Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

ОБ ОРГАНИЧЕСКОМ ОБРАЗОВАНИИ




 

Самое главное в работахе по морфологии следует видеть в определении теоретической основы и метода изучения органической природы, которые имеют величайшее научное значение.

Если мы хотим дать этому надлежащую оценку, то сначала следует обратить внимание на существенное различие между явле-ниями неорганической и органической природы. К явлениям первого рода относится, например, столкновение двух упругих шаров. Если движущийся в определённом направлении и с определённой скоростью шар сталкивается с неподвижным шаром, то последнему придаются определённая скорость и направление движения. Если теперь речь пойдёт о понимании подобного явления, то оно может быть  дос-тигнуто нами лишь благодаря преобразованию в понятия того, что непосредственно дано органам чувств. Нам это удаётся в том слу-чае, если в чувственновоспринимаемой действительности не останется ничего, что не было бы пронизано понятиями. Мы видим, как движущийся шар сталкивается с другим, как последний движется дальше. Мы понимаем это явление, если, учитывая массу, движение и скорость одного и массу другого, можем указать скорость и направление последнего; если мы понимаем, что при данных усло-виях это явление должно наступить с необходимостью. Но последнее не означает ничего другого, кроме следующего: то, что предлага-ется нашим органам чувств, должно явиться необходимым следствием  того, что мы можем предполагать идеально. Если это происходит, мы можем сказать, что понятие и явление совпадают. В понятии нет ничего, что не было бы в явлении, а в явлении нет ничего, что не было бы в понятии. Теперь нам следует более подробно рассмотреть те отношения, которые наступают как необходимое следствие явлений неорганической природы. Здесь возникает важное обстоятельство: чувственно воспринимаемые процессы неор-ганической природы обусловлены теми отношениями, которые равным образом принадлежат чувственному миру. В нашем случае принима-ются во внимание масса, скорость и направление, то есть отно-шения исключительно чувственного мира. Не выступает ничего, кроме условий явления. Обуславливают друг друга только непосред-ственно воспринимаемые чувствами обстоятельства. Следовательно, мысленное постижение таких процессов есть не что иное, как выведение чувственновоспринимаемой действительности из чувственновоспринимаемой действительности. Пространственно-временные отношения, - масса, вес или такие чувственно воспринимаемые силы, как свет и тепло, - вызывают явления, принадлежащие опять же к этой области. Нагревание тела влечёт за собой увеличение его объема; первое и второе, как причина и следствие, принадлежат чувственному миру. Значит, чтобы понять подобные процессы, нам совсем не нужно выходить за пределы чувственного мира. Мы лишь выводим в пределах чувственного мира одни явления из других. Итак, когда мы хотим объяснить, то есть пропитать подобное явление понятиями, нам не следует включать в понятие никаких других элементов, кроме тех, которые наглядно воспринимаются нашими чувствами. Всё, что мы хотим понять, доступно нашему созерцанию. В этом и состоит совпадение восприятия (явления) и понятия. В этих процессах для нас не остаётся ничего неясного, поскольку нам известны отношения, из которых они следуют. Этим мы выявляем сущность неорганической природы и одновременно показываем, насколько мы, не выходя за её пределы, можем объяснить неорганическую природу из её самой. В таком объяснении никогда не сомневались с тех пор, как вообще начали размышлять о природе этих вещей. Хотя и не всегда следовали вышеизложенному ходу мысли, из которого вытекает возможность совпадения понятия и восприятия, однако никогда не отказывались от указанного способа объяснения явлений из природы их собственной сущности.64

Но до Гёте к явлениям органического мира относились иначе. Воспринимаемые чувствами свойства организма, например: форма, величина, цвет, тепловые отношения органов, не обусловлены свя-зями такого рода. О растении нельзя сказать, что величина, фор-ма, положение и т.д. обусловлены чувственно воспринимаемым отно-шением корня к листу или цветку. Тело, у которого имело бы место подобное, было бы не организмом, а механизмом. Следует даже при-знать, что все чувственные отношения живого существа не являются следствиями воспринимаемыми чувствами других отношений, как в случае неорганической природы.65 Более того, все чуственные свой-    -----------------------------------------

64 Некоторые философы полагают, что мы всё же можем привести явления чувственного мира к их изначальным элементам (силам), но объяснить их можем столь же мало, как и сущность жизни. На это следует возразить, что эти элементы просты, то есть не разлагаются дальше на более простые. Но дедуцировать их, объяснить их простоту невозможно; не потому, что ограничены наши познавательные возможности, но потому, что они покоятся на самих себе; они даны нам в их непосредственности, они завершены в себе и больше ни из чего не выводятся.

65 В этом и состоит отличие организма от механизма. У последнего всё определяется взаимодействием частей. В самом механизме нет ничего дей-ствительного, кроме этого взаимодействия. Единый принцип, управляющий согласованностью действий этих части, находится не в объекте, а в вне его, - в голове конструктора как план. Только крайняя близорукость мо-жет отрицать, что различие между организмом и механизмом состоит имен-но в том, что этот принцип, вызывающий взаимодействие частей, у пос-леднего находится вовне (абстрактно), тогда как у первого извлекается из самой вещи реального бытия. В таком случае даже чувственно воспри-нимаемые отношения организма являются не только следствием друг друга, но определяются этим внутренним принципом, то есть тем, что больше не воспринимается чувственно. В этом смысле он воспринимается чувственно столь же мало, как и тот план в голове конструктора, который

ства являются здесь следствием таких свойств, которые чувствами совсем не воспринимаются. Они представляются следствием нахо-дящегося над чувственными процессами более высокого единства. Не облик корня определяет облик ствола, а облик последнего в свою очередь облик листа и т. д., но все эти формы обусловлены чем-то находящимся над ними, сама форма которого не является чувст-венно-наглядной; они существуют друг для друга, друг друга не обуславливая. Они не обусловлены друг другом, но все обусловлены другим. То, что здесь воспринимается чувственно, мы ни за что не выведем из чувственно воспринимаемых отношений; в понятие процесса нам следует внести элемент, который не принадлежит миру чувств, нам необходимо возвыситьсянад чувственным миром. Созерцания больше недостаточно; если мы хотим объяснить явления, нам следует постигнуть это единство мысленно. Но в результате этого происходит дистанцирование понятия от созерцания, кажется, что они больше не совпадают; понятие парит над созерцанием. Становится труднее распознать их взаимосвязь. Если в неорганической природе понятие и действительность были едины, то здесь кажется, что они находятся далеко друг от друга и принадлежат, собственно говоря, к двум разным мирам. Созерцание, которое предлагается непосредственно органам чувств, не несёт, как кажется, в себе своёго обоснования, своей сущности. Объект представляется необъяснимым из самого себя, поскольку его понятие берётся не из его самого, но из чего-то другого. Поскольку объект представляется неподвластным законам чувственного мира, но, тем не менее, доступен, явлен органам чувств, то здесь мы как бы оказываемся перед неразрешимым противоречием природы: словно пропасть разверзлась между неорганическими явлениями, которые могут быть постигнуты из самих себя, и органическим бытием, которое посягает на законы природы, которое вдруг нарушает общезначимость этих законов. Эта пропасть до Гёте действительно признавалась наукой; но только ему удалось произнести разрешающую загадку слово. Объяснимой из себя самой, так думали до него, должна быть якобы только неорганическая природа; органическая же ставит предел человеческой возможности познания. Чтобы лучше понять значение совершённого Гёте деяния, вспомним, что великий реформатор новой философии Кант не только полностью разделял это прежнее заблуждение, но даже старался найти научное обоснование тому, что человеческому духу в принципе недоступно объяснение органических образований. Он, правда, признавал эту возможность за разумом, - неким интеллектуальным архетипом, интуитивным разумом - которому, вроде бы, дано постижение взаимосвязи понятия и действительности как органической, так и неорганической сущности; вот только самому человеку он отказывал в возможности такого разума. Человеческому рассудку, согласно Канту, свойственно мыслить единство, понятие какой-либо вещи,

