Глава 5. Электоральная география

       Электоральная география - одно из традиционных направлений политической географии. Это направление является родственным по отношению к политической регионалистике и региональной политологии, поскольку изучает внутренние политико-географические особенности государства в одном из аспектов - с точки зрения электорального поведения избирателей. Но электоральную географию можно выделить из политической регионалистики, учитывая особый предмет исследования и особые методы. Эта наука развивается независимо от других политико-географических дисциплин. В ее основе лежит исследование политико-географической дифференциации территории через анализ различий в политических ориентациях населения. Определить эти различия можно с помощью сравнительного анализа результатов голосований в территориальном разрезе, который и является основным методом электоральной географии. Таким путем можно исследовать процессы районообразования, формирования региональных политических культур и их границ.

       Одной из проблем электоральной географии как науки оказалось определение ее места в рамках политической географии. Есть исследователи, которые считают электоральную географию ядром политической географии, учитывая наличие разработанной теории, интерес как географов, так и политологов к исследованиям электоральных процессов и непосредственное прикладное значение электоральной географии. Однако существует и другая тенденция - считать электоральную географию неорганичной частью политической географии, своего рода исключением. Сторонники таких взглядов говорят о существенных отличиях электоральной географии от традиционных направлений - геополитики, лимологии, географического государствоведения и др. Отмечают, что электоральная география остается достаточно “сырой” наукой в силу своей описательности, разрозненности (из-за привязки каждого исследования к конкретной стране или региону), недостатка обобщений и теоретических моделей. Критики электорально-географического подхода полагают, что электоральная география смогла показать и в меньшей степени объяснить территориальные различия в политических ориентациях избирателей западных стран и не более того.

       Однако отрицать, что электоральная география как наука давно встала на ноги, уже невозможно. Постепенно накапливается ее теоретический багаж, не говоря уже о многообразии исследований в различных регионах. Электоральную географию можно считать особой ветвью политической регионалистики, которая, подобно региональной политологии, постепенно превратилась в отдельную политико-географическую дисциплину.

       §1. Теория электоральной географии. Географические закономерности голосований

       Нельзя сказать, что в электоральной географии отсутствует своя теория. Дело в другом: многие исследователи территориальных особенностей электоральных процессов не принимают эту теорию во внимание, сосредоточиваясь на описании результатов выборов в конкретных регионах и построении авторских моделей. В то же время на Западе электоральная география давно уже развивается не только как описательное направление, но и как объясняющая наука, имеющая свою структуру. Вслед за новозеландским географом А.Макфэйлом в рамках электоральной географии можно выделить три основных направления:

       а) география голосований;

       б) исследование географических факторов, влияющих на голосования;

       в) география представительства.

       География голосований представляет собой наиболее простое и развитое направление электоральной географии. Она сводится к простейшим сравнениям результатов голосований в различных регионах, построению карт, их описанию и элементарному статистическому анализу. Именно с этого направления начиналась электоральная география, и во многом она к нему сводится до сих пор, хотя нельзя не заметить, как усложняются современные электорально-географические исследования. Одним из первых авторов в электоральной географии был французский географ Андрэ Зигфрид, выпустивший в 1913 г. работу по географии выборов во Франции. Подход А.Зигфрида называют экологическим.

       Углубленная интерпретация географии голосования была предложена П.Тэйлором и Р.Джонстоном на основе работ С.Роккана. Эти авторы представляют исследование выборов как аналитическую операцию, имеющую несколько стадий. Во-первых, проводится исследование базовых социально-политических конфликтов в изучаемом обществе. Во-вторых, сложившаяся в данном государстве партийная система анализируется как отражение этих конфликтов. Наконец, в-третьих, авторы изучают социокультурные и территориальные расколы, которые проявляются в процессе голосования и имеют непосредственное географическое выражение. Эту модель электорально-географического исследования называют моделью расколов, поскольку она построена на поиске противостоящих друг другу территориальных групп с противоположными типами электорального поведения. Очевидно, что электорально-географический анализ такого типа не может быть сведен к простым описаниям голосований и их ситуативным объяснениям: автор должен обладать глубокими знаниями политолога.

       Приведем в качестве примера цепочку рассуждений С.Роккана, которая может считаться эталонной для электорально-географического исследования. Этот автор выделяет два фундаментальных процесса модернизации в Европе - национальную революцию, которая началась во Франции, и промышленную революцию, которая началась в Великобритании. Эти революции, по его мнению, спровоцировали четыре базовых конфликта - субъекта модернизации с доминирующей традиционной культурой, церкви с государством, промышленности с сельским хозяйством, капитала с рабочей силой. Результатом стало формирование традиционных для Европы партийных систем.

       Исходя из своего политологического анализа, С.Роккан выделяет в Норвегии восемь электоральных расколов, каждый из которых имеет географическое выражение. Один раскол отделяет северную периферию страны, которая голосует преимущественно за Норвежскую рабочую партию социал-демократического толка (НРП), от юго-восточного ядра, где наибольшими симпатиями избирателей пользуется консервативная партия Хейре. Второй раскол противопоставляет юго-западную периферию страны (где голосуют за либеральную партию Венстре и Христианскую народную партию) и юго-восточное ядро (сторонники Хейре). Остальные расколы носят скорее социокультурный характер, но все они неплохо выражены на территории. Третий раскол проходит между городом (сторонники Хейре) и селом (аграрная Партия центра). Четвертый раскол разделяет носителей диалекта буксмол (Венстре) и носителей диалекта нюноршк (Хейре). Существовало исторически сложившееся противостояние сторонников сухого закона (Христианская народная партия) и его противников (Хейре). Имеется также раскол между сторонниками традиционной национальной церкви (Хейре) и “раскольниками” (Христианская народная партия). Седьмой раскол связан с конфликтом землевладельцев (Партия центра) с сельскими наемными рабочими (НРП). Аналогичный раскол имеет место в городе: городские рабочие голосуют за НРП, а промышленники за Хейре.

       Аналогичная система расколов существует в любом государстве. С ее помощью возможна интерпретация географии голосований. Действительно, зная, на какие социокультурные группы опирается та или иная партия, можно легко объяснить результаты голосования в определенном районе, зная о преобладании там определенной группы, или дать прогноз. Или, наоборот, выявление районов преимущественного голосования за определенную партию позволяет предположить социокультурные характеристики населения этих районов.

       Второе направление электоральной географии посвящено выявлению географических факторов, влияющих на голосования. Далеко не все можно объяснить с помощью факторов историко-культурного, социально-демографического и экономического характера, которые определяются при анализе расколов. Существуют особые местные условия, которые не вписываются в систему расколов. Поэтому при более глубоком анализе акцентируются местные условия голосований, которые можно описать с помощью географических факторов.

       В западной литературе выделяют четыре базовых географических фактора голосований:

       1. Эффект друзей и соседей (или голосование за кандидата). Подразумевается, что кандидат получает дополнительные голоса на своей родине (эффект малой родины) или в районах, с которыми так или иначе связан его жизненный путь. Среди избирателей распространено стремление голосовать за земляка, часто вне зависимости от его политических взглядов. Аналогично голосование за партию может объясняться географическим происхождением ее лидеров. Разумеется, связь политика со “своей” территорией должна быть положительной, т.е. подразумевается, что он пользуется авторитетом и оставил о себе хорошую память.

