Г) Взаимоотношение языка и мышления.

ГЛАВА I

CУЩНОСТЬ ЯЗЫКА: ЕГО ОБЩЕСТВЕННЫЕ ФУНКЦИИ И ЕГО ВНУТРЕННЯЯ СТРУКТУРА

1. ЯЗЫК—ВАЖНЕЙШЕЕ СРЕДСТВО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕНИЯ, ОРУДИЕ ФОРМИРОВАНИЯ И ВЫРАЖЕНИЯ МЫСЛИ

А) Общение языковое и неязыковое

§ 3. Общение в широком смысле слова существует не только в человеческом обществе, но и в животном мире, а в наши дни мы должны также учитывать общение человека с машиной. Во всех случаях общение есть передача некоторой информации, преднамеренно или же непроизвольно посылаемой отправителем и воспринимаемой получателем. Анализируя факты или процессы общения, следует различать в нем два плана: выражение, точнее, способ, или форму выражения (например, движение кончика хвоста у кошки) и стоящее за этим выражением содержание передаваемой информации (возбужденность животного).

§ 4. У животных общение основывается главным образом на врожденных, передаваемых по наследству (в меньшей мере на выработавшихся у данных особей) реакциях на определенные стимулы. Каждый раз, когда общение осуществляется, оно зависит от присутствия стимула в данной конкретной ситуации. Так, животное, заметившее грозящую опасность, кричит и тем самым предупреждает об опасности все стадо. Но этот крик обусловлен не осознанным намерением передать соответствующую информацию, а непроизвольной реакцией на возникшее у животного чувство страха. И другое животное, услышав этот крик, как бы «заражается» тем же чувством и начинает вести себя определенным образом. Поведение как отправителя, так и получателя информации не выходит здесь, используя терминологию великого русского физиолога И. П. Павлова (1849—1936), за рамки «первой сигнальной системы», т. е. системы безусловных и связанных с ними условных рефлексов — «ответов» животного на поступающие извне раздражения.

§ 5. Человеческое общение — феномен, глубоко отличный от того, что мы наблюдаем в мире животных, качественно более сложный. Человеческое общение осуществляется главным образом с помощью звукового языка (а также с помощью письма и в других — производных по отношению к языку — формах, см. § 6). Вместе с тем заметную роль в общении людей играют и невербальные (неязыковые) формы, в своих истоках общие у человека и животного.

Языковое общение составляет, по И. П. Павлову, «вторую сигнальную систему

действительности», надстраивающуюся над первой, общей у человека с животными. Языковое общение всегда основывается на усвоении (стихийном или сознательном) данного языка участниками общения, не на врожденном, а на приобретенном знании. За редкими исключениями языковое общение носит преднамеренный, осознанный характер и, что очень важно, осуществляется не только как прямая реакция на непосредственно наличный стимул. Это значит, что, пользуясь языком, можно отвлечься от ситуации, говорить о том, чего в данную минуту нет, о прошлом и будущем, обобщать и строить предположения, т. е. мыслить, можно обращаться к воображаемому собеседнику и т. д. Содержание информации, передаваемой языком, в принципе безгранично, как безгранично само человеческое познание.

Языковое общение выступает как качественно особый обмен информацией — не просто сообщение каких-то фактов или передача связанных с ними эмоций, но и обмен мыслями по поводу этих фактов. Иной характер носит невербальное общение людей, представленное прежде всего непроизвольными проявлениями эмоций в форме смеха, плача, некоторых телодвижений, а далее — уже сознательной имитацией подобных проявлений и условными или ставшими во многом условными (и разными у разных народов) мимикой и жестикуляцией. Сюда же относятся явления, реализуемые в процессе речи, но обусловленные физическим или эмоциональным состоянием говорящего и от его воли, как правило, не зависящие,— изменения тембра голоса, темпа и плавности речи, дрожь в голосе.

Неязыковые формы общения генетически старше, чем звуковой язык, и у ребенка они также появляются в более раннем возрасте, чем пользование языком. Мимика и жест порой ярче и, так сказать, достовернее, чем слово, могут выразить чувство или волевое побуждение, но они сами по себе не способны выразить мысль, по крайней мере мало-мальски сложную, отчетливую и логически расчлененную (мы сейчас отвлекаемся от специальных «ручных языков» для глухонемых, о чем см. § 6). При пользовании звуковым языком мимика и жесты играют подсобную роль, сопровождая и своеобразно дополняя устную речь.