-----------------------------

существует только для духа; по сути - это такой же план, только теперь он втянут во внутреннее существа и при совершении своих действий больше не обращается к посредничеству третьего, – конструктора - но делает это непосредственно сам.

только как  вытекающее из взаимодействия частей, - как достиг-нутое через абстракцию аналитическое всеобщее - но не так, чтобы каждая отдельная часть являлась следствием определённого, конкретного (синтетического) единства, понятия в интуитивной форме. Поэтому этот рассудок не в состоянии объяснить органическую природу, ибо она должна мыслится действующей от целого к частям. Кант говорит об этом: «Итак, нашему рассудку свойственна такая способность суждения, что при познании он не определяет отдельное посредством всеобщего, и, следовательно, не может выводить первое из последнего».66 Из этого следует, что в случае органического образования мы вынуждены отказаться от познания необходимой связи идеи  целого, ибо эта связь может быть помыслена лишь с тем, что явлено нашим чувствам в пространстве и времени. Нам, согласно Канту, следует довольствоваться признанием того, что подобная связь существует; но требование логики – познать, как всеобщая мысль, идея выходит из себя и проявляется как чувственно воспринимаемая действительность, не может быть удовлетворено в случае организмов. Более того, мы вынуждены признать, что понятие и действительность были бы здесь непосредственно противопос-тавлены друг другу, и с помощью оказанного на них внешнего воздействия было бы произведено нечто таким же образом, как человек, согласно поставленной перед ним идеи, создаёт какую-нибудь комбинированную вещь, например, механизм. Этим не только отрицалась возможность объяснения органического мира, но было даже дано мнимое доказательство невозможности этого.

Так обстояло дело, когда Гёте начал заниматься наукой об органике. Но он приступил к её изучению лишь после надлежащей подготовки, когда вновь обратился к философии Спинозы.

Первый раз Гёте заинтересовался Спинозой весной 1774 года. Гёте рассказывает о своём первом знакомстве со Спинозой в «Поэ-зии и правде»: «После того как я везде и всюду тщетно искал средство, которое помогло бы формированию моей неучтимой и прихотливой сути, я напал наконец на его «Этику».67 Летом того же года Гёте встречается с Фридрихом Якоби. Последний, основательно занимавшийся Спинозой, - о чём свидетельствуют его письма «Об учении Спинозы» 1785 года - был самым подходящим человеком, чтобы глубже ввести Гёте в суть этой философии. В то время очень много говорилось о Спинозе, ибо у Гёте «всё было ешё в стадии первоначальных взаимных воздействий; всё ещё только бродило и закипало».68 Вскоре он находит в библиотеке отца книгу, автор которой, ожесточенно обрушиваясь на Спинозу, выставляет его чуть ли не полным шутом. Это дало повод Гёте вновь заняться этим глубоким мыслителем. В его работах он находит разъяснения глубо-чайших научных вопросов, которые он тогда был в состоянии только поставить. В 1784 году поэт с госпожой фон Штайн читает Спинозу.

--------------------------------------------------------

66 Kant, «Kritik der Urteilskraft; Ausgabe von Kehrbach, S.294.

67 3-я часть, книга 14.

68 «Позия и правда», 3-я часть, книга 14.

19 ноября 1784 года он пишет подруге: «У меня при себе Спиноза на латыни, где всё гораздо яснее». [WA 6, 392] Воздействие этого философа на Гёте было необычайным. В 1816 году он пишет Цетлеру: «Кроме Шекспира и Спинозы я не знаю из усопших никого, кто произвел бы на меня такое же впечатление (как Линней)». [WA 27, 219] Он, стало быть, считает Шекспира и Спинозу теми умами, которые оказали на него значительное влияние. Как теперь это влияние сказалось на изучении органических образований - нам лучше всего разъяснит его отзыв о Лафатере из «Итальянского путешествия». Лафатер был представителем общепринятого тогда воззрения, что живое не может возникнуть в результате  влияния, свойственного природе самой сущности, нарушая тем самым всеобщие законы природы. Поэтому Гёте пишет: «Вновь слышу я в сумасбродных, апостольско-капуцинских декламациях пророка из Цюриха бессмысленные слова: Всё, что имеет жизнь, имеетеё благодаря чему-то извне. Или что-то в этом роде. Так может выражаться обращённый язычник, и гений языка при проверке не одёрнет его.69  Это сказано совершенно в духе Спинозы. Спиноза различает три рода познания. Первый род познания суть тот, при котором мы, услышав или прочитав какое-нибудь слово, вспоминаем вещь и образуем о ней соответствующее представление, подобное тому, с помощью которого мы представили образ этой вещи. Второй род познания суть тот, при котором мы на основе достаточного представления о свойствах вещи образуем общее понятие. Третий же род познания суть тот, при котором мы из достаточного представления о реальной сути некоторых атрибутов Бога достигаем познания сущности вещей. Спиноза называет этот род познания scientia intuitiva или созерцающим знанием. Именно к этому последнему, высшему роду познания и стремился Гёте. Но сначала следует понять, что хотел сказать этим Спиноза: вещи должны познаваться таким образом, чтобы мы в их сущности познавали некоторые атрибуты Бога. Бог Спинозы есть идеальное содержание мира, вызывающий движение, всё поддерживающий и всё несущий принцип. Его можно представить, предположительно, либо само-стоятельной, обособленной от конечного бытия Сущностью, которая наряду с собой имеет эти конечные вещи, господствует над ними и приводит их во взаимодействие. Либо эту Сущность можно пред-ставить изливающийся в конечные вещи, так что Она существует уже не над- и не наряду с ними, но скорее в них. Это воззрение никоим образом не отрицает этот Первопринцип, оно полностью признаёт его, но только рассматривает его как излившийся в мир. Первое воззрение рассматривает конечный мир как откровение бесконечного, но это бесконечное продолжает удерживать свою сущность, оно ничего не отдаёт. Оно не выходит из себя, оставаясь таким, каким было до своего проявления. Второе воз-зрение, точно также считая конечный мир проявлением бесконеч-ного, допускает, что бесконечное в своём становящемся проявлении полностью выходит из себя, переносит себя, собственную сущность и жизнь в своё творение, так что оно пребывает уже преимущест-венно в творении. Тогда познание определённо состоит здесь в

-----------------------------------------

69 «Итальянское путешествие», 5 октября 1787.