       2. Проблемное голосование. В каждом районе существует свой рейтинг проблем, которые беспокоят избирателей. Это могут быть проблемы безработицы, мигрантов из других стран, экологии и т.д. Выстраивая стратегию своей избирательной кампании и составляя свою предвыборную платформу, каждый кандидат (или партия) делает акцент на определенном наборе ключевых проблем. В итоге избиратели данного района принимают решение голосовать за ту политическую силу, которая обещает решить их самые наболевшие вопросы. Фактор проблемного голосования означает, что кандидат (или партия) получает дополнительные голоса в тех районах, где поднятые им проблемы особенно актуальны. На Западе развит феномен политических сил, поднимающих только одну, но крайне важную проблему (например, Национальный фронт во Франции муссирует проблему нежелательных мигрантов). Таких кандидатов называют one issue candidate. Они добиваются большого успеха там, где эта проблема считается местными избирателями жизненно важной.

       3. Эффект избирательной кампании. Ни одна партия, ни один кандидат не способны вести свою кампанию с одинаковой интенсивностью на всей территории. Кроме того, в этом нет необходимости. Поэтому на результат выборов оказывают влияние наличие территориальной сети организаций данной партии, география предвыборных поездок лидеров и пр. Кампания имеет свою территориальную организацию (о региональных стратегиях избирательных кампаний см. §6 настоящей главы), которая может быть разработана специалистами или сложиться спонтанно. Это значит, что кандидат (или партия) определенным образом распределяет свои ресурсы по территории, выделяет ключевые регионы, которым уделяется наибольшее внимание, в некоторых регионах у него отсутствует или слаба организационная база, блокирован доступ к СМИ и т.п. Территориальные различия в интенсивности и эффективности ведения кампании имеют свой электорально-географический результат. В тех районах, где кандидат сумел “засветиться”, он получает дополнительные голоса. Там, где кампания не велась, результат, соответственно, оказывается обратным.

       4. Эффект соседства. В районах традиционной поддержки той или иной партии часто наблюдается усиление голосования по сравнению с ожидаемым результатом. Наличие явного лидера имеет кумулятивный эффект (или эффект мультипликатора): электоральное “болото” обычно принимает решение голосовать за ту политическую силу, которая пользуется особой популярностью. Можно даже говорить о принятии избирателями коллективного решения, за кого голосовать. Такие коллективные решения характерны для небольших компактных сообществ, называемых соседскими общинами (neighbourhood). Популярность определенной политической силы может усиливаться за счет эффекта мультипликатора в компактных сообществах и распространяться по территории от одного сообщества к другому (по схеме диффузии инноваций). Эти особенности географии голосований описываются как эффект соседства.

       Указанные факторы характерны для голосования в любой стране мира, поскольку они вскрывают основу электорального процесса. Разумеется, в каждой стране есть свои местные факторы. Часть из них определяется с помощью метода расколов. Другие зависят от национальной специфики электорального процесса и могут рассматриваться наряду с базовыми факторами. Например, это может быть существующий в России фактор административного давления, вынуждающего избирателей голосовать за определенную политическую силу (география голосований показывает наличие этого давления и его эффективность).

       Третье направление электоральной географии - география представительства. В ее рамках исследуется представленность территорий в органах управления, достигнутая с помощью выборов. География представительства напоминает географию власти (и может считаться ее частью), но речь здесь идет только об электоральном процессе и его результатах: какие территории и в каких масштабах представлены в парламенте, какую территорию представляет избранный глава государства.

       Введение понятия “география представительства” позволило связать электоральную географию с теорией систем (Р.Джонстон). Теория политических систем была предложена Дэвидом Истоном и применена в электоральной географии Р.Джонстоном и П.Тэйлором. Согласно Д.Истону, политическая система функционирует по линейной схеме “вход - конверсия - выход”. По мнению политико-географов, география голосований и исследование географических факторов голосований находятся на входе в электоральную систему. Конверсия связывается с географией представительства.

       Наконец, на выходе оказывается географический эффект выборов. Под этим эффектом подразумеваются последствия деятельности выборной власти для территорий, т.е. процессы регионального лоббирования, помощи конкретным территориям, усиления их политических амбиций в результате увеличения представительства во власти и т.п. В электоральной системе существует и обратная связь, которая позволяет представить модель в виде цикла. Дело в том, что избранному властному органу предстоит переизбрание со своей географией голосований и своими географическими факторами. Поэтому его деятельность строится с учетом данной перспективы, что подразумевает определенную стратегию работы депутатов парламента или президента с территориями во время исполнения полномочий (можно вспомнить политику “бочки солонины”).

       Учитывая особенности избирательных систем, в рамках электоральной географии можно выделить два крупных направления, каждое из которых имеет свою методику. Во-первых, это исследование выборов по пропорциональной системе, когда избиратели голосуют за партийные списки в рамках одного округа, совпадающего с территорией страны (распределение мест в парламенте производится в соответствии с процентами голосов, поданных за партийные списки). Здесь исследуются территориальные различия в результатах голосования за тот или иной партийный список в регионах страны. Широко применяются построение карт, их описание, объяснение результатов голосований с помощью экологического подхода, метода расколов, анализа географических факторов голосований.

       Особым направлением является исследование выборов по мажоритарной системе, которое пользуется своей методикой. Во многих странах выборы в парламент проводятся по мажоритарной системе: страна делится на избирательные округа, в каждом из которых большинством голосов избирается депутат - представитель определенной партии или “независимый” (возможны однотуровая и двухтуровая системы). Существует также смешанная система: часть депутатов избирается по мажоритарной системе, часть по пропорциональной.

       В рамках исследований выборов в мажоритарных округах существуют две основные темы - исследование нарезки мажоритарных округов и исследование результатов выборов в округах. Нарезка округов, т.е. определение их границ имеет принципиальное значение для итогов выборов. Ясно, что различные варианты нарезки приводят к различным результатам. Поэтому в электоральной географии большое внимание уделяется изучению манипуляций границами округов. Проводятся даже специальные исследования нарезки округов, которые начал известный американский специалист Ричард Моррил.

       Выделяются две основные разновидности манипуляций границами избирательных округов - непропорциональное распределение (malapportionment) и джерримендеринг (gerrymandering). Первое означает существенное неравенство округов по числу избирателей, что влечет за собой преимущества одной из политических сил на выборах. Например, границы избирательнных округов могут совпадать с границами административных единиц, которые сильно отличаются друг от друга по числу избирателей. Распространена ситуация, когда городские округа больше по числу избирателей, нежели сельские. В результате политические партии, пользующиеся популярностью на селе, получают дополнительные места в парламенте, в то время как город оказывается недопредставленным. Непропорциональное распределение использовалось националистическими силами в странах Балтии для того, чтобы увеличить представительство коренного населения (составляющего большинство на селе) и, соответственно, понизить представительство русских.

