V. Общее истощение организма 5 страница

– Не знаю, сэр. Я всегда мечтал стать проповедником, но иногда я думаю, что мне больше хочется быть миссионером и уехать отсюда. Однажды в нашей церкви останавливался миссионер и рассказывал мне о своей работе в Африке; он даже учил меня читать молитву на языке йоруба. Но для этого у меня не хватает образования, и я не знаю, смогу ли его получить. Я должен быть здесь и помогать маме, пока сестры еще маленькие. У меня нет денег на то, чтобы поехать куда-то учиться; да если бы они и были, мне еще надо закончить школу, чтобы поступить в колледж. Я окончил только девять классов. Тем не менее я знаю, что смог бы быстро выучиться, стоит мне только начать; и я намерен это сделать, как только представится возможность. Муди улыбнулся и понимающе кивнул.

– Ты должен быть рядом со своей мамой,- сказал он.- Это твой сыновний долг. Но не теряй надежду. Возможно, тебе придется подождать, но это не значит, что ты не добьешься успеха. Твоя любовь к Библии и твои видения помогут тебе. Главное и единственное право служить Богу – это желание служить Ему. Ты сможешь это делать, даже если не будешь больше учиться. Ты можешь быть примером для людей. Ты можешь жить по-христиански. Ты можешь заниматься благотворительностью и вести занятия в воскресной школе.

– Как же я могу вести занятия в городской воскресной школе? Я делал это в деревне, но даже там все мальчики и девочки из местного прихода либо закончили среднюю школу, либо уже учатся в колледже.

– Возможно, они прочитали много книг,- сказал мистер Муди.- Но они не знают эту.- Он показал на Библию.- А ты ее знаешь. И ты можешь научить их. Вспомни, Эдгар, Христос не выбирал апостолов среди университетских профессоров. Да и сейчас он не захотел бы иметь с ними дело, поскольку не был бы согласен с их теориями. Он предпочел простых рыбаков.

Эдгару – он, казалось, стал наконец воспринимать это имя как свое собственное - не стало от этого легче. Времена Христа и Библии были давно в прошлом. Все обстояло по-другому в церкви на Девятой улице, которую он посещал: хорошо одетые и хорошо образованные прихожане были недосягаемы для него. Как он мог осмелиться учить их?

– Как бы то ни было, сохраняй веру,- сказал мистер Муди.- Если Господь захочет, чтобы ты служил Ему, Он даст тебе возможность делать это. Пути Господни неисповедимы. Мы должны верить. Я подумаю, как помочь тебе. Если я найду какой-нибудь выход, я дам тебе знать.

Они пожали друг другу руки и расстались. Эдгар отвел корову в сарай и подоил ее. После завтрака он пошел в центр города.

На тенистых улицах Хопкинсвилла жилые дома утопали в зелени высоких деревьев и отделялись от проезжей части длинными газонами, усаженными кустарником. Там, где Седьмая Западная улица пересекалась с Мейн-стрит, деревья кончались, и летом солнце бес-препятственно палило здание суда и приземистые, сделанные из красного кирпича здания делового центра.

Городу не было и ста лет – он был построен в 1799 году, но производил впечатление вечного города. На всем лежала печать основательности, и шпили церквей были похожи на символы вечности. Когда Эдгар свернул на Мейн-стрит, у него было такое ощущение, что магазины и дома, мимо которых он проходил, были здесь всегда, так же не подверженные изменениям, как холмы и поля на бабушкиной ферме. Даже, пожалуй, холмы и поля больше менялись, так как в разное время года они выглядели по-разному. Такие детали, как новое дерево, костер, разведенный в поле, или свежевыкрашенный забор, постоянно обновляли деревенский пейзаж. А на Мейн-стрит в ее западной части всегда стояло здание суда, а в восточной – городской банк. Затем шли: магазин одежды Уолла, ателье Узьера и книжный магазин братьев Хоппер, где он работал. За ним находился магазин скобяных товаров Томпсона, а напротив аптека Хардвика. Следом располагались галантерейный магазин Лейтема и обувной Бернетта.