выявлении сущности вещи, но так как эта сущность может заключаться лишь в том участии, которое Первопринцип каждой вещи принимает в конечном существе, то познанием будет выявление этой бесконечности в вещах.70 До Гёте, как говорилось выше, полагали, что неорганическая природа может быть объяснена из себя самой, поскольку она несёт своё основание и свою сущность в себе, но иначе обстоит дело с органической природой. Здесь та сущность, которая проявляется в объекте, не может быть познана в нём самом. Поэтому она предполагается вне этого объекта. Короче говоря, органическую природу объясняли согласно первой точке зрения, неорганическую - второй. Спиноза, как мы видели, доказывает необходимость единого познания. Но он был слишком философом, чтобы применить это теоретическое требование к специальным областям органики.* Это выпало на долю Гёте. Не только вышеприведённое высказывание, но и многие другие, свидетельствуют о его намерении признать точку зрения Спинозы. В «Поэзии и правде»71 Гёте пишет: «Природа творит согласно вечным, необходимым, установленным божественным законам, и само Божество не может ничего в них изменить». По поводу появившейся в 1811 году книги Якоби «О божественных вещах и их откровении» Гёте пишет72: «Как может быть мне приятной книга сердечного и любимого друга, где я нахожу следующее утверждение: природа скрывает Бога. При моём чистом, глубоком, врождённом и приобретённом образе мыслей, который научил меня с непреложностью видеть Бога в природе, а природу вБоге, так что этот род представлений образует основу всего моего бытия, следует ли мне при всём этом из за этой странной, односторонней фразы навсегда отдалиться от благороднейшего человека, сердце которого я так люблю?». [WA Abt.1. 36, 71] Гёте вполне осознавал величие дела, которое он совершил в науке, он знал, что, разрушив границы между органической и неорганической природой и последовательно проводя образ мыслей Спинозы, совершил в науке величайший переворот. Подтверждение этому мы находим в его статье «Созерцающаясила суждения». Найдя в «Критике способности суждения» Канта обоснование неспособности человеческого разума объяснить организм, о чём говорилось выше, он выдвигает против этого следующее возражение: «Автор (Кант), по-видимому, указывает здесь на божественный разум, однако если мы посредством веры в Бога, в добродетели и в бессмертие достигаем нравственно высших сфер и приближаемся к Прасущности, то не должно ли произойти то же самое и с разумом, если посредством созерцания вечно творящей природы мы становимся достойными принять духовное участие в её творениях. И если я сначала бессознательно, по внутреннему побуждению без устали добивался праобраза типического, и мне даже посчастливилось создать представление, согласное с природой, то ничто не может мне и дальше отважно, как её называет сам кенигсбергский старец, настаивать на этой авантюре разума.» [Natw.Schr., 1. Bd. S. 116].

--------------------------------------------------------------------

70 Некоторых атрибутов Бога в вещах.

71 4 часть, кн. 16.

72 Tag- und Jahres-Hefte 181.

Суть любого процесса неорганической природы, или, иначе говоря, процесса, принадлежащего исключительно к чувственному миру, состоит в том, что этот процесс вызывается и детерми-нируется ходом событий, равным образом принадлежащим лишь к чувственному миру. Допустим, что служащий причиной процесс состоит из элементов m,c и r73, которые воздействуют на m', c' и r'; тогда из определённых m,c и r можно всегда установить m', c' и r'. Если я хочу понять этот процесс, то весь ход событий, состоящий из причины и следствия, мне следует представить в общем понятии. Но это понятие не такого рода, которое могло бы находиться в самом процессе и его определять. Оно объединяет оба процесса общим выражением. Оно не воздействует и не определяет. Определяют себя лишь объекты чувственного мира. Элементы m, c и r тоже являются воспринимаемыми внешними чувствами элементами. Понятие появляется здесь, только чтобы служить духу средством обобщения, оно выражает нечто, что не идеально, не понятийно, но фактически очевидно. И то нечто, что оно выражает, есть воспри-нимаемый чувствами объект. Познание неорганической природы поко-ится на возможности постигать внешний мир органами чувственного восприятия и выражать его взаимодействие через понятия. Возмож-ность познавать вещи этим способом Кант считает единственно полагающейся человеку возможностью. Это мышление он называет дискурсивным; то,что мы познаём, есть внешнее созерцание; понятие, это объединяющее единство, есть только средство. Но если мы хотим познать органическую природу, то этот идеальный момент, это понятийное, нам следует понимать не как то, что выражает, обозначает другое, заимствуя у него свое содержание, но нам следует познать это идеальное как таковое; оно должно иметь своё собственное содержание, берущее начало не из прос-транственно-временного чувственного мира, а из себя самого. Это единство, которое наш дух там просто абстрагирует, должно основываться на самом себе, должно формироваться из самого себя, должно быть образовано согласно своей сущности, а не под влия-нием других объектов. И в постижении такой формирующийся из самой себя, из собственных сил проявляющей себя сущности чело-веку отказано. Что же необходимо для такого постижения? - Способность суждения, которая может предоставить мыслям также и другую, чем воспринимаемую только внешними чувствами субстанцию; такая способность может постигать не только чувственно воспринимаемое, но и отдельно от чувственного мира исключительно само по себе идеальное. Такое понятие, взятое не посредством абстрагирования из чувственного мира, но обладающее только и исключительно из него истекающим содержанием, можно назвать интуитивным понятием, можно назвать интуитивным и познание этого понятия. Что следует из этого - ясно: организмможет быть постигнут только в интуитивных понятиях. И Гёте на деле показал, что человек такого познания достоин.*  

В неорганическом мире властвует взаимодействие частей некое-го ряда явлений, властвует неупорядоченное взаимно обуслов-ленное бытие частей этого ряда. В органическом мире этого нет.

----------------------------------------------------------------------

73 Масса, направление и скорость движущего упругого шара.

