Учение о словосочетании и сравнительно-исторические исследования Ф.Ф. Фортунатова. Проблема слова у Пешковского.

Учение о словосочетании в отечественной лингвистике.

Создание теории словосочетания по праву считается заслугой оте­чественных лингвистов, так как начиная с самых ранних работ по грамматике (XVIII в.) этот вопрос привлекает внимание исследова­телей. Первые упоминания о словосочетании носят скорее практи­ческий характер, но конец XIX в. и особенно начало XX знаменуют собой возникновение подлинно научной теории словосочетания и связаны с именами таких выдающихся ученых, как Ф. Ф. Форту­натов, А. А. Шахматов и А. М. Пешковский. На протяжении дли­тельного периода своего развития теория словосочетания в оте­чественной лингвистике претерпевала ряд изменений. До 50-х гг. XX в. господствовало широкое понимание термина «словосочета­ние», и любая синтаксически организованная группа, независимо от ее состава и типа синтаксических отношений между составляю­щими, рассматривалась как словосочетание.

Эта точка зрения принята многими отечественными лингвистами в настоящее время, в том числе и в данной работе.

Однако к 50-м гг. XX в. в современном отечественном языкозна­нии возникла иная трактовка этой проблемы, и термин «словосоче­тание» приобрел чрезвычайно узкое значение и стал применяться только в отношении тех сочетаний, которые включают не менее двух знаменательных слов, находящихся в отношениях подчинения. Сочинительные группы либо совсем исключаются из учения о сло­восочетании, либо включаются с многочисленными оговорками. Предикативные и предложные группы полностью исключены из учения о словосочетании. Эта точка зрения была сформулирована акад. В. В. Виноградовым и поддержана многочисленными отече­ственными языковедами.

Для представителей советской лингвистической школы, придер­живающихся такого узкого понимания словосочетания, характерно стремление максимально сблизить слово и словосочетание.

Несмотря на то, что эта точка зрения не разделялась многими ведущими отечественными языковедами (акад. В. М. Жирмунский, проф. Б. А. Ильиш и др.), она стала господствующей в середине XX в., и традиционное понимание словосочетания в отечественной лингвистике в настоящее время ограничивается только подчинитель­ными структурами.

Следует еще раз напомнить, что в настоящей работе принята иная точка зрения, согласно которой любая синтаксически органи­зованная группа рассматривается как словосочетание.

2.0.3. Учение о словосочетании в зарубежной лингвистике. На­учная теория словосочетания возникла за рубежом значительно позже, чем у нас. Теоретическое осмысление этой проблемы полу­чило окончательное завершение лишь в 30-е гг. XX в. и наиболее известно по работам американского лингвиста Л. Блумфилда. Л. Блумфилд понимает словосочетание очень широко и не счи­тает нужным ограничивать сферу словосочетания каким-то особым родом словесных групп. Аналогично отечественным лингвистам XIX и начала XX вв., а также значительной группе современных отечественных лингвистов, Блумфилд считает любую синтаксиче­ски организованную группу, рассматриваемую с точки зрения ее .линейной структуры, словосочетанием. Согласно теории Блум­филда, словосочетания любого языка распадаются на две основные группы: 1)эндоцентрические и 2)экзоцентричес к и е. Блумфилд относит к эндоцентрическим все те словосочета­ния, в которых одна или любая из составляющих может функцио­нировать в большей структуре так же, как и вся группа. Например, poor John представляет собой зндоцентрическое словосочетание, так как составляющая John может заменить сочетание poor John в более развернутом построении: Poor John ran away — John ran away. Сочетание Тот and Mary, согласно Блумфилду, также пред­ставляет собой эндоцентрическую структуру, так как любая из со­ставляющих может заменить все словосочетание в большем постро­ении: Тот and Mary ran away — Tom ran away; Mary ran away. To, что при этом глагол в настоящем времени меняет свою форму в единственном числе (ср. Тот and Mary run away — Tom runs away; Mary runs away), Блумфилд не считает существенным для вы­деляемых типов словосочетаний.

Экзоцентрические структуры, согласно Блумфилду, характери­зуются тем, что ни одна из составляющих не может заменить всю группу в большей структуре: John ran или beside John. Деление словосочетаний на эндоцентрические и экзоцентрические основано на поведении группы в большей структуре и не учитывает ее вну­треннего строения. Несмотря на отличие во внутреннем построении групп poor John и Тот and Mary, обе эти разновидности оказываются объединенными в один тип, так как их поведение в расширенном по­строении одинаково. Однако по своей внутренней структуре эти сло­восочетания разнотипны. Дальнейшую классификацию словосоче­таний Блумфилд проводит с учетом внутренней структуры анали­зируемых групп и делит все эндоцентрические структуры на два типа: подчинительные poor John и сочинительные Тот and Mary.