Эдгар открыл дверь в магазин своим ключом, вошел и поднял жалюзи. Затем он опустил наружный тент над окнами. Солнце светило ярко, и необходимо было закрывать книги и картины, чтобы они не выгорали.

В передней части магазина размещались витрины, в которых были выставлены картины в рамах; там же стояли стеллажи с новой литературой. Далее вдоль стен шли книжные полки с учебниками для местных школ, школ округа, Колледжа Саут-Кентукки, Баптистского женского колледжа и мужской школы Феррелла – это были основные центры образования для жителей города. В дальней части магазина размещались канцелярские товары и различные школьные пособия, рамы для картин, образцы багетов и большая стойка для картин без рам. Вдоль стены стояли стол мистера Уилла Хоппера и сейф. В углу была лестница, ведущая на балкон, где делались рамы и багеты и хранился необходимый для этого материал. За перегородкой стояла кровать, на которой спал мистер Уилл.

Мистер Уилл проснулся, когда открылась наружная дверь: для него это был сигнал вставать. Он спустился вниз, поздоровался с Эдгаром, который вытирал пыль, и вывел свой велосипед на улицу. Сев на него, мистер Уилл поехал к усадьбе Хопперов, находившейся недалеко от города. После завтрака он вернется с братом Гарри, который был его компаньоном.

Эта лавка досталась им в наследство от отца, и именно их отцу Эдгар был обязан своей нынешней работой. В свое время мистер Хоппер-старший подарил ему Библию, отказавшись взять за нее деньги. Когда Эдгар обратился к мистеру Уиллу по поводу работы, он рассказал ему об этом эпизоде. Мистер Уилл заволновался. Этот высокий, подтянутый, кареглазый мужчина с приятным голосом отличался мягкостью и деликатностью в поведении.

– Но нам не нужны работники,- сказал он Эдгару.- Нам вообще никто не нужен. Мы справляемся сами.

– Я был во всех магазинах города,- сказал Эдгар.- Но ваш мне понравился больше всего, и я хочу здесь работать.

Похвала смутила мистера Уилла. Он попросил юношу прийти на следующий день. Затем Эдгар встретил мистера Гарри. Тот был ниже своего брата ростом, светловолосый, с округлой бородкой. Он тоже сказал, что магазину не нужен клерк.

– Но я хочу здесь работать,- возразил Эдгар.- Это лучший магазин в городе.

Мистер Уилл был добрым человеком, сентиментальным по отношению к памяти своего отца. Мистер Гарри был восприимчив к лести. В результате они разрешили ему работать у них, но бесплатно.

– Хорошо,- сказал Эдгар.- Я стану незаменимым, и вы сами захотите мне платить.

Он начал работать, и в конце месяца братья несколько смущенно спросили его, примет ли он в качестве поощрения за свою работу новый костюм. Он был счастлив. Они тоже довольны. Его внешний вид значил для них больше, чем для него самого. В конце второго месяца они заплатили ему пятнадцать долларов и сказали, что эту сумму он будет получать каждый месяц.

Чтобы заслужить признание, ему пришлось много поработать. В поисках пыли он добирался до самых верхних полок стенных шкафов, где хранились скульптуры. Именно этим он занимался однажды утром, когда братья вернулись с завтрака. Проходя мимо него, мистер Гарри сказал:

– Осторожно. Не разбей там ничего. А мистер Уилл сказал:

– Этим давно следовало заняться. Будь осторожен. Не упади и не ушибись.

Они были очень разными, эти братья, хотя оба были добры к нему и довольны его работой.

В один из жарких скучных дней в конце лета, когда Эдгар стоял за прилавком с мистером Гарри, к магазину подъехал экипаж. Девушка, правившая им, заглянула вовнутрь и помахала рукой.

– Ты ее знаешь?- спросил мистер Гарри.

