КАРФАГЕН ДОЛЖЕН БЫТЬ РАЗРУШЕН

Будет некогда день и погибнет

священная Троя…

Гомер.

К арфаген был плотиной, которая полстолетия сдерживала напор римских легионов – но, в конце концов, плотину прорвало, и на окружающий мир хлынула Римская Волна. В 200 году римские войска высадились в Греции; повидавшие мир греки с удивлением наблюдали за дисциплиной и выправкой новых завоевателей и за их удивительными маневрами на поле боя – маневренная тактика легионов была Новым Оружием, обеспечивавшим победу. В 197 году легионы встретились на Кеноскефальских холмах с доселе непобедимой македонской фалангой. Ощетинившаяся копьями фаланга первым страшным ударом сбросила римлян со склона холма, но, спустившись в лощину, она разорвала свой строй, и легионеры устремились в эти открытые промежутки. Македоняне с их шестиметровыми копьями были беспомощны перед короткими мечами ворвавшихся в их ряды римских солдат. Они поднимали свои копья вверх – это означало сдачу в плен – но римляне не понимали этого знака и убивали всех подряд. Одержав победу над македонским царем Филиппом V, римляне переправились в Азию и в битве при Магнесии разгромили сирийского царя Антиоха – через двенадцать лет после победы над Ганнибалом Рим стал повелителем Средиземноморья. Некогда могущественные цари вынуждены были заискивать перед римским сенатом, как и карфагеняне, они выдали Риму свой флот, своих боевых слонов и обязались заплатить огромную контрибуцию.

Римляне пока не требовали земли – они довольствовались огромной добычей, тоннами золота и серебра, драгоценностями, слоновой костью и десятками тысяч рабов. Греческие города были объявлены "свободными", но на деле всем распоряжались римляне, ставшие судьями в извечных конфликтах между городами. Македония не смирилась с новым порядком и ещё раз вступила в борьбу с Римом; в 168 году фаланга снова встретилась с легионами в битве при Пидне – и снова потерпела поражение; 25 тысяч македонян остались на поле боя – это была последняя великая победа Рима: после этой победы у римлян уже не было достойных противников. Римский консул Эмилий Павел удостоился грандиозного триумфа: три дня через город несли захваченные им богатства, золото, картины, статуи, оружие; следом за добычей под щёлканье плетей гнали толпу знатных пленников – среди них был и царь поверженной Македонии Персей. За пленниками в позолоченной колеснице ехал победитель Эмилий Павел; над его головой раб держал золотой венок; время от времени раб склонялся к герою торжества и негромко напоминал ему: "Не возгордись! Помни, что ты всего лишь человек! Помни о смерти!" За полководцем, распевая походные песни, шли его воины; весь город ликовал в предвкушении денежных раздач и праздничного пира – ещё никогда триумф полководца не праздновался с таким великолепием.

Македония была обезоружена и превращена в римскую провинцию – но у Рима остался ещё один старый враг, Карфаген. Ганнибал оставил о себе долгую память, и римляне со страхом смотрели на возродившуюся мощь Карфагена. "Карфаген должен быть разрушен!" – без устали повторял один из вождей сената, знаменитый оратор Катон. В 149 году римляне потребовали у Карфагена выдать накопленное в городе оружие – и карфагеняне, смирившись, отдали свои доспехи и катапульты. Однако затем последовало новое требование: карфагеняне должны были оставить свой город, оставить кормившую их морскую торговлю и поселиться вдали от моря.

Вопль отчаяния пронёсся по Карфагену при известии об этих условиях; обезумевшая толпа бросилась убивать аристократов, сторонников соглашения с Римом. Были освобождены и призваны в армию рабы; всё золото, все украшения и драгоценности были собраны, чтобы купить оружие и зерно; женщины остригли свои волосы, чтобы свить канаты для катапульт – и, наконец, по старому обычаю в жертву Ваалу были принесены сотни детей; под рёв и стенания толпы их сжигали в чреве огромной бронзовой статуи кровожадного бога. Голыми руками, сбрасывая со стен камни, карфагеняне сумели отразить первый штурм; тысячи людей с одними факелами бросились к осадным машинам и сожгли их; римляне были вынуждены перейти к осаде, которая продолжалась долгих три года. В конце концов, когда карфагеняне обессилели от голода, легионерам удалось ворваться в город. Карфаген горел; бои шли на улицах и на крышах шестиэтажных домов, которые рушились, погребая сражавшихся под обломками. Почти всё население огромного города погибло в кровавой резне; 50 тысяч уцелевших были обращены в рабство. Римляне сожгли всё, что осталось от Карфагена; предание рассказывает, что римский полководец Сципион Эмилиан долго смотрел на горящий город, тихо повторяя слова Гомера:

Будет некогда день, и погибнет священная Троя…

Потом он приказал разравнять обугленные руины и провести борозду плугом – в знак того, что место, где стоял Карфаген, проклято во веки веков.

PAX ROMANA

Горе побежденным!

Бренн.

С илой непобедимого оружия, огнем и мечом римляне создали новый мир и новый порядок – этот мир и этот порядок назывался pax Romana. Всё так же светило солнце над равнинами благословенной Италии, и римский крестьянин все так же шел за плугом – но теперь у него была пара добрых быков, которых вёл под узду молодой раб, приведённый из дальнего похода. Раб мог заменить крестьянина на пахоте, а домашнюю работу выполняла тихая служанка‑рабыня, купленная на рабском рынке в соседнем городке. У крестьянина было несколько гектаров пашни и добротный дом, в котором на видном месте висели боевые доспехи. Римляне были господами нового мира, многие из них имели поместья с десятками рабов и виллы с колоннадами, парками и бассейнами.

Когда‑то Ромул со своими патрициями укрепился на Палатинском холме, поработил часть окрестных жителей и заставил остальных платить дань – теперь римляне проделали это со всем Средиземноморьем. Окончательно подавив сопротивление италиков, они заняли лучшие земли полуострова; Рим стал огромным городом‑лагерем, откуда во все стороны света выходили непобедимые легионы; они сметали с лица земли города и цивилизации и возвращались с грудами золота и толпами закованных в кандалы рабов. Все государства завоевателей были похожи друг на друга и история Рима повторяла историю других арийских государств, историю хеттов, Микен и Спарты. Так же, как и в других арийских государствах, власть в Риме принадлежала знати, оплотом которой был совет старейшин, сенат. Патрицианский сенат в IV веке был пополнен богатейшими плебейскими семьями; аристократия происхождения слилась с аристократией богатства и образовала сословие "знатных", "нобилей".

Правителей Рима, консулов и преторов, избирал народ, но лишь нобили могли привлечь простонародье, устраивая для тысяч людей пиршества и цирковые развлечения. Лишь богатство и знатность могли открыть путь к должностям, а потом в сенат – отставные сановники становились сенаторами. Сановники получали в управление провинции и командовали легионами, они развязывали грабительские войны и, вернувшись с добычей в Рим, возводили мраморные дворцы с портиками и статуями прославленных предков. Если не удавалось развязать войну, то наместники грабили собственную провинцию, требуя с неё контрибуции и новые налоги.

Порядки Рима почти не менялись с первобытных времен Ромула и Рема – государство не имело ни чиновничьего аппарата, ни налоговой системы. Римляне не платили налогов, а налоги с провинций сдавались на откупа, и их сбор в действительности был бесконтрольным грабежом несчастных провинциалов. Римские богачи создавали откупные компании, складывались и вносили налог авансом, а затем под видом сбора налога безжалостно грабили провинцию с помощью военных команд. Постепенно появилось целое сословие откупщиков и банкиров; по старой традиции их называли "всадниками" – потому что в прежние времена богачом считался только тот, кто прибывал в ополчение на коне. Всадники покупали и продавали паи откупных компаний; на старом рынке, "форуме", появилась украшенная колоннадой "базилика", где финансисты торговали паями и где судьи разбирали их споры.

