Порядок социального исключения

Татьяна Бараулина

Университет г. Билефельда, Германия

Парадигма интеграции
и социальное исключение мигрантов: немецкоязычная социологическая дискуссия

Введение

В немецких миграционных исследованиях последних лет особенно подчер­кивается необходимость изучения миграций, ускользающих от государственно­го контроля, например внутригосударственных перемещений граждан. Выбрав их объектом исследования, новое поколение социальных ученых попыталось отка­заться от проблематизирующего взгляда на феномен миграции, практикуемого государственными политиками и разделяемого абсолютным большинством социологов. В альтернативной версии социологии миграции предлагается рассматривать пространственное передвижение людей не как проблему (культурную, социальную, политическую), а как одну из множества форм соци­альной мобильности. Такой «нормализирующий» взгляд на миграцию опирает­ся на утверждение, что определение этого феномена не является прерогативой только государства. С другой стороны, необходимо признать конституиру­ющую роль государства в регулировании интернациональных ми­граций, т. е. миграций, связанных с пересечением государственных границ. Задачей альтернативной концепции в изучении этого типа миграций должен стать критический взгляд на роль государства в создании социальных границ.

Основной целью данного доклада является прояснение возможных областей критического анализа государственного конструирования миграции. Я обозначу различные стратегии государства в этой области, а на одной из них — на публичной проблематизации миграции — остановлюсь подробнее. В этой связи речь пойдет и о роли социальных наук в легитимации политического исключения «чужих».

Для прояснения выбранного в докладе исследовательского направления приведу пример. Индивидуальное право на сохранение целостности семьи в Германии является одним из основных гражданских прав. Формально оно не имеет отношения к сфере миграционной политики и не обсуждается в политической, научной и публичной дисскусиях о «миграции в Германию». Однако выросшие на его базе структуры социальных, правовых и бюрократических отношений определяли эмиграцию «этнических немцев» из восточноевропейских стран в Германию в период холодной войны и стали одной из причин бума эмиграции после ее окончания. Этническая миграция в Германию воз­ник­ла как бы в обход государственной миграционной политики и до определенного момента отсутствовала в публичном дискурсе. В скудных публичных репрезентациях миграции «этнические немцы» появлялись как «вернувшиеся на Родину граждане» или «наконец воссоединившиеся семьи». Отсутствуя в публичном дискурсе, миграция существовала как биографический опыт, как решение бюрократа или как факт перехода границы.

Этот пример проясняет двойственность роли государства в конструировании социального феномена миграции. С одной стороны, мы можем наблюдать направленные друг на друга действия индивидов и государственных институтов (бюрократии), формирующих миграцию как структуру социальных связей и миграционных ресурсов. С другой стороны, мы можем проследить, как миграция становится феноменом государственной политики. В докладе рассматривается именно этот последний процесс — процесс «огосударствления» миграций и его социальные последствия. Я постараюсь ответить на во­прос, как и в какой форме миграция становится частью публичного проблематизирования и какие социальные последствия имеет это «опубличивание» или «огосударствление» миграции.

Государство без головы

Прежде чем определять роль государства в конструировании международной миграции, необходимо прояснить, с каким типом государственно­сти мы имеем дело в настоящее время. Современным государствам чужд образ рационального субъекта политики — Левиафана — или бюрократической машины Макса Вебера. Современные государства нужно рассматривать как иерархически и функционально организованную структуру взаимодействия политики и бюрократии. Ядром политики является принятие легитимных (обязательных и одобряемых всеми гражданами) решений. Легитимация политики до­стигается, однако, не только путем завоевывания публичной политической поддержки. В основании согласия граждан с поли­тическими решениями лежит единый взгляд на должное и желаемое. Произ­водством такого единого взгляда на мир и заняты формальные органи­зации разных государственных уровней — начиная от городских администраций и заканчивая национальными парламентами. Именно в них политические решения наполняются социальным смыслом, становятся ориентирами публичного действия.