       Во многих странах закон ограничивает возможности такой манипуляции, требуя, чтобы округа были примерно равными по числу избирателей (допускаются отклонения не более 10-15%). В США с непропорциональным распределением покончили в 1960-х гг., когда суды настояли на нарезке равных по числу избирателей округов. В современной России на выборах в Государственную думу сохраняются элементы непропорционального распределения, поскольку при нарезке округов используются два противоречащих друг другу принципа. С одной стороны, признается необходимость равенства округов по числу избирателей. Но с другой стороны, считается обязательным, чтобы каждый субъект федерации располагал хотя бы одним округом, а значит, нарезка привязывается к АТД. В результате завышенным оказывается представительство национальных автономий, многие из которых по числу избирателей не “тянут” на полноценный округ (все автономные округа, многие республики).

       Джерримендеринг означает сознательное проведение границ избирательных округов в пользу одной партии. Название манипуляции происходит от фамилии губернатора американского штата Массачусетс Элбриджа Джерри, который в 1812 г. санкционировал нарезку округов по выборам в местную легислатуру в пользу республиканцев и в ущерб федералистам. В результате на свет появился округ странной формы, охватывающий полукольцом пригороды Бостона, который стал первым примером джерримендеринга. Стратегия оказалась успешной: федералисты получили на выборах численное большинство голосов, но эти голоса оказались распылены между округами, и в 29 округах из 40 победу одержали их противники. В знаменитом “странном” округе в окрестностях Бостона были объединены территории с наибольшей поддержкой федералистов. Технология джерримендеринга широко использовалась в штате Миссисипи, который отличается высокой долей негритянского населения. Здесь говорят о расовом джерримендеринге: округа нарезались таким образом, чтобы в каждом из них белые имели относительное преимущество. В результате возможности избрания негров в парламент были минимизированы.

       Различают две основные стратегии джерримендеринга - упаковку и распыление. В первом случае речь идет о выделении небольшой группы округов, объединяющих территории с наибольшим преимуществом партии противника. В этих округах противник побеждает с огромным перевесом. Зато на остальной территории преимущество имеет партия, сторонники которой манипулируют границами округов. Так, голоса федералистов были “упакованы” в округе, с которого началась история джерримендеринга. Стратегия распыления предполагает нарезку округов таким образом, чтобы во всех или почти во всех округах партия, в чью пользу проводится нарезка, имела хотя бы небольшое преимущество. В качестве примера можно привести расовый джерримендеринг в штате Миссисипи. Обычно применяются обе стратегии одновременно. Идея джерримендеринга состоит в том, чтобы сделать голоса своих сторонников максимально эффективными, приводящими к избранию своего кандидата, и, наоборот, выхолостить голоса противников, чтобы их в каждом округе оказывалось недостаточно для победы.

       В сущности любая нарезка округов дает преимущества той или иной политической силе. Анализ результатов прошлых голосований позволяет говорить об округах, более благоприятных для одной или другой партии, и уйти от этого никак нельзя, как нельзя определить, случайность это или целенаправленная операция. Изменение нарезки округов всегда можно интерпретировать с точки зрения усиления или ослабления той или иной партии, зная, какие районы включены в округ, какие из него выведены. Поэтому говорят о “невинном” джерримендеринге. В США, чтобы снять вопрос о джерримендеринге, даже проводили консультации двух основных партий по поводу границ округов. Однако в результате заговорили о “двухпартийном” джерримендеринге и договорных округах, заведомо отдаваемых той или другой партии. Поэтому тема манипуляций границами округов является “вечной”. Определить “невинность” джерримендеринга сложно. Хорошим индикатором манипуляций границами округов может быть отсутствие у округа компактности или территориальной целостности. Округа “странной” формы, тем более разорванные действительно проводятся в чьих-то интересах.

       Важнейшим результатом электорально-географического исследования является электоральное районирование территории. Одно из ключевых понятий электоральной географии - электоральная структура, которой располагает всякая страна, всякая территория. Под электоральной структурой понимается деление территории на районы преимущественной поддержки различных политических партий и движений. Разумеется, не все районы ярко выражены: существуют территории, на которых определенная партия имеет очень относительное, небольшое преимущество, и есть районы, в которых хорошо выражено влияние двух и более партий, ни одна из которых не имеет видимого перевеса. Все это учитывается при анализе электоральной структуры территории. Простейшая электоральная структура складывается из группы районов преимущественной поддержки различных партий и переходных зон (если таковые можно выделить). Каждая партия располагает своим электорально-географическим ядром - территориями с наиболее высокой и гарантированной поддержкой.

       Теория политического районирования предполагает выделение не только “простых”, или формальных, районов, определяемых по одному признаку (район преимущественного голосования за определенную партию или группу партий - левых, либеральных, националистических и т.п.), но и синтетических районов, каждый из которых выделяется по комплексу признаков и уникален. В случае с электоральной географией под синтетическими районами подразумеваются региональные политические (электоральные) культуры. Выделение таких культур - наиболее сложная операция в рамках электоральной географии, которая требует точного объяснения причин голосований, всех возможных факторов голосований, знания истории и культуры территорий. Каждая региональная политическая культура уникальна, она характеризуется неповторимым набором электоральных характеристик и факторов голосований. Важнейшая исследовательская операция, “венец” электорально-географического исследования - деление территории на региональные политические культуры, определение их границ.

       В западных странах с демократическими традициями электоральные структуры давно определились, и результаты выборов в различных районах легко предсказуемы (что не исключает изменчивости электоральных структур). Здесь существуют региональные политические культуры, которые имеют свою историю, свои традиции. География выборов во многом зависит от историко-культурных особенностей территории (речь, таким образом, идет о группе историко-культурных расколов - между национальными, конфессиональными и др. группами). Например, в Германии начала века география голосования за национал-социалистов очень хорошо коррелировала с долей протестантов в населении, тогда как католические районы голосовали за Партию центра. Всегда выделяются районы проживания национальных меньшинств. Эти районы часто голосуют за свои национальные партии. Так, в Каталонии голосуют за блок “Конвергенция и союз”, в Стране Басков - за националистов из Баскской националистической партии и движения “Эрри Батасуна”. В Шотландии популярностью пользуется Шотландская народная партия, в Северной Ирландии - Шинн Фейн (политическое крыло Ирландской республиканской армии).

       Кроме того, на географию голосований в западных странах влияют социальные различия между территориями (группа социально-экономических расколов). Характерна ситуация, когда промышленные районы с высокой долей “синих воротничков” голосуют за социалистические и социал-демократические партии. Например, в Великобритании высокая поддержка лейбористов традиционно характерна для восточных районов Лондона (Ист-Энд), южных районов Уэльса (угольный бассейн) и промышленного района Глазго. Тем временем сельские районы, особенно периферийные отдают предпочтение консервативным правым партиям, выступающим с традиционалистских позиций. Во Франции “красным поясом” с высокой популярностью социалистов и коммунистов считаются индустриальные окраины Парижа, в то время как правые партии добиваются успеха в малых городах и селах, отдаленных провинциальных районах. Устойчивым консерватизмом отличается Бретань.