В Риме появилась финансовая буржуазия и банки, но торговля и ремесла оставались чуждыми для народа крестьян и воинов; торговцами и ремесленниками обычно были поселившиеся в городе финикийцы и греки. После завоевания Греции дома богатых римлян наполнились греческими рабами; среди них было много ремесленников, создававших роскошные ткани, вазы, мебель. Греки познакомили Рим с роскошью и искусством; они научили римлян строить прекрасные виллы с портиками и пировать, возлежа на позолоченных ложах. На пирах появились изысканные яства, музыканты и красавицы‑гетеры; стало модным упражняться в риторике и цитировать греческих поэтов. Появились театр и первые латинские писатели – по происхождению тоже греки; подражая гомеровской "Илиаде", грек Энний написал на латыни большую поэму о войне с Ганнибалом.

Всё это не нравилось приверженцам старых традиций, привыкшим носить простую одежду и есть грубую пищу; знаменитый поборник старины сенатор Катон приказал закрыть первый театр и снести несколько роскошных вилл. Римское простонародье предпочитало театру кровавые бои гладиаторов, исконно римскую забаву, когда на арене цирка заставляли сражаться между собой приведённых из похода пленных. В этих сражениях иногда участвовали целые отряды пехотинцев и всадников, убивавших друг друга под рев многотысячной толпы; арена была залита кровью и покрыта трупами – и даже среди зрителей‑болельщиков вспыхивали яростные схватки. Римляне оставались варварским народом, едва затронутым греческой цивилизацией. Школы, в которых преподавали греческие вольноотпущенники, посещали лишь дети аристократии; простонародье было равнодушно к музыке, танцам и даже к спортивным упражнениям в гимнасиях.

В Риме уважали лишь силу и доблесть в сражениях, а к побежденным, пленным, рабам относились с высокомерным презрением. У римлян было множество рабов – их было гораздо больше, чем свободных – и считалось, что удержать их в повиновении можно лишь страхом. Сенатор Катон советовал изнурять раба непосильной работой так, чтобы он не думал ни о чём, кроме как о еде и сне. Старых и больных рабов привозили на один из островов посреди Тибра и оставляли там умирать – там повсюду белели черепа и кости умерших голодной смертью рабов. На огромных плантациях в Сицилии трудились сотни и тысячи рабов, разделённые на рабочие отряды; они работали в цепях под щелканье бичей, а на ночь их загоняли в казарму, где они спали вповалку на земляном полу.

В 137 году доведённые до отчаяния рабы восстали и, вырвавшись из казарм, буквально растерзали своих господ – тех, кто не успел бежать с острова. Вооружившись топорами, мотыгами и серпами, рабы разгромили несколько римских отрядов и три года владели Сицилией – но, в конце концов, восстание было подавлено, и 20 тысяч рабов было распято на крестах. Кресты стояли по всей Сицилии – это был символ римского мира и римского порядка, "Pax Romana". Кресты с умирающими рабами, толпы пленных, бредущих перед колесницей триумфатора; мерный шаг проходящих через город легионов; рёв толпы и трупы гладиаторов на арене; мраморные виллы в зелени парков – таков был римский мир в глазах современников. "Горе побежденным!" – таков был девиз этого мира. Так же, как когда‑то надменный вождь галлов, город Рим бросил свой меч на мировые весы, и все народы Средиземноморья покорно несли золото, чтобы уравновесить оружие победителя. Могло ли это продолжаться вечно? Быть может, это и был великий мировой порядок, установленный самой природой – порядок, при котором слабые должны быть рабами сильных?

На этот вопрос могло ответить лишь будущее.

СТОЛЕТНЯЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Ни одно государство не может жить в покое. Если оно не находит

врага вовне, оно находит его внутри.

Ганнибал .

"В се течет, все меняется, – говорил великий философ Гераклит. – В одну и ту же реку нельзя войти дважды". Подобно тому, как река течет под влиянием силы тяжести, историей движет демографическое давление – и историю нельзя остановить, как нельзя остановить реку. За пятьдесят лет мира население Италии должно было увеличиться примерно вдвое, за сто лет – вчетверо, и рано или поздно должно было наступить Сжатие. Разделы отцовской земли между сыновьями приводили к измельчанию наделов и обнищанию крестьян, тех самых гордых римских крестьян, в домах которых раньше висели воинские доспехи – теперь они были проданы, чтобы расплатиться с долгами.

Ещё хуже было положение италиков, покоренных Римом италийских племен, отдавших победителям половину своей земли и сопровождавших легионы на войну в качестве "союзников". И легионеры, и "союзники" отчаянно нуждались в земле – и в Италии была земля, но она была занята поместьями нобилей, роскошными виллами, парками и плантациями, на которых работали сотни рабов. Эти богачи иногда давали взаймы бедному соседу, а потом забирали его землю в счет неоплаченного долга и расширяли свои плантации. Чтобы покупать самое необходимое, крестьянам нужно было продавать часть своего хлеба на рынке – однако и здесь их преследовала злая судьба: своим собственным оружием они заставили провинции поставлять в Италию огромное количество хлеба – и в результате оказались не в состоянии продать свой урожай. Разорённые крестьяне шли в Рим и просили подачек у дворцов знати; город был наполнен безработными и нищими, его население достигло миллиона, и он напоминал переполненный лавой, готовый извергнуться вулкан.

При всём разнообразии человеческих характеров и судеб, история имеет свойство повторяться снова и снова – события II века во многом повторяли события двухсотлетней давности, эпоху борьбы патрициев и плебеев. Мировая история видела много периодов Сжатия и много революций: революции в Сиракузах, Спарте, Ахайе – и в более давние времена похожие события происходили на Ближнем Востоке. Однако потрясения в Риме намного превосходили масштабами всё, что до сих пор видел мир – одно дело маленькая Спарта, владевшая лишь зелёной долиной Эврота, и другое дело – огромный Рим, господствовавший над Средиземноморьем.

Так же, как в Спарте, первыми, кто услышал рокот пробуждающегося вулкана, были вожди армии: их обнищавшие солдаты больше не могли воевать и требовали земли. В 133 году соратник разрушителя Карфагена, Сципиона, народный трибун Тиберий Гракх предложил ограничить поместья знати 250 гектарами, а излишек раздать бедным. Это было воскрешение закона, принятого по требованию плебеев ещё в 367 году, но так и не проведённого в жизнь – безземельные крестьяне II века, подобно плебеям, снова поднялись на борьбу. Массы крестьян со всей Италии собрались в Рим, чтобы поддержать Тиберия Гракха; при всеобщем ликовании народное собрание утвердило "аграрный закон" – с тех пор это слово стало символом социальной революции. Противившийся принятию закона трибун Октавий был лишен должности и едва не растерзан толпой; десятки тысяч крестьян получили землю – однако знать продолжала сопротивляться. Когда италийские крестьяне покинули Рим, аристократы спровоцировали столкновение в народном собрании; сенаторы, самые почтенные люди Рима, вооружившись дубинами и ножками разбитых скамей, бросились на сторонников Тиберия. Тиберий был убит ударом дубины, и его тело было брошено в Тибр; вместе с народным вождем погибло около 300 его соратников.