– Да, сэр. Это мисс Этель Дьюк. Она работает в школе у нас в деревне. Кажется, она хочет мне что-то сказать.

Он вышел на улицу, щурясь от яркого света. В экипаже, казалось, было прохладно; верх его был отделан бахромой, а сиденья обтянуты кожей. Этель Дьюк, наклонившись, протянула ему руку.

– Привет, старина,- сказала она.- Как поживаешь? Мы не виделись с тех пор, как ты декламировал речь Джима Маккензи и чуть не уморил нас всех. Как твои домашние?

– Спасибо, хорошо,- сказал он, пожимая ее руку. Она выпрямилась и откинулась назад. В глубине экипажа стало видно лицо девушки, сидевшей рядом с ней.

– Познакомься с моей кузиной Гертрудой Эванз,- сказала Этель.

Девушке было лет пятнадцать, она была очень хрупкой, но хорошенькой, с темными глазами и бледным овальным лицом, как камея.

– Гертруда, это… Старина, как твое имя?

– Эдгар.- Он произнес его с достоинством, памятуя, как к нему обратился мистер Муди.

– Эдгар Кейси. Он из сельской местности, где живут одни Кейси. Сейчас он работает в книжном магазине.

– Здравствуйте,- сказал Эдгар.

Гертруда посмотрела на него. Ее взгляд, словно ливень, захлестнул его. На лице ее не было улыбки.

– Здравствуйте,- сказала она.

– Старина, как тебе нравится жизнь в городе? – спросила Этель.- Как приемы, вечеринки?

– О, я еще не был ни на каких приемах. Я ведь здесь всего лишь несколько месяцев.- Он было собрался рассказать ей, что еще не познакомился ни с кем из молодых людей, но, заметив, что Гертруда исподволь наблюдает за ним, замолчал.

– Не был – значит, будешь,- сказала Этель.- В пятницу вечером в доме Гертруды прием в саду. Ты придешь? Мы будем рады тебя видеть, правда, Гертруда?

Гертруда смотрела в другую сторону.

– Да, конечно,- сказала она.

– Это усадьба Солтеров,- объяснила Этель.- Она находится к востоку от города на расстоянии приблизительно полутора миль, как раз у поворота к больнице Уэст-Стейт-хоспитал. Ты не заблудишься. Дом стоит справа на холме. Приходи в восемь, чтобы увидеть, как восходит луна. Завтра полнолуние.

Она уехала, помахав на прощание рукой. В магазине мистер Гарри разговаривал с Мэри Грин, своей девушкой, которая пришла, пока Эдгар был на улице. Мэри преподавала в Колледже Саут-Кентукки.

– А малышка хорошенькая,- сказал мистер Гарри.- Кто это, Эдгар?

– Ее зовут Гертруда Эванз,- сказал Эдгар. Он обернулся и посмотрел вслед экипажу, скрывшемуся за углом.

– Это была Гертруда Эванз?- спросила Мэри Грин. – Я видела ее, когда она училась в школе. Это Дочь Сэма Эванза, Гарри.

Гарри кивнул.

– Ее мать – Элизабет Солтер, – сказал он. – Я и не знал, что девочка так выросла. Кажется, у нее есть братья.

– Вы знаете, где находится усадьба Солтеров?- спросил Эдгар.

Гарри облокотился на прилавок и стал объяснять.

– В полутора милях от города, на повороте перед больницей. Старый Сэм Солтер приехал сюда строить лестницу в больнице, винтовую. Он был архитектором, кажется, из Цинциннати. Это было во время войны или незадолго до того. Если не ошибаюсь, дом был под обстрелом, когда его строили. Один снаряд попал прямо в центральную часть. Солтер задержался, чтобы построить колледж, ну а потом обосновался здесь. Построил себе дом в хорошем месте. Около десяти акров. Отличный сад. Отец девушки умер. Она живет с родственниками. У нее два брата.

