Подготовка текста Д. М. Буланина, перевод М. Ф. Антоновой и Д. М. Буланина, комментарии Д. М. Буланина 3 страница

А святой Никола-чудотворец, когда начали омывать его после рождения, внезапно встал на ноги свои и стоял так в ночвах полтора часа. А о святом преподобном отце нашем Ефреме Сирине рассказывается, что, когда родился младенец, родители его видение видели: виноградник на языке у него был посажен, и вырос, и наполнил всю землю, и приходили птицы небесные, и клевали плоды виноградные; виноградник означал разум, который будет дан святому. А о преподобном Алимпии-столпнике известно, что перед рождением ребенка мать его видела такой сон, — как будто она носила на руках красивого ягненка, у которого на рогах были свечи. И тогда она поняла, что у нее должен родиться мальчик, и будет он добродетельным; что и сбылось. И святой отец наш преподобный Симеон-столпник, на Дивной горе чудотворец, был зачат, как обещал Предтеча, — ведь Креститель матери его возвестил об этом. И когда ребенок родился и его кормили грудью, он не брал левый сосок. Бог показал этим, что правый путь следования заповеди Господа возлюбит младенец. Когда святой Федор Сикеот-чудотворец был еще в утробе матери, мать его видение видела: звезда с небес сошла и упала ей на чрево. Эта звезда указывала на всякие добродетели младенца. Написано в житии Великого Евфимия, что до рождения его, в одну из ночей, когда родители его молились ночью в одиночестве, некое божественное видение явилось им, говоря: «Радуйтесь и утешьтесь! Ведь даровал вам Бог ребенка, радости одноименного, и рождением его радость даровал Бог своим церквам». И еще в житии Федора Едесского написано, что родители его, Симеон и Мария, в молитве просили себе сына. Однажды, в первую субботу Великого поста, когда они молились в церкви, прекрасное некое видение было им, каждому из них в отдельности: казалось им, что они видят великого мученика Федора Тирона, стоявшего вместе с апостолом Павлом и говорившего: «Воистину дар Божий будет ребенок, который родится, по имени Федор»; что и сбылось. Написано в житии святого отца нашего Петра митрополита, нового чудотворца на Руси, что было такое знамение. До рождения его, когда он еще был в утробе матери, однажды ночью, на рассвете в воскресный день, видела такое видение его мать: казалось ей, что держит она ягненка на руках своих; а между рогов его растет дерево с прекрасными листьями, и многими цветами и плодами покрыто оно, и посреди ветвей его многие горят свечи. Пробудившись, недоумевала его мать, что это, на что указывает и что означает это видение. Хотя видения своего она и не поняла, но последующие события, удивления достойные, показали, какими дарами угодника своего Бог наградил.

И что подобаетъ инаа прочаа глаголати и длъготою слова послушателем слухи лѣнивы творити? Сытость бо и длъгота слова ратникъ есть слуху, якоже и преумноженая пища телесем. И никто же да не зазрит ми грубости моей, яко о семъ продлъжившу ми слово: и еже от прочих святых от житиа их въспоминая, и приводя свидѣтелства на извѣщение, и приуподобляя, къ подлежащей повѣсти чюднаго сего мужа чюдны и вещи сказаются. Чюдно бо слышащеся еже въ утробѣ зачало провъзглашениа его. Чюдно же въ младенцѣх въ пеленах въспитание его — не худо бо знамение сие мняшеся быти. Тако бо подобаше съ чюдесемь родитися таковому отроку, яко да от сего познаютъ прочии человеци, яко такова чюдна мужа чюдно и зачатие, и рожество, и въспитание. Таковою благодатью Господь удиви его, паче прочих младенцевъ новоражающихся, и тацѣми знаменми проявляше о немь премудрое Божие промышление.