Производство разделяемого политикой и «гражданами» взгляда на реальность и его воплощение в конкретных политических решениях исторически изменчиво. Например, решение 1992 года о вводе миграционной квоты для «этнических немцев» само по себе не является публично одобряемым властным актом. Только на фоне определения миграции в терминах неконтролируемого потока людей, влекущего проблематичные социальные последствия, это решение становится наиболее приемлемым. Если на протяжении периода холодной войны «этническая миграция» как бы отсутствовала, так как не становилась предметом публичных дебатов, то с начала 1990-х годов ситуация кардинально изменилась. Изменение взгляда на «этническую миграцию» и является основой легитимности ввода миграционной квоты. Именно оно делает формализованную в праве политику социально значимой.

Раздеяемый политикой и «гражданами» взгляд на реальность изменяется и на различных организационных уровнях. Введение миграционной квоты для этнических немцев по-разному вписано в социальные контексты разных городов Германии. Например, Дюссельдорф считается городом, в котором проб­лема «русских немцев» отсутствует как таковая, а Ганновер — городом, переполненным «русскоязычными поселениями». При этом оба города входят в один регион, а квота по приему переселенцев в Дюссельдорфе выше, чем в Ганновере. В Дюссельдофе, однако, квотирование было помещено в контекст «справедливого» распределения новых граждан в городском пространстве. В Ганновере же, напротив, квотирование миграции вычленило «русских немцев» в отдельную миграционную группу и очертило ее социальные границы.

Итак, на разных организационных уровнях и в разных исторических контекстах государственности миграция проявляется в разном обличии. Она может быть символическим маркером, очерчивающим границы национальной солидарности; локальной социальной проблемой с пространственными грани­цами городских бедных районов; она может вовсе исчезнуть из общественно­го поля зрения. Она не всегда является объектом публичной проблематизации. Наше предположение заключается в том, что публичное проблематизирование происходит только тогда, когда миграция грозит поставить под вопрос легитимность политических решений.

Территория и национальность:
легитимность политического действия

Легитимность современных государств, чаще всего национальных демо­кратий, основывается на системе гражданства. Гражданство определяет осно­вополагающую связь государства и индивидов, его образующих. Это кодированное в системе гражданства отношение обосновывает как право политиков на принятие обязательных для всех граждан решений, так и обязанность нести отчет за их правильность.

Система гражданства любых государственных образований содержит в себе два принципа принадлежности к сообществу граждан. Первый — принцип национальности (миф о национальном единстве). Он определяет принадлежность к сообществу примордиально — по факту рождения или «через кровь». Передача гражданского статуса по наследству закрепляет эксклюзивность гражданства. Человек рождается только однажды и не выбирает родителей. Сам по себе факт рождения приписывает индивида к определенному национальному сообществу. Этот принцип принадлежности к сообществу граждан принципиально закрыт для «чужих». Он основан на традиционном, внутрисемейном воспроизводсте гражданской солидарности. Второй принцип гражданства — территориальный — принципиально открыт для всех, прожива­ющих на государственной территории. Это эгалитарный, достижительный принцип гражданства. Все те, кто легально находятся на территории и ведут надлежащий образ жизни, включаются в сообщество равных. Следуя этому принципу, никто из проживающих на территории не может быть исключен из системы обеспечения социального равенства без особого для этого повода. Таким образом, современные государства параллельно оперируют кардинально различными принципами регулирования доступа к гражданскому статусу — традиционным, или наследственным, и эгалитарным, или достижительным. Эти принципы не сталкиваются друг с другом в практике взаимодействия государства с «коренным населением». Гражданский статус этого населения как передается по наследству, так и постоянно подтверждается публичной демонстрацией лояльности: участием в выборах, оплатой налогов и т. д. Что же происходит с системой гражданства при интернациональной миграции?

Попадание «чужих» на территорию государства расшатывает основания традиционного принципа принадлежности. Легальное пребывание мигрантов на территории требует их неизбежного участия во взаимоотношениях с государством, регулируемых по принципу территориальной принадлежно­сти. Такое участие обеспечивает мигрантов некоторыми правами (например, опре­деленный трудовой стаж дает право трудовым мигрантам в Германии на госу­дарственную пенсию, независимо от их гражданства). Однако любые усилия легальных мигрантов по демонстрации надлежащего гражданам поведения недостаточны для того, чтобы причислить их к «своим» по происхождению. Таким образом, статус мигранта в современных государствах отличается тем, что он обеспечивает возможность участия человека в сферах труда, социального обеспечения и других достижительных областях публичного действия, но исключает их из сферы политического участия — символической принадлежности к «своим». Символическое исключение позволяет сохранить легитимность национального принципа гражданства. Однако чем больше социальное участие мигрантов в структурах территориальной солидарности, тем менее объяснимо национальное исключение. Оно так или иначе требует оправдания.