Здесь не часть некоей сущности определяет остальные, но целое (идея) из себя самого обуславливает, согласно своей сущности, каждую часть. Это само себя определяющее нечто можно назвать вслед за Гёте энтилехией. Следовательно, энтилехия - это из себя самой призывающая себя к бытию сила. То, что предстаёт в явлении, хотя и имеет чувственно воспринимаемое бытие, но это бытие определяется принципом энтилехии. Отсюда и возникает мнимое противоречие. Организм определяется из себя самого, создаёт свои свойства согласно предполагаемому принципу, и, тем не менее, является чувственно-действительным. Следовательно, к своей чувственной действительности он приходит совсем иначе, чем другие объекты чувственного мира, поэтому и кажется, что он не возникает естественным путём. Но совершенно ясно, что своим внешним организм подвержен воздействию чувственного мира так же, как и всякое другое тело. Падающий с крыши камень может поразить живое существо так же, как и неорганическое тело. Через принятие пищи и т.д. организм взаимодействует с внешним миром; на него воздействуют все физические отношения внешнего мира. Это, естественно, может иметь место лишь постольку, поскольку организм является объектом чувственного мира, пространственно-временным объектом. Этот объект чувственного мира, этот достигший бытия принцип энтилехии, есть внешнее выражение организма. Но так как он следует здесь не только собственным образующим законам, но и условиям внешнего мира, то является не только таким, каким должен быть согласно сущности себя самого определяющего принципа энтилехии, но и зависимым, подверженным другим влияниям. Поэтому создаётся впечатление, что он как бы не полностью соответствует себе, прислушивается не только к собственной сущности. Теперь же вступает человеческий разум и образует в идее Организм, который существует не согласно влиянию внешнего мира, но только в соответствии с этим принципом. Всякое случайное воздействие, которое не имеет никакого отношения к организму как таковому, при этом полностью исключается. Эта идея, совершенно соответствующая органическому в организме, и есть идея праорганизма, тип по Гёте. Отсюда понятна также и высокая обоснованность этой идеи типа. Она не исключительно рассудочное понятие, но то, что в каждом организме является действительно органическим, без чего организм не был бы таковым. Она даже более реальна, чем всякий отдельно существующий организм, поскольку проявляется в каждом организме. И сущность организма она выражает полнее и совершеннее, чем всякий отдельный, обособленный организм. Она постигается существенно иным образом, чем понятие неорганических процессов. Понятие извлекается, абстрагируется из действительности, но не деятельно в последней; идея же организма действует в организме как энтилехия; она в постигаемой нашим разумом форме есть сущность самой энтилехии. Она не обобщает опыт, она вызывает его переживание [Erfahrende]. Гёте выразил это так: «Понятие есть сумма, идея результат опыта; извлечь первое требует рассудок, постигнуть второе требует разум.» (Spruche in Prosa [Natw. Schr., 4 Bd.,2Abt., S.379]) Тем самым объясняется тот род реальности, который соответствует праорганизму у Гёте (праорганизму или праживотному). Этот метод Гёте безусловно единственно возможный для постижения сущности органического мира.

Главное у неорганического следует видеть в том, что явление в своём многообразии не идентично объясняющей его законномер-ности, но только указывает на последнюю как на нечто  внешнее. Созерцание  - материальный элемент познания, - которое дано нам через внешние чувства, и понятие, - формальный элемент - посредством которого мы познаём восприятие как необходимое, находятся по отношению друг к другу как два требующих друг друга объективных элемента, но при этом понятие не находится в отдельных элементах самого ряда явлений, но лишь в отношениях их друг к другу. Это отношение, объединяющее многообразие в единое целое, обоснованно в отдельных частях данного, но как целое (как единство) не достигает конкретного и реального проявления. Внешней экзистенции - в объекте – достигают лишь элементы этих отношений. Единство, понятие как таковое, проявляется только в нашем разуме. На понятие возлагается задача – объединять многообразие явлений, оно относится к последним как сумма. Нам приходится иметь здесь дело с двойственностью: с множеством вещей, которые мы созерцаем, и с единством, которое мы мыслим. В органической природе множество частей какой-либо сущности не находятся друг с другом в таких внешних отношениях. Единство проявляется в реальности одновременно с множеством, как идентичное с ним в созерцаемом. Отношение отдельных элементов совокупности явлений (организма) становится реальным. Оно достигает конкретного проявления уже не в нашем разуме, но в самом объекте, в котором единство производит многообразие из самого себя. Понятие играет роль не только суммы, чего-то объединяющего, что имеет свой объект вне себя; оно становится полностью единым с объектом. То, что мы созерцаем, больше не отличается от того, благодаря чему мы мыслим созерцаемое; мы созерцаем понятие как саму идею. Поэтому эту способность, благодаря которой мы постигаем органическую природу, Гёте называет созерцающей способностью суждения. Объясняющее – формальный элемент познания, понятие, - и объясняемое – материальный элемент, созерцание, - идентичны. Идея, посредством которой мы постигаем организм, существенно отличается от понятия, посредством которого мы объясняем неорганическое; она не только объединяет - как сумма - данное множество, но производит из себя собственное содержание. Она есть результат данного (опыта), конкретного явления. В этом причина того, почему в неорганическом естествознании мы говорим о законах (природных законах) и объясняем с их помощью факты, а в органической природе, напротив, делаем это с помощью типа. Закон не образует единства с многообразием явлений, которыми он овладевает, он возвышается над ними; в типе идеальное и реальное становятся единством, множественность может быть объяснена только исходящим из одного пункта идентичным с ней целым.

В познании этих отношений между наукой о неорганическом и наукой об органическом состоит значение исследований Гёте. Поэтому сегодня часто ошибаются, считая их предвосхищением того монизма, который хочет обосновать единое воззрение на природу, охватывающее как органическое, так и неорганическое, и стремится свести первое к тем же законам, - механико-физическим категориям и законам природы - которыми определяется последнее. Нам уже известно, как представлял себе Гёте монистическое воззрение. Тот способ, которым он объяснял органическое, существенно отличается от того, с которым он подходил к неорганическому. Он решительно отвергает механистический способ объяснения, зная при этом о более высоком способе (см. «Spruche in Prosa». [Natw. Schr., 4 Bd., 2 Abt., S 413]). Он порицает Кизера и Линка за стремление свести органические явления к неорганическому способу действия. (Ebenda., Bd. 1, S.198 u.206)

Повод к вышеуказанному ошибочному взгляду на Гёте дала пози-ция, которую он занял по отношению к Канту в вопросе о возмож-ности познания органической природы. Но если Кант утверждал, что наш рассудок не в состоянии объяснить органическую природу, то при этом он, безусловно, имел в виду не то, что она покоится на механической закономерности, но что рассудку не дано постигнуть её только как результат механико-физических категорий. Более того, причина этой невозможности, согласно Канту, заключается именно в том, что нашему рассудку доступно только объяснение механико-физического, а сущность организма совсем иной природы. Будь это так, то рассудок был бы в состоянии довольно сносно постигать её находящимися в его распоряжении категориями. Гёте и не думал, вопреки Канту, объяснять органический мир как механи-ческий, но утверждал, что мы отнюдь не лишены способности позна-ния более высокого рода природной деятельности, который закладывает основу сущности органического.