– Мальчиков зовут Хью и Линн,- сказала Мэри Грин.

– Да, ты права,- подтвердил мистер Гарри.- Потом там еще есть Кейт, это средняя дочь Солтера, после Элизабет. Она приходится девушке тетей. Кейт вышла замуж за Портера Смита и уехала в Алабаму, но он умер, и она с детьми вернулась домой. Ее сыновей зовут Портер и Раймонд, а еще у нее есть падчерица, дочь ее покойного мужа от первого брака. Ее имя – Эстелла, но домашние зовут ее Стелла. У девушки есть еще дяди – Уилл и Хайрам. Уилл работает в больнице, а Хайрам на железной дороге.

– Но самая хорошенькая в семье – Керри,- сказала Мэри Грин.- Она младшая из дочерей Солтера. Она приходится Гертруде тетей, но, думаю, у них разница в возрасте – не более двух лет. Она учится на модистку, хотя я не могу понять зачем.

– А почему бы и нет? – спросил мистер Гарри.

– Ей надо выйти замуж,- ответила Мэри, пристально посмотрев на него.

– Итак,- сказал мистер Гарри Эдгару,- теперь, когда ты знаешь все об этой семье, скажи нам, в чем дело? У тебя назначено свидание с Гертрудой?

– Меня пригласили к ним на прием в пятницу вечером,- сказал Эдгар.- Прием в саду.

– Приятные люди,- сказал мистер Гарри.- Они тебе понравятся.

Мэри Грин посмотрела на Эдгара с интересом.

– Там ты встретишь много хорошеньких девушек,- сказала она.- Или ты уже сделал свой выбор?

– Нет,- сказал Эдгар.- Нет.

Он пошел стирать пыль с книг с чувством внутреннего беспокойства. Судя по тому, что он услышал, Солтеры были важными людьми. Возможно, они были похожи на персонажей модных романов, которые пользовались популярностью у их читательниц. Но Этель Дьюк не принадлежала к такому обществу, а она будет у них на приеме. Скорее всего, Солтеры были просто приятными, хорошо обеспеченными людьми, как в романах Олджера: там влиятельные джентльмены всегда помогают главному герою. Возможно, с ним произойдет похожая история. Он познакомится с девушкой, пройдет через множество испытаний, из которых выйдет победителем, и его благодетель – возможно, это будет старый мистер Солтер – даст согласие на его помолвку со своей внучкой и денег на учебу. Конечно, со временем он вернет эти деньги, и в конце концов у него будет замечательная церковь, дом для семьи и пара лошадей для выезда. Он будет одним из самых уважаемых людей города.

Но, возможно, все будет совсем иначе. Возможно, они не захотят иметь с ним дело, потому что он беден и необразован.

Как бы то ни было, у него был новый костюм, и на приеме он будет выглядеть не хуже богатых юношей, которые могут там оказаться.

В пятницу он вышел из дома сразу после ужина. По пути стемнело, но когда он подошел к Хиллу, светила луна, и над деревьями, поднимающимися вверх по холму, он увидел очертания дома. Вдали качались и мерцали китайские фонарики. Легкий ветерок доносил до него звуки голосов и смех.

Дом показался ему заколдованным замком, недоступным, недосягаемым, хотя он снова и снова повторял, чтобы подбодрить себя, что этот дом значительно уступал по размерам бабушкиному и земли тоже было намного меньше. Однако он сознавал, в чем существенная разница. У бабушки был деревенский дом. А это – особняк. Жить в таком доме и не работать на земле, владеть землей для того, чтобы просто жить на ней,- это была привилегия джентльменов.

Дорога привела его к проволочной ограде. К дому вели две аллеи: одна – подъездной путь для экипажей, Другая – пешеходная дорожка. Он открыл калитку и пошел по дорожке под огромными дубами, за которыми шли клены, а потом акации высотой чуть ли не в сотню футов. Верхушки деревьев покачивались на ветру, словно головы великанов, приглашая войти в другой мир.

