Понятие уголовного дела и обстоятельства, ему препятствующие. 12 страница

Особое место в постсоветских реформах уголовного процесса занимают Белоруссия и Украина. Белоруссия до сих пор не является членом Совета Европы, в связи с чем влияние международных организаций и иностранных экспертов на уголовно-процессуальное развитие этой страны минимально, что обеспечивает стабильность уголовно-процессуального законодательства. Поэтому после принятия УПК Беларуси 1999 г. - достаточно типичного кодекса первой постсоветской волны - ни о каком новом УПК речь сегодня не идет даже на уровне законопроектных работ. Что касается Украины, то она оказалась последней постсоветской страной, заменившей в 2012 г. советский УПК на постсоветский. С одной стороны, тщательность разработки кодекса приближает Украину к прибалтийским странам и Молдавии. Более того, УПК Украины сегодня воспринимается едва ли не как некий образец для остальных постсоветских стран, заменив в этом смысле на постсоветском уголовно-процессуальном "олимпе" УПК РФ 2001 г. Очень большую роль при разработке УПК Украины сыграли европейские и американские эксперты, различные международные организации и т.п. С другой стороны, длительность украинских кодификационных работ объясняется не столько уголовно-процессуальной стратегией и стремлением создать образцовый европейский кодекс "под вступление" в ЕС (как в прибалтийских странах), сколько внутренними дискуссиями украинских специалистов и наличием на Украине исторически очень сильных научных школ (Киев, Харьков, Одесса и др.), воспитанных на традициях Устава уголовного судопроизводства и достижениях советской науки уголовного процесса. В такой ситуации украинский законодатель, как когда-то и его российские коллеги, был вынужден идти на компромиссы и прибегать к эклектичному сложению элементов разных процессуальных систем, что, в свою очередь, иногда не устраивало ни международных наблюдателей, ни украинских процессуалистов и приводило к замедлению законопроектных работ. Впрочем, с учетом последних политических событий вряд ли следует рассчитывать на стабильность нового УПК Украины 2012 г. Скорее всего, уголовный процесс будет развиваться в этой стране в радикальном грузинском направлении (периода президентства М. Саакашвили), имея уже мало отношения к достижениям харьковской или киевской научных процессуальных школ.

2. Общие проблемы и тенденции развития постсоветского уголовного процесса. Как мы убедились, уголовный процесс в постсоветских странах более не является единым целым. За истекшие 25 лет произошло его очевидное расслоение, когда каждая страна (группа стран) выбирает свой собственный путь уголовно-процессуального развития, в результате чего сравнительно-правовая карта постсоветского пространства сегодня уже представляет собой достаточно пеструю и разнообразную палитру национальных уголовно-процессуальных систем. Наиболее ярким примером такого расслоения является, допустим, сравнение принятых почти одновременно в 2009 г. второго УПК Грузии и УПК Туркменистана. В первом случае мы имеем дело с отказом от континентальных традиций и осознанной попыткой имплементации уголовного процесса США, причем в его чистом виде, что проявляется даже на уровне уголовно-процессуальной терминологии. Во втором - законодатель предпочел "законсервировать" континентальную модель в ее крайнем советском варианте, т.е. без учета эволюции последних десятилетий. При взгляде на эти кодексы сложно говорить о единой постсоветской модели уголовного процесса.

В то же время уголовно-процессуальную дифференциацию постсоветского пространства не стоит и преувеличивать. Единые исторические и сравнительно-правовые корни государств бывшего СССР позволяют и, видимо, еще долго будут позволять говорить об общих проблемах и тенденциях развития уголовного судопроизводства. Иногда эти проблемы и тенденции являются региональными (Восточная Европа, Прибалтика, Закавказье, Средняя Азия), иногда - межрегиональными, в некоторых случаях они проявляются фактически на всем постсоветском пространстве. Обоснованно ли говорить в этом смысле о перспективах появления автономной модели уголовного судопроизводства или по крайней мере уголовно-процессуальной семьи, которую можно было бы назвать постсоветской? Исключать этого нельзя. По крайней мере общность проблем и предлагаемых путей их решения становится все более заметной, пусть во многих случаях она является проявлением скорее общего влияния международных организаций и иностранных экспертов, нежели обмена мнениями в ходе собственного институционального строительства.