Зачем еще говорить и длинными речами слушателей слух утомлять? Ведь излишество и пространность в рассказе — враг слуха, как изобильная пища — враг тела. Пусть никто не осуждает меня за грубость, за то, что я удлинил рассказ: когда вспоминаются случаи из житий других святых, и в подтверждение приводятся свидетельства, и делаются сравнения, тогда разъясняются в нашей повести удивительного мужа удивительные дела. Удивительно ведь слышать, что в утробе матери он начал кричать. Удивительно также в пеленках поведение этого младенца — это, думается, доброе знамение было. Так и следовало с чудесным знамением родиться такому ребенку, чтобы поняли другие люди, что у такого удивительного человека удивительно и зачатие, и рождение, и воспитание. Такую благодать Господь даровал ему, больше, чем другим младенцам новорожденным, и такими знамениями проявилось премудрое Божье промышление о нем.

Хощу же сказати времена и лета, въ ня же преподобный родися: в лѣта благочестиваго преславнаго дръжавнаго царя Андроника, самодръжца гречьскаго, иже въ Цариградѣ царьствовавшаго, при архиепископѣ Коньстянтина града Калистѣ, патриарсѣ вселеньском; в земле же Русстѣй въ княжение великое тферьское при великомъ князи Димитрии Михайловиче, при архиепископѣ пресвященнѣмь Петре, митрополитѣ всея Руси, егда рать Ахмулова.[35]

Хочу также сказать о времени и годе, когда преподобный родился: в годы правления благочестивого, славного и державного царя Андроника, самодержца греческого, который царствовал в Царьграде, при архиепископе Константинополя Каллисте, патриархе вселенском; родился он в земле Русской, в годы княжения великого князя тверского Дмитрия Михайловича, при архиепископе преосвященном Петре, митрополите всея Руси, когда приходило войско Ахмыла.

Младенець же прежереченный, о немже слово изначала приходит, бѣ убо по крещении преиде нѣколико врѣмя месяцей, егда и отдоенъ бысть законом естества, и от съсцу отъемлеться, и от пеленъ разрѣшается, и от колыбѣли свобожается. И тако абие отрочя растяше прочее время, по обычаю телеснаго възраста, преуспевая душею, и тѣлом, и духомь, исплъняяся разума и страха Божиа, и милость Божиа бѣ на немь; дондеже достиже до седмаго лѣта възрастом, въ егда родители его въдаша его грамотѣ учити.

Младенец же, о котором идет речь, о котором начинается рассказ, после крещения через несколько месяцев был вскормлен по закону природы, и от груди матери его отняли, и развернули из пеленок, и из колыбели вынули. Рос ребенок в следующие годы, как и полагается в этом возрасте, мужала его душа, и тело, и дух, наполнялся он разумом и страхом Божьим, и милость Божья была с ним; так он жил до семи лет, когда родители его отдали учиться грамоте.

Прежереченный рабъ Божий Кирилъ имѣяше три сыны: прьваго Стефана, втораго сего Варфоломѣя, третиаго же Петра; их же въспита съ всякым наказаниемь въ благочестии и чистотѣ. Стефану же и Петру спѣшно изучившу грамоту, сему же отроку не скоро выкнуща писанию, но медлено нѣкако и не прилѣжно. Учитель же его съ многым прилежаниемь учаше его, но отрокъ не внимаше и не умѣяше, не точенъ бысть дружинѣ своей, учящимся с нимь. О семъ убо много браним бываше от родителю своею, болѣ же от учителя томим, а от дружины укараем. Отрокъ же втайнѣ чясто съ сльзами моляшеся Богу, глаголя: «Господи! Ты дай же ми грамоту сию, ты научи мя и въразуми мя».

У раба Божьего Кирилла, о котором шла речь, было три сына: первый Стефан, второй — этот Варфоломей, третий Петр; их воспитал он со всякими наставлениями в благочестии и чистоте. Стефан и Петр быстро изучили грамоту, Варфоломей же не быстро учился читать, но как-то медленно и не прилежно. Учитель с большим старанием учил Варфоломея, но отрок не слушал его и не мог научиться, не похож он был на товарищей, учащихся с ним. За это часто бранили его родители, учитель же еще строже наказывал, а товарищи укоряли. Отрок втайне часто со слезами молился Богу, говоря: «Господи! Дай мне выучить грамоту эту, научи ты меня и вразуми меня».