Если мы обдумаем вышесказанное, то сразу же увидим более существенное различие между органической и неорганической при-родой. Поскольку в неорганической природе любой процесс может воздействовать на другой, а тот в свою очередь на следующий и т. д., то ряд процессов нигде не представляется завершённым. Всё находится в постоянном взаимодействии, при котором воздействие определённой группы объектов на другие не прекращается. Неорганический ряд воздействий нигде не имеет ни начала, ни конца; предыдущее находится с последующим лишь в случайной взаимосвязи. Если на землю падает камень, то действие, которое он совершит, зависит от случайной формы объекта, на который он падает. Иначе обстоит дело с организмом. Здесь первое - это единство. Опирающаяся на себя энтилехия содержит некоторое количество чувственных формообразований, из которых одни должны быть первыми, другие последними, причём следовать друг за другом они могут всегда только вполне определённым образом. Идеальное единство производит из себя во временной последовательности и пространственной рядоположенности ряд чувственно воспринимаемых органов и вполне определённым образом обособляется от прочей природы. Энтилехия производит свои состояния из самоё себя. Поэтому она может быть постигнута лишь тогда, когда прослеживают вытекающие из идеального единства последовательные состояния образов, тоесть органическую сущность можно понять лишь в её становлении, в её развитии. Неорганическое тело завершено, жестко, внутренне неподвижно, побуждается (к движению) лишь извне. Организм подвижен в себе самом, постоянно преобразуется, изменяется изнутри и производит метаморфозы. На это указывает следующее слова Гёте: «Разум указывает на становящееся, рассудок на ставшее; первого не тревожит: для чего? второй не спрашивает: откуда? - Разум радуется развитию; Рассудок стремится всё закрепить, чтобы использовать» («Spruche in Prosa) [Natw. Schr., 4 Bd., 2 Abt., S. 373]) и «Разуму подвластно лишь живое; ставший мир, которым занимается общая геология, мертв». (Там же, S. 373)

Организм явлен нам в природе в двух основных формах: растения и животного; в обоих - различным образом. От животного растение отличает недостаток реальной внутренней жизни. Последнее прояв-ляется у животного как ощущение, произвольное движение и т.д. Растение не обладает подобным душевным принципом. Оно ещё пол-ностью растворяется в своём внешнем, в облике. Поскольку этот принцип энтилехии определяет жизнь как бы из одной точки, то в растении мы видим его проявление в образовании всех органов по одному и тому же формирующему принципу. Энтилехия проявляется здесь как формирующая отдельные органы сила. Все органы созидаются согласно одному и тому же образующему типу, они являют модификации одного основного органа, его повторение на различных ступенях развития. То, что делает растение растением,  определённая формообразующаясила, действует в каждом органе равным образом. Поэтому каждый орган идентичен со всеми другими (органами), а также со всем растением. Гёте говорит об этом так: «Меня буквально осенило, что в том органе растения, который мы обычно называем листом, скрыт истинный Протей, который может скрываться и проявляться во всех обликах. В противоположных направлениях (vorwarts und ruckwarts – вперёд и назад) растение всегда является лишь листом, с которым будущее семя связано настолько неразрывно, что невозможно представить одно без другого».74 Таким образом растение является как бы составленным из одних только растений очень сложным индивидуумом, который состоит в свою очередь из более простых. Развитие растения, следовательно, продвигается от ступени к ступени и образует органы, каждый из которых идентичен с другими, то есть, подобен согласно образующему принципу, различен согласно проявлению. У растения внутреннее единство распространяется как бы в ширину, оно расточает жизненные силы в многообразии, теряется в нём; поэтому оно, как мы позднее увидим на примере животных, не обретает единства с наделённым определённой самостоятельностью конкретным бытием, которое является жизненным центром множества органов и использует их в качестве посредников с внешним миром.

Теперь возникает вопрос: чем вызвано это различие в проявлениях растительных органов, идентичных по внутреннему принципу? Как образующие законы, действующие всегда согласно одному формирующему принципу, один раз производят лист кроны, а в другой раз - чашелистик? В жизни растения, полностью находя-щейся во внешнем, это различие может касаться только внешних,

-----------------------------

74 «Итальянское путешествие», 17 мая, 1787г.

то есть пространственных моментов. В качестве таковых Гёте рассматривает также попеременное расширение и сжатие. Поскольку принцип энтилехии растительной жизни, действующий из одной точки, при проявлении в бытии манифестирует себя в прост-ранстве, в последнем действуют образующие силы. Они производят в пространстве органы определённой формы. Теперь эти силы либо концентрируются, как бы стремясь собраться в одну точку, что и является стадией сжатия; либо они расширяются, разворачиваются, стремясь до некоторой степени отдалиться друг от друга - это и есть стадия расширения. Вся жизнь растения состоит в чередовании трех расширений и трёх сжатий. Все различия, проявляющиеся в растении согласно сущности идентично образующих сил, происходят от этих сменяющихся расширений и сжатий. Сначала возможности всего растения, сжавшись в одной точке, покоятся в семени (а). Затем оно из неё выходит и, разворачиваясь, расширяется в обра-зовании листа (с). Образующие силы всё более отходят, поэтому нижние листы ещё шероховаты и компактны (сс'); чем дальше вперёд, тем больше они становятся зубчатыми, изрезанными. То, что раньше проникало друг в друга, теперь разделяется (листья d и е). То, что раньше было разделено пространством (zz'), теперь в чашечке (f) вновь собирается на стебле в одну точку (w). Последнее образует второе сжатие.

     

В кроне цветка вновь происходит развертывание, расширение. Лепестки цветка (g) в сравнении с листьями кроны - тоньше, нежнее; это может происходить только от меньшей интенсивности в точке, то есть большей экстенсивности образующих сил. В органах воспроизведения [тычинке - h и пестике - i] наступает очередное сжатие, после чего в образовании плода (k) происходит новое расширение. В образующемся из плода семени (a) вся сущность растения вновь предстаёт сжатой в одной точке.75

Растение в целом представляет собой лишь проявление, реа-лизацию покоящихся в почке или семени возможностей. Почке и семени нужны лишь соответствующие внешние условия, чтобы стать завершённым растительным образованием. Различие между почкой и семенем состоит в лишь том, что раскрытие последнего происходит непосредственно в земной почве, тогда как первое представляет в целом растительное образование на самом растении. Семя предста-вляет собой растительный индивидуум высшего рода, или, если угодно, весь цикл образования растения. С каждым образованием почки растение словно начинает новую стадию своей жизни, оно регенерирует, оно концентрирует свои силы, чтобы развернуть их вновь. С образованием почки, следовательно, одновременно проис-ходит и прекращение вегетации. Жизнь растения может стянуться к почке, если не достаёт условий собственной реальной жизни, чтобы при их появлении вновь раскрыться. В этом причина прекращения вегетации зимой. Гёте говорит об этом:76 «Весьма интересно подмечать, как живо продолжается и действует непрерываемая сильным холодом вегетация: здесь не образуется почек, и только тогда начинаешь понимать, что такое почка». То, что у нас скрыто и покоится в почке, там проявлено; следовательно, в почке заключена истинная растительная жизнь, только недостаёт условий для её развития.