Деление экзоцентрических структур на подгруппы проводится по иному принципу и дает возможность выделить предикативные словосочетания John ran away и предложные beside John.

Субкатегоризация экзоцентрических групп страдает некоторой непоследовательностью, так как предикативные группы выделяются на основании типа синтаксической связи, устанавливаемой между элементами, а предложные группы выделяются на основании мор­фологического признака части речи одной из составляющих — пред­лога. Однако эта субкатегоризация удобна в обращении, так как четко выделяет характерные признаки каждого из рассматриваемых типов словосочетаний.

.2. Ф.Ф. Фортунатов и фортунатовское течение в языкознании

Неизгладимый след в истории русского языкознания оставил выдающийся учёный-лингвист, индоевропеист-компаративист, славист, индолог, литуанист, знаток многих индоевропейских языков (ведийский, санскрит, пали, греческий, латинский, старославянский, готский, литовский, латышский, армянский, бактрийский), специалист в области сравнительно-исторической фонетики и акцентологии, палеографии и орфографии, теоретической грамматики, воспитатель блестящей плеяды языковедов Филипп Фёдорович Фортунатов (1848—1914), научная деятельность которого длилась 43 года (начиная с изучения литовских говоров в 1871). Ему принадлежат 37 научных трудов, изданных в основном в специальных журналах или литографическим способом (для студентов Московского университета); значительной по объёму была редакторская работа. Он создаёт первые в России систематические лекционные курсы индоевропейской и славянской сравнительно-исторической грамматики. Во многом Ф.Ф. Фортунатов был близок к методологическим принципам младограмматического направления, предлагая одновременно оригинальное решение многих теоретических вопросов. Многие существенные результаты в области сравнительной фонетики и сравнительной морфологии ставили Ф.Ф. Фортунатова впереди немецкой лингвистики периода младограмматизма. Он фактически различает синхронический и диахронический подходы. Им принимается младограмматический постулат о безысключительности звуковых законов и тут же подчёркивается необходимость при описании фонетических процессов учитывать структурные особенности языков и конкретные исторические условия, хронологию изменений в языке. Указывается на общественный характер языка и связь истории языка с историей общества. Ф.Ф. Фортунатова характеризуют внимание к живому языку, бережное отношение к произведениям народного творчества, подчёркивание важности для истории языка изучения территориальных народных говоров, нередко сохраняющих черты глубокой древности и различающихся между собой даже на незначительном расстоянии в этимологическом, фонетическом и лексическом отношении. Выдвигалось требование высокой степени точности фактического материала и его глубокого теоретического осмысления. Учёный стремился к созданию целостных описаний диалектов (на материале литовского языка, которым Ф. Ф. Фортунатов занимался всю жизнь). Изменения языка во времени характеризуются как способ существования языка. Ф.Ф. Фортунатов предполагал наличие диалектного членения, территориального варьирования и в общеиндоевропейском, на реконструкцию которого были направлены усилия А. Шлайхера и его последователей. Он отказывался сводить развитие языка к его дроблению на наречия и призывал считаться и с противоположным процессом сближения и соединения наречий. Им была предпринята разработка теории дивергентно-конвергентной эволюции языков. Он развивал также идею языковых (“общественных”) союзов. Ему принадлежит призыв к различению внешних и внутренних факторов развития языка.