§ 6. Письмо в своих истоках, как мы увидим (§ 267 и след.), не было связано с фиксацией языковых высказываний, но в дальнейшей истории общества оно становится второй формой языка, особой разновидностью языкового общения, преодолевающей пространство и время. Специфическими «отпочкованиями» языка (и письма) являются также построенные человеком искусственные системы общения, применяемые в отдельных областях жизни и производственной деятельности,— разного рода сигнализация (дорожная, железнодорожная и т. д.), специальные коды и шифры, далее — символические «языки» науки (системы символов, применяемых для записи химических реакций, математических операций и т. д.), «языки программирования» (системы знаков, служащие для ввода и обработки информации в электронно-вычислительных машинах). Использование всех этих специальных систем предполагает предварительное усвоение «правил игры» участниками общения, причем это усвоение происходит на базе общения языкового. Сюда же относятся и «ручные языки» для глухонемых. Хотя план выражения в этих «языках» строится из движений рук, пальцев, мускулатуры лица, по существу это лишь «перевод в другую материю» единиц звукового (и письменного) языка.

Особое место в ряду форм человеческого общения занимает искусство.

Б) Функции языка

§ 7. В языкознании слово «функция» обычно употребляется в смысле 'производимая работа', 'назначение', 'роль'. Первейшей функцией языка является коммуникативная (от лат. communicatio 'общение'), его назначение — служить орудием общения, т. е. в первую очередь обмена мыслями. Но язык не только средство передачи «готовой мысли». Он и средство самого формирования мысли. Как говорил выдающийся советский психолог Л. С. Выготский (1896— 1934), мысль не просто выражается в слове, но и совершается в слове. С коммуникативной функцией языка неразрывно связана вторая его центральная функция — мыслеформирующая. Имея в виду эту функцию, крупнейший языковед-мыслитель первой половины XIX в. Вильгельм Гумбольдт (1767—1835) называл язык «образующим органом мысли». Органическое единство двух центральных функций языка и непрерывность его существования в обществе делают язык хранителем и сокровищницей общественно-исторического опыта поколений.

Соотношение языка и мышления мы подробнее рассмотрим ниже. Что же касается

коммуникативной функции языка, то в науке выделяют ее отдельные стороны, иначе говоря, ряд более частных функций: констатирующую — служить для простого «нейтрального» сообщения о факте (ср. повествовательные предложения), вопросительную — служить для запроса о факте (ср. вопросительные предложения, вопросительные слова), апеллятивную (от лат. appello 'обращаюсь к кому-л.') — служить средством призыва, побуждения к тем или иным действиям (ср. формы повелительного наклонения, побудительные предложения), экспрессивную — выражать (подбором слов или интонацией) личность говорящего, его настроения и эмоции, контактоустанавливающую — функцию создания и поддержания контакта между собеседниками, когда передачи сколько-нибудь существенной информации еще (или уже) нет (ср. формулы приветствия при встрече и прощании, обмен репликами о погоде и

т. п.), метаязыковую[2] — функцию истолкования языковых фактов (например, объяснение значения слова, непонятного для собеседника), эстетическую — функцию эстетического

воздействия. Особое место занимает функция индикатора (показателя) принадлежности к

определенной группе людей (к нации, народности, к той или иной профессии и т. д.). В случае сознательного использования этой функции она превращается в своеобразное средство самоопределения индивида в обществе.

В конкретных высказываниях частные функции языка обычно выступают в разнообразных сочетаниях друг с другом. Высказывание, как правило, многофункционально. Яркая экспрессия может быть и в побудительном предложении, и в вопросе, и в формуле приветствия, и при констатации факта, и при объяснении слова, оказавшегося непонятным; предложение, повествовательное по форме (например, Уже поздно), может содержать скрытое побуждение, т. е. выполнять апеллятивную функцию.

В) Язык и речь

§ 8. Человеческий язык существует в виде отдельных языков — русского, английского, китайского и многих других. Ну, а в каком виде существует каждый отдельный язык?

