Тема в когнитивной психологии 65 страница

¹ Бернштейн НА. Физиология движений и активность. М.: Наука, 1990. С. 373—392.

² Реакция, обозначаемая как ориентировочный рефлекс, была относима к категории значимых
акций только терминологически и, насколько мне известно, никогда не использовалась для прямо­
го исследования рефлекторной деятельности в точном значении этого термина.

493

Долгие годы в физиологии непреобо­римо держался в качестве ведущего и уни­версального принцип разомкнутой рефлек­торной дуги. Нельзя исключить возмож­ности того, что действительно в таких элементарных процессах, как рефлекс слю­ноотделения, или в таких отрывистых и вообще второстепенных по биологическо­му значению, как рефлекс болевого отдер­гивания и т.п., дуга не замыкается в реф­лекторное кольцо, характерное для схемы управляемого процесса, либо из-за крат­ковременности акта, либо вследствие его крайней элементарности. Но возможно и вероятно также, что в силу тех же причин краткости и элементарности имеющаяся и здесь циклическая структура ускольза­ла до сих пор от внимания и регистрации (для слюноотделительного процесса это уже почти несомненно). Так или иначе, но представляется очень правдоподобным, что рефлекс по схеме дуги есть лишь рудимент или очень частный случай физиологичес­кого реагирования¹.

Остается сказать еще об одном ущербе, понесенном физиологией от подмены ре­альных двигательных актов, разрешающих возникшую объективную задачу, обломка­ми движений почти артефактного харак­тера. Этот последний ущерб, до сего време­ни не подчеркивавшийся в достаточной степени, очень сильно обеднил наши по­знания в области рецепторной физиоло­гии и при этом содержал в себе корни важных методологических ошибок.

Нельзя не заметить, что в роли приемни­ка пусковых сигналов, включающих в дей­ствие ту или иную рефлекторную дугу, — единственной роли, изучавшейся физиоло­гами классического направления, рецеп-торные системы, по крайней мере у высо­коорганизованных животных и у человека, функционируют существенно и качествен­но иначе, нежели в роли следящих и кор­ригирующих приборов при выполнении двигательного акта. Это различие можно уяснить, если, став снова на точку зрения биологической значимости, направить вни­мание на те качества, которые в том и другом случае должны были отсеиваться путем естественного отбора.

Для сигнально-пусковой функции ре­цептору существенно иметь высокую чув­ствительность, т.е. максимально низкие пороги как по абсолютной силе сигнала, так и по различению между сигналами. На первый план по биологической значи­мости здесь выступают телерецепторы обоняния, слуха (также ультраслуха) и зре­ния в различных ранговых порядках у разных видов животных. Для вычленения далее значимых сигналов из хаотического фона “помех” нужна и необходимо выра­батывается совершенно аналитическая или анализаторная способность реципирую­щих аппаратов центральной нервной сис­темы (вполне естественно, что И.П.Павлов, в столь большой степени углубивший наши знания по сигнально-пусковой функции рецепторов, присвоил им название анали­заторов, только в самые последние годы его жизни дополненное приставкой “син­тез”).

Наконец, для этой же сигнально-пус­ковой роли важнейшим механизмом (ко­торый предугадывался уже И.М. Сечено­вым и был впоследствии отчетливо экспериментально выявлен исследова­телями, отправлявшимися от практичес­ких задач военного наблюдения) является совокупность процессов активного систе­матизированного поиска (scanning), или “просматривания”, своего диапазона каж­дым из телерецепторов. Это процессы це­ликом активные, использующие эффекто-рику в полной аналогии с тем, как последняя эксплуатирует афферентацию в управлении движениями, но, замечу сразу, не имеющие ничего общего с процессами привлечения организованных двигатель­ных актов к целостному активному вос­приятию объектов внешнего мира, о чем будет речь дальше.

Когда же двигательный смысловой акт уже “запущен в ход” тем или иным сен­сорным сигналом, требования, предъявля­емые биологической целесообразностью и приведшие к сформированию в филогене­зе механизмов кольцевого сенсорного кор­ригирования, оказываются существенно иными. Что бы ни представляли собой возникшая двигательная задача и тот внеш-

¹ Я не решился бы даже исключить возможность того, что первый в мире рефлекс по схеме разомкнутой дуги появился на свет там же, где возникло первое в мире "элементарное ощущение" — то и другое в обстановке лабораторного эксперимента.

