1898-1899 гг.”, отмечает, что за шесть лет (к 1900 г.) в приюте из более чем 600 детей осталось в живых менее 5% [21, 66] *. По свидетельству современников, “скопление большого числа детей в палатах, отсутствие достаточного количества кормилиц, неопытность врачей и воспитателей, прием детей часто больных и даже умирающих - все это повлекло за собой ужасающую смертность питомцев” [9, 22]. Член Общества минских врачей доктор медицины Р.Н. Плешивцев на основании своих наблюдений отмечал, что в Минский приют для подкидышей приносили в основном “недоношенных, замороженных, истощенных детей; в особенно ужасном виде приносятся еврейские дети” [21, 59].

Решение проблемы искали в развитии городского и сельского “патроната”. Белорусские воспитательные дома, выдержав у себя малюток на искусственном кормлении (кормилицы были редкостью) от двух недель до месяца, передавали их на вскармливание и воспитание в семьи мещан, ремесленников и крестьян за определенную плату, которая составляла в среднем по империи от 2 до 10 руб. за ребенка в месяц, а в Минском приюте для подкидышей - 12 руб. 30 коп. В самом же приюте на содержание одного ребенка затрачивалось 18 руб. 10 коп. [3, т. 2, Минск. губ., 53]**. После достижения детьми 3-7-летнего возраста их возвращали в воспитательный дом или (очень редко) усыновляли. Женщинам, хорошо воспитывавшим детей, иногда выдавались небольшие награды. Такая практика приобрела широкий размах. Так, вне Виленского воспитательного дома “Иисуса младенца” в 1897 г. вскармливалось 505 детей (253 мальчика и 252 девочки) или 57% призреваемых. В Минском приюте для подкидышей эти цифры были чуть меньше [3, т. 2, Минск. губ., 53]. Плановые обследования их содержания и воспитания в семьях осуществляли представители администрации воспитательных домов не реже 2-х раз в год [22, т. 2, 6].

Минские врачи А.О. Гурвич, Я.И. Рубинштейн, Л.Ф. Яроцинский предлагали реорганизовать приют общества “Милосердие” во временную станцию для розыскания детям кормилиц, организовать в городе молочно-питательные станции по примеру петербургских, которые назывались там “Капля молока”, ясли-приюты и детские консультации, а также отдел “Всероссийского союза борьбы с детской смертностью” [21, 63-92].

В сочетании с санитарно-профилактическими мерами, предпринятыми благотворительным общественными  организациями, органами городского самоуправления, а также земскими врачами и фельдшерицами, удалось несколько снизить смертность детей в воспитательных домах, но все же ее уровень оставался достаточно высоким. Кроме того, увеличилась смертность детей в деревнях, где от “заносимых болезней и уменьшения питания” умирали и “подкидышы”, и младенцы кормилиц [10, 22; 21, т. 1, Х]*.

Впрочем, тогда и в целом по Российской империи смертность детей от 1 до 5 лет составляла до 76% от общей смертности населения [8, 4]. Как отмечается в “Трудах Общества минских врачей за 1898-1899 гг.”, смертность крестьянских детей на Беларуси хотя и была несколько ниже, чем в целом по России, однако вдвое выше, чем в Западной Европе (“она так велика вследствие вековых антигигиенических условий нашей деревни”) [21, 72].

В некоторых губерниях центральной России появился даже особый “питомнический промысел”. “Есть крестьянки (по преимуществу), - сообщала одна из российских газет, - которые берут на себя доставку в воспитательные дома питомцев. Их везут по несколько человек в корзине в вагоне и почти не заботятся о хорошем их питании. Задача промышленницы дос тавить их в воспитательный дом, а будут они живы - ее нисколько не интересует” [6, 28]. К счастью, на Беларуси подобных фактов не замечалось, но и положение с “подкидышами” вряд ли было лучше.

Определенные сведения о призрении брошенных детей в белорусских губерниях в 1910 г. может дать таблица 1, составленная по материалам второго съезда по общественному призрению (1914) [22].

 Что касается Минского приюта для подкидышей, то несмотря на ряд недостатков в его работе, связанных прежде всего с неустойчивостью финансирования**, большинство членов Общества минских врачей называли его “учреждением очень симпатичным”, где “царствует ... любовное и внимательное отношение к детям” [21, 59, 63, 93]. С 1910 г. приют полностью перешел на систему патроната детей вне заведения.

Таблица 1.

Все же недооценивать сегодня значение позитивного опыта, накопленного в воспитательных домах Беларуси, было бы опрометчиво. Вопросы социальной помощи брошеным детям сегодня, как и 100 лет назад, стоят не менее остро, особенно в последние годы, в условиях прогрессирующего роста феномена социального сиротства. Может быть есть все-таки смысл обратится к истокам?! Кроме того, следует учитывать, что в Вильно и Минске подросших “подкидышей” обучали и воспитывали по передовым методикам того времени. С 7 лет дети обучались грамоте по программам начальной школы, с 13-14 - различным ремеслам: сапожному, швейному, столярному, переплетному и типографскому. По конкурсу привлекались высококлассные, хорошо оплачиваемые мастера и опытные педагоги. Мастерские при воспитательных домах изготавливали изделия в основном на продажу, а вырученные деньги расходовались на улучшение условий жизни воспитанников.

 Мальчики призревались до 18, девочки - до 16 лет. По выпуску они получали выходное пособие, комплекты инструментов и одежду. Направляющихся на постоянное место жительства в сельскую местность наделяли землей, выдавали средства на первоначальное обзаведение хозяйством и семена для посева на первый год. Девушки при выходе замуж получали от казны 25 руб. на приданое. Воспитательные дома заботились о трудоустройстве выпускников, в некоторых случаях оказывали необходимую помощь в поисках жилья, в течение нескольких лет осуществляли патронаж [3; 4].

В некоторых российских губерниях для подкидышей из воспитательных домов организовывали бесплатные “колыбельни”. Такими сведениями по Беларуси мы не располагаем. С 1913 г. свои отделения в белорусских губерниях начинает открывать Всероссийское попечительство об охране материнства и детства, призванное распространять знания по уходу за младенцами и бороться с детской смертностью.

Завершить рассмотрение данного вопроса можно словами доктора А.З. Рабиновича, сказанными им с трибуны второго съезда по общественному призрению в мае 1914 г.: “Вопрос о воспитании и образовании покинутых детей является одним из самых важных и основных и вместе с тем одним из самых жгучих вопросов в деле призрения, и никогда, быть может, недостатки воспитания и образования их не вставали так ярко и сильно в сознании общества, как в настоящее время, время охраны детства (курсив мой -А.Г.)” [22, т. 1, 49]. Неправда ли, звучит весьма современно и актуально?

Значительно больше сведений имеется по сиротским домам и детским приютам, куда принимали детей с 3-7-летнего возраста. К 1903 г., по подсчетам автора, на Беларуси было 29 таких детских заведений. Определенные сведения о них (без учета спецприютов, о которых будет сказано особо, и воспитательных домов) дает таблица 2.

                                                                                                  Таблица 2.