В целом пока еще законодатели большинства постсоветских государств так и не сделали выбор между сохранением исторически присущей их странам континентальной инфраструктуры уголовного процесса и ее полным демонтажем с заменой на нечто вроде англосаксонского уголовного процесса. Такого рода "метания" и "колебания", которые мы наблюдаем не только в России <1>, но и во многих других постсоветских странах (Украина, Казахстан, Армения, Киргизия и др.), нередко приводят к технически недопустимой уголовно-процессуальной эклектике, когда отдельные англо-американские институты искусственно встраиваются в континентальную уголовно-процессуальную ткань, в силу чего не работает система как таковая. Даже грузинский пример выглядит не столько окончательным "англосаксонским выбором", сколько крайним проявлением такого рода метаний, когда маятник колебаний зашел просто-напросто слишком далеко.

--------------------------------

<1> См. п. 2 § 2 гл. 4 настоящего курса.

Если говорить об общих проблемах и тенденциях развития уголовного процесса стран постсоветского пространства в более конкретной плоскости, то следует выделить самые значимые из них.

1. Почти все законодатели озабочены решением проблемы стадии возбуждения уголовного дела, институционально сформировавшейся в советский период, когда, с одной стороны, производство предварительного расследования требует непременного вынесения постановления о возбуждении уголовного дела с юридической (уголовно-правовой) оценкой деяния, а с другой - для вынесения такого решения необходимо... произвести расследование для выяснения наличия или отсутствия признаков преступления. В некоторых странах попытка отказа от данной стадии уже произошла (Украина, прибалтийские государства, Грузия, Казахстан), хотя не везде ее можно назвать до конца успешной <1>, где-то соответствующие реформы еще обсуждаются или имеют менее радикальный характер (Россия, Армения, Киргизия), однако сама по себе проблема сомнений не вызывает, и ее решение определяет одну из тенденций развития постсоветского уголовного процесса.

--------------------------------

<1> Если взять, например, Украину и Казахстан, то там произошел скорее отказ от термина "возбуждение уголовного дела", нежели от стадии как таковой.

2. Другим направлением постсоветских реформ является оптимизация как общей структуры предварительного расследования, так и конкретных институтов данной стадии процесса. Во многих случаях имеет место устранение дуализма двух форм расследования и их унификация в рамках единой формы, попытка интегрировать в уголовно-процессуальную ткань оперативно-розыскную деятельность с целью исключения "параллелизма" уголовного процесса и ОРД. В то же время постсоветские законодатели по-прежнему не определили процессуальную природу следователя и его положение в системе уголовно-процессуального "разделения властей", коими повсеместно являются власти полицейская, прокурорская и судебная. Какое место в этой системе занимает предварительное следствие? Советское право "разорвало" с французской моделью судебных следователей, принадлежавших судейскому корпусу, передав часть соответствующих полномочий в полицию (МВД, КГБ), часть - в прокуратуру. Значит ли это, что нынешнее следствие, по сути, соответствует континентальному полицейскому дознанию или англо-американскому полицейскому расследованию? Нет, поскольку следователи по-прежнему принимают юрисдикционные решения, разрешают дело в форме его прекращения, осуществляют юридическую квалификацию деяния, принимают к рассмотрению гражданские иски и выполняют иные полномочия, оставшиеся им в наследство от французской модели предварительного следствия и не имеющие ничего общего с полицейским дознанием (расследованием), не говоря уже о том, что подобными же полномочиями наделены в постсоветских странах даже дознаватели. С учетом нерешенности проблемы конституционно-правового статуса следователя (кто он - следственный судья или полицейский?) нерешенной остается и проблема взаимоотношений прокурора и следователя, а также объем прокурорского надзора в ходе предварительного расследования. Варианты здесь могут быть разные. Скажем, Казахстан стремится сохранить максимально широкие надзорные полномочия прокурора в духе германской традиции прокурорского дознания. Россия, как известно, пошла по пути процессуальной автономии следствия, так пока и не определив, идет ли речь о французской концепции независимого предварительного следствия или об американской теории автономии полиции. Украина пока пытается найти компромисс, однако в новом УПК наметила поэтапное движение по российскому пути, хотя и более плавное. Однако понятно, что решение проблемы прокурорского надзора взаимосвязано с решением проблемы статуса следователя и общей идеологией организации предварительного расследования.