ЯКО ОТ БОГА ДАСТЬСЯ ЕМУ КНИЖНЫЙ РАЗУМЪ, А НЕ ОТ ЧЕЛОВЕКЪ

О ТОМ, КАК ОТ БОГА БЫЛО ДАНО ЕМУ УРАЗУМЕТЬ ГРАМОТУ, А НЕ ОТ ЛЮДЕЙ

Посему бо не мала печяль бяше родителема его; не малу же тщету вмѣняше себѣ учитель его. Въси же и печаляхуся, не вѣдуще яже о нем вышняго строениа Божиа промысла, яже хощет Богъ сътворити на отрочяти семь, яко не оставит Господь преподобнаго своего. Се же бяше по смотрению Божию быти сему, яко да от Бога книжное учение будет ему, а не от человекь; еже и бысть. Скажем же и сие, яко от Божиа откровениа умѣти ему грамоту.

Поэтому сильно печалились родители его; а тщетности усилий своих весьма огорчался учитель. Все печалились, не ведая высшего предначертания Божьего промысла, не зная, что хочет Бог сотворить с этим отроком, что не оставит Господь преподобного своего. Так по усмотрению Бога нужно было, чтобы от Бога книжное учение он получил, а не от людей; что и сбылось. Скажем же и о том, как, благодаря Божьему откровению, научился он грамоте.

Въ единъ убо от дний отець его посла его на взыскание клюсят. Се же все бысть всемудраго Бога судьбами, якоже Прьвыа Царьскиа Книгы извѣщают о Саулѣ,[36] иже посланъ бяше отцомь своим Киссом на взыскание осляти; он же шед обрѣте святого пророка Самоила, от негоже помазанъ бысть на царство, и выше дѣла подѣлие приобрѣте. Сице и блаженный отрокъ выше дѣла подѣлие обрѣте; послан бо бысть отцомь своим Кирилом на взыскание скота, обрѣте етера черноризца, старца свята, странна и незнаема, саномъ прозвитера, святолѣпна и аггеловидна, на полѣ под дубом стояща и молитву прилѣжно съ сльзами творяща. Отрок же, видѣвъ, преже сътвори смирено метание ему, таче приближися и ста близ его, ожидая конца молитвѣ.

Однажды отец послал его искать лошадей. Так все было по предначертанию всемудрого Бога, как Первая Книга Царств говорит о Сауле, который послан был отцом своим Кисом искать осла; Саул пошел и увидел святого пророка Самуила, которым был помазан на царство, и важнее обычных дел дело нашел. Так и блаженный отрок важнее дел обычных дело нашел; когда он послан был отцом своим Кириллом искать скот, он увидел некоего черноризца, старца святого, удивительного и неизвестного, саном пресвитера, благообразного и подобного ангелу, на поле под дубом стоящего и прилежно со слезами молящегося. Отрок же, увидев его, сначала смиренно поклонился ему, затем приблизился и стал около него, ожидая, когда тот кончит молитву.

И яко преста старець и възрѣвъ на отрока, и прозрѣ внутренима очима, яко хощет быти съсуд избранъ Святому Духу. И пригласивъ, призва и к себѣ, и благослови его, и о Христѣ цѣлование дасть ему, и въпроси его, глаголя: «Да что ищеши, или что хощеши, чадо?» Отрокъ же рече: «Възлюби душа моя въжелѣти паче всего умѣти грамоту сию, еже и вданъ бых учитися, и нынѣ зѣло прискоръбна есть душа моя, понеже учюся грамотѣ и не умѣю. Ты же, отче святый, помолися за мя къ Богу, яко да бых умѣлъ грамоту».

И когда кончил молиться старец и посмотрел на отрока, увидел он духовным взором, что будет отрок сосудом избранным Святого Духа. Он обратился к Варфоломею, подозвал его к себе, и благословил его, и поцеловал его во имя Христа, и спросил его: «Что ищешь и чего хочешь, чадо?» Отрок же сказал: «Душа моя желает более всего знать грамоту, для чего я отдан был учиться. Ныне скорбит душа моя, так как учусь я грамоте, но не могу ее одолеть. Ты же, святой отче, помолись за меня Богу, чтобы смог я научиться грамоте».

