ВООБРАЖЕНИЕ КАК ФАКТОР ПОВЕДЕНИЯ

Одной из специфичностей человека, резко отличающей его от животного, является его способность действовать соответст­венно воображаемой, представляемой и притом нередко сов'ер-

217

шенно отличной от данной, т. е. от воспринимаемой ситуации, что дает возможность человеку, в противоположность животно­му, сознательно преодолеть «ситуационную ограниченность», «ско­ванность данной ситуацией», преодолеть детерминирующее его по­ведение влияние лишь «здесь» и «сейчас» данной ситуации.

Прежде всего эта способность проявляется в так называемой проспективной деятельности: для человека характерна способ­ность действовать согласно ожидаемой им в будущем ситуации, он планирует свои действия н развивает напряженную актив­ность, направленную соответственно предполагаемой в будущем, пока лишь воображаемой ситуации: в жаркие дни он готовится к зимним холодам; будучи сытым, заботится о будущем урожае, готовит запасы пищи впрок и т. д.

Проспективный характер носит трудовая деятельность, т. е. наиболее специфическая для человека форма поведения, как и всякое целенаправленное произвольное действие, поскольку та­кое действие требует представления цели, т. е. того, что пока дано лишь в воображении, достижение чего пока лишь только представляется. Вспомним слова К. Маркса об отличии архитек­тора от строящей соты пчелы!

Стимулирующую деятельность человека роль играет вообра­жение, создающее образы мечты, т. е. мечтание, которое Писарев характеризовал как «побудительную причину», заставляющую человека «предпринимать и доводить до конца обширные и уто­мительные работы в области искусства, науки и практической жизни». Стимулирующее действие воображения проявляется и в непроизвольном импульсивном действии слабовольного чело­века, ярко представляющего привлекательность стимулирующего это импульсивное, отклоняющее его от поставленной цели, нару­шающее принятое решение, действия! Во всех этих случаях нали­цо активирующее, стимулирующее поведение субъекта действие воображения!

Но, с другой стороны, общеизвестно и обратное — снижающее активность человека-мечтателя действие воображения, как бы удовлетворяющего в мечтах потребности человека и тем самым снижающего его целеустремленность, способность к усилию, на­правленному на достижение цели («маниловщина»!). И в этом случае воображение, проявляющееся в своей пассивной форме, опять-таки является одним из факторов поведения, но фактором негативным, поскольку воображаемое достижение цели, удов­летворяя в какой-то мере потребность «аутистически» замкнутого в мире своих мечтаний человека, находящего убежище от реаль­ных трудностей в воображаемом мире своих мечтаний, тем са­мым подрывает силу мотивации реального поведения, силу по­буждения к реальному действию.

Но воображение как фактор поведения проявляется не только, так сказать, в самостоятельной форме «чистого» представления воображения, как это имеет место при представлении нового для субъекта, никогда им не воспринимавшегося, или при представ-

218

лении того, нереальность чего сознает субъект, но и в качестве лишенного самостоятельности — «связанного» компонента других форм деятельности человека — как познавательных процессов, так и практической деятельности: нет области в повседневной дея­тельности, где бы не проявлялось, хотя бы и неосознанно, участие нашей фантазии. Так участвует воображение и в процессах восприятия, дополняя пробелы сенсорной данности содержания восприятия или искажая вплоть до иллюзии образ восприятия, особенно в неблагоприятных условиях (при плохой видимости или слышимости, моментальности восприятия и т. д.), в процессах памяти (вспомним хотя бы данные психологии свидетельских по­казаний!) и больше всего в процессах мышления при антиципа­ции будущего, и тем больше, чем менее оно нам известно и чем более эмоционально переживается это будущее, когда воображе­ние непроизвольно рисует волнующие нас ситуации предстоящей альпинистской экспедиции, первого в жизни публичного выступ­ления или незнакомые нам условия деятельности «а новой работе. Воображение преодолевает неясность, неопределенность, заполня­ет пробелы и детали нашего неточного знания об этом будущем и, создавая соответствующие образы, влияет на наше поведение, рисуя привлекательность или, наоборот, отталкивающие моменты этого будущего...