3. Обращают на себя внимание попытки реформирования судебного контроля в досудебном производстве путем создания специальных должностей следственных судей (судей над следствием) в их не совсем верно понятом германском варианте, исключительной обязанностью которых становится принятие решений об ограничении конституционных прав граждан (заключение под стражу, обыск в жилище и т.п.) и рассмотрение жалоб на действия и решения дознавателя, следователя, прокурора <1>. По такому пути уже пошли Эстония, Молдавия, Украина, Казахстан. Такая же система заложена в проектах новых УПК Армении и Киргизии. Обсуждалась она de lege ferenda и в России, хотя нашла отклик далеко не у всех процессуалистов. Положительные результаты нововведения пока еще не очевидны, но концепция витает в воздухе, увлекая все больше постсоветских законодателей и превращаясь в подлинную тенденцию.

--------------------------------

<1> Напомним, что в Германии никакой строгой судоустройственной специализации на самом деле нет - речь идет о сугубо процессуальном понятии следственного судьи, т.е. судьи, принявшего уголовное дело к своему производству в порядке судебного контроля. Понятно, что в большинстве случаев судебный контроль требует оперативности и круглосуточной доступности (при санкционировании обысков, заключений под стражу и т.п.), с чем физически не может справиться один специально выделенный судья, который должен спать, есть, отдыхать и т.п. Недостаточное осознание данного фактора вкупе с не совсем верной трактовкой немецкого понятия Ermittlungsrichter приводит к тому, что говорить об успехе соответствующих реформ в большинстве постсоветских стран пока не приходится.

4. В стадии судебного разбирательства постсоветские законодатели в большинстве своем так пока и не смогли окончательно решить, придерживаются ли они континентальной доктрины "активного судьи" или англосаксонской доктрины "пассивного судьи". Последний вариант является на постсоветском пространстве достаточно "модным", однако неизбежно сталкивается с социальными проблемами - освобождение суда от обязанности по своей инициативе устанавливать все обстоятельства дела приводит к крайне негативным последствиям для огромной массы населения, не имеющей возможности оплатить помощь квалифицированного и заинтересованного защитника и оказывающейся в результате едва ли не беззащитной перед обвинением. Это, видимо, и является причиной "колебаний" постсоветского законодателя, разрушающего адекватную континентальную модель "активного судьи" и видящего тщетность попыток создания на ее месте эффективной системы "пассивного судьи".

Но при таких "колебаниях" немыслимо правильно решить ни проблему возвращения дела на дополнительное расследование, ни проблему процессуальных последствий отказа прокурора от обвинения, ни многие другие проблемы, возникающие в ходе судебного разбирательства. Удач здесь пока немного.

5. Среди несомненных тенденций нельзя не отметить также попытки внедрения в постсоветский уголовный процесс разного рода "сделок о признании" или "сделок с правосудием" англо-американского типа. Впрочем, здесь далеко не все просто, поскольку процессуальная природа таких институтов и их место в уголовно-процессуальной системе полностью зависят от избранной модели процесса: "активный судья" или "пассивный судья". В первом случае любые соглашения между обвинением и защитой могут иметь лишь локальный характер, будучи основанием ускорения процесса по некоторым делам, т.е. одним из особых производств ограниченного применения. Во втором случае "сделки" представляют собой центральный элемент уголовно-процессуальной идеологии и применяются по всем делам без исключения, покоясь не только на признании вины, но и на запрете для суда рассматривать любое уголовное дело, где нет спора сторон, пусть даже на чаше весов лежит пожизненное лишение свободы. Можно предположить, что вектор развития постсоветского уголовного процесса ляжет в первом направлении, хотя грузинский опыт, который еще предстоит изучать и который на данном этапе является скорее негативным (резкое и беспрецедентное увеличение обвинительных приговоров и тюремного населения), говорит об ином. Но в любом случае "сделки" не могут являться неким абсолютно автономным институтом или явлением - они лишь элемент, чья функциональная нагрузка зависит от общей конструкции уголовно-процессуального механизма.