Конечно же, не в виде составленных учеными словарей и грамматик. Ведь словари и грамматики составлены далеко не для всех языков. Там же, где они составлены, даже лучшие из них дают, очевидно, лишь более или менее приближенное и далеко не полное отражение того, что существует в языке объективно, т. е. независимо от описывающих его ученых. Можно сказать, что язык существует в сознании его носителей. Но и такой ответ не может удовлетворить нас. Подумаем, как возникает язык в сознании каждого отдельного человека. Мы уже говорили, что он не является «врожденным», переданным по наследству. Термин «родной язык» не значит «врожденный», а значит только «усвоенный в раннем детстве». В сознание каждого человека язык проникает, безусловно, «извне», проникает потому, что этим языком пользуются другие люди, окружающие. По их примеру им начинает с детства пользоваться и сам данный человек. И, с другой стороны, язык постепенно забывается, а в конце концов и начисто исчезает из памяти (даже и родной язык), если человек почему-либо перестает им пользоваться. Из всего этого явствует, что о подлинном существовании языка можно говорить лишь постольку, поскольку им пользуются. Язык существует как живой язык, поскольку он функционирует. А функционирует он в речи, в высказываниях, в речевых актах.

 Разграничение понятий «язык» и «речь» впервые в четкой форме было выдвинуто и обосновано швейцарским лингвистом Фердинандом де Соссюром (1857—1913), крупнейшим теоретиком в области общего языковедения и одним из зачинателей современного этапа в развитии нашей науки. Затем понятия эти были глубже разработаны другими учеными, в частности у нас акад. Л. В. Щербой (1880—1944) и его учениками. Заметим, что под речью (у Соссюра «la parole») современное языковедение понимает не только устную речь, но также и речь письменную. В широком смысле в понятие «речь» включается и так называемая «внутренняя речь», т. е. мышление с помощью языковых средств (слов и т. д.), осуществляемое «про себя», без произнесения вслух.

Отдельный акт речи, речевой акт, в нормальных случаях представляет собой двусторонний процесс, охватывающий говорение и протекающие параллельно и одновременно слуховое восприятие и понимание услышанного. При письменном общении речевой акт охва-тывает соответственно писание и чтение (зрительное восприятие и понимание) написанного, причем участники общения могут быть отдалены друг от друга во времени и пространстве.

Речевой акт есть проявление речевой деятельности. В речевом акте создается текст. Лингвисты обозначают этим термином не только записанный, зафиксированный так или иначе текст, но и любое кем-то созданное (все равно — записанное или только произнесенное) «речевое произведение» любой протяженности — от однословной реплики до целого рассказа, поэмы или книги. Во внутренней речи создается «внутренний текст», т. е. речевое произведение, сложившееся «в уме», но не воплотившееся устно или письменно.

Почему произнесенное (или написанное) высказывание в нормальном случае будет правильно понято адресатом?

Во-первых, потому, что оно построено из элементов, форма и значение которых известны адресату (скажем для простоты — из слов, хотя элементами высказывания можно считать, как мы увидим, и другие единицы).

Во-вторых, потому, что эти элементы соединены в осмысленное целое по определенным правилам, также известным (правда, во многом интуитивно) нашему собеседнику или читателю. Владение этой системой правил позволяет и строить осмысленный текст, и восстанавливать по воспринятому тексту его содержание.

Вот эти-то элементы высказывания и правила их связи как раз и являются языком наших участников общения, частями их языка, т. е. языка того коллектива, к которому данные индивиды принадлежат. Язык (у Соссюра «la langue») того или иного коллектива и есть находя-щаяся в распоряжении этого коллектива система элементов — единиц разных ярусов (слов, значащих частей слов и т. д.) плюс система правил функционирования этих единиц, также в основном единая для всех, пользующихся данным языком. Систему единиц называют и инвентарем языка; систему правил функционирования единиц, т. е. правил порождения осмысленного высказывания (а тем самым и правилего понимания грамматикой этого языка. Соотношение языка и речи и их отдельных аспектов иллюстрирует рис. 1.

§ 9. Ясно, что в речевых актах и в текстах как инвентарь, так и грамматика языка существуют, можно сказать, в «распыленном виде»: в каждом отдельном предложении представлены какие-то элементы из инвентаря языка и использован ряд правил грамматики. При этом некоторые из этих элементов и правил применяются часто, на каждом шагу, повторяются в тысячах и миллионах высказывании, другие используются реже, третьи — совсем редко. Задача лингвиста — разобраться в том «хаосе языковых фактов», который представляет собой речь, выявить и взять на учет все элементы инвентаря все действующие правила грамматики и точно описать их, одним словом «вышелушить» из речи объективно заложенный и скрытый в ней язык' недоступный как целостная система непосредственному наблюдению[3] но стоящий как своего рода абстрактная сущность за конкретностью и бесконечным многообразием явлений речи.