Но во всех этих проявлениях воображения как фактора, обусловливающего то или иное проявление активности субъектя, резко различаются две формы его, детерминируемые противопо­ложным отношением субъекта, целостной личности к представля­емому; это переживание воображаемого, с одной стороны, при полной уверенности субъекта в реальной данности представляе­мого и, с другой стороны, прн знании о его нереальности, когда субъект твердо знает, что представляемое в действительности не дано, что это лишь нечто воображаемое. Именно это противопо­ложное отношение субъекта к создаваемым воображением пред­ставлениям и является, на наш взгляд, основанием коренного раз­личия в обусловливающей поведение человека функции вообра­жения, в проявлении воображения как фактора поведения.

Каким образом данное лишь в воображении представление объекта или точнее ситуации (в широком смысле) может стиму­лировать действия, поведение человека?

Активность человека, его поведение обусловлено, во-первых, какой-либо потребностью его, являющейся источником активно­сти, проявляющейся если не непосредственно, то хотя бы в каче­стве основы мотива его поведения и, во-вторых, данной ситуаци­ей, обусловливающей конкретную форму поведения. При нали­чии потребности данная ситуация мобилизует субъекта соответст­вующим единству этих факторов образом, т. е. вызывает в субъек­те, как в целостном индивиде, готовность к адекватному дейст­вию — соответствующую установку. <.. .>

Что касается воображения как фактора поведения (других психических процессов мы здесь касаться не будем), как извест-

2i9

но оно в известной мере стимулирует поведение субъекта и тогда, когда ему твердо известна нереальность воображаемого: если кто-нибудь обидит запеленатый деревянный обрезок, который нежно баюкает девочка, это может вызвать слезы и бурную реакцию ребенка, да и вообще так называемая ролевая или сим­волическая игра вызывает активность ребенка, хотя он вовсе не галлюцинирует, знает, что имеет дело со стоящим на полу стулом, а не летящим самолетом, или с палкой, а не скачущим или пью­щим воду конем. Воображаемая сценическая ситуация стимули­рует убедительное для зрителя своей естественностью поведение актера на сцене, а иной раз, как известно, даже такие физиоло­гические проявления, как побледнение и слезы на сцене. Вообще так называемые «несерьезные», или «парящие», чувства, возбуж­даемые представлением прочитанного художественного произведе­ния (вспомним пушкинское «над вымыслом слезами обольюсь»), вызываются при наличии знания о нереальности содержания, ко­торое вызывает эти чувства! <\ . .>

Конечно, надо полагать, что в обычных условиях воспринима­емое скорее создает, и создает более сильную установку, чем толь­ко воображаемое, хотя бы при уверенности в его соответствии реальности, но это не всегда так. Ведь известны же случаи, когда ожидаемая неприятность или опасность и даже несчастье пережи­вается сильнее и побуждает человека к большей и более бурной активности, чем реально происшедшая эта же неприятность или несчастье.

Об этом говорят известные случаи выпрыгивания в панике при пожаре из верхних этажей небоскреба, вместо того чтобы терпеливо дождаться своей очереди на лнфт или могущих спасти пожарников, или же случаи бросающихся в море па верную ги­бель не умеющих плавать пассажиров с только начинающего тонуть парохода, когда не исключены шансы на их спасение, если они будут ждать своей очереди на палубе; об этом же свидетель­ствуют те народные поговорки, которые, видимо, объясняют по­добные случаи безрассудного поведения; «лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас» н отчасти «у страха глаза велики», во всяком случае нюанс этой последней поговорки, подчеркивающий, что ожидание опасности страшнее самой опасности.

Об этом же говорят хорошо известные в инженерной психо­логии случаи нервного перенапряжения, вызванного ожидаемой опасной ситуацией. Так, например, на современном уровне раз­вития автоматизированных систем в профессии оператора на не­которых производствах наблюдается переутомление, нервное пе­ренапряжение, а у некоторых субъектов даже нервно-эмоцио­нальные срывы, вплоть до состояния стресса, вызванные при бла­гополучно протекающем рабочем дне, и несмотря на то, что профессия оператора не требует физической нагрузки, но в ре­зультате крайней внутренней эмоциональной напряженности в ожидании аварийных сигналов, возможных нарушений в работе управляемой им системы и даже возможного выведения из строя

220

всей системы в результате ошибки самого оператора и т. д. Ко­роче говоря, в подобных случаях перенапряжение вызывается в результате глубокого переживания воображаемой ситуа-дии. <. . .>