Он обошел вокруг дома к тому месту, где светили фонари. Это была лужайка между домом и фруктовым садом. На накрытых столах стояли хрустальные графины с лимонадом и подносы с печеньем, пирожными, бутербродами и фруктами. Вокруг были расставлены скамейки и стулья, но большинство молодых людей сидели прямо на земле, подложив носовые платки, пиджаки или шали, чтобы не испачкать юбки и брюки о траву.

Этель Дьюк заметила его и, взяв за руку, представила сначала старикам Солтерам - симпатичной седовласой паре,- а затем остальным членам семьи: миссис Эванз, матери Гертруды, подвижной улыбчивой женщине с темными волосами; миссис Смит, тете Кейт, полнолицей приятной даме с маленькими руками и маленьким красивым ртом; Керри Солтер, тоже тете Гертруды, красивой девушке с огромными сияющими карими глазами, которые буквально ослепили его. После Керри он уже плохо различал остальных; она увела его от Этель и познакомила со своими племянниками – Портером и Раймондом – и своими братьями – Уиллом и Хайрамом. Она предложила ему лимонад и накормила пирожками и булочками, и не успел он опомниться, как она, усадив его рядом с собой на скамейку, заставила рассказывать о себе.

Позже она представила его Стелле Смит, своей сводной племяннице, а затем как-то незаметно подвела к Гертруде и разговорила их. И тут она исчезла.

Гертруда выглядела еще лучше, чем она запомнилась ему после их первой встречи. На ней было белое платье до земли, которое, как снежный сугроб, плыло над нижней юбкой, а в волосах приколота красная роза как последний штрих, завершающий картину. Эдгар поймал себя на том, что невольно обрамляет эту картину в раму или багет.

Пока он раздумывал, что лучше подойдет для нее – то или другое, – Гертруда взяла его за руку и сказала:

– Давай спустимся к воротам. Оттуда лучше видна луна. Я люблю смотреть, как она поднимается над домом.

Она провела его вокруг дома и вниз по дорожке.

– Прислушайся к деревьям,- сказала она. Акации наверху и дубы рядом с ними что-то шептали.

– Ты знаешь, о чем они говорят?- спросила она. Он не знал и спросил, знает ли она.

Она сказала:

– Нет, но считается, что это шепчутся души влюбленных, которых жестоко разлучили на земле, и теперь они встречаются в листве деревьев в полнолуние и говорят друг другу о своей любви.

– О,- сказал он.

Когда они подошли к ограде, она попросила его помочь ей взобраться на невысокий опорный столб, чтобы там удобно сесть.

– Я бы залезла сама,- сказала она,- но не в этом платье.

Он достал из кармана трубку и спросил, не возражает ли она, если он закурит.

– Нет,- сказала она.- Я считаю, что мужчина должен курить, и мне нравится трубка больше, чем сигары.

Когда трубка была зажжена, они стали смотреть на луну. Она плыла вверх, за дом.

– Расскажи мне о себе,- сказала Гертруда.- Кем ты хочешь быть? Я готова поспорить, что когда-нибудь ты будешь владельцем книжного магазина. И тогда у тебя будут все книги, которые ты хотел бы прочитать. Я думаю, что лучше этого ничего не может быть. Я люблю книги больше всего на свете.

Когда она попросила рассказать о себе, он было открыл рот, чтобы сказать: “Я хочу быть священником”. Но когда она заговорила о магазине, он закрыл рот и прикусил трубку.

Не получив ответа, она засмеялась и сказала:

– Наверно, ты думаешь, что глупо с моей стороны говорить об этом. Но мне всегда интересно, чем люди хотят заниматься в будущем. Интересно посмотреть на юношей и девушек сейчас, когда они молоды, и потом, когда они станут взрослыми и займут свое место в жизни. Никогда не угадаешь, кем станет твой лучший друг. Сейчас все мои знакомые сверстники начинают задумываться о работе и о том, кем они хотят быть.