Наука вообще, как правило, идет от явления, от непосредственной данности к сущности, к внутренним закономерностям и связям. Не составляет в этом отношении исключения и наука о языке. Когда лингвист исследует живой язык, ему даны не только тексты — устные или письменные, но и возможность наблюдать речевые акты носителей данного языка. Кроме того, как подчеркнул Л. В. Щерба, лингвист может в этом случае экспериментировать, т. е. создавать сам слова, грамматические формы и целые тексты на исследуемом языке и проверять приемлемость и понятность созданного, привлекая живых носителей данного языка (в том числе и себя самого, если объектом изучения является родной язык исследователя). Если же изучается мертвый язык, т. е. такой, которым уже никто не пользуется (по крайней мере в качестве основного средства общения), например латынь, древнегреческий, старославянский и т. д., ученый располагает только письменными текстами, более или менее ограниченными по объему (иногда даже только отдельными словами или формами, так пли иначе сохраненными в текстах других языков). Ни наблюдения за актами общения, ни эксперимент здесь уже невозможны.

Что касается природных носителей живых языков, то у них владение языком создается постепенно, начиная с раннего детства, и создается в принципе тем же путем, каким идет и ученый лингвист: каждый человек познает свой родной язык, «добывая» его из речи. Только процесс этого добывания носит в этом случае не вполне осознанный характер, протекает в основном интуитивно, особенно в детстве. Слушая речь окружающих, т. е. встречаясь с различными высказываниями, произносимыми в той или иной ситуации, ребенок постепенно научается связывать с повторяющимися элементами этих высказываний определенные смыслы, т. е. начинает понимать и выделять эти элементы, запоминает, а позже начинает и сам воспроизводить их в соответствующих ситуациях. Шаг за шагом он усваивает и практически применяет правила комбинирования этих элементов и так незаметно овладевает системой родного языка. Известную роль играет и целенаправленное сообщение взрослыми ребенку тех или иных элементов инвентаря (слов), а на более поздних этапах — и правил грамматики. Но в основном знание родного языка все же добывается индивидом из собственного речевого опыта; в процессе переработки данных этого опыта из всей массы услышанного, а затем и прочитанного неуклонно и постепенно отбирается, обобщается и складывается в систему все повторяющееся, все более или менее устойчивое и все это тут же проверяется на практике, «пускается в ход» в новых и новых высказываниях. Так «сырой» речевой опыт индивида превращается в его «организованный» языковой опыт, и в сознании человека вырабатывается почти автоматический механизм владения родным языком и «контролер» этого механизма — так называемое языковое чутье, или «языковая компетенция».

Язык и речь различаются так же, как правило грамматики и фразы, в которых использовано это правило, или слово в словаре и бесчисленные случаи употребления этого слова в разных текстах. Речь есть форма существования языка. Язык функционирует и «непосредственно дан» в речи 1 . Но в отвлечении от речи, от речевых актов и текстов всякий язык есть абстрактная сущность.

§ 10. Абстрактный характер языка можно ясно показать также на его отдельных

элементах. Возьмем, например, следующий текст, начало известного стихотворения Пушкина:

Ворон к ворону летит, Ворон ворону кричит...

Сколько слов в этом отрывке? Можно ответить, что семь. Отвечая так, мы говорим о «речевых словах» или отдельных «словоупотреблениях», о конкретных экземплярах слов в тексте. Можно ответить, что пять (ворон, к, ворону, летит, кричит). В этом случае мы уже перешли от речи к языку, так как считаем два экземпляра формы ворон за одно слово и два экземпляра формы ворону также за одно слово. Таким образом, мы уже отвлекаемся от конкретных экземпляров и считаем некие абстрактные единицы — словоформы. Словоформа представляет собой абстракцию «первой степени». Но мы можем пойти дальше, к абстракции «второй степени» и сказать, что здесь всего четыре слова: в этом случае мы уже считаем две словоформы ворон и ворону за одну единицу, т. е. говорим о слове ворон, отвлекаясь от его грамматических видоизменений — отдельных словоформ. Слово, понимаемое в этом смысле, называют «лексемой». Лексема, таким образом, есть слово как абстрактная единица в системе данного языка.

Ниже мы увидим, что аналогичное различение конкретного речевого «экземпляра»,

более абстрактного языкового «варианта» и еще более абстрактной языковой единицы, так называемого «инварианта», проводится и по отношению к другим элементам языка.