Старець же, въздѣвь руцѣ купно же и очи на небо и въздохнувъ къ Богу, и сътвори молитву прилѣжну и по молитвѣ рече: «Аминь». И иземь от чпага своего акы нѣкое съкровище, и оттуду треми пръсты подастъ ему нѣчто образом акы анафору,[37] видѣнием акы малъ кусъ бѣла хлѣба пшенична, еже от святыя просфиры, рекь ему: «Зини усты своими, чадо, и развръзи а. Приими сие и снѣжь, се тебѣ дается знамение благодати Божиа и разума Святого писаниа. Аще бо и мало видится даемое, но велика сладость вкушениа его». Отрок же отвръзъ уста своя и снѣсть си; и бысть сладость въ устѣх его, акы мед сладяй. И рече: «Не се ли есть реченное: “Коль сладка грътани моему словеса твоя! Паче меда устом моимь”;[38] и душа моа възлюби а зѣло». И рече ему старець: «Вѣруеши ли, и болша сих узриши. И о грамотѣ, чадо, не скръби: вѣдый буди извѣстно, яко от сего дне дарует ти Господь грамотѣ умѣти зѣло добрѣ, паче братиа твоея и паче свръстник твоих». И поучивъ его о плъзѣ души.

Старец же, подняв руки и очи к небу и вздохнув перед Богом, помолился прилежно и после молитвы сказал: «Аминь». И, взяв из мошны своей как некое сокровище, он подал ему тремя пальцами нечто похожее на анафору, с виду маленький кусок белого хлеба пшеничного, кусок святой просфоры, и сказал ему: «Отвори уста свои, чадо, и открой их. Возьми это и съешь, — это тебе дается знамение благодати Божьей и понимания Святого писания. Хотя и малым кажется то, что я даю, но велика сладость вкушения этого». Отрок же открыл уста и съел то, что ему было дано; и была сладость во рту его, как от меда сладкого. И сказал он: «Не об этом ли сказано: “Как сладки гортани моей слова твои! Лучше меда устам моим”; и душа моя возлюбила это». И ответил ему старец: «Если будешь верить, и больше этого увидишь. А о грамоте, чадо, не скорби: да будет известно тебе, что с сего дня дарует тебе Господь хорошее знание грамоты, знание большее, чем у братьев твоих и чем у сверстников твоих». И поучил его на пользу души.

Отрок же сътвори поклонение старцу и акы земля плодовитая и доброплоднаа, сѣмена приемши въ сердци и, стояше, радуяся душею и сердцемь, яко сподобися такова свята старца обрѣсти. Старець же тщашеся отъити в путь свой; отрок же пометашеся на земли лицем пред ногама старчима и съ слъзами моляше старца, дабы обиталъ в дому родителей его, глаголя: «Родители мои зѣло любят таковыя, якоже ты, отче». Старець же удивлься вѣрѣ его, потщався вниде въ домъ родителей его.

Отрок же поклонился старцу, и, как земля плодовитая и плодоносная, семена принявшая в сердце свое, стоял он, радуясь душой и сердцем, что встретил такого святого старца. Старец хотел пойти своей дорогой; отрок же упал на землю лицом перед ногами старца и со слезами его молил, чтобы поселился старец в доме родителей его, говоря так: «Родители мои очень любят таких, как ты, отче». Старец же, удивившись вере его, поспешил войти в дом родителей его.

Они же, узрѣвше его, и изыдоша въ срѣтение ему и поклонистася ему. Старець же благослови а; они же готовяху трапезу поставити пред нимь. Старець же не преже брашна вкуси, но преже въниде въ храм молитвеный, еже есть в чясовницу, поим с собою освященнаго въ утробѣ отрока. И начят Часы пѣти,[39] повелѣ же сему отроку псалом глаголати. Отрок же рече: «Азъ не умѣю того, отче». Старець же рече: «Рѣх ти, яко от сего дне дарует ти Господь умѣти грамоту. Ты же глаголи слово Божие без сомнѣниа». Тогда бысть сице во удивление: отрок приим благословение от старца, начят стихословити зѣло добрѣ стройнѣ; и от того часа гораздъ бысть зѣло грамотѣ. И сбысться пророчьство премудраго пророка Иеремѣя, глаголюща: «Тако глаголеть Господь: “Се дах словеса моя въ уста твоя”».[40] Родители же его и братия его се видѣвше и слышавше, удивишася скорому его разуму и мудрости и прославиша Бога, давшаго ему такову благодать.