Наделение крестьян землей было прекращено, но остановить революцию было невозможно: ведь крестьянам не оставалось ничего иного, как бороться за землю или умирать от голода. В 123 году собравшиеся со всей Италии крестьяне избрали народным трибуном младшего брата Тиберия, Гая Гракха. Так как в Италии земли не хватало, то Гай Гракх стал выводить переселенческие колонии и выделять крестьянам землю в провинциях. Для городской бедноты были организованы хлебные раздачи: за счет поставок из провинций каждому гражданину полагалось по буханке хлеба в день. Гай Гракх предложил наделить гражданскими правами италиков и дать им землю в колониях – это был новый лозунг, который вовлекал в революцию миллионы бедных италийских крестьян. Гракх стал популярен среди италиков – но от него отшатнулись римляне, не желавшие, чтобы их равняли с "союзниками". На новых выборах кандидатура Гракха была отвергнута, и сенат, воспользовавшись случайным инцидентом, постановил "низложить тирана". Войска штурмом овладели Авентинским холмом, где укрепились сторонники народного вождя; Гай обратился в бегство, он бежал по улицам города, и прохожие, точно на состязаниях, призывали его бежать быстрее – но никто не оказал помощи. Окруженный врагами, Гракх приказал верному рабу пронзить его мечом; его тело так же, как тело его брата, было брошено в воды Тибра.

Сенат сумел подавить ещё одну вспышку революции, но вулкан народного гнева продолжал клокотать, и требовалось лишь время, чтобы из него снова потекла лава. Со времен гибели Гракхов римское общество раскололось на две ненавидевшие друг друга партии, их называли "аристократы" и "демократы", "оптиматы" и "популары", а чаще – "сенат" и "народ". Обнищавшее крестьянство не могло и не желало сражаться за власть сената; армия вконец разложилась, и некогда непобедимые легионы терпели поражения от африканского царька Югурты. В 107 году выслужившийся солдат, бедняцкий сын Гай Марий, заявил, что наведет порядок в армии и победит Югурту, – и, чтобы досадить аристократам, народ избрал его консулом. В прежние времена в армию призывали лишь тех, кто имел оружие и землю, – Марий открыл доступ в легионы всем беднякам Италии, пообещав выдать им оружие и доспехи. Новые легионы отличались от прежних железной дисциплиной и высокой боеспособностью: новых солдат не тревожила мысль об оставленном ими хозяйстве; им было некуда возвращаться, и армия стала их домом.

Легионы Мария разгромили Югурту, а затем отразили страшное нашествие дотоле неизвестных северных племен, кимвров и тевтонов. Марий стал народным героем, он шесть раз избирался консулом, но его ветеранов беспокоило их будущее после отставки; они вышли из крестьян и думали о том же, что и крестьяне всей Италии: о земле. В 100 году до нашей эры они присоединились к собравшимся в Риме италийским беднякам; народное собрание, возглавленное трибуном Сатурнином, потребовало гражданских прав для италиков, земли для неимущих граждан и наделов для ветеранов. Марий поддержал Сатурнина – но лишь в вопросе о ветеранских наделах; когда этот закон был принят, он изменил народному делу. Так же, как двадцать лет назад, демократы были осаждены на одном из римских холмов и почти все погибли; сенат снова торжествовал победу.

Италия затихла на десять лет – но Сжатие продолжалось и новый взрыв был неизбежен. В 91 году дело народа неожиданно поддержал один из видных аристократов, потомок древнего сенаторского рода Ливий Друз. Им двигало человеческое благородство и стремление к справедливости – и он выступил с предложением дать гражданские права италикам и землю неимущим крестьянам.

Благородство стоило Друзу жизни – он был убит на пороге своего дома. Эта смерть вызвала взрыв негодования среди италиков – революция, в конце концов, разразилась гражданской войной. Италийские племена выставили на поле боя 100 тысяч солдат, и Рим оказался на краю гибели; два года по всей Италии кипели яростные сражения. В 89 году римляне пообещали предоставить гражданские права тем, кто прекратит борьбу, и война в Италии затихла – но лишь для того, чтобы вспыхнуть в самом Риме. Теперь уже на улицах города демократы вступили в бой с аристократией, не желавшей дать полные права италикам; вождь сената, полководец Корнелий Сулла пошел со своей армией на Рим и взял штурмом родной город. Обратив в бегство своих противников, Сулла отправился на восток – воевать с захватившим Грецию малоазиатским царем Митридатом. Воспользовавшись отсутствием Суллы, демократы собрались с силами и овладели Римом; они объединились с италиками и дали им полное гражданство. Вождь демократов, старый полководец Гай Марий освобождал рабов и с составленным из освобожденных отрядом убивал не успевших бежать сенаторов. В 83 году Сулла вернулся в Италию и после двух лет жестокой войны разгромил войска демократов. Вождь знати ещё раз взял штурмом Рим и в торжественной обстановке собрал сенат; он начал речь – и его слова послужили сигналом к резне согнанных на соседнюю площадь тысяч пленных. Потрясённые сенаторы слушали речь Суллы под страшные крики умирающих; Сулла закончил тем, что объявил "проскрипции" – массовую охоту на своих врагов по всей Италии; во время этой охоты вырезались целые города.

Гражданская война привела к власти кровавую ДИКТАТУРУ АРИСТОКРАТИИ – здесь мы впервые соприкасаемся с этим сравнительно редким историческим явлением. Диктатура аристократии носит временный характер: подавив революцию, опустошив половину Италии и усмирив простонародье, диктатор Корнелий Сулла в 79 году вернул власть сенату. Обессиленный народ на время смирился со своей участью, но вскоре разразилась новая война – на этот раз на борьбу поднялись рабы. В 74 году 80 гладиаторов во главе со Спартаком вырвались из своей казармы в городе Капуе и укрепились на вершине горы Везувий. Везувий стал местом сбора для тысяч беглых рабов, из которых Спартак формировал манипулы и легионы. Армия рабов разбила войска консулов и, разрастаясь, как снежный ком, прошла всю Италию сначала с юга на север, а затем с севера на юг. В 71 году в решающей битве на юге Италии восставшие рабы были разбиты полководцем Марком Крассом, Спартак погиб в сражении, 6 тысяч пленных были распяты на крестах.

Между тем, народная партия постепенно оправилась от поражения, крестьяне по‑прежнему требовали земли, число разорившихся возрастало и новый подъем борьбы был неизбежен. В 63 году аристократ Сергий Катилина водрузил на площади одного из италийских городов старое знамя Мария и поднял крестьян на восстание – но потерпел поражение. Сторонники Катилины в Риме были арестованы консулом Цицероном, который использовал всё свое ораторское искусство, чтобы убедить сенат казнить заговорщиков без суда; толпа аристократов на площади приветствовала Цицерона как своего вождя и "отца отечества". Другим вождем знати считался соратник Суллы Гней Помпей, прославившийся своими победами на Востоке. Завоевав Малую Азию и Сирию, Помпей в 62 году в ореоле славы вернулся в Рим. Ступив на землю Италии, он распустил свои победоносные легионы, но пообещал ветеранам, что добьется выделения им земельных наделов. Однако сенат, боявшийся популярности Помпея, воспрепятствовал выполнению этого обещания – тогда разгневанный Помпей заключил союз с вождем народной партии Цезарем и богатейшим человеком Рима Крассом. В 59 году с помощью голосов крестьян и денег Красса этот "триумвират" провел Цезаря в консулы – а Цезарь, в свою очередь, обеспечил принятие закона об основании нескольких колоний для ветеранов и неимущих. По окончании консульства Цезарь получил в управление северные пограничные провинции и вступил в командование стоявшими там легионами.