494

ний объект, на который она направлена, для правильной, полезной для особи реа-лизации этой задачи необходимо макси­мально полное и объективное восприятие как этого объекта, так и каждой очеред­ной фазы и детали собственного действия, направленного к решению данной задачи. Первая из названных черт рецептори-ки в этой ее роли — полнота, или синте-тичность, обеспечивается хорошо изучен-ными как психо-, так и нейрофизиологами сенсорными синтезами (или сенсорными полями). К их числу относятся, например, схема своего тела, пространственно-двига-тельное поле, синтезы предметного или “качественного” (топологического) про­странства и др. Роль этих “полей” в уп-равлении двигательными актами автор (1947) пытался подробно обрисовать в кни­ге о построении движений. Здесь доста-точно будет только напомнить: 1) что в этой функциональной области синтетич­ность работы рецепторных приборов фи­гурирует уже не декларативно (как было выше), а как реально прослеженный на движениях в их норме и патологии основ-ной факт и 2) что в каждом из таких сен-сорных синтезов, обеспечивающих процес­суальное управление двигательными актами, структурная схема объединения между собой деятельности разных про-прио-, танго- и телерецепторов имеет свои специфические, качественно и количе­ственно различные свойства. При этом слияние элементарных информации, при­текающих к центральным синтезирую­щим аппаратам от периферических ре­цепторов, настолько глубоко и прочно, что обычно почти недоступно расчленению в самонаблюдении. И в описываемой функ­ции принимают участие все или почти все виды рецепторов (может быть, только за исключением вкусового), но уже в суще-ственно иных ранговых порядках. На пер­вом плане оказывается здесь обширная система проприорецепторов в узком смыс­ле. Далее она обрастает соучастием всей танго- и телерецепторики, организовавшей-ся на основе всего предшествующего прак­тического опыта для выполнения роли “функциональной проприоцепторики”. О других, еще только намечающихся чер­тах чисто физиологического своеобразия работы рецепторов в обсуждаемом круге функций — параметрах адаптации, поро-

гах “по сличению”, периодичности функ­ционирования и др. — будет сказано во второй части очерка.

Вторая из названных выше определя­ющих черт рецепторики как участника кольцевого координационного процесса — объективность — имеет настолько важ­ное принципиальное значение, что на ней необходимо остановиться более подробно.

В той сигнальной (пусковой или тор­мозной) роли, которая одна только и мог-ла быть замечена при анализе рефлексов по схеме незамкнутой дуги и которая по-вела к обозначению всего комплекса орга-нов восприятия в центральной нервной системе термином “сигнальная система", от афферентной функции вовсе не требу-ется доставления объективно верных ин-формации. Рефлекторная система будет работать правильно, если за каждым эф-фекторным ответом будет закреплен свой неизменный и безошибочно распознавае-мый пусковой сигнал — код. Содержание этого кода, или шифра, может быть совер­шенно условным, нимало не создавая этим помех к функционированию системы, если только соблюдены два названных сейчас условия. То, что подобный индифферен­тизм центральной нервной системы к смысловому содержанию сигнала не явля­ется каким-то странным, чисто биологи­ческим феноменом, а заложен в самом существе сигнально-пусковой функции, лучше всего доказывается тем, что такими же условными кодированными сигналами безукоризненно осуществляются все необ-ходимые включения и переключения в телеуправляемых автоматах. Можно пост­роить два совершенно одинаковых авто-мата (самолет-снаряд, мотокатер и т.п.) с одинаковыми моторами, рулями, схемами их радиореле и т.д. и, не внося никаких конструктивных различий, сделать при этом так, чтобы на радиокоды А, Б, В, Г первый отвечал реакциями 1, 2, 3, 4, а вто-рой — реакциями 4,2,1,3 или как угодно иначе.