Они же, увидев старца, вышли ему навстречу и поклонились ему. Благословил их старец; они же собирали еду, чтобы накормить его. Но старец не сразу пищи отведал, но сначала вошел в молитвенный храм, то есть в часовню, взяв с собой освященного в утробе отрока. И начал он Часы петь, а отроку велел псалом читать. Отрок же сказал: «Я не умею этого, отче». Старец же ответил: «Сказал я тебе, что с сего дня дарует тебе Господь знание грамоты. Произноси слово Божье без сомнения». И случилось тогда нечто удивительное: отрок, получив благословение от старца, начал петь псалмы очень хорошо и стройно; и с того часа он хорошо знал грамоту. И сбылось пророчество премудрого пророка Иеремии, говорящего: «Так говорит Господь: “Вот я дал слова мои в уста твои”». Родители же отрока и братья его, увидев это и услышав, удивились неожиданному его разуму и мудрости и прославили Бога, давшего ему такую благодать.

И изведше съ старцем, поставиша пред ним брашно. Старець же вкуси брашна, благослови родители его и хотяше отити. Родители же его моляхуся старцу, въпрашающе его и глаголюще: «Отче господине! Пожди еще, да въпрашаем тя, да разрѣшиши и утѣшиши нищету нашу и печаль нашу. Сие смиреное отроча наше, егоже благословяеши и хвалословиши, о немже многа блага предглаголеши. Но мы о нем въ удивлении есмы, и печаль о нем зѣло жасит ны, понеже вещь о немь сътворися страшна, странна и незнаема — сицево: ему сущу въ утробѣ матернѣ, за нѣколико врѣмя рождениа его, трижды провереща въ утробѣ матернѣ, въ церкви сущи ей, при народѣ, въ врѣмя, егда святую поют литоргию. Индѣ же нигдѣ же сицева вещь ниже слышашеся, ниже видѣшеся; и мы о сем страшимся, недомыслящеся, что си будет конець сему, или что напреди сбытися имать».

Когда они со старцем вышли из часовни, те поставили перед ним пищу. Старец отведал пищи, благословил родителей и хотел уйти. Родители же умоляли старца, спрашивая его и говоря: «Отче, господин! Подожди еще, чтобы мы могли расспросить тебя, и ты бы успокоил и утешил скудоумие наше и печаль нашу. Вот смиренный отрок наш, которого ты благословляешь и хвалишь, которому предсказываешь ты многие блага. Но он удивляет нас, и печаль о нем весьма огорчает нас, потому что случилось с ним нечто страшное, удивительное и непонятное — вот что: когда он был в утробе матери, незадолго до рождения его, когда мать была в церкви, трижды прокричал он в утробе, при народе, в то время, когда святую пели литургию. Нигде в другом месте такое не слыхано, не видано; и мы этого боимся, не понимая, чем кончится это или что случится в будущем?»

Старець же святый проразумѣ и позна духом будущее и рече има: «О блаженая връсто! О предобраа супруга, иже таковому дѣтищу родители быста! Въскую устрашистеся страхом, идѣже не бѣ страха. Но паче радуйтеся и веселитеся, яко сподобистася таковый дѣтищь родити, егоже Богъ избра и прежде рожениа его, егоже Богъ прознамена еще суща въ утробѣ матернѣ. И уже конечную бесѣду реку и потом препокою слово: се вам буди знамение моих словес сбытие, яко по моем ошествии узрите отрока добрѣ умѣюща всю грамоту и вся прочаа разумѣвающа святыа книгы. И второе же знамение вам и извѣщение, — яко отроча се будет велик пред Богом и человекы, житиа ради добродѣтелнаго». И сиа рек, старець отиде, назнаменавъ темнѣ глаголъ к ним, яко: «Сынъ ваю имать быти обитель Святыа Троица и многы приведет въслѣд себѣ на разум божественых заповѣдей». И сиа рек, изиде от них. Они же провожахут его пред врата домовнаа; он же от них вънезаапу невидим бысть.