§ 11. К середине XXвека рядом с языковедением, издавна изучающим речевую деятельность и текст с целью понять и описать лежащий в их основе язык (языковую систему), сложилась еще одна наука, исследующая речевую деятельность человека под другим углом зрения. Это наука психолингвистика — пограничная дисциплина, развившаяся на стыке языковедения и психологии. Она изучает — в первую очередь экспериментальными методами — психические закономерности порождения и восприятия речевых высказываний; механизмы, управляющие этими процессами и обеспечивающие владение и овладение языком; наконец, вообще языковую способность человека в широком контексте его психических и интеллектуальных способностей[4].

г) Взаимоотношение языка и мышления.

§ 12. Будучи, как сказано, орудием закрепления, передачи и хранения информации, язык тесно связан с мышлением, со всей духовной деятельностью людей, направленной на познание объективно существующего мира, на его отображение (моделирование) в человеческом сознании. Вместе с тем, образуя теснейшее диалектическое единство, язык и мышление не составляют, однако, тождества: они разные, хотя и взаимосвязанные явления, их области пересекаются, но не совпадают полностью.

§ 13. Так же, как и общение (см. § 5—6), мышление может быть вербальным и невербальным. Невербальное мышление осуществляется с помощью наглядно-чувственных образов, возникающих в результате восприятия впечатлений действительности и затем со-храняемых памятью и воссоздаваемых воображением. Невербальное мышление представлено в той или иной степени уже у некоторых животных, и именно это обеспечивает животному правильную ориентировку в ситуации и принятие целесообразного решения. Высокоразвитые формы невербального мышления (в сочетании с мышлением вербальным) находим у человека. Так, невербальной является мыслительная деятельность при решении творческих задач технического характера (например, связанных с пространственной координацией и движением частей механизма). Решение подобных задач обычно не протекает в формах внутренней (и тем более внешней) речи. Это — особое «техническое», или «инженерное», мышление. Близко к этому мышление шахматиста. Особый тип наглядно-образного мышления характерен для творчества живописца, скульптора, композитора.

Вербальное мышление оперирует понятиями, закрепленными в словах, суждениями, умозаключениями, анализирует и обобщает, строит гипотезы и теории. Оно протекает в формах, установившихся в языке, т. е. осуществляется в процессах внутренней или (при «размышлении вслух») внешней речи. Можно сказать, что язык определенным образом организует знания человека о мире, расчленяет и закрепляет эти знания и передает их последующим поколениям. Понятийное мышление может опираться и на вторичные, искусственные языки, на построенные человеком специальные системы общения. Так, математик или физик оперирует понятиями, закрепленными в условных символах, мыслит не словами, а формулами и с помощью формул добывает новое знание.

Учет всех этих фактов говорит о том, что мышление человека многокомпонентно, что

оно есть сложная совокупность различных типов мыслительной деятельности, постоянно

сменяющих и дополняющих друг друга и нередко выступающих в синтезе, во

взаимопереплетении. Вербальное, речевое мышление является, таким образом, лишь одним из компонентов человеческого мышления, хотя и важнейшим.

§ 14. Чрезвычайная сложность структуры человеческого мышления подтверждается и современными данными о работе головного мозга человека. Принципиальная особенность нашего мозга состоит в так называемой функциональной асимметрии, т. е. в определенной специализации функций левого и правого полушарий. У большинства людей в левом полушарии расположены зоны порождения и восприятия речи, так называемые зоны Брока и Вернике (см. § 43 и 46), таким образом, левое полушарие является «речевым», а тем самым, обычно, и «доминантным» (т. е. «главенствующим»), точнее, оно ответственно за логико-грамматич ескую расчлененность и связность нашей речи, за ее форму, а также, по-видимому, и за абстрактную лексику, короче — за аналитическое, абстрактное мышление. При афазиях (нарушениях речи), обусловленных травмами левого полушария, речь теряет грамматическую правильность и плавность (причем по-разному, в зависимости от того, какие участки коры поражены — лобновисочные или задневисочные). В противоположность левому правое полушарие теснее связано с наглядно-образным мышлением, со зрительными, пространственными, звуковыми или иными образами, а специально в области языка — с предметными значениями слов, особенно конкретных существительных. Оно характеризуется нерасчлененным, но зато и более целостным восприятием мира и является источником интуиции. При заболеваниях и травмах, поражающих правое полушарие, грамматическая правильность высказываний может сохраняться, но речь становится бессмысленной. Интерес-но, что в детском возрасте асимметрия мозга еще не проведена полностью и в случае частичного поражения того или иного участка коры головного мозга другие участки могут взять на себя его функции. Вообще в норме оба полушария работают в непрерывном контакте друг с другом, совместной работой обеспечивая все поведение человека, его мышление и речь.