За северной границей вплоть до берегов океана простиралась покрытая лесами страна воинственных варваров‑галлов – тех самых галлов, которые когда‑то овладели Римом. Цезарь приступил к завоеванию этой огромной страны; эта война продолжалась десять лет, и, по свидетельству римского историка, Цезарь сражался с тремя миллионами воинов, из которых один миллион он уничтожил во время битв и столько же захватил в плен. Военные победы принесли Цезарю громкую славу; солдаты боготворили своего полководца, который разделял с ними все тяготы походной жизни. Завоевав Галлию, Цезарь стал правителем обширных земель, обладателем мощной армии и огромных богатств. Не обращая внимания на сенат, он проводил в Галлии традиционную политику демократов, основывал переселенческие колонии и наделял землей ветеранов и бедняков.

В 50 году сенат признал незаконным основание Цезарем колоний и потребовал от него оставить наместничество. Подчиниться этому требованию означало для Цезаря предать своих солдат, которым он обещал землю и которые никогда не получили бы её из рук сената. 10 января 49 года Цезарь с одним из своих легионов под покровом ночи подошел к реке Рубикон, отделявшей его провинции от центральной Италии; он долго стоял, колеблясь принять решение – и, наконец, сказав: "Жребий брошен!", – скомандовал переправу. Маленькое войско Цезаря быстрым маршем двинулось на Рим, в котором началась паника – аристократы, бросая свое добро, бежали из города. Сенат поручил Помпею остановить армию Цезаря, но Помпей не успел собрать войска и переправился в Македонию, где близ городка Фарсал год спустя произошло решающее сражение. Армия Помпея была вдвое больше армии Цезаря, в её рядах собралась знатная молодежь Рима, и Цезарь насмешливо советовал своим ветеранам направлять копья этим "танцорам" в лицо – они испугаются за свою красоту и побегут.

Всё случилось, как предсказывал Цезарь. Помпей потерпел сокрушительное поражение, бежал в Египет и был там убит. После трехлетней борьбы Цезарь утвердил свою власть в провинциях и с триумфом вернулся в Рим; при огромном стечении народа один из его соратников, Антоний, протянул победителю царскую корону. Цезарь отвел в сторону руку с протянутой короной – но, в действительности, он стал монархом, и монархом настолько могущественным, что само имя Цезаря впоследствии превратилось в "царь" (в древности монархов называли "басилевс" или "рекс").

После столетия восстаний и кровавых расправ, социальная революция, наконец, породила монархию. Монархия удовлетворила чаяния народа – она дала ему землю. Массы италийских бедняков получили наделы в основанных Цезарем переселенческих колониях – преимущественно в провинциях; новый властелин не хотел окончательно порывать со знатью и сохранил её земли в Италии. Аристократы, ещё недавно боровшиеся с Цезарем, вернулись в Рим и заняли свои места на сенатских скамьях. Когда Цицерон, имевший основания ожидать самого худшего, подошел к свите Цезаря, полководец спрыгнул с коня и неожиданно для всех подал знаменитому оратору руку. Цезарь хотел мира, он восстановил статую Помпея в сенате и дал должности своим заклятым врагам Бруту и Кассию – но знать не примирилась с потерей власти. Брут и Кассий организовали заговор, и 15 марта 44 года Цезарь был убит у подножия статуи Помпея; обступив Цезаря, заговорщики нанесли ему 23 удара ножами.

Сенат, а затем и весь город охватила паника. Никто не знал, что делать; заговорщики вооружили своих рабов и укрепились на Капитолийском холме. Заслышав о смерти Цезаря, десятки тысяч солдат и крестьян, ждавших раздачи наделов, двинулись в Рим; в день похорон вождя на форуме собралось людское море. Антоний, произносивший речь, поддался внезапному порыву и развернул перед охваченной горем толпой окровавленные одежды Цезаря. Вмиг все смешалось, одни принялись тут же сооружать огромный погребальный костер, другие в ярости бросились громить дома аристократов. Заговорщики бежали из города, и власть оказалась в руках Антония – однако вскоре появился другой претендент – усыновленный Цезарем его 18‑летний племянник Октавиан.

Наследники монарха, Антоний и Октавиан, вступили в борьбу за опустевший трон. После нескольких сражений их солдаты, ветераны походов Цезаря, заставили своих полководцев помириться и отомстить знати за убийство вождя; были объявлены "проскрипции" – всеобщая охота на аристократов, их убивали в домах, на улицах, на кораблях во время бегства из Италии. Было убито более двух тысяч богатейших людей и среди них знаменитый оратор, вождь аристократии Цицерон. Конфискованные у знати поместья после раздела на мелкие участки раздавались ветеранам и беднякам. В 42 году Антоний и Октавиан с огромной армией отправились на восток, где Брут и Кассий от имени сената собирали войска для похода на Рим. Близ города Филиппы в Македонии произошла грандиозная битва, в которой с обеих сторон сражалось по сто тысяч римлян. Войска сената были разбиты; Брут и Кассий в отчаянии бросились на мечи – это был последний акт столетней трагедии; заключительная сцена борьбы между аристократией и монархией, сенатом и народом.

Истории оставалось дописать эпилог долгой драмы. В монархии не может быть двух царей – поэтому рано или поздно должно было произойти столкновение между Антонием и Октавианом. Антоний, забывший о политике ради любви, женился на египетской царице Клеопатре и, проводя дни в пирах, растерял своих римских друзей. Когда армии соперников в 31 году встретились близ мыса Акциум, солдаты Антония стали переходить на сторону Октавиана. Рассчитывая на мощный египетский флот, Антоний решил дать морское сражение; он посадил двадцать тысяч своих легионеров на огромные окованные медью египетские корабли и атаковал противника. Однако эпоха морских гигантов уже ушла в прошлое: во II веке родосцы изобрели "греческий огонь", зажигательную смесь, которую выпрыскивали на корабли противника из огнеметов. Плавучие крепости Антония были подожжены и превратились в пылающие факелы, Клеопатра повернула уцелевшие корабли в открытое море – и Антоний, потеряв голову и бросив на произвол судьбы свои легионы, последовал за своей царицей. Год спустя Антоний и Клеопатра покончили с собой в осажденной Александрии – это были последние жертвы столетней революции.

Сто лет могущественный закон природы заставлял людей убивать друг друга в борьбе за землю и хлеб – это был закон, некогда сформулированный Платоном и Аристотелем: перенаселение порождает революцию и монархию. Волны революции раз за разом накатывались на Рим, снова и снова подтверждая неумолимость законов природы. Эти волны, как щепками, играли судьбами людей, вознося на вершину вождей и героев и свергая их в пропасть. Великие герои Рима, чьи имена и поступки передаются из поколения в поколение, были лишь игрушками на воле волн – если бы они исчезли в бездне, революция бы выбросила наверх новых – когда движутся миллионные массы, всегда кто‑то оказывается впереди.

Сто лет и шесть могучих ударов понадобилось революции, чтобы одержать победу; понадобилось три гражданские войны и гибель миллионов людей – именно так делается история. Старое ожесточенно сопротивляется и никогда не уступает дорогу новому; знать с её богатствами, с толпами слуг, рабов и клиентов представляла могучую силу, и эта сила яростно сопротивлялась натиску миллионов обездоленных. Лозунгами знати были "закон" и "свобода", а вождей народа аристократы называли "тиранами" – однако эти словесные штампы были лишь орудиями в пропагандистской борьбе. "Закон" и "свобода" означали установленный знатью порядок, а "тираном" называли всякого, кто ему угрожал. Противникам предъявляли обвинение в "тирании", а затем убивали их, не считаясь ни с какими "законами" – главным оружием знати был открытый террор и, пользуясь своей властью, она истребляла сначала сотни, потом тысячи, потом десятки и сотни тысяч восставших. Вершиной этого террора были проскрипции Суллы, когда вырезались целые города, а заседания сената проходили под предсмертные крики тысяч людей. Это была гражданская война, война, в которой побеждают те, кто убьет больше своих сограждан – и, в конечном счете, знать стала жертвой этой войны. На смену проскрипциям Суллы пришли проскрипции Антония и Октавиана, аристократов убивали в домах и на улицах; знать была сломлена и парализована ужасом. С помощью террора народ одержал решающую победу; период гражданских войн подошел к концу, и Рим успокоился на два столетия. Законы истории проложили себе дорогу через поля сражений: великая революция породила Мировую Империю.