Совершенно иными чертами характери­зуется работа рецепторной системы при несении ею контрольно-координационных функций по ходу решаемой двигательной задачи. Здесь степень объективной верно­сти информации является решающей предпосылкой для успеха или неуспеха со-вершаемого действия. На всем протяже-

495

нии филогенеза животных организмов ес­тественный отбор неумолимо обусловливал отсев тех особей, у которых рецепторы, об­служивавшие их двигательную актив­ность, работали, как кривое зеркало. В ходе онтогенеза каждое столкновение отдельной особи с окружающим миром, ставящее пе-ред собой требующую решения двигатель­ную задачу, содействует, иногда очень доро-гой ценой, выработке в ее нервной системе все более верного и точного объективного отражения внешнего мира как в восприя­тии и осмыслении побуждающей к дей­ствию ситуации, так и в проектировке и контроле над реализацией действия, адек­ватного этой ситуации. Каждое смысловое двигательное отправление, с одной стороны, необходимо требует не условного, кодового, а объективного, количественно и качествен­но верного отображения окружающего мира в мозгу. С другой стороны, оно само является активным орудием правильного познания этого окружающего мира. Успех или неуспех решения каждой активно пе­режитой двигательной задачи ведет к про­грессирующей шлифовке и перекрестной выверке показаний упоминавшихся выше сенсорных синтезов и их составляющих¹, а также к познанию через действие, провер­ке через практику, которая является кра-еугольным камнем всей диалектико-мате-риалистической теории познания, а в разбираемом здесь случае служит своего рода биологическим контекстом к ленин­ской теории отражения².

Проведенное на предшествующих стра-ницах сопоставление двух родов функцио­нирования воспринимающих систем орга-низма, пока еще столь неравных по давности их выявления наукой и по сте­пени изученности, позволит осветить нес-колько по-новому и некоторые черты механизма действия “классических” сиг-

нальных процессов включения или диф-ференцировочного торможения рефлектор-ных реакций.

Еще задолго до того, как телемеханика подтвердила существенную принципиаль-ную условность⁸ пусковых или переклю-чательных кодов, этот же факт был уста-новлен на биологическом материале знаменитым открытием И.П. Павлова. Факт, что любой раздражитель из числа доступных восприятию может быть с оди­наковой легкостью превращен в пусковой сигнал для того или другого органическо-го (безусловного) рефлекса, оказался в даль-нейшем чрезвычайно универсальным.

Как показали последующие работы павловской школы (А.Д. Сперанский), во всем комплексе физиологических функ­ций, вплоть до самых, казалось бы, недо­сягаемых глубинных процессов гормо­нального или клеточно-метаболического характера, нет ни одного отправления, которое не могло бы быть подсоединено (в принципе одним и тем же методом) к любому пусковому раздражителю. Этот замечательный индифферентизм нервных систем к содержанию и качеству пуско­вых сигналов был отмечен И.П. Пав­ловым уже в самом начальном периоде изучения открытого им круга явлений. Об этом свидетельствует и наименование, данное раздражителям, вновь искусст­венно прививаемым к стволам старых прирожденных рефлексов, — условные раздражители. Название, предложенное В.М. Бехтеревым, — сочетательные раз­дражители и рефлексы — менее глубоко в отношении внутреннего смысла явлений, но зато вплотную подводит к схеме их ме­ханизмов, которая к нашему времени уяс-нилась уже вполне отчетливо.

Для превращения любого надпорогового агента в условный пусковой раздражитель

¹ Бесспорный факт существования в центральной нервной системе человека нескольких каче-
ственно различных между собой сенсорных синтезов не противоречит сказанному об объективнос-
ти мозговых отражений и находит достаточное объяснение в физиологии координации движений.

² “Господство над природой, проявляющее себя в практике человечества, есть результат объек­
тивно верного отражения в голове человека явлений и процессов природы, есть доказательство
того, что это отражение (в пределах того, что показывает нам практика) есть объективная, абсо­
лютная, вечная истина” (Ленин В. И. Поли собр. соч., 4-е. изд. Т. 14. С. 177).