       Существуют и другие типы электоральных структур, появление которых объясняется особенностями формирования партийных систем. В частности в Испании оплотом социалистов стала Андалусия - южная часть страны, в которой слабее развита промышленность, очень велика безработица. Электоральная структура на Западе часто зависит от доходов населения. Например, в богатых пригородах Амстердама поддержкой пользуется Народная партия за свободу и демократию, ориентированная на классическую либеральную программу. Националисты добиваются успеха в конфликтных зонах, приграничных районах, на территориях с высокой долей мигрантов, к которым негативно относится коренное население. Ярким примером служит успех Национального фронта во Франции в городах Прованса, в которых оседает поток мигрантов из Африки.

       Стабильность электоральной структуры в западных странах весьма условна. Меняется состав населения в районах поддержки той или иной партии, да и сами партии меняют свои программы и адресные группы. Даже в таких странах, как США региональные культуры могут изменить свою политическую ориентацию. Например, американский Юг, считавшийся оплотом демократов, в конце 20 в. постепенно перешел на сторону республиканцев.

       Электоральные структуры и региональные политические культуры постепенно формируются и в посткоммунистических странах. Здесь центрами модернизации, поддерживающими праволиберальные партии, становятся крупные города. Тем временем консервативное село, периферия отдает преимущество левым партиям, наследникам прежних коммунистов. Такая ситуация особенно характерна для стран с православной культурой (Сербия, Болгария, Румыния). В то же время в посткоммунистических странах с западно-христианской культурой, в которых социализм не пустил глубокие корни, и представления о консервативных и модернизационных партиях не смещены (т.е. консерватизм безусловно ассоциируется с правыми партиями, а не с левыми), электоральная структура быстрее приближается к западной. Например, в Словении село голосует за христианских демократов, промышленные центры за социалистов, а крупнейшие города за либерал-демократов. Похожие электоральные структуры формируются в Чехии и Польше.

       Свои географические результаты имеют и демократические выборы в постсоветских странах. И здесь многое зависит как от культурных традиций, так и от социально-экономической ситуации в регионах. Например, для Украины важнейшим является раскол между западом и востоком. Для западных районов характерны высокая популярность националистических сил, европейская ориентация. Ядром западно-украинской политической культуры служит Галичина (Львовская, Ивано-Франковская и Тернопольская области) с ее греко-католическими традициями и минимальным опытом пребывания в составе России, к тому же отягощенным сталинскими репрессиями. Во Львове находятся штаб-квартиры радикально-националистических организаций. За независимость Украины на референдуме в 1991 г. здесь проголосовали 97-99% избирателей, за трех кандидатов-националистов на первых президентских выборах (В.Чорновил, И.Юхновский и Л.Лукьяненко) от 80 до 85% (для сравнения: в следующей за тремя областями Галичины Черновицкой области этот показатель составил всего лишь 49%), на вторых президентских выборах Л.Кравчук во втором туре получил 94-95% голосов. Очевидно, что в Галичине сложилась своя региональная политическая культура, которая отличается даже от политических культур соседних регионов Западной Украины - Волыни, Подолии, Буковины и Закарпатья с их существенно меньшим национализмом. С другой стороны, для восточных районов Украины (Донбасс) и Крыма характерна высокая популярность левых сил и сторонников интеграции с Россией. Можно говорить о крымской политической культуре (учитывая, что в Крыму абсолютно преобладает русское население), донбасской политической культуре и др. Внимание привлекает западно-восточный электоральный градиент, поскольку популярность националистов с запада на восток постепенно падает, в то время как постепенно возрастает влияние левых сил.

       §2. Электоральная география России. Эволюция электоральной структуры России

       Электоральная география в нашей стране зародилась одновременно с первыми свободными демократическими выборами, которые прошли весной 1989 г. Это были выборы народных депутатов СССР. Их проведение и анализ их результатов стимулировали появление ряда исследований, среди которых выделялась написанная коллективом известных политико-географов книга “Весна 89: География и анатомия парламентских выборов” - первая классическая работа по российской электоральной географии. Парламентские, президентские и местные выборы всегда давали обширный и необыкновенно интересный материал для электорально-географического анализа. В результате в российской политической географии возник “электоральный уклон”, объясняемый большим спросом на такого рода исследования. Электоральная география стала наиболее популярным направлением отечественной политической географии, и даже стала ошибочно восприниматься как ее синоним. К сожалению, другие направления политической географии не получили такого развития, были “забыты” или почти полностью отданы в распоряжение политологов (как геополитика и региональная политология). Отечественной электоральной географии не удалось избежать и других традиционных недостатков этой научной дисциплины - описательности и отсутствия единой методики.

       Рассмотрим основные характеристики электоральной краты России. Современное электоральное расслоение регионов России сформировалось в конце перестройки в 1989-90 гг., когда возник основной электоральный раскол в обществе - между сторонниками либерально-демократической модернизации (после 1991 г. - электорат “реформаторских” сил и “партии власти”) и левотрадиционалистскими силами (после 1991 г. - оппозиционный протестный электорат). Сформировались и несколько промежуточных слоев, но для голосований была характерна биполярность: большинство политических партий и движений можно было с различной долей условности отнести к тому или другому полюсу. Биполярность была характерна для всего электорального цикла 1989-96 гг. За это время сложились электорально-географические ядра основных политических сил и достаточно стабильная электоральная структура России. Проще и точнее ее можно исследовать с помощью анализа результатов президентских выборов, парламентских выборов по партийным спискам и всенародных референдумов, поскольку выборы по мажоритарным округам имеют свою специфику и не могут рассматриваться в одном ряду с голосованиями “пропорционального” типа.

       Рассмотрение электоральной структуры России целесообразно начать с мартовского референдума 1991 г. по вопросу о сохранении Союза ССР. Уже тогда в России четко выделилось модернизационное ядро, в котором поддержка идеи сохранения СССР была минимальной. В это ядро вошли Москва с Санкт-Петербургом, регионы промышленного Урала (Свердловская, Пермская и Челябинская области) и два нефтегазовых автономных округа Тюменской области - Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий. С другой стороны, наибольшим консерватизмом отличались многие республики и группа областей - Псковская, Курская, Читинская и Амурская.

       В июне 1991 г. в России впервые прошли президентские выборы. На этих выборах друг другу противостояли Б.Ельцин, олицетворявший реформы и либеральную модернизацию, и кандидаты-консерваторы разного толка - Н.Рыжков, В.Жириновский, А.Тулеев и А.Макашов. Наибольшей поддержкой Б.Ельцина отличались регионы промышленного Урала. Самый высокий показатель был зафиксирован на родине кандидата в Свердловской области (84.8%). Немного хуже результат Б.Ельцина был в Челябинской и Пермской областях. В группу регионов с наиболее высокими показателями голосования за Б.Ельцина вошли:

       а) мегаполисы (Москва, Санкт-Петербург);

       б) нефтегазовые автономные округа (Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий);

       в) отдельные области с крупнейшими промышленными центрами, в которых было развито “демократическое” движение (Нижегородская, Самарская области);

       г) республики Северного Кавказа, в которых Б.Ельцин ассоциировался со свободой и национальным самоопределением (Чечено-Ингушетия).