Ф.Ф. Фортунатову принадлежат специальные исследования в области древнеиндийского языка. Он изучал тексты ведийских памятников в связи с подготовкой к изданию текста Samaveda, его толкованием и переводом, составлением словаря. Исследователь стремился не вносить исправления в сам текст, используя для этой цели комментарии. Он открыл получивший большой резонанс в мировой лингвистике того времени звуковой закон, касающийся соотношения между древнеиндийскими церебральными и группой l+зубная в других индоевропейских языках. Позднее он выдвинул предположение о существовании в общеиндоевропейскую эпоху (на основании разных рефлексов в отдельных индоевропейских языках) не двух, а трёх плавных. Он сделал ряд открытий, касающихся состава индоевропейского вокализма, лабиального ряда заднеязычных, слабой ступени аблаута, связи долготы и характера слоговой интонации, относительной хронологии первой и второй палатализации в праславянском. Вёл он исследования и в области славяно-балтийской акцентологии. Он открыл закон передвижения ударения от начала к концу слова в определённых фонетических позициях (закон Фортунатова—Соссюра). Ф.Ф. Фортунатов активно разрабатывал учение о грамматической форме вообще и грамматической форме слова в частности. Он фиксировал наличие формы лишь там, где она имеет специальный морфологический показатель и выводил форму из наличия в языке соотносительных рядов слов, сходных и различающихся по формальным признакам. Допускалось существование слов, не имеющих формы. Ему принадлежит сугубо формальная классификация частей речи (без учёта семантических и функционально-синтаксических критериев). Получило развитие учение о формах словосочетаний. Предложение было отнесено к числу словосочетаний. Формализм как методологическое кредо Ф.Ф. Фортунатова и его последователей отразился впоследствии в иммантентизме Ф. де Соссюра и особенно Л. Ельмслева.

Вокруг Ф.Ф. Фортунатова сложилась Московская (фортунатовская) лингвистическая школа. Его учениками были: в России — Алексей Александрович Шахматов (1864—1920), Григорий Константинович Ульянов (1859—1912), Вячеслав Николаевич Щепкин (1863—1920), Михаил Михайлович Покровский (1868 или 1869—1942), Борис Михайлович Ляпунов (1862—1943), Виктор Карлович Поржезинский (1870—1929), Александр Иванович Томсон (1860—1935), Дмитрий Николаевич Ушаков (1873—1942), Николай Николаевич Дурново (1876—1937), Степан Михайлович Кульбакин (1873—1941), Евгений Фёдорович Будде (1859—1929), Михаил Николаевич Петерсон (1885—1962), Александр Матвеевич Пешковский (1878—1933), Василий Михайлович Истрин (1865—1937); из зарубежных учёных — Олаф Брок, Торе Торнбьёрнссон, Хольгер Педерсен, Николас ван Вейк, Краузе ван дер Коп, Поль Буайе, Ф. Сольмсен, Эрих Бернекер, Александр Белич, Йоан Богдан, Иосиф Юлиус Миккола, Матиаш Мурко. Эта школа внесла большой вклад в исследования в области реконструкции праславянского языка, присущих ему тенденций к палатализации и к открытому слогу, в области праславянской акцентологии, морфологии, этимологии, лексикологии. Они разграничивали буквы и звуки, графику, орфографию и орфоэпию. Ими создавались системные описания русских говоров и первые диалектологические карты восточнославянских языков. По инициативе А.А. Шахматова была образована Московская диалектологическая комиссия (1903—1931). В неё входили Н. Н. Дурново, Н. Н. Соколов, Д. Н. Ушаков, и она функционировала по существу в качестве лингвистического общества, объединявшего московских учёных и контактировавшего с Московским лингвистическим кружком. На её заседаниях выступали с докладами А.И. Соболевский, А.М. Селищев, Г.А. Ильинский, Н.Ф. Яковлев, Е.Д. Поливанов, Р.О. Шор, Р.И. Аванесов. Н.С. Трубецкой с опорой на учение Ф.Ф. Фортунатова об „общественных союзах” разграничил понятия языковых семей и языковых союзов. Фортунатовцы строго разграничивали формы словоизменения и словообразования. Они многое сделали в разработке основ современной морфологии, заменившей “этимологию” с её зыбкими границами между современным и историческим словообразованием, между собственно этимологией и морфологией. Был заимствован бодуэновский термин морфема. Критерий морфологического строения слова использовался в типологической классификации языков, которой был придан динамический подход. Чисто генетический подход к реконструкции древнейшего состояния языка был заменён подходом генетико-типологическим. Получил развитие теоретический синтаксис (А.А. Шахматов, А.М. Пешковский, М.Н. Петерсон). Выделилась в самостоятельную дисциплину семасиология, исследующая законы семантических сдвигов с учётом системных связей — синонимии, места в семантическом поле, морфологического оформления (М.М. Покровский). Было принято противопоставление — вслед за И.А. Бодуэном де Куртенэ и Н.С. Трубецким — фонетики и фонологии. Наметилось разграничение сравнительно-исторической грамматики славянских языков и грамматики общеславянского языка, исторической грамматики и истории литературного языка. В научных исследованиях и университетском преподавании утверждался приоритет синхронического подхода к языку. Был создан ряд университетских курсов по введению в языкознание, продолжающих традицию фортунатовского курса сравнительного языковедения (А.И. Томсон, В.К. Поржезинский, Д.Н. Ушаков, А.А. Реформатский, О.С. Широков). Методы исследования, выработанные в фортунатовской школе, в нашей стране переносились в финно-угроведение, тюркологию, кавказоведение, германистику.