6. Наконец, постсоветский уголовный процесс пока еще находится в процессе поиска логичной и адекватной инстанционной системы пересмотра приговоров. Общий вектор развития направлен на восстановление классических подходов, унаследованных от Судебных уставов 1864 г. и отчасти утраченных в советский период. В одних странах законодателю это почти удалось (прибалтийские государства, Молдавия, Армения). В других - допущены и продолжают допускаться явные институциональные ошибки (Украина, Россия, Казахстан <1> и т.п.), связанные с чрезмерным наслоением друг на друга судебных инстанций, попытками совместить классическую кассацию с советским надзором, иногда превращающимися в оригинальные варианты множественности кассаций, вступлением приговора в законную силу до его кассационного рассмотрения (на уровне апелляции) и др. Но общая тенденция развития очевидна, хотя здесь постсоветская специфика в большей мере проявляется в законодательных просчетах, поскольку классическая континентальная схема давно известна и вряд ли подлежит существенной модификации.

--------------------------------

<1> Уже через год после вступления в силу нового УПК Казахстан приступил к серьезной реформе судебных инстанций, что говорит о качестве уголовно-процессуальной кодификации и степени самостоятельности национального законодателя.

3. Особенности развития уголовного процесса отдельных государств на территории бывшего СССР. В качестве иллюстрации типичных вариантов развития постсоветского уголовного процесса рассмотрим несколько стран, где в течение последних 10 лет прошли и завершились достаточно кардинальные уголовно-процессуальные реформы. При этом речь идет именно о тех странах, которые выразили намерение по возможности отказаться от советского уголовно-процессуального наследия. Противоположный выбор в духе большей преемственности (Белоруссия, Таджикистан и др.), разумеется, заслуживает не меньшего уважения и внимания, но вынудит нас повторять те решения и подходы, которые уже излагались применительно к советскому периоду <1> или будут излагаться далее в связи с анализом современного российского уголовного процесса, включая эволюцию отдельных стадий и институтов.

--------------------------------

<1> См. § 2 гл. 4 настоящего курса.

В Эстонии (УПК 2003 г.) стадия возбуждения уголовного дела отсутствует, поэтому производство возбуждается "путем совершения первого следственного или иного процессуального действия" (ст. 193). Надо также отметить, что все действия, в том числе то из них, которое открывает производство по делу, фиксируются в специальном едином электронном информационном реестре, который ведет Министерство юстиции. При этом возбудить производство и начать расследование вправе как прокуратура, так и следственный орган. Прокуратура в такой ситуации передает материалы для производства расследования в следственный орган, а если производство по собственной инициативе начал последний, то он обязан в кратчайший срок уведомить об этом прокуратуру. Общее руководство предварительным расследованием осуществляет прокурор, сохраняющий максимально возможный набор надзорных полномочий в отношении следственного органа. В частности, после начала расследования уголовное дело может быть прекращено исключительно по решению прокурора или с согласия последнего. Жалобы на действия следственных органов и прокурора рассматривает судья, именуемый в немецком духе судьей по предварительному следствию (ст. 230), который, помимо того, выдает по их запросам разрешение на производство следственных действий и применение мер пресечения, ограничивающих конституционные права личности. Обратим также внимание на положения ч. 2 ст. 211 УПК Эстонии, согласно которому "в ходе досудебного производства следственные органы и прокуратура выясняют обстоятельства, оправдывающие и уличающие подозреваемого и обвиняемого" (принцип материальной истины). Эстонский уголовный процесс знает также немало упрощенных и ускоренных производств в досудебных и судебных стадиях уголовного процесса. Судебное разбирательство во всех случаях происходит без участия присяжных заседателей. Способы пересмотра приговоров в основном вписываются в классическую континентальную схему, где есть апелляция и кассация, но нет надзора. В целом не вызывает сомнений, что эстонский законодатель придерживается германской модели уголовного процесса, причем его нельзя упрекнуть ни в непоследовательности, ни в уголовно-процессуальной эклектике.