МИРОВАЯ ИМПЕРИЯ

Твоим законам, Август, покорствуют

Дуная воду пьющие варвары…

И гет, и сер, и парф лукавый,

И порожденные Доном скифы.

Гораций.

Е сли подняться мысленным взором высоко над землей, над городами, морями и равнинами – так, чтобы было видно весь мир, – то нам открылась бы удивительная картина. В центре мира располагался огромный город с колоссальными дворцами и храмами, с переполненными народом площадями, улицами и амфитеатрами – это был Рим, город, который называли «вечным». От «вечного города» расходились мощёные каменные дороги в провинции; там тоже были города, храмы и амфитеатры, похожие на уменьшенные копии римских зданий. Вокруг городов располагались ухоженные поля, виллы и села – области, освоенные крестьянином‑земледельцем; страна, где царствовали пшеничный колос и виноградная лоза. Этот обетованный мир простирался на север вплоть до двух больших рек, Дуная и Рейна; на их берегах стояли лагеря легионов и земляные валы со смотровыми вышками. На той стороне – там, куда вглядывались солдаты на вышках, – там были лишь густые леса, там не было ни городов, ни дорог, ни храмов, только маленькие деревеньки, прятавшиеся в глубине леса. Казалось, ничто не нарушало вечного покоя лесов, но это впечатление было обманчивым: под их зелеными сводами текла своя, непонятная для римлян жизнь: иногда лес пробуждался и исторгал из своих глубин орды варваров. Огромные скопища диких, одетых в шкуры воинов бросались на пограничные укрепления, засыпали рвы, обрушивали стены и врывались на цветущую равнину, обращая в пепел города и деревни. Подоспевшие к месту прорыва резервные армии вскоре обращали варваров в бегство – но порождённый нашествиями ужас был столь велик, что крестьяне ещё долго рассказывали легенды о неистовой ярости северных варваров, о том, как их богатыри голыми бросаются в битву и в бешенстве кусают свои щиты.

Защитниками цивилизации от варварства были жившие в Риме божественные императоры – это они во главе легионов выходили навстречу полчищам дикарей, и это в их честь после победы устанавливали огромные колонны со статуями, простирающими над городом свои бронзовые ладони. Когда‑то в давние времена именем императора приветствовали одержавших победу полководцев; теперь это имя стало обозначать главнокомандующего, монарха и самодержца. Первыми императорами были Цезарь и Октавиан, которого называли "священным" – "Августом". Вернувшись в Рим после великой победы при Акциуме, Октавиан отпраздновал грандиозный триумф и торжественно закрыл никогда не закрывавшийся до тех пор Храм Войны. Он заявил о наступлении эпохи мира и о своем желании править в согласии с сенатом – новый сенат состоял из приверженцев Августа, покорных его воле. Огромная армия была распущена по домам; 300 тысяч ветеранов получили землю и деньги на обзаведение. Земельный вопрос был решен: любой гражданин мог записаться в легионы и после службы получить долгожданный надел. Для римлян устраивались хлебные раздачи и многочисленные празднества с гладиаторскими боями и театральными действами; после представлений раздавали деньги и куски жареного мяса – так что народ обожал Августа и бурно приветствовал его появление в амфитеатре; повсюду стояли алтари, на которых молились духу‑покровителю императора. Ораторы и поэты воспевали наступившую эпоху мира и благополучия:

Тучнеют нивы, солнцем согретые,

Знамена дремлют в храме Юпитера…

– писал знаменитый поэт Гораций. ‑

…Ты наш защитник, Август! Ни гибельной

Войны гражданской ужас не страшен нам,

Ни гнев, кующий меч…

Это было время поэтов, историков и архитекторов. Рим наконец успокоился от битв и поэтическая лира на время заглушила лязг мечей. Выучившись у греков, Италия породила собственных поэтов и собственные поэтические предания. Любимец римлян Вергилий Марон написал "Энеиду" – историю скитаний троянского героя Энея, потомки которого основали Рим и теперь правили половиной мира. Певец любви Овидий подарил римлянам мир любовных грез и приоткрыл тайны наслаждений. Сам Август писал стихи и ревностно следил за исканиями поэтов; его друг Меценат оказывал покровительство тем, кто прославлял императора; им дарили окруженные садами виллы, и они не знали, что такое нужда. Тех, кто вызывал недовольство Августа, ждала ссылка; обвиненный в безнравственности Овидий был сослан на берега Черного моря и до конца своих дней писал там "скорбные элегии".

Император покровительствовал ученым; с его благословения "отец римской истории" Тит Ливий создал "Историю Рима от основания города", а географ Страбон описал все известные тогда страны и народы. При поддержке Августа инженер‑механик Витрувий написал "Десять книг об архитектуре" – обширный труд, рассказывавший о строительном ремесле, о различных машинах и о замечательных открытиях того времени: о водяной мельнице, об искусстве приготовления бетона и строительства арок. Эпоха мира позволила обратить на строительство силы, растрачивавшиеся на войны; во все провинции пролегли мощеные камнем дороги, а небо над городами прочертили грациозные акведуки – водопроводы, переброшенные через низины на изящных арочных устоях: римляне не знали о законе сообщающихся сосудов и секрете водонапорных башен.

Август, как и многие другие монархи, желал обессмертить свое имя прекрасными храмами и дворцами. В это время был построены новый форум с мраморным храмом Марса и "Храм всех богов" – Пантеон; с огромным, возвышающимся над городом куполом. Рим украсили великолепные здания и дворцы, и император с гордостью говорил, что "застал город кирпичным, а оставляет его мраморным". По образцу греческих гимнасиев были построены первые общественные термы – огромные здания с залами для гимнастических упражнений, бассейнами с горячей и холодной водой, комнатами для отдыха и бесед. В отличие от греков, римляне предпочитали спорту телесные удовольствия, и их термы были не столько спортивными комплексами, сколько роскошными банями с парилками и массажными комнатами – причем этими банями наслаждались вместе мужчины и женщины. Вокруг терм располагался прекрасный парк с искусственным озером, фонтанами и портиками – это было любимое место отдыха для тысяч римлян. В одном из портиков была выставлена напоказ огромная мозаичная карта Римской Империи – первая в мире карта, на которой было изображено всё Средиземноморье, моря, города и реки – весь римский мир.

Великолепные термы, сады и портики были созданы императорами для простого народа – для тех, кто не имел собственных вилл и садов и ютился в переполненных многоэтажных домах. Простонародье одержало победу над знатью – и его вожди, императоры, строили для народа огромные дворцы‑термы, раздавали народу хлеб и устраивали для него празднества. Август был пожизненным народным трибуном, "защитником плебеев", таким же, как братья Гракхи. Перед смертью в 14 году он передал власть императора и трибуна своему пасынку, полководцу Тиберию. К этому времени знать, парализованная страхом проскрипций, пришла в себя и возобновила заговоры против императоров; преемники Августа отвечали казнями и конфискациями. Конфискации богатств знати – это был способ "государственного регулирования", с помощью которого императоры наполняли казну и обеспечивали землей солдат – ведь для обустройства огромных масс ветеранов требовались очень большие средства.

