Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Подготовка текста, перевод и комментарии Н. А. Казаковой




ВСТУПЛЕНИЕ

Во время пребывания в Италии автор «Хождения на Флорентийский собор» вместе с несколькими членами русского посольства на Ферраро-Флорентийский собор посетил Рим и в короткой заметке изложил впечатления ο нем. Несмотря на краткость, в ней сообщается ряд сведений ο географическом положении Рима, его религиозных и архитектурных достопримечательностях. Очень интересно наблюдение автора ο запустении Рима.

Город в XIV — первой половине XV в. действительно находился в состоянии упадка: экономика переживала застой, население катастрофически уменьшалось, здания ветшали и разрушались. «Заметка ο Риме» является первым в русской литературе описанием «вечного города».

Памятник издается по списку: РНБ, Софийское собр., № 1465 (начало XVI в.).

ОРИГИНАЛ

До града Ферары путь писанъ напреди. А от Ферары града до Рима великаго града 50 миль. А Римъ великий град стоить на рѣцѣ на Тиверѣ за 12 миль до моря. А около града 30 миль 2 мили. А ездили есмя около града два дни на конехъ. Стоит же межи горами. А церкви святаго апостола Петра внутри града. А мера ея в долину ступеней великих[1] 105, а поперекъ полсемадесять. А мощи святых апостолъ Петра и Павла лежат в церквах, разделилъ их святый папа Силивестръ, половина в Петрѣ святѣмъ и половина в Павлѣ святѣмъ, а главы ихъ лежат въ церкви святаго Ивана Предтечи. И тамо святый царь Коньстянтинъ[2] крестилъся, и крестилница его мраморъ зеленъ. Да были есмя на мѣстѣ, кдѣ усѣкнули главу святому апостолу Павлу, ту три кладязи: коли стяли главу, и она прянула трижды, и с тѣх мѣстъ истѣкають три кладязи прудко велми, и вода их пити сладка велми и студена. А мечем тѣм знаменахомся, которым его усѣкнули, и воду ту святую пихом. От града же до церкви святаго апостола Павла 2 мили. А мѣра церкви той — ступеней великих 130, а поперекъ 70. Церкви же в нем были велми велицы и позлащеныи верхи и полаты чюдны. И то все порушилося, запустѣния ради. Видѣхом же и домъ царевъ и домъ Еуфимиановъ великъ велми.[3] А иного не писахом.

Путь до города Феррары описан прежде. А от города Феррары до великого города Рима пятьдесят миль. Великий же город Рим стоит на реке Тибре в двенадцати милях от моря. Расстояние по окружности города составляет тридцать две мили. Объезжали мы его на конях в течение двух дней. Стоит же Рим между горами. А внутри города находится церковь святого апостола Петра, размер ее составляет в длину сто пять шагов и в ширину — тридцать пять. Мощи святых апостолов Петра и Павла лежат в церквах, разделил их святой папа Сильвестр, — половина мощей находится в церкви святого Петра, а половина — в церкви святого Павла, а головы обоих апостолов лежат в церкви Иоанна Предтечи. В этой церкви крестился святой император Константин, и в ней хранится его крестильница из зеленого мрамора. Были мы также на месте, где отсекли голову святому апостолу Павлу, — там имеются три родника; когда отсекли голову, она трижды прянула, и в земле в тех местах, которых голова коснулась, образовались три быстро текущих родника с очень вкусной и холодной водой. Мы осенили себя мечом, которым отсекли голову апостолу Павлу, и пили из родников ту святую воду. От города до церкви святого Павла две мили. Размер этой церкви — сто тридцать шагов в длину и семьдесят — в ширину. Церкви же в Риме раньше были очень большие и с позолоченными крышами, и дома также были замечательные, но разрушились из-за запустения города. Видели мы также императорский дворец и дом Евфимиана очень большой. А о другом виденном мы не написали.

 


[1]...ступеней великих. — Слово «ступень» в древнерусском языке означало, в частности, меру длины, равную длине шага или же стопы; под «ступенями великими» в данном памятнике подразумевается длина шагов.

[2]...святый царь Коньстянтинъ... — Первый римский император, введший христианство в качестве государственной религии.

[3]...домъ Еуфимиановъ великъ велми. — Возможно, имеется в виду легендарное известие ο римском вельможе Евфимиане, отце Алексея, человека Божия, — святого, очень популярного на Руси (см. его Житие в наст. изд., т. 2).