В Молдавии (УПК 2003 г.) предварительное расследование также унифицировано в форме некоего уголовного преследования, т.е. без деления на дознание и предварительное следствие. Его ведет специальный орган уголовного преследования в лице офицеров по уголовному преследованию, находящихся под началом руководителя органа уголовного преследования. При этом прокурор сохранил обширные надзорные полномочия, в том числе право самостоятельно начинать и даже полностью проводить уголовное преследование. Стадия возбуждения уголовного дела ныне формально отсутствует, однако расследование (оно же уголовное преследование) начинается только после вынесения специального постановления о начале уголовного преследования (ст. 274). На этом этапе все может также завершиться постановлением об отказе от уголовного преследования (ст. 274). Нет сомнений, что в отличие от Эстонии в Молдавии отход от советского наследия в большей мере является номинальным (терминологическим), о чем говорят новейшие институты руководителя органа уголовного преследования, постановления о начале уголовного преследования, постановления об отказе от уголовного преследования и т.п., мало чем отличающиеся от советских начальника следственного отдела, постановления о возбуждении уголовного дела, постановления об отказе в возбуждении уголовного дела и т.п. К такому же выводу можно прийти при ознакомлении с другими "новейшими" молдавскими институтами: приостановления уголовного преследования, прекращения уголовного преследования и т.д. В то же время судебный контроль в ходе уголовного преследования здесь также осуществляется некими судьями по уголовному преследованию (молдавский вариант перевода немецкого Ermittlungsrichter). Обращает на себя также внимание стройная и выдержанная во французском духе (даже сугубо терминологически) система пересмотра приговоров, где есть апелляция, кассация и ревизия, как называют во Франции, а теперь и в Молдавии, возобновление уголовных дел по вновь открывшимся обстоятельствам. Существует и специальный способ пересмотра приговоров в связи с постановлениями Европейского суда по правам человека - так называемая жалоба на отмену. После внесения дополнений Законом от 5 апреля 2012 г. в УПК Молдавии была интегрирована также специальная розыскная деятельность, т.е. ОРД. Это полностью отвечает тенденциям развития тех постсоветских уголовно-процессуальных систем, которые внимательно прислушиваются к рекомендациям международных организаций, критикующих автономию ОРД по отношению к уголовному процессу.