– Я считаю, что это значит задумываться о той работе, которая тебе когда-нибудь подвернется,- сказал он.- Он уже успокоился и мог ответить ей, хотя внутри него что-то опрокинулось и заполнило его ощущением, которое, казалось, перейдет в тошноту.

– Я-то как раз хотел работать в книжном магазине,- продолжал он,- и ходил за мистером Уиллом и мистером Гарри, пока они не взяли меня.

Он усмехнулся и выбил трубку о столб. Ему был так скверно, что он боялся дальше курить.

– Они сказали, что им никто не нужен в магазин, но я пообещал, что стану необходимым, если они дадут мне шанс. И вот теперь они не могут от меня избавиться, потому что привыкли к тому, что я есть.

Она тоже засмеялась. Как хорошо, когда есть повод посмеяться: это позволяет ближе познакомиться. Стоит только посмеяться вместе над чем-нибудь – вы уже друзья.

– Я знала, что ты такой,- сказала Гертруда. Уверена, что, если только куплю у тебя книгу, ты уж не отстанешь и разоришь меня.

Они оба рассмеялись, и он рассказал ей о всех новых книгах, поступивших в магазин. При упоминании каждой книги она вскрикивала и утверждала, что это как раз та книга, которая ей нужна. Так они разговаривали, пока наконец она не протянула руку и не попросила его помочь ей слезть.

– Нам надо возвращаться,- сказала она.- Прием уже скоро окончится.

Торопливо поднимаясь по дорожке, она сказала:

– Мне сейчас надо будет прощаться со всеми, так что я начну с тебя. Я надеюсь, что ты снова придешь к нам. Не забывай сюда дорогу.

– Не забуду,- ответил он. Он боялся взять ее за руку. Потом он осознал, что это сделала она.

– Приятно было познакомиться,- сказала Гертруда.

Вернувшись к гостям, они расстались: он попрощался с хозяевами и тихо ускользнул, спустившись по подъездной дороге, которая была на несколько ярдов ближе к городу, чем пешеходная дорожка.

Ему хотелось пройтись одному. Тошнота обволакивала его, и он знал, что это было. Он давно знал это, но Гертруда заставила его посмотреть правде в глаза. Он сказала то, о чем другие думали. Все время он притворялся, что его планы могут осуществиться, хотя внутри себя сознавал, что с каждым уходящим днем его мечты становится все более далекой и несбыточной. Теперь предел был достигнут: он никогда не станет священником. Он понял это.

Скорее всего, его мечта была неосуществима с самого начала; он один считал, что это возможно. Его мама делала вид, что верила; когда он говорил об этом, она целовала его, прижимала к себе и говорила: “Я верю, что твои мечты сбудутся”. Но теперь он понимал, что она молилась о чуде, а не о том, что могло реально произойти, даже если бы его близкие сделали все от них зависящее.

Возможно, если бы были живы его бабушка и дедушка, мечта бы и осуществилась. Они бы заложили ферму, чтобы оплатить учебу. Но братьев его отца не интересовали ни он, ни проповеди. У них были свои семьи, и они сочли бы его амбиции глупостью, если бы он обратился к ним с просьбой о помощи. Его отец очень благожелательно относился к его мечте, поскольку восхищался священниками и учеными не меньше, чем бизнесменами и политиками. Но его благожелательность ограничивалась только словами. В семье было четыре дочери, и, хотя дела его шли хорошо, иногда случались денежные затруднения.

Ему было восемнадцать с половиной лет. Если предположить, что случится чудо и он сможет начать занятия осенью, то года за три он бы закончил среднюю школу. Он мог бы учить некоторые уроки во сне, но такие предметы, как математика и грамматика, требовали понимания. Эти дисциплины предполагали решение проблем, а не просто заучивание и запоминание ответов. До колледжа он бы добрался в возрасте двадцати одного с половиной года. А перед поступлением в семинарию ему было бы почти двадцать шесть. Это слишком поздно. В этом возрасте ему следовало быть женатым и иметь семью. Он вспомнил, как мистер Муди сказал: “Возможно, ты начнешь поздно”, а потом добавил: “Не теряй веру” – и рассказал ему об апостолах, которые были простыми рыбаками. Мистер Муди понимал, что его мечта несбыточна. Все понимали, кроме него.

