Четыре моих продолжительных голодания в 39.5, 37, 37 и 54 дня

Первое мое продолжительное голодание в Белграде подтвердило мне собственными моими ощущениями, что во время добровольнаго голодания в теле человека действительно развивается процесс общаго очищения, приобретающий мощную инерцию, с которою бороться значить бороться с самою природою. Он идет определенными фазами, которыя повторяются у всех голодающих обычно в одном и том же порядке. В процессе этом по прошествии первых 30-ти дней, в середине иногда пятой недели появляются концентрически на белом до того языке желтыя пятна, затем бурыя, и еще через 5-9 дней язык очищается совершенно, делаясь весь красным, и является «неукоротимый» аппетит. Процесс закончен. Общие длительные признаки того, что начавшийся процесс глубокаго очищения организма еще идет и не кончился – обложной язык и отсутствие аппетита. Последний признак особенно странен при том, что человек не ест 20-25-30 дней, но тем более говорящий. Это отсутствие аппетита при добровольном голодании указывается и в Евангелии о сорокадневном посте Иисуса Христа: Мат. IV, 2: «И постившись сорок дней и сорок ночей  н а п о с л е д о к  взалкал»; Лука IV, 2: «Сорок дней Он был искушаем от диавола и ничего не ел в сии дни, а по прошествии их  н а п о с л е д о к  взалкал».

Только – «напоследок»!

Другое совершенно новое для современной физиологии и медицины, что я заметил в первое голодание, это – роль языка, как выхода для ассенизации организма «снизу вверх», когда организм не получая пищи через желудок, конечно, все же продолжает питаться из своих внутренних запасов. По точным изследованиям научных лабораторий, во время полнаго голодания и при полном же покое (бездействии) голодающаго, организм его все-таки расходует на поддержание температуры, на работу сердца, легких и кровообращения, не менее 1.600 калерий тепловой энергии, т. е. 2/3 от обычных 2.500 калерий, которыя считаются необходимыми в день для человека, питающагося нормально и работающаго без напряжения. Это количество перерабатываемаго организмом вещества должно естественно давать свои отбросы и вот главная часть этих отбросов направляется в организме при добровольном голодании путем обратным обычному, – не сверху вниз через кишечник, а снизу вверх через рот и язык. Как потом выяснилось, это имеет чрезвычайную важность именно для лечения болезней, – об этом далее...

Должен сказать, что относительно языка и «налета» на нем у меня в памяти с детских лет как-то странно цепко и прочно затаился один маленький случай.

Мне было лет 12. На праздник к нам пришел мой товарищ-кадет, совсем больной, с жаром. «Как тебя отпустили таким из корпуса? Ведь вас осматривают же когда отпускают?» – спросил я его. «Да доктор у нас только языки смотрит! У меня с утра он был белый, я и счистил белое перочинным ножиком и показался доктору. Он и пропустил». Кадет хохотал над своей проделкой. Но этот случай необычно мне запомнился на всю жизнь. Каждый год я по разным случаям вспоминал о нем, смутно, но глубоко в нем сознавая, что доктора в сущности очень неверно знают организм человека и дурачат больных, а больные – их!

В сущности самым мучительным за это первое большое голодание ощущением было для меня то, что в палате, бывшей через комнату от моей, умирал медленно больной от водянки. Ему носили ежедневно из дома много лакомой пищи «для укрепления сил» и я не кончив тогда и перваго своего большого голодания, не смел ему сказать, что совершенно напротив единственный и верный путь к спасению для него именно – голодание, которое в водянке дает особенно быстрые и спасительные результаты. Когда я узнал, что больной этот несмотря на весь уход все-таки умер через несколько недель, я предложил врачам клиники опять начать уже на их глазах голодание 40 дней, подчиняясь всем их требованиям и всяческому контролю. Но мы разошлись с перваго же шага. Клиника желала меня получить на роль лабораторной морской свинки – чтобы я все время лежал в кровати и не уходил из палаты с глаз и надзора служителей науки их долой. Этого требовала их наука вернее вздорная в сущности претензия вещать всегда и во всем совершенно неопровержимую истину, одинаковую для всех времен и народов. А я требовал, чтобы в опыте, которому я отдавал себя самого, на первом месте были интересы самого больного и чтобы опыт происходил в обстановке возможно более близкой к жизненной обстановке больного: я отказывался лежать целый день в кровати, которая своим теплом разслабляет и особенно усыпляет истомой кишечник, и хотел свободно бывать в городе, занимаясь всеми своими обычными делами. Я хотел выработать именно такую методу лечения, которая всякому позволяла бы лечиться, не прерывая своей работы, что жизненно важно для всякаго рабочаго человека.

Конечно эти мои требования были ближе к требованиям действительной медицины, которой центр составляет сам больной, его потребности и излечение, а не наука, в медиципе же нынешней центром стала даже не наука, а лаборатория и не человек из мяса, а реторта из стекла, больной же есть только оправдание на получение кредитов от государства. Медицина превращается в алхимию не к выгоде для больного!

Когда Л. Пастер делал свои первыя гениальныя открытия, он возбудил против себя страшную борьбу и полемику, не знавшую пощады. Еще бы! Биология учила тогда, что в ряде химических превращений в каком-то моменте мертвая материя самопроизвольно делается живою – так является жизнь в мире, а Пастер неопровержимыми тогда опытами доказал, что везде на земле, где рождается жизнь, она рождается из уже живого семени, которое оставалось незамеченным только вследствие плохого наблюдения. Такая, новинка была, конечно, нож острый для тогдашней биологии и биолог Жоли с высоты своего уже приобретеннаго авторитета преследовал неизвестнаго тогда Пастера презрительной кличкой «се chimiste» – «этот химик».

Теперь химия взяла свой реванш в медицине над биологией, заняв в ней первое место и оставив лишь второе – «этим биологам»!

Но такой вдумчивый и авторитетный врач, теоретик и в тоже время и практик как др. П. Картон называет лишь бредом воображения медицинских лабораторий их мечты – победить все болезни человека успехами химии в академических лабораториях среди стеклянных пузырьков и морских свинок!

____