³ Условность в обсуждаемом плане, не требуя объективности, разумеется, не исключает ее и не
противоречит ей. К тому же сделанное здесь противопоставление и разграничение сигнально-пус-
ковой и коррекционной функций рецепторов намеренно проведено более резко и альтернативно,
чем это имеет место в физиологической действительности, где, несомненно, оба вида функциониро­
вания могут и налагаться друг на друга во времени, и переходить один в другой.

496

того или другого органического рефлекса требуется всегда обеспечение двух усло­вий: 1) главного — встречи или сочета­ния в пределах обычно небольшого интер­вала времени этого агента с реализацией данного рефлекса и 2) побочного — неко­торого числа повторений такого сочета­ния. Первое из этих условий прямо от­носит разбираемый феномен к циклу ассоциаций по смежности, как раз харак­теризующихся безразличием к смыслово­му содержанию ассоциируемых представ­лений или рецепций. Интересно отметить, что для преобразования индифферентного раздражителя в условнопусковой суще­ственно совмещение его с эффекторной, а не с афферентной частью безусловного рефлекса, которая мобилизуется в типо­вом эксперименте только как средство за­ставить сработать эффекторную полуду­гу. Это доказывается, например, фактом осуществимости так называемых условных рефлексов второго порядка, когда индиф­ферентный раздражитель приобретает пус­ковые свойства для данного рефлекса, не­смотря на то что эффекторная часть последнего запускается в действие не бе­зусловным, а ранее привитым к рефлексу условным же раздражителем первого по­рядка.

Другое доказательство сказанного мож­но усмотреть в том, что в методах, приме­няемых при дрессировке, поощрительное подкрепление "безусловным" афферентным импульсом подкормки животного произ­водится после правильного выполнения им требуемого действия по соответствующей условной команде и не является при этом безусловным пусковым раздражителем дрессируемого действия. Эта недооценивав­шаяся раньше деталь заслуживает внима­ния в настоящем контексте потому, что образование ассоциативной связи в мозгу между условным афферентным процес­сом и эффекторной частью рефлекса, как нам кажется, можно осмыслить, только если эффекторная реализация рефлекса отражается (опять-таки по кольцевой об-

ратной связи) назад в центральную не­рвную систему и может уже сочетаться ассоциативно с афферентным же процес­сом условного раздражения. Это могло бы послужить еще одним подтверждением того, что возвратно-афферентационные акты как непосредственные соучастники процесса и в классических рефлексах — “дугах” — не отсутствуют, а лишь пока ускользают от наблюдения.

Второе из условий образования услов­ной связи, названное выше побочным, а именно надобность некоторого числа по­вторных сочетаний, было бы трудно объяс­нить сейчас иначе, как необходимостью для подопытной особи выделить прививаемую новую рецепцию из всего хаоса бомбарди­рующих ее извне воздействий. Число по­вторений должно оказаться достаточным для того, чтобы определилась неслучай­ность совмещения во времени интеро- или проприоцепции реализующего рефлекса именно с данным элементом всей совокуп­ности экстерорецепций. В этом смысле — в отношении необходимого и достаточного числа повторений — раздражитель, индиф­ферентный по своему смысловому содер­жанию, может оказаться относительно труднее и длительнее вычленяемым как могущий не привлечь к себе интереса и внимания (“ориентировочной реакции”) особи. Старую наивно-материалистичес­кую концепцию о постепенных “проторе­ниях” путей или синаптических барьеров в центральной нервной системе можно уже считать сданной в архивы науки¹.

В нескольких словах заслуживает упо­минания факт, который и в свете новых приобретений регуляционной физиологии продолжает оставаться неясным. Структу­ра почти всех изучавшихся условных со­четаний такова, что к органической, безус­ловной эффекторной полудуге прививается новый условный афферентный пусковой сигнал. Разнообразие как безусловных эффекторных процессов, так и афферент­ных “позывных”, которые могут быть при­вязаны к первым, совершенно безгранич-

¹ Если какая-либо индифферентная рецепция раз за разом, без пропусков сопутствует во времени тому или иному безусловному процессу, например, интерорецепции слюноотделения и т.п., то так назы­ваемая вероятность a posteriori того, что это совмещение не случайно, сама по себе растет очень быстро и уже после десятка повторений весьма мало отличается от единицы. Но для образования замыкания необходимо еще, чтобы сам индифферентный раздражитель и факт постоянства совмещения обеих стимуляций привлекли к себе внимание, т.е. процессы активной рецепции особи.