Теперь следует обратить особое внимание на гётевское понятие попеременного расширения и сжатия. Все нападки на это порождены неверным пониманием. Полагают, что это понятие имело бы отноше-ние к действительности только в том случае, если бы для него можно было подыскать физическую причину, тогда был бы подтвер-ждён принцип действия влияющих на растение законов, из которых следуют подобные расширение и сжатие. Это показывает, что всё ставится с ног на голову. Не следует предполагать ничего внеш-него, что вызывает расширение и сжатие; напротив - всё другое есть следствие первого, которое вызывает, от ступени к ступени, поступательный метаморфоз. Не могут представить понятие в его самостоятельной, интуитивной форме, в нём видят только результат внешних процессов. Расширение и сжатие могут мыслить лишь как следствие, но не как причину. Гёте не считал, что расширение и сжатие обусловлены природой протекающих в растении неорганичес-

----------------------

75 Плод образуется в результате разрастания нижней части пестика (плодовой почки) и представляет собой позднюю стадию развития пестика, поэтому может быть изображён только раздельно. С образованием плода происходит последнее расширение. Жизнь растения дифференцируется в завершающем органе, по сути дела в плоде и в семени. В плоде как бы объединяются все моменты явления, он есть чистое явление, он отчуждается от жизни, становится мёртвым продуктом. В семени концентрируются все внутренние, существенные моменты жизни растения. Из семени возникает новое растение. Оно почти полностью идеально, явление в нём сведено к минимуму.

76 «Итальянское путешествие», 2 декабря 1786.

ких процессов, но рассматривал их как способ проявления внут-реннего принципа энтилехии. Он, следовательно, не рассматривал эти понятия как сумму, как обобщение чувственно воспринимаемых процессов, из которых они дедуцируются, но выводил их как следствие внутреннего, единого принципа.

Растительная жизнь поддерживается обменом веществ. И в этом смысле наблюдается существенное различие между теми органами, которые находятся ближе к корню, то есть органами, принимающими питание из почвы, - и теми органами, к которым поступают уже прошедшие через другие органы питательные субстанции. Ясно, что первые напрямую зависят от окружающей их неорганической среды, другие, напротив, от предшествующих им органических частей. Поэтому эти последующие органы получают пищу, как бы уже подготовленную предшествующими органами. Природа продвигается от семени к плоду через ряд последовательных ступеней, так что последующее предстаёт результатом предыдущего. И это продвижение вперёд Гёте называет восхождением по духовной лестнице. Этим сказано не более того, на что мы уже указали: «верхний узел, образуясь из предыдущего узла и принимая уже прошедшие через него питательные субстанции, получает более тонкие и отфильтрованные действием предыдущих листьев соки, в результате этого сам становится тоньше и снабжает свои листья и глазки более тонкими соками». Все эти вещи становятся понятными, если им придают тот смысл, который вкладывал в них Гёте.

Изложенные здесь идеи - это заложенные в сущности прарас-тения элементы, притом самой этой сущностью установленным обра-зом, а не так, как они проявляются в конкретном растении, где они больше не изначальны, но приспособлены к внешним условиям.

Однако в жизни животного возникает нечто другое. Эта жизнь не теряется во внешнем, но отделяется, обособляется от телесно-сти и использует телесные проявления только в качестве своего орудия. Она больше не выражается как исключительная возможность формирования организма изнутри, но выражается в организме как нечто такое, что пока ещё находится вне организма как владеющая им сила. Животное проявляется как замкнутый в себе мир, как микрокосм в более высоком смысле, чем растение. Оно имеет центр, которому служит каждый орган.

 

«So ist jeglicher Mund geschickt die Speise zu fassen,

Welche dem Korper gebuhrt, es sei nun aschwachlich und zahnlos

Oder machtig der Kiefer gezahnt; in jeglichem Falle

Fordert ein schicklich Organ den ubrigen Gliedern die Nahrung.

Auch bewegt sich jeglicher Fuss, der lange, der kurze

Ganz harmonisch zum Sinne des Tiers und seinem Bedurfniss.»77

 

Каждый рот, например, приловчился захватывать пищу,

Телу какая положена: челюстью слабой беззубой

Или крепкой, зубастой снабжён, но он превосходно

Приспособлен всегда обеспечивать тело прокормом.

Так и нога: коротка ли, длинна ль, - в гармонии чёткой

Нуждам и норову зверя её отвечают движения.

 

У растения в каждом органе представлено всё растение, но жизненный принцип нигде не существует как определённый центр, а идентичность органов обеспечивается формированием их по одним и тем же законам. У животного каждый орган представляется исходя-щим из того центра, который образует согласно своей сущности все органы. Следовательно, облик животного есть основа его внешнего бытия. Но этот облик определён изнутри. Образ жизни, стало быть, должен следовать этому внутреннему формирующему принципу. С другой стороны, это внутреннее образование не замкнуто в себе, оно свободно; в пределах определённых границ оно может следовать внешним воздействиям; тем не менее, это образование определяется внутренней природой типа, а не механическими воздействиями извне. Приспособление, следовательно, не может зайти настолько далеко, чтобы можно было представить организм лишь продуктом внешнего мира. Его образование стеснено некоторыми границами.

 

«Diese Grenzen erweitert kein Gott,es ehrt die Natur sie;

Denn nur also beschrankt war je das Vollkommene moglich.»78

Чтимых природой пределов и Бог никакой не раздвинет;

Ограниченья сними, и закроется путь к совершенству.

 

Если бы каждое животное существо соответствовало только зало-женному в праживотном принципу, то все они были бы одинаковы. Но животный организм делится на множество органических систем, каждая из которых может развиваться до определённой степени. Это даёт основу для различного рода развития. Все системы, согласно идее, равноправны, но одна, тем не менее, может выдвинуться на передний план, обратить на себя и лишить другие органы запаса образующих сил, находящегося в организме животного. Это живот-ное, таким образом, формируется преимущественно в направлении этой системы органов. Другие животные формируется в соответствии с другим направлением. Это и даёт возможность праорганизму при переходе к проявлению дифференцироваться на виды и роды.

Но этим ещё не даны действительные (фактические) причины дифференциации. Здесь вступают в свои права: приспособление, согласно которому организм формируется в соответствии с окружа-ющими его внешними условиями, и борьба за существование, которая приводит к выживанию только наиболее приспособленных к данным условиям существ. Но приспособление и борьба за существование не оказали бы на организм совсем никакого воздействия, если бы кон-

------------------------

77 «Метаморфоз животных». С.С. Гёте, т.1,с.460. срв. Natw. Schr.,1.Bd.,S.344.

78 «Метаморфоз животных», там же, a.a. O.S.345.

ституирующий организм принцип, при постоянно остающимся в силе внутреннем единстве, не принимал бы многообразных форм. Связь внешних обуславливающих сил с этим принципом ни в коей мере не следует понимать так, как если бы первое оказывало на последнее определяющее воздействие таким же образом, как одна неорганическая сущность на другую. Хотя внешние условия и дают повод к образованию типа определённой формы, но сама форма выводится из внутреннего принципа, а не из внешних условий. При таком объяснении нужно всегда искать первое (внешние условия), но сам облик не следует рассматривать как их следствие. Выведение формообразования организма посредством одной лишь казуальности из окружающего внешнего мира Гёте отвергал точно так же, как и телеологический принцип, объясняющий форму любого органа целью, которой тот якобы вынужден служить.

У животных в тех системах органов, которые больше опреде-ляются внешней структурой, например, в костях, вновь проявляет-ся наблюдаемый как у растений, так и при образовании костей черепа закон. Здесь проявилась исключительная способность Гёте к познанию внутренней закономерности по одним только внешним формам.