Конфискации порождали заговоры аристократов, а разоблаченные заговоры приводили к казням и новым конфискациям. Знать ненавидела императоров; сенатские историки изображали их как тиранов, извергов, отъявленных садистов и сумасшедших; особенно досталось императору Нерону (54 – 68 гг.), который якобы поджег Рим и, наслаждаясь зрелищем пожара, воспевал гибель Трои. Нерон погиб в результате организованного аристократами заговора, но сенатская знать не сумела удержать власть – против неё выступили гвардейцы и стоявшие в провинциях легионы. Три армии провозгласили трех разных императоров и полтора года сражались между собой за обладание Римом. Победу одержал командующий восточной армией Флавий Веспасиан, он произвел чистку сената и заявил, что "император отныне неподвластен законам". Его сын Домициан потребовал, чтобы его называли богом, и возобновил конфискации и казни. Когда в 96 году Домициан был убит заговорщиками, сенат охватил взрыв ликования; сенаторы обнимались и пели песни – наконец‑то наступило их время. Аристократам удалось посадить на трон своего вождя, престарелого сенатора Нерву. Конфискации прекратились, отныне знать снова могла беспрепятственно опутывать крестьян долговой кабалой и округлять свои владения.

Но прекращение конфискаций обернулось оскудением казны и нехваткой средств. Преемник Нервы, император Траян (98 – 117) попытался наполнить казну путем завоеваний – но неудачно. Император Адриан (117 – 138) остановил войны и стал экономить на раздачах солдатам и народу. Армия была сокращена, и Империя уже не помышляла о завоеваниях; солдаты строили укрепления на границе, копали рвы и, в ожидании худшего, вглядывались в леса на той стороне. Худшие времена не заставили себя ждать: в правление Марка Аврелия (161 – 180 гг.) варвары прорвали дунайскую границу и устремились через Альпы в Италию; было разграблено множество городов, и лишь через 13 лет войны ослабевшим легионам удалось вытеснить варваров за Дунай.

Марк Аврелий был императором‑философом, последователем афинянина Зенона, учившего быть равнодушным к счастью и несчастью. Он считал, что в мире ничего нельзя изменить и философски воспринимал обрушившиеся на страну бедствия, войны, голод и мор. Все эти бедствия были следствием могущественных причин, лежавших вне пределов императорской власти – это были следствия демографического закона, снова начавшего проявлять свое действие. Цезарь и Август на время решили земельную проблему, установив порядок, по которому граждане могли получить наделы после службы в армии. Миллионы италийцев, пройдя через армию, получили землю в Галлии и Испании; здесь выросли новые города, и некогда покрытые лесом области превратились в цветущие поля. Местное кельтское население усвоило латинскую культуру, знать получила римское гражданство, а местные вожди пополнили римский сенат. За двести лет мира население западных провинций увеличилось в десятки раз, и, в конце концов, произошло то, что должно было произойти, – началось Сжатие. Пришло время крестьянского малоземелья; задавленные долгами бедняки отдавали свою землю ростовщикам и становились арендаторами‑колонами, толпы нищих бродили по дорогам, и каждый из них был готов работать за миску похлебки. Труд батрака или колона стал дешевле, чем труд раба, – и рабов стали массами отпускать на волю, давать им наделы и превращать в колонов. Поступить в армию, чтобы получить землю, было почти невозможно – туда брали в основном римских граждан, а большинство провинциалов не имело гражданских прав.

Провинциалы, "перегрины" или "чужестранцы", были новыми плебеями, несшими на себе всю тяжесть налогов, от которых освобождались полноправные граждане. Провинции снабжали римлян бесплатным хлебом, и это за их счет устраивались празднества и возводились мраморные дворцы Рима. Народ толпился на пристанях Рима, ожидая кораблей с египетским хлебом, а в это время в Египте сборщики налогов выбивали этот хлеб у крестьян с помощью плетей и палок. Рим оставался верным своему правилу: решать социальные конфликты за счет других. Когда‑то, много веков назад, плебеи боролись с патрициями, добиваясь земли и допуска в число граждан. Они добились своего, но эта земля была отнята у италиков, обращённых легионами в новых плебеев. Затем италики объединились с бедными гражданами и восстали, добиваясь полноправия и земли. Они получили желаемое, но одновременно в новых плебеев было обращено население завоёванных провинций. Теперь пришло время новой революции – на этот раз в масштабах всего Средиземноморья. Новое Сжатие должно было породить новые восстания, новых вождей и новых богов, и новые пророки с тревогой вглядывались в хмурое небо: "Смотрите: идет за мною Сильнейший меня".

ВОСТОК И ЗАПАД

И сказали волхвы: мы видели

звезду его на востоке и пришли

поклониться ему.

Матфей 2.2.

В огромном мире, называемом Римской Империей, был Запад и был Восток. Западные провинции ещё недавно были страной варваров, здесь лишь недавно появились города, каменные храмы, ремесла и торговля – всё то, что называют цивилизацией. Всё это пришло с Востока – ибо именно Восток был обителью тысячелетней культуры; время останавливало свой бег у подножия пирамид – и никто из римлян не знал, кем и когда созданы эти первые памятники первой цивилизации. Из Египта культура пришла в Грецию, из Греции в Рим, а из Рима – на Запад; она пришла вместе с городами, ремёслами и торговлей, и всё это было следствием одной великой причины – следствием повышения демографического давления. Ближний Восток был родиной земледелия, и здесь появились первые земледельческие общины; когда здесь стало тесно, крестьяне взвалили на плечи мотыги и пошли на запад осваивать новый мир. Сжатие постепенно распространялось с востока на запад, и вслед за расцветом городов неизбежно наступало время революций. Восток уже давно пережил это время, здесь давно утвердились социалистические монархии, и цари выступали в роли богов – охранителей справедливости. Большая часть земли принадлежала царям, и посланные царем писцы предписывали, что и когда сеять, а потом забирали государеву долю урожая. Так всегда было в Египте, и завоеватели не меняли порядков этой страны; их вожди становились фараонами и, подобно Александру, с удивлением узнавали от жрецов, что они – боги, сыновья Солнца. В отличие от древних фараонов эти новые боги часто забывали о справедливости – они были завоевателями и увеличивали подати по праву завоевателя. Там, где сохранялась местная знать, они даровали ей привилегии, и сильные договаривались между собой за счет народа. Знать старалась войти в среду новых владык, меняла свои имена на греческие и римские, а затем, пользуясь привилегиями «римлян», притесняла бедноту и округляла свои поместья. Местные ростовщики, жрецы и «первосвященники» вместе с римлянами брали на откуп налоги; в сопровождении вооруженной стражи они ходили по деревням, отбирая у крестьян всё, что ещё осталось. Тем, у кого ничего не было, одевали на шею веревку и уводили в рабство – такова была судьба перегринов и на западе, и на востоке. Однако Запад оставался Западом, а Восток – Востоком; демографическое давление на Востоке было столь высоким, что попрание справедливости сразу же вело к голоду и восстаниям – и на площадях сразу же появлялись пророки, указующие перстом в хмурое небо.

История Востока знала много пророков и пророчиц; одетые в жалкие рубища, они бродили по дорогам, изрекая пророчества от имени богов. Они обличали неправедных царей и предавших веру священников; иногда их признавали святыми, иногда казнили и украшали их головами пиршественные столы. Некоторые из них говорили о конце света, когда Господь Бог установит свое Царствие Небесное, и о посланнике бога, "мессии" или "Христосе", который возвестит о грядущем царствии справедливости. Говорили, что мессии будет суждено пострадать от руки людей и своим страданием искупить грехи всех живших на земле. Миллионы людей, терпя из последних сил, ждали прихода Христа – и вот он пришел к людям.