В Грузии (УПК 2009 г.) теперь также нет стадии возбуждения уголовного дела, поэтому уголовный процесс сразу же начинается с расследования, которое, в свою очередь, более не делится на дознание и предварительное следствие. Расследование может быть начато по инициативе либо следователя (с уведомлением прокурора), либо прокурора. Его проводит следователь, который принадлежит одному из следственных ведомств, находящихся в системе Минюста, МВД, Министерства обороны, Минприроды, Минфина, Министерства пенитенциарных учреждений и пробации. При этом прокурор сохраняет полномочия по руководству расследованием и даже в некоторых случаях вправе произвести его самостоятельно, т.е. "американизация" грузинского уголовного процесса не привела-таки к имплементации концепции "автономии полиции". Именно прокурор вправе в любой момент прекратить расследование, причем его решение не может обжаловаться в суд (обжаловать можно лишь вышестоящему прокурору), что уже отражает известную американскую теорию "прокурорской дискреции", не подлежащей судебному контролю. Оперативно-розыскная деятельность интегрирована в уголовный процесс в виде негласных следственных действий. Судебный контроль в досудебных стадиях уголовного процесса, связанный с ограничением конституционных прав личности, рассмотрением жалоб на действия следователя и прокурора и т.п., осуществляет ординарный судья-магистрат соответствующего района, где производится расследование, т.е. ни о каком следственном судье (судье над следствием) речь в данном случае не идет, что, видимо, объясняется тем, что грузинских законодателей консультировали не немецкие, а непосредственно американские эксперты. Поэтому здесь прослеживается влияние не немецкой, а американской процессуальной терминологии (магистрат и т.п.). Расследование завершается официальным выдвижением обвинения. Оно выдвигается в двух случаях: 1) при обращении в суд с ходатайством о заключении под стражу; 2) при завершении расследования составлением обвинительного акта. При этом решение о выдвижении обвинения или об отказе в его выдвижении (прекращение дела) также полностью зависит от усмотрения прокурора, причем если он решит обвинение не выдвигать, то его решение также не подлежит обжалованию в суд (только вышестоящему прокурору) на основании упомянутой теории "прокурорской дискреции" американского происхождения. Специальная глава УПК (XXI) посвящена "сделкам о признании", которые могут заключаться между обвинением и защитой по любым категориям уголовных дел, что влечет безусловное назначение судом "согласованного сторонами" наказания без рассмотрения дела по существу. Если сделка не заключена, то проводится судебное разбирательство либо профессиональным судьей (судом), либо классическим судом присяжных. Впрочем, справедливости ради следует заметить, что за первые полтора года действия УПК Грузии, вступившего в силу в октябре 2010 г., в этой стране прошел только один процесс с участием присяжных заседателей, все остальные дела, подсудные суду присяжных, завершились заключением сделок о признании.

На Украине новый УПК 2012 г. также предусматривает ставший уже стандартным набор постсоветских нововведений <1>: отказ от стадии возбуждения уголовного дела; соединение дознания и предварительного следствия в единое досудебное расследование; появление в УПК гл. 21 "Негласные следственные (розыскные) действия" (хотя в данном случае это не привело к полному исчезновению автономного закона об ОРД); введение особых "следственных судей" (слiдчий суддя) псевдогерманского типа для контроля за следователем и прокурором в стадии досудебного расследования. Есть и оригинальные решения. Так, предусмотренный Конституцией Украины суд присяжных состоит по новому УПК из двух профессиональных судей и трех присяжных заседателей, что делает его более похожим на суд шеффенов (единая коллегия), нежели на классический суд присяжных. Что касается отказа от стадии возбуждения уголовного дела, то теперь любое сообщение о преступлении должно быть зарегистрировано в Едином реестре досудебных расследований, что предполагает обязательное начало производства по делу, хотя на практике этого не происходит (часто выносится решение об отказе в регистрации, которое законом не предусмотрено). В результате с введением в действие нового УПК на первых порах на Украине на 45% увеличилось количество производств по уголовным делам, что, в свою очередь, повлекло увеличение нагрузки на следователей и прокуроров. Затем ситуация стабилизировалась, но связано это с фактическим реанимированием конструкции отказа в возбуждении уголовного дела (под другим наименованием). В то же время украинский законодатель занял весьма умеренную позицию в отношении разнообразных особых производств, основанных на признании обвиняемым своей вины, предусмотрев их лишь по ограниченному кругу дел о неопасных преступлениях. Умеренность пока проявляет и правоприменитель: лишь 7% уголовных дел, направляемых в суды, завершается принятием судом решения о назначении наказания в особом порядке в связи с признанием вины, что немного в сравнении, допустим, с Россией, хотя на Украине эта цифра также постоянно растет.

--------------------------------

<1> О новом украинском УПК см. подробнее: Грошевой Ю.М., Каплина О.В. Новый этап развития уголовно-процессуального законодательства Украины // Уголовное судопроизводство. 2013. N 1; Ковтун Н.Н. Судебные стадии и производства УПК Украины: система и векторы реализованных нормативных реформ // Уголовное судопроизводство. 2013. N 1.