§ 15. Язык связан со всей психической деятельностью человека, т. е. не только с мыслью, но также с чувством и волей. В частности, у ребенка первые проявления речи направлены не столько на осуществление познавательной деятельности, сколько на выражение волевых побуждений и требований, обращенных к окружающим (доминирует апеллятивная функция). Можно сказать, что на раннем этапе младенчества развитие речи и интеллектуальное развитие еще мало связаны друг с другом. Но постепенно обе линии развития объединяются и примерно с двухлетнего возраста язык становится важнейшим средством формирования мысли ребенка и его приобщения к опыту взрослых.

§ 16. Множественность и чрезвычайное разнообразие языков мира нисколько не подрывают принципиального единства человеческого мышления, единства законов логики, по которым протекает мыслительная деятельность; однако инвентарь понятий, зафиксированных в словах и грамматических формах, конечно, отличается от языка к языку (подробнее см. в § 107—108). Хотя в речи и в языке все подчинено задаче выражения смыслового содержания и тем самым одухотворено мыслью, некоторые стороны в структуре языка и в процессах речевой деятельности связаны с формулируемой в высказывании мыслью лишь очень косвенно, через целую цепочку посредствующих звеньев. Иногда языковая форма отражает «вчерашний день» мышления, не современные логические понятия, а понятия, ушедшие в прошлое. Элементарный пример: мы говорим солнце взошло, солнце село, хотя прекрасно знаем, что не Солнце вращается вокруг Земли, а Земля вокруг Солнца. Более сложный случай: принадлежность в русском языке, например, глагола колю к I, а глагола хвалю ко II спряжению определяется, конечно, не какими-либо различиями в мысли, в логических категориях, к которым относятся соответственно понятия' 'колоть' и 'хвалить', а исключительно языковой традицией; мы можем предполагать, что в своих далеких истоках различие I и II спряжений было как-то связано со смысловыми различиями, но сейчас от этих смысловых различий не осталось и следа.

Д) Язык и общество

§ 17. Язык всегда—достояние коллектива. Организация совместной трудовой деятельности, функционирование социальных институтов, развитие культуры имеют своим непременным условием постоянное и активное речевое общение членов коллектива. В громадном большинстве случаев коллектив людей, говорящих на одном языке («языковая общность»), —это коллектив этнический (нация, народность, племя). Языки некоторых этнических коллективов используются и как средство межэтнического общения. Так, русский язык является национальным языком русских и одновременно языком межнационального общения ряда других наций и народностей. Русский язык является также одним из мировых языков.

Иногда в силу исторических причин в одном этническом коллективе используется не один язык, а параллельно два (и больше), причем сферы ихупотребления обычно так или иначе разграничиваются (например, один язык — дома и в кругу друзей, другой — на работе, в официальной обстановке и т. д.). Иногда, напротив, один язык обслуживает в качестве основного средства общения несколько разных народов (§20). В особых условиях возникают и такие языки, которые ни для кого не являются основными (родными) и служат только для межэтнического общения (§220).

Язык этнической общности, как правило, не является абсолютно единым на всей территории своего распространения и во всех сферах своего использования. В нем обнаруживаются определенные внутренние различия: более или менее единый литературный язык обычно противостоит заметно различающимся между собой местным диалектам, а также профессиональным и другим разновидностям языка, отражающим внутреннее членение данного языкового коллектива. Диалекты и групповые различия в языке изучает диалектология, а всю совокупность вопросов, связанных с воздействием общества на язык и с языковыми ситуациями, складывающимися в обществе,— так называемая социолингвистика.

§ 18. Даже на сравнительно небольшой территории диалекты порой заметно отличаются друг от друга. Такие более дробные диалекты называют говорами. Они объединяются лингвистами-диалектологами по тем или иным признакам в группы, называемые наречиями. Так, например, север нерусское наречие характеризуется «оканьем», т. е. произношением звука «о» не только под ударением (Оросить, водный), но и в неударных слогах (бросать, вода, борода) 1 . а также «стяженными» формами в спряжении настоящего времени (бываш, быват), совпадением тв. п. мн. ч. с дат. п. (пойти за грибам, с рукам, с ногам), многими специфическими словами (орать в смысле 'пахать') и т. д., причем каждая такая особенность имеет свою географическую зону распространения, не вполне совпадающую с зоной других диалектных особенностей. В результате диалектолог имеет дело не столько с «границами диалектов», сколько с границами отдельных диалектных явлений, так называемыми изоглоссами[5]. Между «типичными севернорусскими» и «типичными южнорусскими» говорами выделяется полоса переходных (среднерусских) говоров, сближающихся одними чертами с севером, а другими, в частности «аканьем» (произношением «брасать», «вада», «барада»),— с югом.