ПЕРЕВОД

Путь до города Феррары описан прежде. А от города Феррары до великого города Рима пятьдесят миль. Великий же город Рим стоит на реке Тибре в двенадцати милях от моря. Расстояние по окружности города составляет тридцать две мили. Объезжали мы его на конях в течение двух дней. Стоит же Рим между горами. А внутри города находится церковь святого апостола Петра, размер ее составляет в длину сто пять шагов и в ширину — тридцать пять. Мощи святых апостолов Петра и Павла лежат в церквах, разделил их святой папа Сильвестр, — половина мощей находится в церкви святого Петра, а половина — в церкви святого Павла, а головы обоих апостолов лежат в церкви Иоанна Предтечи. В этой церкви крестился святой император Константин, и в ней хранится его крестильница из зеленого мрамора. Были мы также на месте, где отсекли голову святому апостолу Павлу, — там имеются три родника; когда отсекли голову, она трижды прянула, и в земле в тех местах, которых голова коснулась, образовались три быстро текущих родника с очень вкусной и холодной водой. Мы осенили себя мечом, которым отсекли голову апостолу Павлу, и пили из родников ту святую воду. От города до церкви святого Павла две мили. Размер этой церкви — сто тридцать шагов в длину и семьдесят — в ширину. Церкви же в Риме раньше были очень большие и с позолоченными крышами, и дома также были замечательные, но разрушились из-за запустения города. Видели мы также императорский дворец и дом Евфимиана очень большой. А о другом виденном мы не написали.

 


[1]...ступеней великих. — Слово «ступень» в древнерусском языке означало, в частности, меру длины, равную длине шага или же стопы; под «ступенями великими» в данном памятнике подразумевается длина шагов.

[2]...святый царь Коньстянтинъ... — Первый римский император, введший христианство в качестве государственной религии.

[3]...домъ Еуфимиановъ великъ велми. — Возможно, имеется в виду легендарное известие ο римском вельможе Евфимиане, отце Алексея, человека Божия, — святого, очень популярного на Руси (см. его Житие в наст. изд., т. 2).


НАСТАВЛЕНИЕ ОТЦА К СЫНУ

Подготовка текста, перевод и комментарии Н. С. Демковой

ВСТУПЛЕНИЕ

Это произведение относится κ популярному жанру древнерусской дидактической литературы — κ жанру поучений. Тексты такого типа, генетически связанные с византийскими сборниками изречений — флорилегиями, были широко распространены в средневековой русской литературе, начиная с XI в. Несколько другая композиция этих же афоризмов содержится в начале популярного на Руси сборника изречений «Пчела» (Розанов С. П. Материалы по истории русских «Пчел». СПб., 1904, с. 33—38); однако публикуемая подборка наставлений представляет собой вполне законченный текст с концовкой.

Особенностью этой подборки афоризмов, включенной в сборник середины XV в., предназначенный для чтения (в состав сборника входят «Историческая Палея» и Рогожский летописец), является ее очевидная светская направленность: так, в пергаменном сборнике XIV в. «Золотая Чепь» начальный фрагмент публикуемого поучения получил даже специальное название «Слово ο храборьстве» (РГБ, ф. 307, № 11, л. 7). Β тексте «Наказания» соединены советы, выражающие этические принципы феодального вассалитета («Что бо того лучши есть, еже пред князем умрети!») с нормами поведения в духе средневековой морали («Посупляй долу лице от неподобных гляданий»). Текст публикуется no рукописи 40-х гг. XV в. (РГБ, ф. 247, № 253, лл. 247—248).

ОРИГИНАЛ

НАКАЗАНИЕ ОТЦА КЪ СЫНУ

НАСТАВЛЕНИЕ ОТЦА К СЫНУ

Сыну, егда на рать съ княземъ едеши, то съ храбрыми напред еди, да и роду своему честь наедеши и себѣ добро имя. Что бо того лучши есть, еже пред князем умрети! Слугы же, чядо, путныя[1] чти и люби.

Сын мой, когда на рать с князем едешь, то езди с храбрыми впереди — и роду своему честь добудешь, и себе доброе имя. Что может лучше быть, если перед князем умереть доведется! Слуг же путных, чадо, почитай и люби.