Различие, установленное мировоззрением Гёте между растением и животным, могло бы казаться несущественным в виду того, что современное естествознание подвергает вполне обоснованному сомнению наличие устойчивой границы между животным и растением. Но уже Гёте понимал, что подобное разделение установить невозможно (см. Natw. Schr., 1.Bd., S 11). Хотя определённое различие между растением и животным всё же имеется. Это связано с его воззрением на природу в целом. В явлении он вообще не предполагает ничего постоянного, устойчивого; ибо, в конечном счёте, всё находится в беспрестанном движении. Но удерживаемая в понятии сущность вещи не может принимать неустойчивых форм, но только определённые промежуточные ступени, на которых она может наблюдаться (см. а.а.О.,S.8). Для мировоззрения Гёте совершенно естественно установление точных дефиниций, но их не должны придерживаться в опыте (Erfahrung) определённых переходных образов. Именно в этом видел он подвижную жизнь природы.

Эти идеи Гёте заложили теоретическую основу органической науки. Он открыл сущность организма. Его могут совсем не понять, если требуют объяснить сам тип, этот, из самого себя образую-щийся принцип (энтилехию) чем-то другим. Но это требование необоснованно, поскольку тип, удержанный в интуитивной форме, объясняет самого себя. Каждый, кто постиг эту «саму по себе форму» («Sich-nach-selbst-Formen») принципа энтилехии, найдёт решение этой загадки жизни. Другое решение невозможно, поскольку дело касается сущности самой вещи. Если дарвинизму пришлось допустить праорганизм, то о Гёте можно сказать, что он открыл сущность этого праорганизма79. Гёте был именно тем, кто отказался от одного лишь построения в шеренги родов и видов и преобразовал органическую науку согласно сущности организма. И если до Гёте систематика использовала столь же много различных понятий (идей), сколько существовало внешне различных видов, между кото-рыми не находили никакой связи, то Гёте объяснил, что согласно идее все организмы подобны и различаются лишь проявлением; и он объяснил - почему они таковы. Этим была заложена философская основа для научной систематизации организмов. Теперь дело было только за разработкой этой системы. Следовало показать, что все реальные организмы лишь проявления одной идеи, и как она проявляется в определенных случаях.

Этим в науке было совершено великое деяние, которое нашло признание многих глубоко образованных учёных. Молодой д'Альтон пишет80 Гёте 6 июля 1827 года: «Я счёл бы за величайшую честь, если бы Ваша Светлость, которому естествознание обязано не только радикальным поворотом квеличественным перспективам и новым взглядом на ботанику, но и существенным обогащением области учения о костях, признало в предлагаемых исследованиях заслуживающее одобрения стремление». Нес фон Езенбек81 24 июня 1820: «В вашей работе, которую Вы назвали «Попыткой объяснить метаморфоз растений», растение прежде всего рассказывает нам о самом себе, и это прекрасная персонофикация очаровала меня, когда я ещё был молод.» Наконец Фогт82 6 июня 1831: «С живейшим участием и самой искренней благодарностью я получил небольшую работу о метаморфозе, к которому мне, как давнему стороннику этого учения, теперь выпала честь присоединиться исторически. Удивительно, что с метаморфозом животных - я имею в виду не прежний, насекомых, а касающегося позвоночных – соглашаются скорее, чем с метаморфозом растений. Помимо плагиата и непонимания, причина их спокойного признания могла бы состоять в том, что они надеются при этом обойтись меньшим риском. Ибо у скелета изолированные кости всегда остаются теми же самыми, но в ботанике метаморфоз грозит опрокинуть всю терминологию, а следовательно и определение видов, слабых это пугает, поскольку они не знают, к чему это приведёт». Здесь налицо полное понимание идей Гёте. Здесь понимание того, что новое воззрение должно занять своё место; и только из этого нового воззрения

---------------------------------------

79 В современной науке о природе под праогранизмом обычно понимается клетка (Urzutode), то есть простая сущность, стоящая на самой нижней ступени органического развития. Здесь имеется в виду совершенно определённая, реальная, действительно чувствен-новоспринимаемая сущность. Если иметь в виду праорганизм Гёте, то его невозможно видеть, он есть эссенция (сущность), тот формирующий принцип энтилехии, который вызывает возникновение этой праклетки организма. Этот принцип в самых простых организмах проявляется точно так же, как и в самых совершенных, только в различной форме (Ausbildung). Это - животность в животном, то, благодаря чему существо является организмом. Дарвин предполагает его с самого начала; поскольку он существует, Дарвин вводит его и затем говорит, что он тем или иным образом реагирует на влияния внешнего мира. Для него это неопределённый Х, и этот неопределённый Х стремился объяснить Гёте.

80 Goethes Naturwissenshcaftliche Korrespondenz (1812-1823), hg.v. F.Th.Bratranek, 1. Bd., [Leipzig 1874]S.28.

81 Там же, 2 Bd., (Leipzig 1874)S.19f.

82 Там же, 2 Bd., S. 366.

должна исходить новая систематика, рассмотрение частностей. Опирающийся на себя тип обладает возможностью при своём проявлении принимать бесконечное разнообразие форм; эти формы являются предметом нашего чувственного созерцания, они существуют в пространстве и времени как роды и виды организмов. Постигая эти общие идеи, типы, наш дух охватывает единство всего царства организмов. Если он созерцает формирование типа в каждой отдельно явленной форме, она становится понятной ему; она является ему как одна из ступеней метаморфоза, на которой актуализируется тип. И в выявлении этих различных ступеней состоит суть основанной Гёте систематики. Как в царстве животных, так и в царстве растений господствует один восходящий ряд развития; организмы делятся на совершенные и менее совершенные. Как это возможно? Характерная черта идеальной формы, органического типа заключается именно в том, что он состоит из пространственных и временных элементов. Поэтому он явился Гёте как чувственно-сверхчувственная форма. Как идеальное созерцание (интуитивное) он содержит пространственно-временные формы. При его проявлении действительная (больше не интуитивная) чувственная форма может полностью соответствовать или не соответствовать идеальной форме, она может привести тип к полному развитию, а может и не привести. Низшие организмы являются таковыми именно потому, что их форма проявления не полностью соответствует органическому типу. Чем больше совпадают органический тип и внешнее его явление в определённом существе, тем оно совершеннее. Это - объективная основа восходящего ряда развития. В выявлении этих отношений у каждой формы организма и состоит задача систематического описания. Но при установлении типа, праорганизма, на это можно не обращать внимания; при этом речь может идти лишь о нахождении формы, которая представит наиболее совершенное выражение типа. Что и предлагает прарастение Гёте.

Гёте упрекали в том, что при установлении типа он совсем не принимал во внимание мир криптогам. Это было сделано, как мы уже говорили, вполне сознательно, ибо он занимался изучением и этих растений. На то были свои объективные причины. Криптогамы являю-тся именно теми растениями, в которых прарастение выражается лишь крайне односторонне; они представляют идею растения в односторонне воспринимаемой форме. Их можно обсуждать при установленной уже идее, но своего апогея (Ausbruch) они достигают только в фанерогаммах.