       Во всех перечисленных регионах Б.Ельцин получил более двух третей голосов. Выше среднероссийской его поддержка была во многих регионах Сибири и Дальнего Востока (Приморье, Камчатка, Красноярский край, Томская область), Северного Кавказа (Дагестан, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия), Центральной России (Московская, Тульская, Владимирская, Липецкая области), Пензенской области, Мордовии.

       Хуже всего победитель выборов выступил в:

       а) большой группе национальных автономий, где Б.Ельцина не поддерживала консервативная местная элита (менее одной трети голосов в Туве, Республике Алтай, Калмыкии, Северной Осетии, Агинском Бурятском и Усть-Ордынском Бурятском АО, слабый результат в Бурятии);

       б) отдельных аграрных и периферийных областях, в т.ч. приграничных, где очень негативно воспринимали процесс распада СССР (Псковская, Калининградская, Смоленская, Читинская, Амурская области).

       Характерно, что география голосования за Н.Рыжкова - главного соперника Б.Ельцина от левотрадиционалистских сил была противоположной. Единственным регионом, где он одержал победу была ультраконсервативная Тува (62.15% голосов). Н.Рыжкову удалось опередить Б.Ельцина и в Северной Осетии, где против Б.Ельцина сыграл рост антигрузинских настроений в разгар юго-осетинского кризиса (в то время как Б.Ельцин сделал шаги навстречу националистически настроенному грузинскому руководству), периферийных Республике Алтай и Агинском Бурятском АО. Поддержка Н.Рыжкова была сравнительно велика в пограничных регионах с высокой долей сельского населения (Смоленская, Читинская, Амурская, Псковская области, Еврейская АО). В то же время он сильно проиграл в “продемократических” индустриальных центрах, мегаполисах (4.5% в Свердловской области, в которой Н.Рыжков в свое время возглавлял “Уралмаш”: эффект друзей и соседей уже не сработал).

       Поддержка выступавшего с русско-националистических позиций В.Жириновского была особенно велика в пограничных районах, зонах этнической конфликтности (Псковская, Калининградская, Ростовская области, Краснодарский, Ставропольский, Алтайский края), некоторых периферийных аграрных регионах (Тамбовская область) и др. Тогдашний председатель Кемеровского облсовета А.Тулеев набрал относительное большинство голосов в Кемеровской области и отличился в целом ряде национальных автономий, особенно в Сибири (Республика Алтай, Бурятия, Хакасия, Якутия, некоторые автономные округа и др.).

       В 1992 г. электоральная структура России претерпела существенные изменения. В разряд оппозиционных перешли республики Северного Кавказа и Волго-Вятского района, некоторые из которых в июне 1991 г. отличились очень высокими показателями голосования за Б.Ельцина. Поддержка либерально-реформаторских сил несколько понизилась в некоторых промышленных регионах (Самарская, Нижегородская, Челябинская области). Напротив, она выросла во многих регионах Севера.

       Электоральная структура постсоветской России в основном определилась на апрельском референдуме 1993 г. при голосовании по вопросам о доверии президенту Б.Ельцину и поддержке социально-экономической политики президента и правительства. Характерным стал раскол между северными и восточными районами страны, отличающимися наивысшей поддержкой “партии власти”, и южными районами, окончательно превратившимися в оплот левотрадиционалистской оппозиции. “Партию власти” в наибольшей степени поддержали:

       а) три области промышленного Урала (Свердловская - 84.4%, Пермская, Челябинская области);

       б) два мегаполиса федерального подчинения (Москва и Санкт-Петербург);

       в) нефтегазовые автономные округа (Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий);

       г) северные регионы России, значительная часть Сибири и Дальнего Востока, прежде всего - промышленные, сырьевые регионы, в которых спад производства не был столь велик (Республика Коми, Мурманская, Архангельская, Томская, Магаданская, Камчатская области, Хабаровский край, Якутия, Таймыр, Эвенкия, Чукотка, Корякский АО);

       д) самая “продемократическая” область Центральной России - Ярославская, представляющая собой отдельный центр влияния либерально-модернизационных сил в России;

       е) первая республика, изменившая на 180 градусов свою политическую ориентацию и оказавшаяся в “сфере влияния” федеральной “партии власти” - Калмыкия.

       Во всех перечисленных регионах за доверие Б.Ельцину проголосовали более двух третей избирателей, а социально-экономический курс правительства поддержали 60 и более процентов.

       С другой стороны, определилось электорально-географическое ядро левотрадиционалистских, оппозиционных сил. Здесь за доверие Б.Ельцину проголосовали менее половины избирателей, его социально-экономический курс поддержали 45 и менее процентов.

       а) На электоральной карте России впервые появился т.н. “красный пояс”, представляющий собой группу регионов Центрально-Черноземного района, юга Центрального района и прилегающих районов Поволжья (Смоленская, Брянская, Орловская, Курская, Белгородская, Рязанская, Липецкая, Тамбовская, Воронежская, Пензенская, Ульяновская области), к которому на северо-западе примкнула традиционно консервативная Псковская область. Эти регионы в большинстве своем отличались высокой долей сельского населения, резким спадом производства, снижением уровня жизни.

       б) Выделилась также группа оппозиционных “островов” Сибири и Дальнего Востока, в которую вошли южные, приграничные территории с высокой долей сельского населения, - Алтайский край, Читинская, Амурская области, консерватизм которых был известен еще в 1991 г.

       в) Оппозиционность была очень характерна для множества национальных автономий с низким уровнем жизни и консервативной элитой - на Северном Кавказе (Ингушетия с экстремально низким показателем доверия президенту - 2.4%, Дагестан, Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария, Адыгея), в Волго-Уральском регионе (Мордовия, Чувашия, Марий Эл, Башкирия), Сибири (Республика Алтай, Усть-Ордынский Бурятский, Агинский Бурятский АО).

       Электоральная структура постсоветской России была в основном воспроизведена на парламентских выборах в декабре 1993 г. Выступление на этих выборах множества избирательных объединений позволило уточнить многие нюансы. Анализ результатов этих выборов в первом приближении можно провести, рассчитав суммарные показатели голосования за партии и движения левотрадиционалистской (ЛДПР, КПРФ и АПР) и либерально-реформаторской (“Выбор России”, “ЯБЛоко”, ПРЕС и РДДР) ориентации.

       Наибольшей поддержкой либерально-реформаторских сил, как обычно, отличились мегаполисы (Санкт-Петербург с самым высоким показателем - 61% и Москва, а также Московская область), области промышленного Урала, нефтегазовые автономные округа, северные территории (Карелия, Республика Коми, Мурманская, Архангельская, Томская, Магаданская, Камчатская области, Таймыр, Чукотка, Ненецкий, Корякский АО). За счет голосования за ПРЕС, добившуюся поддержки властной элиты в целом ряде республик, в эту группу попали ранее консервативные Тува, Республика Алтай, Кабардино-Балкария, что стало важным шагом в переходе национальных автономий на позиции лояльности федеральной “партии власти”. В группу самых “продемократических” регионов вошла Карелия.