Фортунатовская школа представляла собой школу формальной лингвистики, которая способствовала закладыванию основ лингвистического структурализма. Её формализм заключался в стремлении исходить не из внешних по отношению к языку категорий логики, психологии, истории, физиологии, а из фактов самой языковой системы. Впоследствии многие представители этой школы отказывались от крайностей формализма. фортунатовской школы. Эта школа оказала влияние на деятельность Московского лингвистического кружка (1915—1924), Пражской лингвистической школы, Копенгагенского лингвистического кружка, массачусетской ветви американского структурализма (Р.О. Якобсон).

В основном в русле фортунатовского направления, но с существенной опорой на идеи И.А. Бодуэна де Куртенэ, Л.В. Щербы, Н.С. Трубецкого происходило формирование и развитие Московской фонологической школы (Александр Александрович Реформатский, 1900—1978; Пётр Саввич Кузнецов, 1899—1968; Владимир Николаевич Сидоров, 1902 или 1903—1968; Рубен Иванович Аванесов, 1902—1982; Алексей Михайлович Сухотин, 1888—1942; давший итоговое обобщение её идей в 60-х—70-х гг. Михаил Викторович Панов, 1920). Представители МФШ опирались на учения И.А. Бодуэна о фонеме и альтернациях, на идеи Николая Феофановича Яковлева (1892—1974) и постоянно полемизировала с Ленинградской / Петербургской фонологической школой (Л.В. Щерба и его ученики и последователи), критикуя её за учёт “внеязыковых” факторов, в первую очередь за психологизм и интерес к звуковой субстанции. МФШ преимущественно ориентировалась на формальные, имманентно-структуралистские критерии. Здесь понятие фонемы было соотнесено с понятием морфемы (а не слова в тексте, словоформы, как в щербовской школе), что обусловило более абстрактный и в силу этого более удалённый от физической реальности уровень фонологического анализа. Было принято понятие нейтрализации фонологических оппозиций, выдвинутое пражцами. Было принято различать сильные и слабые фонологические позиции. Допускалась возможности пересечения в одной слабой позиции (позиции нейтрализации) двух или более фонем. Были введены понятия гиперфонемы, слабой фонемы, фонемного ряда.

Пешковский, Александр Матвеевич

Вклад в науку

Книга «Русский синтаксис в научном освещении» занимает особое место в русистике: она написана не академическим учёным для узкого круга коллег, а преподавателем, обеспокоенным слабой «научной обеспеченностью» своего предмета, для широкого круга читателей (в том числе и для учащихся). Отсюда простой и ясный стиль изложения, особое внимание к подбору иллюстративного материала, темпераментные и почти публицистические интонации во многих местах книги. Эти качества обеспечили многолетний успех книги у разнообразной аудитории. Современные русисты также оценивают книгу Пешковского высоко: не найдя ответы на многие занимавшие его вопросы у академических коллег (главным образом, исследователей доминировавшей тогда консервативной школы Ф. И. Буслаева), Пешковский вынужден был во многих случаях выступать как первопроходец и сумел найти проницательные решения многих трудных проблем русского синтаксиса (пусть и сформулированные часто намеренно «бесхитростным» и «ненаучным» языком). На концепцию Пешковского в какой-то степени повлияли взгляды А. А. Шахматова; имеется определённая общность между концепцией Пешковского и возникшими несколько десятилетий спустя фундаментальными идеями Л. Теньера.

К основным идеям Пешковского принадлежит характерное и для последующей русской традиции представление о «семантичности» синтаксиса, то есть стремление выделить значения, выражаемые синтаксическими конструкциями, а не простое формальное описание этих конструкций. Пешковский вплотную подошёл к использованию «древесного» представления синтаксической структуры в виде дерева зависимостей; он один из первых широко пользовался лингвистическим экспериментом и «отрицательным» языковым материалом. Пешковский также может считаться одним из открывателей необычайно важной для русского языка области «малого синтаксиса» и идиоматичных синтаксических конструкций, глубокое исследование которой по существу началось только в последней трети XX века. Наконец, Пешковский — один из пионеров изучения русской интонации, как в книге, так и в ряде специальных статей (например, «Интонация и грамматика», 1928) доказывавший ее фундаментальную роль для описания русского синтаксиса.