Картографирование явлений, представленных в диалектах (нанесение этих явлений на географическую карту), составляет задачу диалектографии (лингвистической географии), занимающейся также историческим истолкованием изоглосс: их расположение отражает факты истории края — направление и пределы влияния экономических, политических и культурных центров, пути расселения, торговые пути и т. д.

В настоящее время в русском и во многих других языках диалекты постепенно изживаются. В более или менее чистом виде они сохраняются у старших поколений деревенского населения. Для значительной части носителей диалекта характерно своеобразное «двуязычие»: владея параллельно и родным диалектом, и литературным языком, они пользуются то одним, то другим, в зависимости от ситуации общения. Это ведет к появлению смешанных, переходных форм, так называемых «полудиалектов».

В некоторых языках, например в немецком, итальянском, китайском, положение диалектов другое. Они используются значительно шире, в том числе и в среде образованных (в неофициальном общении), так что литературно-диалектное «двуязычие» охватывает практически почти все население. В ряде стран возникла и современная художественная литература на диалекте.

§19. Литературный язык — вариант общенародного языка, понимаемый как образцовый. Он функционирует в письменной форме (в книге, газете, в официальных документах и т. д.) и в устной форме (в публичных выступлениях, в театре и кино, в радио- и телепередачах). Для него типично наличие сознательно применяемых правил, т. е. нормы, которой обучают в школе. Письменная разновидность литературного языка наиболее строго кодифицирована, устная тоже регламентируется, в частности орфоэпическими нормами (нормами правильного произношения), отвергающими, например, севернорусское «оканье». Наименее регламентирована существующая в русском и в ряде других литературных языков обиходно-разговорная разновидность. Еще дальше, собственно уже за пределами кодификации, лежит так называемое просторечие. Оно содержит элементы, имеющие широкое территориальное распространение, но не включаемые в литературную норму либо как «грубые» (например, сквалыга, кумекать, оттяпать, выпендриваться, катись, ему до лампочки), либо просто как оттесненные параллельными формами (так дожить оттеснено литературным класть), а также новообразования, литературным языком не принятые (захочем, выбора, пекёт).

§ 20. Литературный язык, обслуживающий два или несколько разных народов, имеет соответственные варианты. Так, различают британский и американский варианты литературного английского языка. Ср., например, 'железная дорога': брит. railway—амер. railroad; 'метро': брит. underground — амер. subway (в Англии последнее слово обозначает 'подземный переход, тоннель'); 'багаж': брит. luggage— амер. baggage. Свои особенности имеют и другие варианты английского языка — австралийский, новозеландский, южноафриканский.

Сходными примерами можно было бы иллюстрировать различия между испанским языком в Испании и в Латинской Америке (причем в отдельных латиноамериканских странах есть еще свои местные особенности), между португальским в Португалии и Бразилии, между французским во Франции, в Бельгии, Швейцарии и Квебеке (франкоязычной части Канады). Для немецкого языка укажем на такие специфические варианты, как швейцарский и австрийский. Так, субботу в Австрии называют Samstag (в Германии обычно Sonnabend), месяц январь — Janner (в Германии — Januar).

§ 21. Рассмотрим различия в языке, отражающие профессиональную дифференциацию общества. Каждая отрасль производства и науки нуждается в громадном количестве специальных слов и выражений, в богатой и разветвленной терминологии. Ср., например, термины автомобильного дела: карбюратор, карданный вал, задний мост, коробка передач, бампер, буксовать и т. д. или следующие особенности языка ряда специальностей: у моряков принято говорить компас, рапорт, у физиков — атомный, у техников — искра (вместо литературных форм компас, рапорт, атомный, искра).

Кроме официальных терминов в каждой отрасли производства есть еще неофициальные обозначения тех или иных понятий, то, что называют профессиональным арго. Так, в арго шоферов встречаем мигалку (официальное обозначение — «лампа указателя поворота»), дворники («щетки стеклоочистителей») и т. д.

 В научной и технической литературе мы наблюдаем некоторые особенности и в употреблении грамматических форм. Так, в математической литературе почти не используется форма прошедшего времени, все изложение ведется с помощью настоящего. В любой научной литературе крайне редки формы 2-го лица, а форма 1-го лица ед. ч. часто заменяется формой мн. ч. (так называемое «авторское мы»); не используются образования с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Как видим, профессиональные особенности в языке не ограничиваются одной терминологией, в связи с чем теперь обычно говорят о профессио-нальных подъязыках: «подъязык радиоэлектроники», «подъязык биохимии» и т. д.