Старец же святой, уразумев и поняв духом будущее, сказал им: «О блаженная чета! О прекрасные супруги, ставшие родителями такого ребенка! Зачем вы устрашились страхом там, где нет страха. Напротив, радуйтесь и веселитесь, что смогли такого ребенка родить, которого Бог избрал до рождения его, которого Бог отметил еще в утробе материнской. Вот последнее слово я скажу и потом умолкну: будет вам знамением истинности моих слов то, что после моего ухода вы увидите — отрок хорошо знает всю грамоту и все святые книги понимает. А вот второе мое знамение вам и предсказание — будет отрок славен перед Богом и людьми из-за своей добродетельной жизни». И, сказав это, старец ушел, промолвив им такие непонятные слова: «Сын ваш будет обителью Святой Троицы и многих приведет вслед за собой к пониманию Божьих заповедей». Так сказав, старец ушел от них. Родители же провожали его до ворот; он же внезапно стал невидимым.

Они же, недоумѣвающеся, помышляаху, яко аггелъ посланъ бысть даровати отроку умѣние грамотѣ. Отець же его и мати, въземше от старца благословение и словеса его положиша на сердци своем, възвратистася в дом свой. По ошествии же старца оного обрѣтеся отрок внезаапу всю грамоту оттуду добрѣ умѣа, прѣмѣнися странным образом: и куюждо разгнет книгу, ту абие добрѣ чтый, да разумѣет. Добрый си отрок достоинъ бысть даровъ духовных, иже от самѣх пеленъ Бога позна, и Бога възлюби, и Богом спасенъ бысть. Пребываше въ всемь повинуяся родителема своима: тщаше бо ся повелѣниа ею съвръшити и ни въ чем же преслушатися ею, якоже и Святое глаголеть писание: «Чти отца своего и матерь, да будеши длъголѣтенъ на земли».[41]

Они же, недоумевая, решили, что это ангел послан был даровать отроку знание грамоты. Отец и мать, приняв от старца благословение и слова его сохранив в сердцах своих, возвратились в дом свой. После ухода этого старца отрок внезапно всю грамоту постиг, изменился странным образом: какую книгу ни раскроет, хорошо ее читает и понимает ее. Достоин был даров духовных добрый сей отрок, который от самых пеленок Бога познал, и Бога возлюбил, и Богом спасен был. Он жил, во всем повинуясь своим родителям: старался повеления их исполнять и ни в чем не ослушаться их, как и Святое писание говорит: «Чти отца своего и мать и будешь долголетен на земле».

ОТ УНЫЯ ВРЪСТЫ

О ЮНЫХ ГОДАХ

Еще же иное дѣло скажем сего блаженнаго отрока, еже въ младѣ телесе старъ смыслъ показа. По лѣтех же нѣколицѣх жесток постъ показа и от всего въздръжание имѣаше, въ среду же и в пяток ничтоже не ѣдяше, въ прочаа же дни хлѣбом питашеся и водою; в нощи же многажды без сна пребываше на молитвѣ. И тако вселися в онь благодать Святого Духа.

И еще об одном деянии этого блаженного отрока скажем, как он, молодой, проявил разум, достойный старца. Через несколько лет он стал поститься строгим постом и от всего воздерживался, в среду и в пятницу ничего не ел, а в прочие дни хлебом питался и водой; по ночам часто бодрствовал и молился. Так вселилась в него благодать Святого Духа.

Мати же его матерними си глаголы увѣщеваше его, глаголющи: «Чядо! Не съкруши си плоти от многаго въздръжаниа, да не въ язю въпаднеши, паче же младу ти еще сущу, плоти растущи и цвѣтущи. Никтоже бо тако млад сый, въ ту връсту твою, таковому жестоку посту касается; никтоже от братиа твоея и от свръстник твоих сицево стяжа въздръжание, якоже ты. Суть бо нѣции, иже и до седмижды днем ядят, иже от утра зѣло рано начинающе и долго нощи окончевающи, пьюще бесчисмени. Ты же, овогда единою днем яси, овогда же ни единою, но чрес день. Престани, чадо, от таковыя продлъженыя алъчбы, нѣси доспѣлъ в сие прясло, не бѣ бо ти еще время. Все бо добро, но въ свое время». Предобрый же отрок отвѣщеваше ей, купно же и моляше ю, глаголя: «Не дѣй мене, мати моя, да не по нужи преслушаюся тебѣ, но остави мя тако пребывати. Не вы ли глаголаста ми, яко “егда былъ есть в пеленах и в колыбѣли, тогда, — рече, — въ всякую среду и в пяток млека не ядущу ти”. Да то слыша аз, како могу елика сила не въспрянути къ Богу, да мя избавит от грѣх моих?»