       С другой стороны, свой консерватизм подтвердили регионы “красного пояса”, республики Северного Кавказа и Волго-Вятского района (самый высокий показатель - 75.7% в Дагестане) и оппозиционные “острова” Сибири и Дальнего Востока, которые определились еще в апреле 1993 г. В группу наиболее оппозиционных регионов вошли Ставропольский край, Вологодская, Калужская, Волгоградская, Кировская, Оренбургская области. Определились различия в популярности политических сил левой (КПРФ и АПР) и национально-патриотической (ЛДПР) ориентации. ЛДПР доминировала в приграничных и этноконфликтных регионах (Псковская - 43%, Ленинградская, Калининградская, Белгородская, Сахалинская области, Ставропольский край), на значительной части “красного пояса” и др. Тем временем левая ориентация оказалась характерна для консервативных республик с высокой долей титульного населения, которые по понятным причинам отторгли ЛДПР (в Дагестане компартия получила 54% голосов), “красного пояса” (где была высока популярность как КПРФ, так и ЛДПР в еще большей степени), Центральной России, Поволжья.

       Еще точнее нюансы российской электоральной карты и ее новейшие изменения определились на парламентских выборах в декабре 1995 г., в которых приняли участие 43 предвыборных блока самой разной ориентации. Условно это голосование можно свести к биполярному, рассчитав суммарные показатели голосования за либерально-реформаторские и левотрадиционалистские силы. Лидеры левотрадиционалистского голосования были в основном теми же:

       а) “красный пояс” к западу, югу и юго-востоку от Москвы, к которому примкнули Саратовская и Волгоградская области в Поволжье;

       б) “красные острова” Урала, Сибири и Дальнего Востока, к которым присоединились Оренбургская, Курганская и Кемеровская области;

       в) консервативные русские регионы Северного Кавказа (Краснодарский и Ставропольский края);

       г) консервативные автономии Северного Кавказа (Северная Осетия - 77.2%, Карачаево-Черкесия, Адыгея), Волго-Уральского региона (Чувашия, Мордовия, Марий Эл) и Сибири (Республика Алтай, Агинский Бурятский, Усть-Ордынский Бурятский АО).

       Участие в выборах политических партий и движений различной ориентации позволяет проанализировать географию голосования за каждую из них. Например, КПРФ добилась успеха в республиках Северного Кавказа (51.7% в Северной Осетии), “красном поясе”, отдельных восточных регионах (Кемеровская, Амурская области, Бурятия) и др. Аграрные южные регионы и республики в целом отличились поддержкой политических партий и движений левой ориентации. В то же время национально-патриотические силы опережали левых во многих регионах Севера и пользовались значительной популярностью в некоторых районах Центральной и Южной России. Успех ЛДПР был очевидным в Магаданской (22.3%) и Псковской областях, КРО - в Тульской (9.9%), Калининградской областях. “Держава” добилась успеха в Курской области (30.7%).

       Либерально-реформаторские силы пользовались наибольшей популярностью в Москве (51.9% голосов). Высокими показателями в очередной раз отличились мегаполисы с их окружением (Московская, Ярославская, Владимирская, Ленинградская, Новгородская области), уральские области, нефтегазовые автономные округа. В электорально-географическое ядро либеральных реформаторов вошли регионы Северного района (Вологодская, Архангельская, Мурманская области, Карелия, Республика Коми), отдельные территории Сибири и Дальнего Востока (Томская область, Камчатка, Чукотка, Таймыр, Корякский АО), Нижегородская и Самарская области. Определилась группа республик, где под влиянием местных властей были обеспечены высокие показатели голосования за “партию власти” (Ингушетия, Кабардино-Балкария, Дагестан, Калмыкия, Татарстан, Тува).

       Более глубокий анализ результатов голосования за либерально-реформаторские силы в декабре 1995 г. позволяет определить различия в географии голосования за проправительственный НДР и “традиционных демократов”, в т.ч. заявившее себя в качестве “демократической альтернативы” “ЯБЛоко”. Выяснилось, что голосование за НДР, являющееся главным индикатором лояльности по отношению к федеральной “партии власти”, характерно для:

       а) республик, руководство которых поддерживает НДР (Ингушетия, Дагестан, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Калмыкия, Мордовия, Татарстан, Башкирия, Тува);

       б) северных сырьевых регионов (Ямало-Ненецкий, Ханты-Мансийский, Чукотский, Таймырский (Долгано-Ненецкий) АО, Республика Коми, Якутия);

       в) отдельных промышленных регионов России (Самарская, Владимирская области), в т.ч. с развитой газовой промышленностью и влиянием “Газпрома” (Астраханская, Оренбургская области);

       г) мегаполисов и их окружения (Москва, Санкт-Петербург, Московская область).

       География голосования за “традиционных демократов” (“ЯБЛоко”, ДВР и др.) несколько иная. Здесь прежде всего выделяются высокоурбанизованные регионы со значимой прослойкой интеллигенции, бизнес-элиты, “среднего класса”. Это - Москва, Подмосковье и Санкт-Петербург, регионы Северного района (Мурманская, Архангельская, Вологодская области, Карелия, Республика Коми), Северо-Западного района (Ленинградская, Новгородская области), Калининградская область, некоторые индустриальные регионы Урала (Пермская, Свердловская, Челябинская области), Сибири (Томская область, Таймыр) и Дальнего Востока (Камчатка, Магаданская область, Хабаровский край, Корякский АО), традиционно “продемократические” Ярославская и Нижегородская области. В 1995 г. к ним добавились Дагестан, отличившийся голосованием за ДВР, и Ростовская область, в которой резко усилились позиции “ЯБЛока”. Самыми “яблочными” регионами стали Камчатка, Москва, Санкт-Петербург и Ростовская область, выделившиеся таким образом на электоральной карте России.

       Большой интерес представляют географические итоги президентских выборов 1996 г., проходивших по биполярному сценарию: действующий президент против лидера левотрадиционалистской оппозиции. Во втором туре президентских выборов Б.Ельцин собрал более 50% голосов в 50 регионах, больше Г.Зюганова - в 57 регионах. Разброс показателей голосования за президента оказался велик: от 31.8% в Чувашии до 79.8% в Ингушетии. География голосования за Б.Ельцина в основном осталась обычной для продемократического голосования последних лет, выделялись:

       а) мегаполисы - Москва (61.2% в первом туре, 77.3% во втором) и Санкт-Петербург;

       б) северные автономные округа - Ямало-Ненецкий, Ханты-Мансийский, Чукотский, Таймырский (Долгано-Ненецкий) АО;

       в) промышленный Урал - родина президента - Свердловская, Пермская области;

       г) северная Мурманская область;

       д) отдельные республики с сильным влиянием местных властей на электоральный процесс - Калмыкия, Ингушетия (79.8% во втором туре) и Чечня с ее особыми условиями голосования.

       В перечисленных регионах Б.Ельцин получил более 70% голосов в каждом. С другой стороны, только 30-40% голосов президент получил в аграрно-индустриальных областях “красного пояса”, в находящейся в глубоком кризисе Чувашии, в оторвавшейся от других республик Северного Кавказа Адыгее и в депрессивном аграрно-индустриальном Алтайском крае.