 Близко к профессиональным и ремесленным арго стоят арго тех или иных коллективов, объединенных общими интересами. Таковы специфические выражения в речи охотников, рыболовов, шахматистов, школьников, студентов и т. д.

Существование профессиональных и иных подобных различий в языке не подрывает единства общенародного языка и, как правило, не служит помехой при общении между представителями разных профессий, разных поколений и т. д. При таком общении специфические профессиональные и арготические слова и выражения, которые могли бы быть непонятны собеседнику, обычно используются в меньшей мере, в контексте общепонятных слов и всегда — в составе предложений, строящихся по законам и моделям общенародной грамматики данного языка. Зато при общении членов данного более узкого профессионального или иного коллектива между собой соответствующие специфические особенности находят полное применение, позволяя более точно обозначить все детали и оттенки, порой очень важные для «посвященных». Таким образом, и здесь мы можем говорить о своеобразном «двуязычии» и даже «многоязычии»: представитель данной профессиональной группы владеет и общенародным языком, и его «ответвлением» — профессиональным «подъязыком» своей специальности, а также одним (или несколькими) арго.

§ 22. В обществе, разделенном на антагонистические классы, а тем более на резко обособленные и замкнутые сословия, касты и т. д., наблюдаются элементы еще большей социальной дифференциации в языке, возникают классовые, сословные и кастовые арго.

 Так, в эпоху, предшествующую Французской буржуазной революции, верхушка французской аристократии обособляется от остального общества и создает свой особый «салонный язык», арго придворных кругов Версаля. В этом арго некоторые слова общенародного языка избегались как «неприличные», заменяясь жеманными описательными выражениями. Вместо les oreilles 'уши' предпочитали говорить les portes de l' entendement (букв. 'ворота слуха'). Вспомним также, как Гоголь высмеивал в «Мертвых душах» (т. I, гл. VIII) жеманную манеру светских дам своего времени: эти дамы отличались «необыкновенною осторожностью и приличием в словах и выражениях. Никогда не говорили они: «я высморкалась», «я вспотела», «я плюнула», а говорили: «я облегчила себе нос», «я обошлась посредством платка».

 Особое явление представляют собой арго деклассированных элементов общества — нищих, бродяг, воров и т. д. В том «воровском жаргоне», который существовал в царской России и назывался «блатной музыкой», употреблялись, в частности, следующие специфические иносказательные выражения: скамейка 'лошадь', колеса 'сапоги', мокрое дело 'убийство', царева дача 'тюрьма'. «Воровской жаргон», а отчасти и некоторые другие арго являются своего рода «тайными языками»: в них существенную роль играет стремление «заши-фровать», сделать непонятным для посторонних передаваемое сообщение.

§ 23. Итак, в общенародном языке наблюдается дифференциация, отражающая всю сложность внутреннего членения соответствующего языкового коллектива. Рассматривая эту дифференциацию, мы доходим до такой ячейки общества, как семья, которая тоже, как любое объединение людей, может иметь свои, пусть «микроскопические», особенности языка (что было подмечено, например, Л. Н. Толстым)[6]. Дальше идет уже отдельная личность, индивид со своими речевыми привычками, индивидуальным тембром голоса, со своей степенью владения языком и т. д. Наличие в устной и письменной речи индивидуальных особенностей (обобщаемых в понятии «идиолект» — индивидуальный вариант языка) несомненно, и ученые исследуют идиолекты отдельных личностей, в частности великих писателей, своим творчеством вносящих важный вклад в сокровищницу языка общенародного. Принятием понятия «идиолект» нисколько не отменяется принципиальная социальность языка. Ведь индивид осуществляет речевую деятельность, чтобы быть понятым другим. И в языке важно и значимо только то, что общезначимо, «надындивидуально».

 Язык коллектива (народа, нации, а также и более узких коллективов, например диалект отдельной области, говор района или отдельного села, то или иное арго и т. д.) не есть «научная фикция», вынужденное «усреднение» фактов индивидуальной речи. Он существует объективно, но только не как «непосредственная данность», а как общее, существующее в отдельном, как то, что вновь и вновь воспроизводится в речи, повторяясь в тысячах, миллионах и миллиардах высказываний, произносимых и воспринимаемых в соответствующем коллективе[7].