Разные государства по-разному обходятся с этой проблемой легитимации национального исключения. Политическая практика открытого регулирования миграции сформировала промежуточный правовой статус, дающий право на «натурализацию» наиболее лояльным мигрантам. Он как бы открывает лазейку в эксклюзивную примордиальную солидарность для ставших социально равными «чужих». Другие государства, в том числе и Германия, долгое время пытались игнорировать проблему символического национального исключения социально равных. Чтобы обосновать правомерность символического исключения, они подкрепляли его систематической институциональной (но не записанной в праве) дискриминацией «чужих». Невидимая дискриминация превращалась на публике в индивидуальное несоответсвие мигрантов требованиям социального участия. «Социальная слабость» мигрантов, в свою очередь, объяснялась примордиальными конструкциями — врожденными неисправимыми недостатками, труднопреодолимыми этническими разли­чиями. Символическое исключение поддерживало институциональную дис­криминацию, а она, со своей стороны, делала мигрантов социально слабыми публичными актерами. Подкрепленная примордиальными объяснениями социальная неполноценность мигрантов легко становилась предметом публичного проблематизирования.

Рассмотрим эту модель социального исключения на примере трудовой ми­грации из Турции и этнической миграции из Восточной Европы в Германию.

Порядок социального исключения

Если ситуация мигрантов турецкого происхождения в Германии полностью вписывается в нашу объяснительную модель, то миграция «этнических немцев» на первый взгляд ей противоречит. Трудовые мигранты из Турции постепенно повышали свой социальный статус, пользуясь территориальным обоснованием социального участия. Одновременно с этим они были исключены из национальной принадлежности, следовательно, из политической и ряда других социальных сфер. Символическое и институциональное исключение оправдывалось недостаточной интеграцией турок в немецкое общество. Их этнические и культурные особенности считались причиной интеграционных проблем.

Этническая миграция, наоборот, поддерживалась традиционной солидарностью и в соответствии с нашим представлением о системе гражданства не требовала особой легитимации. Именно поэтому в рамках модели символического исключения этнические немцы должны были служить примером успешно «интегрированных», или, по крайней мере, непроблематичных групп приезжающих. Все же в начале 1990-х годов можно наблюдать возникновение публичной дискуссии о проблеме интеграции «немцев с Востока». Как же объяснить опубличивание миграции, уже по своему определению вписанной в примордиальную принадлежность к нации?

Уравнивание «этнических немцев» во всех, в том числе и «незаработанных» ими длительным социальным участием правах, потеряло оправда­тельную силу после падения «железного занавеса». Исчезновение идеологического противоречия между восточным и западным блоками превратило «этнических немцев», принимаемых долгие годы в качестве обделенных коммунистическими системами и поэтому достойных особой поддержки «родного» государства, в накладных «бедных родственников». Завершение холодной войны как бы открыло глаза на шаткость и недостаточность национальной солидарно­сти для полноценного социального участия. Доступ «этнических немцев» к полному гражданскому статусу также стал требовать публичного оправдания, как требовало его исключение турок. Пошатнувшаяся концепция традиционной солидарности и в этом случае привела к проблематизации миграции в публичном пространстве.

Изменение публичного статуса этнической миграции показывает, что различные звенья выстроенного порядка социального исключения функционально эквивалентны. В случае трудовой миграции можно утверждать, что символическое исключение ведет к институциональной дискриминации, а та, в свою очередь, к публичной проблематизации и оправданию исключения. В случае же этнической миграции механизм исключения работает в обратную сторону: проблема легитимности национальной принадлежности решается публичной проблематизацией миграции, которая оправдывает символическое исключение и невидимую дискриминацию. Этническим немцам оставляют право на принадлежность к нации, но одновременно приписывают их к «особенно слабым» членам национального сообщества. Государство при этом снимает с себя ответственность за их социальную неполноценность, объясняя ее глубинными недостатками самих мигрантов.

Какое же место в порядке социального исключения занимают науки о человеке? Примечательно, что именно в процессе публичной проблематизации миграции она приобрела статус научной проблемы.