§ 3. Современное развитие уголовного процесса

в других странах и регионах мира

1. Развитие уголовного процесса в азиатском регионе. Среди азиатских государств наибольший интерес в сравнительно-правовом отношении представляют Китай и Япония, уголовно-процессуальные системы которых заметно различаются между собой.

В Китае до сих пор действует УПК 1979 г., испытавший видимое влияние советской доктрины уголовного процесса, что вполне объяснимо с учетом политико-экономических особенностей развития этой страны, в свое время очень внимательно изучавшей опыт СССР в разнообразных сферах государственного строительства и полностью не отказавшейся от него даже после советских событий 1991 г. УПК Китая с момента своего принятия отличался редкой стабильностью и подвергся всего двум крупным реформам. Первая из них состоялась в 1996 г. После нее в литературе можно встретить даже указания на то, что в Китае действует УПК 1996 г., хотя это неточно: на самом деле речь идет лишь об обновленной редакции прежнего Кодекса. Вторая реформа связана с принятием Закона от 14 марта 2012 г. о внесении масштабных изменений и дополнений в УПК 1979 г. Этот Закон вступил в силу с 1 января 2013 г.

Учитывая советские доктринальные корни китайского уголовного процесса, можно сказать, что в Китае сегодня действует модернизированный советский вариант континентальной модели уголовного процесса. В этом смысле в техническом отношении большинство китайских уголовно-процессуальных институтов воспроизводит либо советские, либо классические континентальные конструкции, хотя в некоторых случаях нельзя не отметить и сугубо китайскую обработку, которым подверглись отдельные из них. Так, если говорить о классических континентальных механизмах, то достаточно назвать институт гражданского иска в уголовном процессе или особую категорию дел частного обвинения.

Уголовный процесс в Китае начинается со стадии возбуждения уголовного дела, которая включает все знакомые российским и постсоветским юристам атрибуты: доследственную проверку, постановление о возбуждении уголовного дела, постановление об отказе в его возбуждении и т.п. Дело может быть возбуждено либо органами следствия, либо прокуратурой. После возбуждения дела начинается предварительное следствие, которое проводится под надзором прокурора. При этом прокуратура имеет следственный аппарат и самостоятельно расследует наиболее сложные уголовные дела. Заключение под стражу санкционируется также прокурором, т.е. судебный контроль в досудебных стадиях уголовного процесса в Китае отсутствует. В то же время процедура предъявления обвинения в китайском уголовном процессе фактически совпадает с моментом утверждения прокурором обвинительного заключения по окончании следствия, что заставляет вспомнить о германской модели прокурорского дознания <1>. На этом этапе прокурор либо предъявляет обвинение, после чего дело направляется в суд, либо отказывает в предъявлении обвинения, что означает, говоря российским уголовно-процессуальным языком, прекращение производства. Возможно и возвращение прокурором уголовного дела на дополнительное следствие. Судебное разбирательство проводится в Китае при активной роли суда, который вправе самостоятельно допрашивать обвиняемого, потерпевшего и свидетелей. Суда присяжных в этой стране нет, но значительная часть уголовных дел рассматривается по советскому образцу с участием народных заседателей, составляющих с профессиональным судьей единую коллегию. Пересмотр уголовных дел по второй инстанции происходит в кассационной форме, что опять-таки объясняется советским влиянием. Однако есть и специальный китайский институт "повторного рассмотрения приговоров к смертной казни". По таким делам, даже если осужденный не направил кассационную жалобу, дело автоматически должно быть еще рассмотрено вышестоящим судом. Если он согласен с выводами суда первой инстанции, то приговор подлежит последующему утверждению Верховным народным судом, также действующим ex officio. Помимо кассации, по всем уголовным делам применяется также надзорное производство, т.е. пересмотр вступивших в законную силу приговоров по инициативе участников процесса. В то же время за термином "надзорное производство" в Китае скрывается соединение в рамках одного института советского и постсоветского "надзора", с одной стороны, и пересмотра уголовных дел по вновь открывшимся (новым) обстоятельствам, с другой стороны.