Мать же его своими материнскими словами увещевала, говоря: «Чадо! Не погуби свою плоть излишним воздержанием, как бы тебе не заболеть, — ведь ты еще мал, тело твое растет и расцветает. Ведь никто такой молодой, в таком юном возрасте, как ты, столь жестокого поста не соблюдает; никто из братьев твоих и сверстников твоих так строго не воздерживается от еды, как ты. Ведь есть и такие, которые и все семь дней в неделю едят, с утра пораньше начинают и поздно ночью кончают есть, пьют без меры. Ты же иногда один раз днем поешь, иногда ни одного раза, но через день питаешься. Прекрати, чадо, такое длительное воздержание, ты не достиг еще зрелости, не настало еще для этого время. Все ведь хорошо, но в свое время». Прекрасный отрок отвечал ей, одновременно умоляя ее и говоря так: «Не уговаривай меня, мать моя, чтобы не пришлось мне невольно ослушаться тебя, разреши мне делать так, как я делаю. Не вы ли говорили мне, что “когда был ты в пеленках и в колыбели, — тогда, — говорили вы, — каждую среду и пятницу ты молока не ел”. И это слыша, как я могу в меру своих сил не стремиться к Богу, чтобы он избавил меня от грехов моих?»

К сим же отвѣща мати его, глаголющи: «И двою на десяте не имаши лѣт, грѣхы поминаеши. Киа же имаши грѣхы? Не видим бо на тебѣ знамений грѣховных, но видѣхом на тебѣ знамение благодати и благочестиа, яко благую чясть избралъ еси, яже не отимется от тебе». Отрокъ же рече: «Престани, мати моя, что глаголеши? Се бо ты сиа глаголеши яко мати сущаа, яко чадолюбица, яко мати о чадѣх веселящися, естественою любовию одръжима. Но слыши Святое глаголеть писание: “Никтоже да не похвалится въ человецѣх, никтоже чистъ пред Богом,[42] аще и единъ день живота его будет, и никтоже есть без грѣха, токмо единъ Богъ без грѣха”. Нѣси ли божественаго слышала Давида, мню, яко о нашей худости глаголюща: “Се бо въ безаконии зачат есмь, и въ гресѣх роди мя мати моя”».[43]

На это ответила ему мать, говоря так: «И двенадцати лет нет еще тебе, а о грехах говоришь. Какие же у тебя грехи? Мы не видим знамений грехов твоих, но видели знамение благодати и благочестия твоего, благую участь избрал ты, и не будет отнята она у тебя». Отрок же отвечал: «Перестань, мать моя, что ты говоришь? Это ты говоришь как мать, любящая свое чадо, как мать, радующаяся за своих детей, движимая естественной любовью. Но послушай, что говорит Святое писание: “Никто да не похвалится из людей; никто не чист перед Богом, если и один день жить будет; никого нет без греха, только один Бог без греха”. Не слышала ли ты, что божественный Давид, я думаю, о нашем убожестве говорил: “Вот я в беззаконии зачат, и в грехах родила меня мать моя”».

И тъ рекъ, пакы по пръвое дръжашеся доброе устроение, Богу помогающу ему на благое произволение. Сий предобрый и вседоблий отрок нѣ по колицѣх врѣменех пребываше в дому родителей своих, възрастая и преуспѣваа въ страхъ Божий: къ дѣтемь играющим не исхожаше и к ним не приставаше; иже в пустошь текущим и всуе тружающимся не вънимаше; иже суть сквернословци и смѣхотворци, с тѣми отнудь не водворяшеся. Но развѣ токмо упражняашеся на словословие Божие и в томъ наслажашеся, къ церкви Божии прилѣжно пристояше, на заутренюю, и на литургию, и на вечерню всегда исхождааше и святыя книгы часто почитающе.