497

но; но неизвестно почти ни одного случая, который обнаружил бы обратную струк­туру условной связи: прицепление нового условного эффекторного окончания к бе­зусловной афферентной полудуге. До не-которой степени случаи такого обратного типа наблюдались в давнишних опытах М.Е. Ерофеевой (1912), но сам И.П. Пав­лов¹, цитировавший их в своих “Лекциях о работе больших полушарий”, сопровож­дает их описание рядом ограничений и оговорок. Как бы ни был объяснен в даль-нейшем такой “структурный парадокс”, ясно, что инертная неизменяемость имен­но эффективной полудуги реально осуще-ствимых условно-двигательных рефлексов чрезвычайно затрудняет использование их структурного механизма для обучения незнакомым движениям, образования и усовершенствования двигательных навы­ков и сноровок и т.п.

Рассмотрение вопроса о сигнальных кодах и их сочетательной роли в аспекте регуляционной физиологии способно, как нам кажется, по-новому осветить вопрос о так называемой второй сигнальной систе­ме. Из всего проанализированного выше ясно, что при ничем не ограниченном раз­нообразии возможных условносигнальных кодов в их число могут входить и речевые фонемы, вовсе не образуя в этой своей роли какого-либо особого класса и нуждаясь, как и все раздражения, пригодные для роли сигналов, только в воспринимаемости и распознаваемости. Никто не приписывал собаке, медведю, морскому льву, кошке об-ладание второй сигнальной системой или архитектоническими полями, гомологич­ными полю Вернике человека. Между тем любое из этих животных (даже не сплошь “высших” млекопитающих) дрессируется на словесные сигналы с такой же легкос­тью, с какой образуются у них условные замыкания и дифференцировки на другие

виды раздражений. Эти фонематические сигнальные коды, ничем существенным не выделяющиеся из других кодов, могли ге­нетически у первобытного человека явить-ся зародышами фонем — приказов, своего рода рудиментарными повелительными на-клонениями, из которых впоследствии эво-люционировали речевые формы глагола².

С другой стороны, назывательные эле-менты речи, из которых у человека сфор­мулировалась категория имен, никогда не несли и не могли, разумеется, нести какой-либо сигнальной функции в определенном выше смысле. Поэтому трактовка “второй сигнальной системы” как системы словес­ного отображения предметов (вообще пер­вичных рецепций внешних объектов, об­разующих по этой концепции в совокуп­ности “первую сигнальную систему”), что полностью проявляется и в составе слов­ника, применяемого в экспериментах по так называемой речедвигательной методике, представляется результатом глубоко оши­бочного смешения двух резко различных физиологических функций и речевых ка-тегорий. Слова как сигналы не образуют никакой особой системы и в роли пуско-вых фонем полностью доступны многим животным, еще чрезвычайно далеким от функции речи. Слова и речь как отраже­ние внешнего мира в его статике (имена) и динамике действий и взаимодействий с субъектом (глаголы, суждения) действи­тельно образуют систему, доступную и свойственную только человеку. Но обозна-чать речь, достигшую этой ступени значе-ния и развития, как сигнальную систему, — значит подменять ее одним из самых несущественных и рудиментарных ее про-явлений³.

Идея второй сигнальной системы, не-сомненно, явилась одним из следствий упоминавшегося выше методологического ущерба, понесенного физиологией из-за

¹ См. Павлов И.П. Полное собрание сочинений. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. Т. IV. С. 43—45.

² Должен оговорить здесь, во-первых, что в сказанном не заключается никакой попытки предре­
шить хронологический порядок, в каком у первобытного человека могли возникнуть и формиро­
ваться глагольные и номинативные категории речи, и, во-вторых, что я оставлю совершенно в
стороне известные языковедам явления вторичного приобретения номинативными элементами
примитивных языков побудительно-сигнальных значений.