Однако здесь следует сказать, что Гёте на самом деле не завершил реализацию своих основных идей, он лишь слегка коснулся области особенного. Поэтому все его работы фрагментарны. О его намерении осветить и эту область, свидетельствуют слова в «Итальянском путешествии» (27 сентября, 1786), что с помощью своих идей он мог бы «действительно определить семейства и виды: которые, как мне кажется, до сих пор устанавливались довольно произвольно». Он не исполнил этого намерения, связь его общих мыслей с миром частностей, с действительностью отдельных форм представлена очень мало. Он сам считал это недостатком своих фрагментов. 28 июня 1828 года он пишет относительно Сорета фон де Гандолла: «мне становится всё яснее, как рассматривает он направление, в котором я продвигаюсь и которое в моей короткой статье о метаморфозе хотя и выражено достаточно ясно, но отношение его к области ботаники, как мне давно известно, недостаточно очевидно». [WA 44, 161] Пожалуй, это тоже является причиной ошибочного понимания мировоззрения Гёте; ибо оно понимается так лишь потому, что вообще не понято.

В понятиях Гёте мы также получаем идеальное объяснение открытого Дарвиным и Геккелем факта, что история развития индивидуума представляет повторение истории вида. Ибо то, что предлагает здесь Геккель для более чем необъяснимого факта, не может быть принято. Этот факт* состоит в том, что каждый индивидуум проходит в сокращенной форме все стадии развития, на которые палеонтология в то же время указывает как на отдельные органические формы. Геккель и его последователи объясняли это законом наследственности. Но последний сам является не чем иным, как обобщённым выражением приведенного факта. Это объясняется тем, что каждая форма, как и каждый индивидуум, являются формами выражения одного и того же праобраза, который в последова-тельности временных периодов реализует возможность в соответст-вии со скрытыми в нём формирующими силами. Всякий более развитый индивидуум является более совершенным именно благодаря благопри-ятным условиям своего окружения, которое не ставит препятствий свободной реализации его внутренней природы. Когда же индивидуум в силу различных воздействий, напротив, вынужден оставаться на более низкой ступени, тогда проявляются лишь некоторые из его внутренних сил; тогда целым у него становится то, что у более совершенного индивидууама является лишь частью целого. И таким образом более совершенный организм в своём развитии предстаёт как совокупность менее совершенных организмов, или же менее совершенные организмы предстают в своем развитии как части более совершенного. Поэтому в развитии высших животных нам опять следует видеть развитие всех низших (биогенетический закон). Как физик не удовлетворяется лишь констатацией и описанием фактов, но исследует их согласно их законам, то есть исследует явления согласно понятиям, так и тот, кто желает проникнуть в природу органической сущности, обращается не только к фактам родства, наследственности, борьбы за существование и т. д., но и стремится познать лежащие в основе этих явлений идеи. Это стремление мы находим у Гёте. Чем являются для физика три закона Кеплера, тем же для органика являются и мысли Гёте о типе. Без них мир предстаёт лишь лабиринтом фактов. Но идеи Гёте часто понимаются неверно. Полагают, что понятие матаморфоза в смысле Гёте есть лишь образ, который, по сути дела, возникает лишь в нашем рассудке благодаря абстракции. Гёте не согласился бы с тем, что понятие преобразования листа в орган цветения имеет смысл лишь тогда, когда последний, например, пестик, действительно был когда-то листом. Ограничиваясь только этим, ставят мировоззрение Гёте на голову. Один чувственно воспринимаемый орган делается принципиально первым, и из него выводятся чувственно воспринимаемым образом другие. Гёте никогда так не думал. У него первое по времени - совсем не первое согласно идее, принципу. Не потому что тычинки были когда-то листом, они сегодня родственны последнему, нет, но они станут однажды истинным листом потому, что родственны они ему идеально, по своей внутренней сути. Чувственное родство лишь последствие идеального родства, а не наоборот. Сегодня эмпирические факты подтверждают идентичность всех боковых органов растения, но почему они называются идентичными? Потому что, согласно Шляйдену, по мере их развития на оси они все вытесняются в виде боковых выступлений так, что боковые образования клеток остаются лишь на первоначальном теле, а на прежде сформированной верхушке не образуется никаких новых клеток. Это чисто внешнее родство, но из него выводят как результат идею идентичности. Иначе обстоит дело у Гёте. У него боковые органы идентичны согласно их идеи, согласно их внутренней сути; поэтому даже внешне они выглядят как идентичные образования. Чувственно воспринимаемое родство у него следствие внутреннего, идеального. Подход Гёте отличается от материалистического подхода постановкой вопроса; они не противоречат друг другу, но друг друга дополняют. Идеи Гёте образуют для этого основу. Идеи Гёте не только поэтические предсказания более поздних открытий, но и самостоятельные теоретические открытия, которые ещё долго не получат надлежащей оценки, но ими ещё долго будет кормиться естествознание. Если эмпирические факты, к которым он обращался, с тех пор пересмотрены более тщательным, детальным исследованием, а частично даже опровергнуты, то установленные идеи раз и навсегда останутся основополагающими для органики, ибо они независимы от всяких эмпирических фактов. Как по законам Кеплера каждая вновь открытая планета должна вращаться вокруг своей неподвижной звезды, так и каждый процесс в органической природе должен происходить согласно идеям Гёте. Процессы на звёздном небе наблюдали задолго до Кеплера и Коперника. Они открыли только законы. Задолго до Гёте наблюдали органические царства природы, Гёте же открыл их законы. Гёте - этоКоперник и Кеплер органического мира.

Сущность теории Гёте можно уяснить себе ещё следующим обра-зом. Наряду с обычной эмпирической механикой, которая только собирает факты, есть ещё рациональная механика, дедуцирующая из внутренней природы основных механических принципов необходимые априорные законы. Как первое относится к последнему, так и тео-рии Дарвина, Геккеля и др. относятся к рациональной органике Гёте. Далеко не сразу понял Гёте эту сторону своей теории. Правда, позднее он высказывается уже вполне определённо. Когда 21 января 1832 года он пишет Н. В. Ф. Вакенродеру: «Продолжайте знакомить меня со всем, что Вас интересует; это когда-нибудь присоединиться к моим наблюдениям» [WA 49, 211], то хочет этим сказать, что открыл основные принципы органической науки, из которых может выводиться всё остальное. Но раньше всё это дейст-вовало в его духе бессознательно, согласно с чем он и обходился с фактами.83 Это стало очевидным для него только благодаря его первой научной беседе с Шиллером, о которой мы скажем дальше.84

83. Гёте часто считал эти неосознанные поступки тупостью. См. K.J.Schroer «Faust von Goethe», 6. Aufl., Stuttgart 1926, Bd.II, S. ХХХIV.

84 Natw. Schr., 1.Bd., S. 108ff.










Последнее изменение этой страницы: 2018-04-12; просмотров: 342.

stydopedya.ru не претендует на авторское право материалов, которые вылажены, но предоставляет бесплатный доступ к ним. В случае нарушения авторского права или персональных данных напишите сюда...