Триумф Гераклита: дарвиновская революция

Окружение

Механистический мир И. Ньютона и Р. Декарта был так же лишен изменений, как и античный. Бог, или Демиург, построил чудесную машину, совершенную по замыслу и бесконечную во времени. Каждый объект, каждый биологический вид неизменен на протяжении вечности, неизменно совершенен в своем подчинении неизменным законам природы. Подобное мировоззрение прекрасно согласовы­валось с Формами Платона, сущностями Аристотеля и христианской теологией. С такой точки зрения изменения представляли собой нечто необычное в приро­де. В биологии вера Аристотеля в то, что виды постоянны и неизменны, была догмой, которую поддерживали высочайшие научные авторитеты вплоть до са­мых открытий Дарвина. Принимая во внимание концепцию Ньютона и Декарта об инертности материи, неспособной к действию, исключительно пассивной, и о том, что спонтанные изменения представляют собой происхождение новых ви­дов, мутация уже существующих видов казалась невозможной. Высший Разум творил единожды, а мертвая материя не может создать ничего нового.

Но в атмосфере прогресса, характерной для эпохи Просвещения, этот статиче­ский взгляд на природу начал меняться. Одной из старых аристотелевско-теоло-гических концепций, которая оказала помощь эволюции, была Великая цепь бы­тия, или scala naturae Аристотеля. Средневековые мыслители рассматривали цепь как меру близости существа к Богу и, соответственно, степень его духовного совер­шенства. Для мыслителей-ламаркистов более позднего времени она стала свиде­тельством подъема живых существ к венцу природы: человечеству.

Идее о том, что живые существа могут изменяться со временем, способствовала виталистическая концепция живого, которая пережила чистые механизмы Декарта. Если живые существа спонтанно изменялись в ходе собственного развития напротяжении времени от рождения до смерти и если они могли порождать новую жизнь благодаря размножению, то следует думать, что живые формы могут изме­няться на протяжении длительного времени. Виталистическая, романтическая концепция эволюции не была механистической, поскольку наделяла материю божественными атрибутами. Для последователей Ньютона тупая материя была набором в механистическом движении умного и имеющего цель Творца. Для ви­талиста сама материя была умной и обладала целью. Таким образом, витализм был романтическим взглядом на природу — защищающую и направляющую саму себя, прогрессивно раскрывающуюся с течением времени.

Вывод о том, что живые существа изменяются, встречал упорное сопротивле­
ние вплоть до 1800-х гг. Но по мере того как промышленная революция прокладывала дороги и елезнодорожные рельсы между холмов и гор, открывались слои
горных пород, рассказывающие историю развивающейся жизни. В различных сло­
ях находили ископаемые остатки живых организмов, и, по мере того как извлекали
все более глубокие и, следовательно, старые слои, ископаемые становились все
более и более странными. Казалось, что жизнь вообще не была неизменной, как
небеса Ньютона; она менялась и развивалась, как утверждали виталисты. Идея
происхождения путем модификаций, то, что организмы, населяющие Землю сего­
дня, представляют собой модифицированных потомков первых простых живых
форм, заняла прочное положение. Оставалось объяснить, каким образом происходит
эволюция. Любая теория эволюции нуждается, по крайней мере, в двух компонен­
тах. Во-первых, необходимо предложить двигатель изменений, механизм, создаю­
щий потомков, которые хоть в какой-то степени отличаются от своих родителей.
Во-вторых, необходимо выяснить средство сохранения изменений. Если иннова­
ции какого-либо организма не будут переданы его потомству, то они будут утраче­
ны, и эволюция происходить не будет.                                                                                                       

Романтическая эволюция

Жан-Батист Ламарк (1744-1829) первым предложил значительную теорию эволю­ции. Натуралист, широко известный благодаря своим работам по систематике, Ламарк был самым «научным» носителем романтического взгляда на эволюцию. Он предположил, что двигателем изменений был виталистический тезис о том, что органическая материя имеет фундаментальные отличия от неорганической, который был тесно связан с романтическим утверждением, будто каждый живущий вид обла­дает врожденным стремлением к самосовершенствованию. Каждый организм стре­мится приспособиться к окружению и измениться в процессе адаптации, развить различные мускулы, приобрести различные привычки. Затем Ламарк заявил, что эти приобретенные черты сохраняются и каким-то образом передаются потомкам. Таким образом, результаты усилий каждого индивида по достижению совершенства сохраняются и передаются далее, и спустя несколько поколений виды животных и растений улучшаются, следуя своим побуждениям к совершенствованию. Современ­ная генетика разрушила романтически-виталистическое представление о природе. Как известно в настоящее время, органическая материя состоит всего лишь из сложно организованных неорганических соединений; ДНК представляет собой последова­тельность аминокислот. Цепь ДНК не меняется при модификациях тела индивида. (Определенные внешние воздействия, например яды или радиация, могут затронуть генетическую информацию, но это не то, что имел в виду Ламарк.) В те же времена, когда генетики еще не было, наследование приобретенных признаков было вполне приемлемым, и даже Дарвин время от времени соглашался с этим, хотя он никогда не разделял виталистический взгляд на вещи. Позднее и В. Вундт, и 3. Фрейд вери­ли, что приобретенные привычки и опыт способны передаваться по наследству.

Итак, во времена Дарвина концепция эволюции получила широкое распро­странение, ее не разделяли лишь религиозные фанатики и единицы из биологиче­ского истеблишмента, которые все еще верили в постоянство видов. Присутство­вала натуралистическая, но романтическая концепция эволюции. В 1852 г. Герберт Спенсер, английский ламаркист, пустил в ход выражение «выживание наиболее приспособленных». В 1849 г., за десять лет до публикации труда Дарвина «Проис­хождение видов» (1859/1959), Альфред Теннисон в поэме In memoriam косвенно выразил взгляд на эволюцию как на борьбу за существование, хотя сам этого взгля­да не одобрял:

И неужели Бог с Природой в ссоре

Из-за того, что Природа навевает столь злые сны?

Она выглядит такой заботливой по отношению к видам,

И такой невнимательной к одной-единственной жизни (Песнь 56,1.5-8).

Позже в этой поэме А. Теннисон изображает природу «с окровавленными зуба­ми и когтями» (Песнь 56, 1.15).