Может ли заменить в качестве возбудителя установки реаль­ную ситуацию—воспринимаемую или представляемую — лишь произвольно воображаемая, нереальная ситуация, осознаваемая субъектом как его собственное представление? Вызывает ли ус­тановку воображаемое, когда мы твердо знаем о его нереальности, когда мы произвольно воображаем (представляем) то, чего в дей­ствительности нет, но что могло бы удовлетворить данную возник­шую у нас потребность? Иначе говоря, может ли являться фактором человеческого поведения такое воображаемое, о не­соответствии которого реальной действительности хорошо извест­но субъекту? Ведь зная о нереальности представленной ситуации, субъект тем самым знает и то, что представленная ситуация, поскольку она реально не существует, не может удовлетворить его потребности! Но, с другой стороны, ведь фантазия—это «от­лет от действительности», и в этом смысле несоответствие объек­тивной действительности является существеннейшим признаком воображения, поскольку для работы фантазии наиболее харак­терно создание новых для субъекта представлений, образов ни­когда не воспринимйвшихся им объектов, иначе представления фантазии не отличались бы от представлений памяти.

Дело в том, что создание нового образа и «отлет от действи­тельности» имеют несколько существенно различных и даже диа­метрально противоположных проявлений: в одном случае это творчество, это стремление к преобразованию действительности: созданный «отлетом» фантазии образ стимулирует субъекта к его осуществлению; субъект относится к нему не как к уже данной реальности, а как к подлежащей осуществлению в реальной дей­ствительности идее, что, естественно, и мобилизует человека к соответствующей активности, к активности творца, воплощаю­щего свою идею в реальность, в новый объект объективного мира. Это наиболее активная форма «проспективного» целенаправлен­ного действия, и, следовательно, обязательно предполагающая возникновение сильной установки на деятельность, направлен­ную на осуществление «запроектированного» преобразования действительности и тем более сильного, чем сильнее потребность субъекта в создании этого нового, в этом преобразовании дейст­вительности. Сюда относится тот вид мечтаний, о котором гово­рит Писарев как о побудителе трудовой деятельности человека.

В другом случае отрыв от действительности означает уход от действительности, бегство от реальности в создаваемое вообра­жением убежище — в мир фантазии. Это потеря «чувства реаль­ности», это вышедшее за пределы нормы поведения Дон Кихота, относящегося к воображаемому, как к реальной объективной дей­ствительности. В этом случае возникновение установки на основе воображения также несомненно, как и установочное действие гал-

m

люцинации или иллюзии восприятия, принимаемой субъектом за действительность. Установка возникает, ибо субъект относится к образам своего воображения как к действительности.

Но существует и третий вид «взлета», отрыва от реальной дей­ствительности, когда субъект представляет себе то, отсутствие чего в действительности ему известно, когда субъект не сомнева­ется в нереальности представленного. Так поступает ребенок, с увлечением выполняющий сфантазированные им роли и преоб­разовывающий в воображении окружающую его комнатную обстановку в космическое пространство, в поле ожесточенного боя, в бушующий океан и т. п. Не верит в воображаемую сценическую ситуацию и «перевоплотившийся», согласно воображаемой дик­туемой пьесой ситуации, актер, воспринимающий в это время сов­сем другую ситуацию — своих коллег, полотна декораций н т.д., не теряет чувства реальности и юноша, уединяющийся для того, чтобы «помечтать», т. е. воображать ситуацию, нереальность ко­торой ему хорошо известна, и т. д.

Спрашивается, вызывает ли установку и, следовательно, явля­ется ли фактором поведения такая воображаемая ситуация, т. е. ситуация, о нереальности которой мы твердо знаем, и даже боль­ше— воспринимаем другую, реальную, отличную от вообража­емой ситуацию, и если такая воображаемая ситуация, о вымыш­лен ности которой мы знаем, вызывает соответствующую установ­ку, то какие факторы обусловливают ее возникновение при отсут­ствии отношения к ней как к реальности и каковы особенности ее проявления? Вот основной вопрос, который мы экспериментально изучаем на протяжении многих лет.

Натадзе Р. Г.Воображение как фак­тор поведения. Тбилиси, 1972, с. 5-^-14.

222

Эмоции и воля