ПРИШЕСТВИЕ ХРИСТА

Он сойдет, как дождь на скошенный луг,

Как капли, орошающие землю.

Псалом Давида.

"В начале было Слово, – начинает предание рассказ об Иисусе Христе, – и Слово было у Бога, и Слово было Бог". Слово было оружием Иисуса; у земных владык были мечи и копья, а у Иисуса – только Слово и Вера.

Иисус был плотником и сыном плотника, старшим из пяти сыновей Иосифа и Марии. До тридцати лет он жил в своем городке Назарете неприметной жизнью ремесленника, добывающего хлеб в поте лица своего. Однажды до него дошла весть о святом отшельнике Иоанне, который обитал в пустыне, носил верблюжью шкуру и питался саранчой. Иоанн отпускал грехи и "крестил" людей, окропляя их водой Иордана, – и Иисус пошел к Иоанну, желая получить отпущение. Вокруг отшельника собралась большая толпа, но он сразу заметил Иисуса: "Стоит среди вас некто, которого вы не знаете, – обратился Иоанн к окружающим. – Я недостоин развязать ремень у обуви его… Я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на нем". "С этого времени Иисус начал проповедовать и говорить: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное… И ходил Иисус по всей Галилее, уча в синагогах… и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях. И прошёл о нём слух по всей Сирии, и приводили к нему немощных… и он исцелял их. И следовало за ним множество народа из Галилеи и Иудеи и из‑за Иордана". "И пришёл он в свое отечество, за ним следовали ученики его. Когда наступила суббота, он начал учить в синагоге, и многие слышавшие его с изумлением говорили: откуда у него это? Не плотник ли он, сын Марии, брат Иакова, Иосии, Иуды и Симона? Не здесь ли между нами его сестры? Иисус же сказал им: истинно говорю вам: никакой пророк не принимается в своем отечестве. И не мог совершить там никакого чуда; только из немногих больных, возложив руки, исцелил их. И дивился неверию их. Потом ходил по окрестным селениям и учил: покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное… Говорю вам истинно: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие… Так будет при кончине века: изыдут Ангелы и отделят злых от среды праведных. И ввергнут их в печь огненную, там будет плач и скрежет зубовный". Однажды огромная толпа обступила холм, на котором стоял Иисус с учениками: люди хотели знать, кто же попадет в Царство Божие. Иисус долго молчал, но наконец "отверз уста свои" и дал ответ, запечатленный в веках:

– Блаженны нищие, ибо их есть Царство Небесное, – говорил Христос. – Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие правды, ибо они насытятся…

Иисус обещал Царство Небесное простому народу – всем бедным, страдающим, угнетенным – тем, что стояли вокруг него. "Напротив, горе вам, богатые! – провозглашал пророк. – Ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! Ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! Ибо восплачете и возрыдаете".

Эта угроза предназначалась всем сильным мира сего, римлянам и их приспешникам из местной знати, старейшинам и "первосвященникам". "Что же мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?" – спросил пророка один богач и Иисус ответил:

– Пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим. Удобнее верблюду пройти сквозь игольи уши, нежели богатому войти в Царствие Божие.

Окружавшие Иисуса верующие жили ожиданием конца света; пророк призывал их оставить привычную жизнь, оставить родных, близких, прийти к нему и готовиться к наступлению Царства Небесного. "Кто любит отца или мать более, нежели меня, не достоин меня, – говорил Иисус. – Я пришел разделить человека с отцом его и дочь с матерью её… и враги человеку – его домашние… И всякий, кто оставит дома или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или землю ради имени моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную". "Все верующие были вместе и продавали имение и всякую собственность и разделяли всем, смотря по нужде каждого…" "У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа, и всё у них было общее". "Очиститесь, – говорил Иисус. – Возлюбите ближнего своего, как самого себя". Этого не говорили ни Авраам, ни Моисей, ни другие древние пророки: они говорили: "не укради, не убий" – но не призывали людей любить. "Любовь принес он в мир, – говорит предание. – Кто не любит, тот не познал бога, потому что Бог есть любовь".

Верущие ждали наступления Царствия Божьего и думали, что оно наступит, когда Христос войдет в Иерусалим и вступит в Великий Храм своего отца Господа Бога. И вот настал день, когда, исполняя старое пророчество, Иисус въехал в Иерусалим на белом ослике; его сопровождала ликующая толпа верующих, которые кричали, что это едет новый Царь Иудейский и расстилали перед ним свои одежды. Вместе с толпой Иисус вошел в Храм и ударами бича выгнал оттуда менял и торговцев. "Дом Отца Моего есть дом молитвы, – кричал Иисус, – а вы сделали его вертепом разбойников". Это был открытый бунт, и знатные пытались схватить Иисуса, но не могли это сделать, потому что вокруг был народ. Однако пророку приходилось остерегаться, и вечером он ушел из Иерусалима, чтобы вместе с учениками провести ночь на горе Елеонской. Иисус понимал, что он обречён, он помнил о древнем пророчестве, говорившем, что Христу суждено умереть в муках. Он устроил тайную вечерю, прощальный ужин – но сам отказался пить и есть. Он смотрел на своих учеников и, когда они ели, неожиданно произнес: "Один из вас предаст меня…" Потом Иисус ушел молиться на гору; он просил у бога смилостивиться и отвести от него чашу страданий: "Отче мой! Да минует меня чаша сия!" Охранявшие его ученики уснули, и в это время пришел предатель Иуда Искариот. "Встаньте, пойдем, – сказал Иисус, – вот приблизился предающий меня". "И когда он ещё говорил, Иуда, один из двенадцати учеников, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями от первосвященников и старейшин. Предающий же его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, тот и есть, возьмите его… Тогда подошли и возложили руки на Иисуса, и взяли его".

"Когда же настало утро, все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать его смерти. И связавши его, отвели и предали его Понтию Пилату, правителю". Понтий Пилат был римским наместником Иудеи, только он мог утвердить приговор к смерти. Пилат спросил Иисуса: "Ты Царь Иудейский?" – И Иисус не отрекся от дарованного народом царского звания. Знатные же, старейшины и первосвященники, стояли толпой под окнами и кричали: "Распни его!". "Я умываю руки", – сказал Пилат и предал Иисуса на распятие. "Тогда воины правителя, взявши Иисуса, собрали на него весь полк и, раздевши его, надели на него багряницу. И сплетши венец из тёрна, возложили ему на голову и дали ему в правую руку трость; и, становясь перед ним на колени, насмехались над ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! И плевали на него и, взявши трость, били его по голове. И когда насмеялись над ним, сняли с него багряницу и одели в одежды его, и повели на распятие… И привели его на место Голгофу, что значит: "лобное место". И давали ему пить вино со смирною, но он не принял. Распявшие его делили одежды его, бросая жребий, кому что взять. Был час третий и распяли его. И была надпись вины его: Царь Иудейский…"

ПОБЕДА ИИСУСА

И поклонятся ему все цари,

Все народы будут служить ему.

Псалом Давида.