       За лидера КПРФ во втором туре проголосовало более 50% избирателей в 25 регионах, больше, чем за Б.Ельцина - в 32 республиках, краях и областях России. Разброс показателей голосования за Г.Зюганова намного больше, нежели у его соперника - от 15.2% в Ямало-Ненецком АО до 63.3% в Орловской области. В четырех регионах Г.Зюганов набрал более 60% голосов - Орловской (родина лидера КПРФ) и Тамбовской (один из самых консервативных регионов “красного пояса”) областях, Чувашии и Адыгее. Напротив, на уровне 15-20% Г.Зюганов был в Ямало-Ненецком и Чукотском округах, Москве, Свердловской области и Ингушетии.

       Обращают на себя внимание существенные различия в размерах дополнительного электората, который удалось привлечь Б.Ельцину в июле 1996 г. Во втором туре президент превысил показатель суммарного голосования за поддержавшие его блоки в декабре 1995 г. на 17% (от общего числа избирателей). Прирост был особенно велик в республиках с контролируемым голосованием (более других отличились Ингушетия и Калмыкия - на 37 и 28%), традиционно “реформаторских” регионах (Москва, Свердловская область - на 24-25%, Санкт-Петербург, Пермская область), сырьевых регионах (Ямало-Ненецкий и Ханты-Мансийский АО - на 22-24%), территориях с высокой поддержкой “ЯБЛока” (Ростовская, Ленинградская, Ярославская и др. области). Наименьшим расширение ельцинского электората было в оппозиционных регионах (порядка 9-12%), где лояльно-демократическое голосование давно приблизилось к “точке насыщения”.

       Г.Зюганов во втором туре получил на 4.7% больше голосов, чем его коалиция в декабре 1995 г. Расширение электората в наибольшей степени происходило в оппозиционных регионах, в т.ч. в Чувашии, Марий Эл, Мордовии и Воронежской области оно составило более 10% (из менее оппозиционных регионов серьезные сдвиги в сторону Г.Зюганова зафиксированы в Омской, Новосибирской, Астраханской, Оренбургской, Самарской, Челябинской областях, в Татарстане и т.д.). Важной базой для расширения зюгановского электората были сторонники В.Жириновского. В ряде автономий произошел недобор голосов Г.Зюгановым из-за административного давления (Дагестан), недобора голосов АПР (Калмыкия, Башкирия, Агинский Бурятский и Усть-Ордынский Бурятский АО) и “Державы” (Курская область). Не произошло расширения электората Г.Зюганова в “реформаторских” регионах (например, Москва повторила результат 1995 г.).

       Соотношение голосов, поданных за Б.Ельцина и Г.Зюганова во втором туре президентских выборов 1996 г., является на сегодня главным показателем, позволяющим судить об оппозиционности регионов. Анализ географии голосования в первом туре позволяет уточнить нюансы политико-идеологических ориентаций регионов. Так, во многих регионах сценарий выборов не был в чистом виде биполярным: в первом туре значительное число голосов получили другие кандидаты - А.Лебедь, Г.Явлинский, В.Жириновский. Выбор между “партией власти” и коммунистами там показался неестественным, проявилось тяготение местных избирателей к представителям некоммунистической оппозиции, т.н. “третьей силе”. Поэтому в первом туре результат и Б.Ельцина, и Г.Зюганова оказался существенно ниже среднероссийского в Ивановской, Костромской областях, Приморском крае и других регионах, которые не относятся к основным электоральным полюсам России 1993-96 гг. - пропрезидентскому и “красному”.

       В качестве главного представителя “третьей силы” на президентских выборах 1996 г. выступил А.Лебедь, и география голосования за этого кандидата оказалась весьма любопытной. Наиболее благоприятными (свыше 18% голосов) для А.Лебедя были:

       а) области Центральной России, не входящие в “красный пояс”, расположенные в основном к северу от Москвы (Ярославская - 31%, Ивановская, Костромская, Владимирская, Тульская), а также более “красная” Рязанская область;

       б) регионы Северного и Северо-Западного районов (Мурманская, Новгородская, Псковская, Ленинградская области, Республика Коми) вместе с Калининградской областью;

       в) русские регионы Северного Кавказа (Ростовская область, Ставропольский край);

       г) значительная часть Дальнего Востока (Магаданская, Сахалинская области, Приморский край);

       д) отдельные регионы Урала и Сибири (Челябинская, Томская области, Алтайский край), но без Красноярского края, в котором А.Лебедь выиграл губернаторские выборы в мае 1998 г.

       В основном это были регионы со сложной социально-экономической ситуацией, где распространено недовольство правящим режимом. Однако для политической культуры этих регионов в силу социально-демографического состава населения и историко-культурных особенностей характерно отторжение коммунистов, поэтому выбор был сделан в пользу А.Лебедя. Выделились регионы, с которыми связан жизненный путь А.Лебедя, - Ростовская, Рязанская, Тульская области.

       Одновременно в первом туре выборов определились территории с наибольшей поддержкой “демократической альтернативы”, ассоциируемой с именем Г.Явлинского. Эти территории частично совпали с районами наибольшей поддержки А.Лебедя, что подтверждает тезис о существовании территорий “третьего типа”, где уверенной поддержкой не пользуются ни “партия власти”, ни левая оппозиция. Поддержка Г.Явлинского была особенно характерна (свыше 10% голосов) для:

       а) Северного и Северо-Западного районов (Санкт-Петербург, Ленинградская, Новгородская, Архангельская области, Карелия), Калининградской, Кировской областей;

       б) отдельных сибирских и дальневосточных регионов (Камчатская - 17.4%, Новосибирская, Томская области, Красноярский, Хабаровский края);

       в) Ингушетии.

       Что касается В.Жириновского, то он отличился лишь в небольшой группе регионов. В наибольшей степени он сохранил свои позиции (свыше 8% голосов):

       а) в Сибири и на Дальнем Востоке (Читинская - 12.9%, Магаданская, Камчатская, Сахалинская, Иркутская, Кемеровская, Новосибирская, Тюменская области, Приморский, Хабаровский края, Хакасия, Таймыр), на Урале - в Курганской области и Коми-Пермяцком АО;

       б) на Севере и Северо-Западе России (Псковская область, Карелия, Республика Коми, Ненецкий АО), в Кировской области;

       в) в приграничной Смоленской области.

       Выборы 1996 г. дают основание говорить об основных типах территорий по особенностям голосования:

       1. “Красные” регионы, отличившиеся высокими показателями голосования за Г.Зюганова и в первом, и во втором туре (Орловская, Тамбовская области, Адыгея, Чувашия и др.).

       2. “Лояльные” регионы с высокой поддержкой Б.Ельцина в первом и во втором турах (Москва, Свердловская, Пермская области, Ямало-Ненецкий АО, Калмыкия, Тува и др.).

       3. “Колеблющиеся” регионы, которые в первом туре отличились высокими показателями голосования за других кандидатов (Ивановская, Ярославская области, Приморский край и др.), а во втором туре в основном поддержали Б.Ельцина.

       §3. Основные особенности межрегиональных электоральных различий

       В течение 1989-97 гг. в России прошла серия всенародных голосований - парламентских и президентских выборов, референдумов. Анализ результатов этих голосований в региональном разрезе позволяет определить особенности электорального расслоения российских регионов. Электоральная география России в этот период оказалась в целом достаточно стабильной и предсказуемой.