Сыну, аще хощеши великъ быти пред Богомъ и человѣкы, то смѣрися всѣм равно, добротою пред всякым человѣкомъ, за очи и въ очи. Аще ли кому смѣються, а ты хвали и люби, да от Бога приимеши мъзду, а от людий — похвалу, а от него — честь.

Сын мой, если хочешь прославиться перед Богом и людьми, то будь ко всем одинаков и добр ко всякому человеку, и за глаза и в глаза. Если же над кем-нибудь смеются, ты хвали его и люби, тогда и от Бога получишь вознаграждение, и от людей похвалу, и от защищенного тобой — почитание.

Конь на брани разумѣет снягу,[2] другу же въ печали добръ другъ пособит. Другу вѣрну нѣсть цѣны от сущиих, ничто же на земли, никое же ставило доброты его.

Конь познается на поле боя, другу же в беде добрый друг поможет. Верному другу цены нет, ничто на земле не может сравниться с дружбой его.

Друг вѣренъ — покровъ крѣпокъ и утвръжено царствие; другъ вѣренъ — скровище духовно; друг вѣренъ — паче злата и камениа многоцѣннаго множае; друг вѣренъ — óград заключенъ, источникъ запечатлѣнъ, въ время отверзаемъ же и причащаем; друг вѣренъ — пристанище же и утѣха.

Друг верный — защита надежная и царство укрепленное; друг верный — сокровище духовное; друг верный — дороже золота и каменья драгоценного; друг верный — ограда запертая, источник укрытый, в нужное время можно открыть и напиться; друг верный — прибежище и утешение.

Все новое добро есть, нъ ветхое всего лучши есть и силнѣй.

Все новое хорошо, но старое — всего лучше и крепче.

Иже душа своея не брежет, нъ паче умирающую плоть, то подобенъ есть тому, иже рабу кормит, а госпожду повержет. Иже земнаго ищет мимо небесныих, то подобенъ есть тому, иже хощет ратая имѣти на стенѣ написана, нъ не на нивѣ оруща.[3]

Тот, кто о душе своей не заботится, а только о смертной плоти печется, подобен тому, кто рабыню кормит, а госпожу отвергает. Тот, кто ищет земных благ, забывая о небесных, подобен человеку, который хочет пахаря иметь на стене изображенного, а не в поле пашущего.

Мужъ мудръ — мудрым и смысльным другъ, а несмысленым — Богъ; мужь мудръ, аще и убогъ, имать бо премудрость въ богатства мѣсто; праведных богатьство — къ всѣм Бога миръ; велико богатство — умъ добръ.

Мудрый муж — мудрым и разумным друг, а друг убогим людям — Бог; муж мудрый, если и беден, то премудростью владеет вместо богатства; богатство праведников — мир Бога ко всем людям; великое богатство — хороший разум.

Мужъ мудръ, аще и рабъ и нищь, имѣя страх Божий, лучи царя; имуще богатства многа — без ума не имуще страха Божиа, оного съмыслом поучаяся закону Божию — спасение получит, се же, не имуще страха Божиа, — спасениа отпадет.

Мудрый муж, имеющий страх Божий, даже если он раб и нищий, — лучше царя. Тот же, у кого богатства много, но страха Божия нет — тот без ума; но, если старается постичь закон Божий, — спасение получит; тот же, кто не имеет страха Божия, — спасения будет лишен.

Богат мужь, не наказанъ и не смысленъ, подобенъ есть ослу, златою уздою обузданъ. Суть же убозии человеци и богобоязънивии потребнѣйши суть.

Богатый муж, истине не наученный и неразумный, подобен ослу, взнузданному золотою уздою. Бедные и богобоязненные — лучше их.

Подобно есть скупых и сребролюбивых житие мертваго вечери: вся бо имать плачюща, а веселящегося не имать.

Жизнь скупых и сребролюбцев подобна поминальной трапезе: все вокруг плачут и нет веселящегося.

Горбоватого горѣе есть грѣшникъ: онъ бо за собою носит вред, а сий — въ себѣ.

Грешник хуже горбатого: горбатый за собой носит уродство, а этот — в себе.

Лѣнивый горѣе есть болнаго: болный бо аще лежит да не ясть, а онъ и лежит и ясть.

Ленивый хуже больного: больной хоть и лежит, да не ест, а ленивый — и лежит, и ест.