Его сознание перестало взрослеть, когда он решил стать священником. С тех пор время для него остановилось: он навсегда остался маленьким мальчиком, который хотел бы учиться на проповедника. А тем временем ноги его вытянулись, голос изменился, зрелость вошла в его тело. Теперь она неожиданно вошла и в его сознание. Он вдруг почувствовал себя старым и разочарованным.

Жизнь проходила мимо него, а он и не знал, что все вокруг движется. Теперь он был обречен стать бизнесменом, работать в магазине, заворачивать покупки для клиентов и ходить в церковь только по воскресеньям или на собрания.

Со временем он станет владельцем магазина и будет вести занятия в воскресной школе. Когда сестры вырастут и выйдут замуж, он построит для своих родителей дом. Сам он тоже будет жить с ними, так как к тому времени состарится и, естественно, никогда не женится. Он будет просто делать добро людям и любить всех. Когда Гертруда со своими детьми однажды зайдет к нему в магазин, он справится об их здоровье и поболтает с ней о них, а в ее глазах будут стоять слезы при воспоминании о той большой любви, которую она потеряла, потому что не дождалась его.

Неожиданно, как раз тогда, когда комок в горле чуть было не задушил его, голос внутри него, мужской голос, похожий на его собственный, с осуждением сказал: “А разве есть лучший путь служения Богу и людям?”

Он остановился, почувствовав, что краснеет. Действительно, есть ли лучший путь для христианина, чем тот, который он только что себе представил? А ведь он подумал о нем только из чувства жалости к себе, поскольку расстался с мечтой о жизни священника с богатым приходом, хорошим домом, красивой женой и детьми. Между прочим, настоящий священник становится миссионером и не имеет ничего, кроме Библии.

Он быстро пошел дальше, все еще краснея. Когда экипаж с кем-то из гостей догнал его по дороге, он с радостью принял предложение подвезти его до города.

Сидя сзади спиной к остальным, болтая ногами в ночной темноте и устремив взгляд в небо, он попыхивал трубкой и больше не жалел себя. Он решил отказаться от мысли стать священником. Он был вынужден это сделать. Но он не собирался отказываться от Гертруды. Он решил на ней жениться.

Глава 5

Время в Хопкинсвилле текло незаметно. В жизни города почти ничего не менялось. Все те же улицы и здания покрывались снегом зимой, продувались пыльными ветрами в марте, поливались дождями в апреле и мае и пеклись под палящими лучами солнца длинными ясными летними днями. Зима была холодной, весна – дождливой, лето – жарким, а осень – роскошной: воздух был теплым и мягким, а листья становились желтыми, бордовыми и золотыми.

Для Эдгара, влюбленного и счастливого, жизнь текла именно по такому календарю. Его сердце замерло, боясь спугнуть своим биением чудо ее чувства к нему.

Его любовь к ней не воспринималась им как счастье: это был голод, постоянно требующий удовлетворения, переходящий из экстаза в страдание, если пища переставала поступать. А вот ее любовь неизменно приводила его в состояние потрясения: временами то обстоятельство, что он никогда не надоедает ей, что ей нравится быть с ним, что она сама предпочла его общество всем другим, было выше его понимания. Всю жизнь он мечтал о чем-то, что было за пределами досягаемого. Он привык к несбыточным мечтам. Но сейчас он ощущал себя ребенком, который невзначай пожелал иметь крылья и вдруг почувствовал, что парит в воздухе.