       Анализ соотношения электорального влияния основных политических сил, выявляемого избирательными кампаниями, показывает, что оно остается в целом неизменным: размеры секторов, на которые условно делится электорат, довольно стабильны. С одной стороны, в России сформировался левотрадиционалистский электорат, который составляет около 20% всех российских избирателей и ориентирован на социалистические ценности. О стабильности этого электората говорят результаты всех голосований, начиная с июня 1991 г. Эти избиратели голосуют за КПРФ, АПР, “Трудовую Россию” и др., на президентских выборах они голосовали за Г.Зюганова. Вплоть до президентских выборов 1996 г. число избирателей лево-традиционалистской ориентации постепенно росло.

       Особое место в электоральной структуре занимает русско-националистический электорат, который заявлял о себе на парламентских и президентских выборах голосованием за В.Жириновского, А.Лебедя, ЛДПР, КРО и др. (12-14% избирателей, наблюдается очень медленный рост их числа). При двухполюсных голосованиях типа президентских выборов 1996 г. он теряет единство и делится между левотрадиционалистским электоратом (в “расширенном” виде весь оппозиционно-традиционалистский, или протестный, электорат достигает примерно 25-27% избирателей) и избирателями “партии власти”. В сумме левотрадиционалистский и русско-националистический сегменты российского электората составляют традиционалистский электорат (32-34% российских избирателей), который при биполярных голосованиях в основном склоняется в сторону оппозиции, но часть которого все-таки отдает предпочтение “партии власти”.

       С другой стороны, в cтране сформировался многослойный электорат “партии власти”. Один из его слоев - это либерально-реформаторский электорат, исповедующий либеральные ценности и голосующий за последовательных сторонников либеральной демократии и рыночной экономики, по крайней мере в их российской модификации (ДВР, “ЯБЛоко”, отчасти НДР и др.). Это - идеологизированное ядро электората “партии власти”. Величина этого слоя российского электората медленно уменьшается, но в целом за все эти годы укладывается в рамки 10-15% россиян.

       Другие слои электората “партии власти” представлены:

       а) контролируемым конформистским электоратом в некоторых республиках;

       б) не приемлющим левотрадиционалистскую оппозицию и конформистски настроенным “центристским” электоратом.

       Результаты апрельского референдума и президентских выборов 1996 г. показали, что “центристский” электорат при двухполюсных голосованиях склоняется к голосованию за “партии власти” в силу своего конформизма (как в марте 1991 г. он голосовал за сохранение СССР и обеспечил победу). Электорат “партии власти” заметно больше собственно либерально-реформаторского (он составляет 35-40% избирателей), а значит, все победы президента Б.Ельцина обеспечивались за счет привлечения электоральной периферии в лице “центристского” электората (10-15% россиян), неидеологизированного электората “партии власти” (около 3% россиян), контролируемого голосования в автономиях (дополнительный электорат, оцениваемый примерно в 3-4% всех российских избирателей) и антикоммунистической части русско-националистического электората (около 6% избирателей).

       Наконец, значимая часть российского электората - 30-35% относится к разряду абсентеистов и на выборы не ходит. Абсентеизм был особенно характерен для парламентских выборов 1993 г., когда зафиксировано минимальное участие избирателей. К 1996 г. доля абсентеистов существенно понизилась, но по-прежнему осталась велика.

       Наконец, нельзя не принимать во внимание небольшой по численности негативистский электорат (2-3% избирателей). Анализ показывает, что голосование против всех характерно для городской политической культуры, для отдельных регионов на всех выборах, а значит, является осознанным типом электорального поведения, а не просто реакцией на конкретную ситуацию, возникшую на конкретных выборах.

       Восемь описанных выше слоев российского электората представлены во всех регионах, но в разных пропорциях, отсюда проистекает электоральное расслоение российских регионов. Существуют значительные региональные вариации структуры российского электората, которые и формируют электоральную карту нашей страны. Анализ голосований, начиная с 1991 г., показывает, что в одних регионах доля того или иного слоя избирателей была стабильно повышенной, в других - стабильно пониженной. Резких изменений не происходило.

       Левотрадиционалистский электорат в его “чистом” виде, т.е. без русско-националистической примеси особенно характерен для некоторых национальных республик и аграрных регионов Юга России. Среди республик пока выделяется Дагестан (около 40% избирателей). “Левизна” до сих пор отличала электорат других северо-кавказских республик - Северной Осетии, Карачаево-Черкесии, Адыгеи, в меньшей степени - Кабардино-Балкарии. “Левизной” своего электората выделяются такие национальные автономии, как Чувашия, Мордовия, Башкирия, Республика Алтай, Агинский Бурятский и Усть-Ордынский Бурятский АО, в меньшей степени - Марий Эл и Бурятия.

       Среди областей стабильно самой “красной” в последние годы является Орловская область (доля левотрадиционалистского электората - не менее 35%). К ней приближаются другие области “красного пояса” - Ульяновская, Пензенская, Тамбовская, Липецкая, Воронежская, Курская, Белгородская, Брянская, Смоленская и Рязанская. Эти регионы составляют довольно компактное левотрадиционалистское ядро России (Центрально-Черноземный район, южные регионы Центрального района, часть Поволжья), в котором доля “левых” избирателей составляет 25-35% (от общего числа избирателей).

       В других районах России левый традиционализм оказывается характерен: на Северном Кавказе - для Ставропольского края, в Поволжье - для Саратовской и Волгоградской областей, на Урале - для Курганской и Оренбургской областей, в Сибири - для Алтайского края, на Дальнем Востоке - для Амурской области. Повышена, но не в такой степени, как в “красном поясе” доля левого электората в таких регионах, как Краснодарский край, Ростовская, Астраханская, Калужская, Омская, Читинская области. За последние годы сильно “полевела” Кемеровская область.

       Русско-националистический электорат отличается особой географией, не совпадающей с географией повышенной популярности левых сил. Доля избирателей русско-националистической ориентации особенно велика в Псковской области - оплоте ЛДПР (20-25% от общего числа избирателей). Существенно повышен этот показатель в Ставропольском крае, Ивановской, Калининградской, Рязанской, Смоленской, Читинской областях, которые могут считаться своеобразными “бастионами” русского национализма. Среди регионов, в которых русский национализм сравнительно популярен, есть также области Центральной России (помимо Смоленской, Ивановской и Рязанской областей это - Владимирская, Костромская, Тверская), Центрального Черноземья (Белгородская и Воронежская), Северного Кавказа (Ростовская область и Краснодарский край в дополнение к Ставропольскому), Поволжья (Саратовская область), Зауралья и Сибири (Алтайский и Красноярский края, Курганская область), Дальнего Востока (Сахалинская область), Вологодская, Новгородская и Кировская области. Из национальных автономий выделяются Республика Коми, Ненецкий АО. За последние годы величина русско-националистического сектора стала особенно большой на Дальнем Востоке - в Магаданской области и Приморском крае, в центрально-русских Тульской и Ярославской областях, в северной Мурманской области. В целом русский национализм оказывается наиболее характерен для северных и центральных районов России, а также для некоторых приграничных районов Южной России. Список этих регионов лишь частично пересекается со списком самых “левых”.