*** К сказанному стоит добавить, что построение автомата-робота, способного к пониманию речи, для сегодняшней техники — задача совершенно безнадежная. Робот же, способный дифферен­цированно реагировать на несколько разных подаваемых ему голосов словесных приказов-фонем, может быть уже теперь создан без каких-либо принципиальных затруднений.

498

признания ею одной только сигнально-пусковой роли рецепторики и недооценки ее важнейших биологических и соци­альных функций: познавания через дей­ствие и регуляции активного воздействия на окружающий мир. Знак равенства, ста­вившийся между понятиями рецепции и сигнала, вынуждал относить к категории сигналов и перципируемое слово. Между тем нельзя было пройти мимо огромного качественного своеобразия речи как спе­цифически присущего виду Homo sapiens символического отображения воспринима­емого мира и себя самого в нем. Упоми­навшаяся уже выше терпимость к атомиз­му легко позволила зато пройти мимо структурности речи (делающей ее не скоплением слов, а орудием мышления) и трактовать ее как сумму слов — сигналов преимущественно конкретно-предметного содержания.

Отечественная физиология сумела из­бегнуть другой, гораздо более важной гно­сеологической ошибки, в которую легко впадали многие мыслители западного мира и которая также целиком проистекает из одностороннего понимания рецепторной функции: от несомненного факта прими-римости безукоризненного функциониро­вания рефлекторных приборов с полной ус­ловностью вызывающих их сенсорных кодов очень легко соскользнуть на путь признания символичности всяких вообще рецепций, условности картины мира в моз­гу и психике, непознаваемости объектив­ной реальности и прочих идеалистических концепций, давно ниспровергнутых подлин­ной наукой.

* * *

Перейдем к уточненному анализу меха­низмов двигательной координации у выс­ших организмов, имея в виду две задачи: 1) извлечь из этого анализа максимум дос­тупных на сегодняшний день указаний на общие закономерности механизмов управ­ления и 2) попытаться выявить, в чем со­стоит то своеобразие моторики высших животных, в особенности человека, которое резко качественно отграничивает ее дей­ствия и ресурсы от всего того, чего мы мо­жем ожидать от автоматной техники се­годняшнего и, вероятно, даже завтрашнего дня. Мне неизбежно придется касаться многих пунктов, в свое время уже подроб-

но проанализированных (Бернштейн, 1946, 1947). Во избежание неуместных повторе­ний я в настоящем очерке буду излагать их как можно более кратко, лишь для соблю­дения непрерывности логической линии из­ложения. Здесь будет более правильным постараться дополнить и углубить затраги­вавшиеся там вопросы, преимущественно касающиеся основных, принципиальных механизмов координационного управления, попутно исправляя ошибки, выяснившие­ся к настоящему времени.

Первое резкое биомеханическое отли­чие двигательного аппарата человека и высших животных от любого из искусст­венных самодействующих устройств, нео­днократно подчеркивавшееся, состоит в огромном, выражающемся трехзначными числами количестве доступных ему степе­ней свободы как кинематических, завися­щих от многозвенности его свободно сочле­ненных кинематических цепей, так и эластических, обусловленных упругостью движущих тяг — мышц и отсутствием в силу этого однозначных отношений между мерой активности мышц, ее напряжением, длиной и скоростью ее изменения. Для уяснения того, как осложняет управление движением каждая лишняя степень свобо­ды, ограничусь здесь двумя примерами.

Судно на поверхности моря имеет три степени свободы (если пренебречь движе­ниями качки), но практически достаточ­ным является управление одкой-един-ственной степенью — направлением, или курсом, так как на морских просторах, если судно, отклоненное чем-нибудь от курса, восстановит прежнее направление, то ему нет необходимости возвращаться на старую трассу и вполне достаточно продолжать путь параллельно ей, в паре кабельтовых в ту или другую сторону. Эта задача успешно решается компасным автопилотом. Но представим себе авто­мобиль, который должен ехать по шоссе ограниченной ширины, автоматически вы­полняя все встречаемые кривизны и по­вороты. Здесь управлению практически подлежат всего две степени свободы его подвижности.