К ак было предсказано в Библии, Христос пришел в мир, чтобы пострадать за грехи людей – и исполнил свое назначение. В суете дней многие не заметили того, что свершилось, и миллионы людей продолжали жить своей жизнью, жизнью песчинок, уносимых потоком. Поток неумолимо двигался в одном направлении, и вслед за Христом пришли новые пророки и вожди – но они уже не показывали на небо, а открыто призывали к восстанию. «Послушайте вы, богатые, – писал ученик Иисуса апостол Иаков, – плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас… Вы осудили, убили праведника… Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания…»

Среди апостолов Иисуса был Симон по прозвищу Зелот; "зелотами", или "ревнителями" называли террористов, носивших под одеждой кинжалы. В большие праздники, когда в Великом Храме теснился народ, они притискивались вплотную к знатным и вспарывали им животы. С 48 года, когда постоянное Сжатие привело к страшному голоду, отряды зелотов стали хозяевами гор и лесов; это партизанское движение подспудно тлело 20 лет пока, наконец, не разразилось грандиозное восстание. Иудейская знать сполна заплатила за мучения Иисуса, были перебиты десятки тысяч "благородных", а тела первосвященников были брошены на съедение собакам. В деревнях убивали богатых, делили землю и освобождали рабов. Весной 70 года римские легионы начали осаду мятежного Иерусалима, в переполненном беглецами городе вскоре начался страшный голод. Улицы были покрыты трупами умерших голодной смертью, римские тараны беспрестанно били в городские стены. Через пять месяцев после начала осады римляне ворвались в Иерусалим и подожгли город; десятки тысяч людей, веривших, что господь спасет их и в последнюю минуту совершит чудо, собрались в Храме, единым криком призывая бога. Они сгорели вместе с Храмом, а те, кого пощадили огонь и голод, погибли в учиненной римлянами страшной резне – свидетели говорили, что погибло больше половины населения Иудеи.

Только массовые убийства могли на какое‑то время сдержать революцию – но, как только нарождались новые поколения и давление снова возрастало, революция начиналась вновь. Через 60 лет после сожжения Иерусалима явился новый мессия, которого звали Бар‑Кохба, "Сын Звезды", он поднял на восстание новые поколения и три года яростно сражался с римлянами. Легионы ещё раз прошли Палестину огнем и мечом, обратив полстраны в пустыню; Иудея на время затихла, и центр борьбы переместился в другие провинции.

В конце II века пришло время, когда Сжатие распространилось на западные области Империи, и в борьбу включились огромные массы крестьян в Галлии и Испании. Страдая от малоземелья, голода и ростовщической кабалы, крестьяне бросали свои наделы и уходили в отряды "разбойников". К галльским "разбойникам" присоединились бежавшие от тягот службы солдаты, многотысячные отряды повстанцев хозяйничали по всей Галлии и нападали на города. Новое Сжатие должно было породить новую грандиозную революцию, революцию, которая завершится победой христианского социализма. Эта революция началась в правление императора Коммода (180‑192 гг.). Долгие войны, беспорядки в провинциях, недобор налогов оборачивались для Рима пустой казной, и Коммод попытался вернуться к политике земельных конфискаций, проводившейся императорами I века. Знать сразу же попыталась убить императора – но неудачно; в ответ начались казни сенаторов, Коммод увеличил жалование солдатам и правил подобно Нерону и Домициану. В конце концов, император был задушен в своей спальне, и сенатские историки сделали всё, чтобы представить его сумасшедшим маньяком.

Однако знати не удалось вернуть власть. Так же как в 68‑69 годах, против нее выступили гвардейцы и стоявшие на границах армии; овладевший Римом полководец Септимий Север (193‑211 гг.) расправился с аристократией и провозгласил Коммода богом. Север и его сын Каракалла (211‑217 гг.) попытались исполнить требования провинциалов: они даровали римское гражданство всему населению Империи и дали всем право на получение земли после службы. Однако после убийства Каракаллы к власти снова пришла знать, а затем началось время дворцовых переворотов и военных мятежей, когда императоров, провозглашенных сенатом, через год‑другой сменяли императоры, поднятые на щитах солдатами. В конце концов, государство распалось, и в провинциях утвердились враждовавшие друг с другом "тираны"; всё погрузилось в хаос, границы Империи оказались открытыми, и в глубь страны хлынул поток варваров. Вместе с обитателями зарейнских лесов, германцами, на Рим устремились кочевники причерноморских степей, скифы и сарматы; это были одетые в броню всадники, пронзавшие врагов длинными копьями. Доселе непобедимые легионы не выдержали натиска новых противников, и волна нашествия затопила все Средиземноморье. Это была катастрофа, какой ещё не знал римский мир; многие цветущие города обратились в развалины; голод и разорение породили страшную чуму, которая царствовала среди руин, убивая тех, кто уцелел в войнах. Исполнилось пророчество Иисуса: "Восстанет народ на народ и царство на царство, и будут глады, и моры, и землетрясения…"

Собрав все силы, солдатские императоры сумели отстоять от варваров Рим и Италию. Император Галлиен провел военную реформу и, придав пехоте полки панцирной конницы, вернул легионам их мощь. В 270 году солдаты избрали императором Аврелиана, в прошлом простого воина по прозвищу "рубака"; Аврелиану удалось разгромить варваров и снова объединить Империю. В 280‑х годах другой император‑воин, сын раба Диоклетиан (284‑306 гг.), сумел, наконец, закрыть границы Империи и восстановить пограничные валы. Сотни тысяч плененных варваров были поселены у этих валов с обязательством защищать их от вражеских вторжений, у них в тылу на случай прорыва или мятежа стояли римские мобильные армии. Уцелевшие города оделись в крепостные стены, вся страна превратилась в военный лагерь. Крестьяне, землевладельцы, ремесленники – все были прикреплены к месту жительства и платили огромные военные налоги. Революция III века привела к катастрофе и гибели большой части населения, но, в конце концов, породила то, что она должна была породить – новую колоссальную Империю, военное государство, построившее народ в шеренги и указавшее каждому его место.

Это была социалистическая империя, где все были формально равны, и любой мог стать офицером и императором. Крестьяне получили землю – но вместе с тем были прикреплены к этой земле и были обязаны отдавать большую часть урожая. Помещики были задавлены налогами до такой степени, что бросали свои поместья и скрывались в бегах; их ловили и секли на базарной площади. Большая часть земли принадлежала государству; массы ремесленников работали в обширных государственных мастерских, и государственные чиновники одно время даже устанавливали цены на рынках и заработную плату. Новая Римская Империя была похожа на древние империи Востока: императоры провозглашали себя живыми богами; они носили диадему и требовали, чтобы подданные падали перед ними ниц. Те, кто не признавал в них богов, подвергались гонениям – и среди гонимых были христиане, последователи распятого Иисуса Христа.

Христиане верили, что снятый с креста Иисус воскрес и вознесся на небо, наказав ученикам‑апостолам нести людям святую веру. Апостолы ходили по городам и деревням, передавая окружающим "благие вести", или "евангелия" – рассказы о жизни и вере Иисуса. Эти рассказы вместе с посланиями апостолов верующим составили "Новый Завет", новые заповеди, которые дополнили древнюю Библию. Беднякам хотелось верить в грядущее Царствие Небесное – и они объединялись в христианские общины; тайно молились в подземельях‑катакомбах и готовились ко Второму Пришествию. Катастрофа III века заставила многих поверить в близкий конец света; в христианские общины стали приходить богатые люди, торопившиеся спасти свою душу благотворительностью. Со временем христиане стали терпимее относиться к богатым и отказались от былых строгих нравов; они уже не говорили об общности имущества, безбрачии, аскетизме и постоянных молитвах – этих принципов придерживались лишь отрекшиеся от мирской жизни святые монахи. Однако братское отношение друг к другу, милосердие к бедным и страждущим осталось традицией, скреплявшей христианские общины и привлекавшей к ним новых членов.