Он думал о ней во время работы, заворачивая покупки или расставляя новые книги на полках, и тут ему приходило в голову, что и она в этот момент, вероятно, думает о нем. Он видел, как она проходит по гостиной и берет книгу, которую он ей принес. Он видел, как ее рука переворачивает страницу. Он чувствовал биение ее пульса на тонком запястье и движение крови вверх по руке к чистому маленькому личику с темными, всегда сосредоточенными глазами. Он видел копну волос, собранных на затылке в пучок, похожий на корзинку, и заглядывал внутрь ее головки, пытаясь угадать, что она сейчас о нем думает. Руки у него начинали дрожать, к лицу приливала кровь, и он спешил найти себе какое-нибудь дело, требующее всех его сил, чтобы унять бешеное биение сердца, которое заполняло каждую клетку его тела.

В целях безопасности он старался отвлечься от мыслей о ней. Он переключался на дом, в котором она жила, останавливаясь на каждой детали, заставляя себя вспоминать, как что выглядит и что ему рассказывали об этом. Это его успокаивало, заставляло мозг работать, и постепенно сердце начинало биться ровно.

Рядом с гостиной в Хилле находился огромный зал больше, чем обычная комната; в него можно было попасть прямо с центрального входа. В зале вдоль боковых стен стояли два массивных секретера. Они был сделаны из дуба и достигали потолка. Верхняя часть секретеров состояла из застекленных полок, средняя часть была письменным столом, а в нижней части полки закрывались тяжелыми дверцами. На каждом столе стояла большая лампа под белым абажуром. Полки секретеров были заполнены книгами; вокруг были расставлены кресла для посетителей библиотеки.

В доме было несколько спален: одна – напротив зала и две – в задней части дома. Эдгар там никогда не был, но много слышал о спальне, которую занимали тетя Кейт и мать Гертруды. В спальне стояли две дубовые кровати, и на каждой кровати была перьевая перина. Тетя Кейт сама щипала перья для своей перины, а Лизз – так Кейт звала свою старшую сестру, щипала перья для своей. Сестры сами набивали каждая свою перину, шили наперник и матрац. Ежедневно они застилали свои кровати, категорически отказываясь от помощи друг друга, словно выполняя своеобразный ритуал. У каждой был собственный метод, и никому из посторонних не разрешалось притрагиваться к кровати, кроме ее владелицы. В спальне имелись два дубовых кресла-качалки с крепкими плетеными сиденьями. Перемещаясь по дому, сестры носили свои кресла за собой, а летом они стояли на заднем дворе. Кресла были так же неприкосновенны, как и кровати, но их святость подчас нарушалась: каждая из сестер обвиняла другую в том, что та взяла не свою качалку.

В глубине дома была столовая. В ней стоял огромный дубовый стол, по сравнению с которым вся остальная мебель – сервант, стулья, буфет – казалась карликовой. В одном из углов у стены стоял шкаф для лекарств, набитый различными покупными и домашними средствами. Тетя Кейт частенько говаривала, что когда-нибудь все в этом доме отравятся, потому что в шкафу на одних и тех же полках хранились вперемежку лекарства для коров, кур, собак и людей.

– Когда-нибудь ночью я спущусь сюда и в темноте возьму не то лекарство,- говорила тетя Кейт,- и на этом все кончится.

В одной из задних комнат дома стояла знаменитая плита. Старая миссис Солтер была строгой христианкой. Она постоянно предостерегала своих сыновей от таких грехов, как карточная игра, кости и спиртное, и грозила им страшным наказанием, если когда-либо вдруг обнаружится, что мальчики подвержены одному из этих пороков. Однажды зимой она нашла в кармане Уилла колоду карт. Собрав всю семью, миссис Солтер произнесла речь и, открыв дверцу плиты, бросила карты в огонь.

Карты были сделаны из целлулоида. Плита взорвалась, выбив дверцу и крышку и разметав огонь по комнате. Никто не пострадал, горящие уголья собрали и погасили. Миссис Солтер ничего не сказала, но, казалось, она была довольна. Взрыв некоторым образом подтвердил ее правоту.