Анализ показывает, что независимо от способа получения машинной информации о ходе шоссе (относительно, например, его средней линии), будут ли они восприни­маться фото-, электро-, механорецептора-

499

ми и т.д., блок-схема такого автомата ру-левого управления, способного вести авто-мобиль по изгибам шоссе, удерживая его близ средней линии, должна содержать: 1) рецептор расстояния от линии с его зна-ком, 2) рецептор угла между осью машины и средней линией с его знаком, 3) рецептор фактической кривизны пути, 4) суммиру-ющий смеситель и 5) систему регуляторов для гашения паразитных “болтаний” ма-шины в ту и другую сторону от курса. Столько осложнений вносится в проблему автоматизации всего одною лишней сте­пенью свободы. Насколько мне известно, автомат подобного рода еще никогда не был создан.

Полезно отметить, что огромная труд­ность его осуществления отнюдь не в сиг­нализации или устройстве рецепторов на-званных типов: то и другое имеется и сейчас на вооружении автоматики. Вся трудность состоит в организации цент­ральной перешифровки информации, по­лучаемых на входе от фотоэлементов или магнитных реле, в качество, силу и после-довательность импульсов, управляющих сервомоторами рулевого аппарата.

Второй пример для сопоставления при­веду из области нормальной координации движений человека при нормальной рабо­те всех его афферентных органов и лишь в условиях необычной двигательной задачи. Прицепите спереди к пряжке своего пояса верхний конец лыжной палки, на конце, несущем колесико, прикрепите груз в 1— 2 кг, а к колесику справа и слева привяжи­те по резиновой трубке достаточной длины для того, чтобы можно было взять концы каждой в правую и левую руку. Направив палку острием вперед, станьте перед верти­кальной доской, на которой крупно начер­чен круг, квадрат или иная простая фигу-ра, и постарайтесь, манипулируя только потягиванием за резиновые трубки, обвес­ти острием палки начерченную фигуру. Палка изображает здесь одно звено конеч­ности с двумя кинематическими степеня­ми свободы, трубки — аналоги всех мышц-антагонистов, привносящих в систему еще две упругие степени свободы. Этот опыт (очень демонстративный при его показе в аудитории) убедит каждого, испробовавше­го его в роли исследуемого, какая нелегкая и малопослушная для координирования вещь — всего четыре степени свободы, ког-

да к услугам человека, даже находящего­ся во всеоружии всех своих рецепторов, не имеется моторного опыта, приобретаемого по отношению к костно-мышечному двига-тельному аппарату с самых первых недель жизни.

Определение координации, данное мной в упоминавшихся работах, кажется мне и сейчас наиболее строгим и точным. Координация движений есть преодоление избыточных степеней свободы движуще­гося органа, иными словами — превраще­ние его в управляемую систему. Короче, координация есть организация управляе­мости двигательного аппарата. В основ­ном определении с намерением говорит­ся не о закреплении, протормаживании и т.п. избыточных степеней свободы, а об их преодолении. Как показали экстенсив-ные работы с детьми <...>, фиксация, ус­траняющая упомянутый избыток, приме­няется как наиболее примитивный и невыгодный путь лишь в самом начале осваивания двигательного умения, сменя­ясь затем более гибкими, целесообразны­ми и экономичными путями преодоления этого избытка через организацию всего процесса. Какую преобладающую роль может играть именно организация регу-ляционных взаимодействий даже в нехит­ром случае управления только двумя степенями свободы, мог показать уже наш первый пример с автопилотажем вдоль шоссе.

В своих работах о построении движе­ний и частично в предыдущих очерках этой книги я подробно останавливался на при­чинах, создающих биодинамическую необ­ходимость организованных по кольцевому принципу механизмов двигательной коор­динации, и на некоторых обнаруженных наблюдением чертах тех физиологических процессов контрольного взаимодействия, которые обеспечивают координационное руководство движением при посредстве сенсорных синтезов разных уровней пост­роения. Там было показано, какое огром­ное место в ряду непредусмотримых и прак­тически неподвластных сил, требующих не-прерывного восприятия и преодоления, занимают наряду с внешними силами реак­тивные силы, неизбежно возникающие при движениях в многозвенных кинематичес­ких цепях органов движения и усложняю­щиеся в огромной прогрессии с каждым