Сказав так, он больше прежнего придерживался своего правильного пути, и Бог помогал ему в его благом намерении. Этот прекрасный и замечательный отрок еще некоторое время жил в доме родителей своих, мужая и укрепляясь в страхе Божьем: к детям играющим он не ходил и с ними не играл; бездельникам и суетным людям не внимал; со сквернословами и насмешниками он совсем не общался. Он только лишь упражнялся в славословии Бога и тем наслаждался, в церкви Божьей он прилежно стоял, на заутреню, и на литургию, и на вечерню всегда ходил и часто читал святые книги.

И въ всемь всегда труждааше тѣло свое, и иссушая плоть свою, и чистоту душевную и телесную без скверъны съблюдаше, и часто на мѣсте тайнѣ наединѣ съ слъзами моляшеся къ Богу, глаголя: «Господи! Аще тако есть, якоже повѣдаста ми родителие мои, яко и преже рожениа моего твоа благодать и твое избрание и знамение бысть на мнѣ, убозѣмь, воля твоя да будет, Господи! Буди, Господи, милость твоя на мнѣ! Но дай же ми, Господи! Измлада всѣмь сердцемь и всею душею моею яко от утробы матере моея къ тебѣ привръженъ есмь, из ложеснъ, от съсцу матере моея — Богъ мой еси ты. Яко егда сущу ми въ утробѣ матерни, тогда благодать твоя посѣтила мя есть, и нынѣ не остави мене, Господи, яко отець мой и мати моя оставляют мя. Ты же, Господи, приими мя, и присвой мя к себѣ, и причти мя къ избранному ти стаду: яко тебѣ оставленъ есмь нищий. И из младеньства избави мя, Господи, от всякиа нечистоты и от всякиа скверъны плотскыя и душевныя. И творити святыню въ страсѣ твоем сподоби мя, Господи. Сердце мое да възвысится к тебѣ, Господи, и вся сладкая мира сего да не усладят мене, и вся красная житейская да не прикоснутся мнѣ. Но да прилпѣ душа моя въслѣд тебѣ, мене же да приимет десница твоя. И ничтоже да не усладить ми мирьских красот на слабость, и не буди ми нимало же порадоватися радостию мира сего. Нъ исплъни мя, Господи, радости духовныя, радости неизреченныя, сладости божественыя, и духъ твой благый наставит мя на землю праву». Старци же и прочии людие, видѣвши таковое пребывание уноши, дивляхуся, глаголющи: «Что убо будет уноша съй, иже селику дару добродѣтели сподобилъ его Богъ от дѣтства?»

И всячески всегда он изнурял тело свое, и иссушал плоть свою, и чистоту душевную и телесную без осквернения соблюдал, и часто он в тайном месте один со слезами молился Богу, говоря: «Господи! Если все так, как сказали мне родители мои, что до рождения моего твоя благодать, и твое избрание, и знамение осенили меня, убогого, да будет воля твоя, Господи! Да будет, Господи, милость твоя на мне! Дай мне милость твою, Господи! С детства всем сердцем и всей душой моей от утробы матери к тебе я привержен, от рождения, от груди матери моей — ты Бог мой. Когда я был в утробе матери, благодать твоя посетила меня, и сейчас не оставляй меня, Господи, как отец мой и мать моя оставляют меня. Ты же, Господи, прими меня, и приблизь меня к себе, и причисли меня к избранному твоему стаду: ведь на тебя оставлен я, нищий. С детства избавь меня, Господи, от всякого зла и от всякого осквернения телесного и душевного. И совершать святые дела в страхе твоем помоги мне. Господи. Пусть сердце мое возвысится к тебе, Господи, и все прелести этого мира пусть не услаждают меня, всякая красота житейская пусть не волнует меня. Но пусть прирастет душа моя к тебе, и пусть примет меня десница твоя. Пускай я не ослабну, услажденный мирскими красотами, пусть я не буду нисколько радоваться радостью мира сего. Но преисполни меня, Господи, радости духовной, радости несказанной, счастья божественного, а дух твой благой пусть наставит меня на путь истинный». Старцы и прочие люди, видя такую жизнь юноши, удивлялись, говоря: «Кем будет юноша этот, которого уже с детства одарил Бог столь великой добродетелью?»