Скупаго домъ, яко облачна нощь, крыющи звѣзды и свѣтъ от очию многыхъ.

Скупого дом — как облачная ночь, закрывающая звезды и свет от очей многих.

Затъчена корчага — ти млъчаливъ мужъ: не извѣстно, имать ли что въ себѣ.

Молчаливый муж подобен закрытой корчаге: неизвестно, имеет ли что внутри.

Часто поминай Бога: да рѣдко поминаа — помышляеши и поминаеши грѣховныя мысли.

Часто поминай Бога: ведь редко поминая — думаешь и вспоминаешь о греховном.

Посупляй долу лице от неподобныих гляданий, и егда ти прогоняет око душевное на вѣчнаа.

Потупляй взор свой долу от непотребных взглядов, и тогда око твое духовное обратится к вечному.

Ни влъкъ влъка губит, ни змиа змии потрѣбит, нъ человѣкъ человѣка погубит.

Волк волка не губит, змея змею не съест, а человек человека погубит.

Точно мертвеца цѣлити, а стараго наказати; старость и нищета — два струпа неудобь исцѣлна.

Старого учить — словно мертвого лечить; старость и нищета — две язвы незаживающие.

Затишие — кораблю пристанище, житию же человѣчю — беспечалие: бес печали имать веселие.

Кораблю пристанище — гавань, жизни же человеческой — беспечалие, без печали весело жить.

Человѣче, аще не вѣси, како спастися, ни книгъ умѣеши: еже ти себѣ не любо, того и другу не твори, спасешися.

Человече, если ты не знаешь, как спастись, и книг не умеешь читать — вот совет: не делай другому того, что самому не любо, и спасешься.


[1]...слугы... путныя... — Древнерусский термин, обозначавший людей, управлявших княжеским имуществом; именно в этом смысле выражения «путьный боярин», «путьный слуга» употреблялись в грамотах XIV—XV вв.

[2]Конь на брани разумѣет снягу... — Это выражение византийская «Пчела» приписывает Плутарху.

[3]...иже хощет ратая имѣти на стенѣ написана, нъ не на нивѣ оруща... — Β рукописи, вероятно, ошибка: «...иже хощет ратая имѣти не на стенѣ написана, нъ на нивѣ оруща». Основанием для исправления являются тексты источника и другие, хотя и более поздние списки (ср. в сербском списке «Пчелы»: «...иже имать ратая на стенѣ нашарена (т. е. нарисованного. — Н. Д.), а не на нивѣ оруща» (Розанов С. П. Материалы по истории русских «Пчел», с. 35).


ПЕРЕВОД

НАСТАВЛЕНИЕ ОТЦА К СЫНУ

Сыну, егда на рать съ княземъ едеши, то съ храбрыми напред еди, да и роду своему честь наедеши и себѣ добро имя. Что бо того лучши есть, еже пред князем умрети! Слугы же, чядо, путныя[1] чти и люби.

Сын мой, когда на рать с князем едешь, то езди с храбрыми впереди — и роду своему честь добудешь, и себе доброе имя. Что может лучше быть, если перед князем умереть доведется! Слуг же путных, чадо, почитай и люби.

Сыну, аще хощеши великъ быти пред Богомъ и человѣкы, то смѣрися всѣм равно, добротою пред всякым человѣкомъ, за очи и въ очи. Аще ли кому смѣються, а ты хвали и люби, да от Бога приимеши мъзду, а от людий — похвалу, а от него — честь.

Сын мой, если хочешь прославиться перед Богом и людьми, то будь ко всем одинаков и добр ко всякому человеку, и за глаза и в глаза. Если же над кем-нибудь смеются, ты хвали его и люби, тогда и от Бога получишь вознаграждение, и от людей похвалу, и от защищенного тобой — почитание.

Конь на брани разумѣет снягу,[2] другу же въ печали добръ другъ пособит. Другу вѣрну нѣсть цѣны от сущиих, ничто же на земли, никое же ставило доброты его.

Конь познается на поле боя, другу же в беде добрый друг поможет. Верному другу цены нет, ничто на земле не может сравниться с дружбой его.

Друг вѣренъ — покровъ крѣпокъ и утвръжено царствие; другъ вѣренъ — скровище духовно; друг вѣренъ — паче злата и камениа многоцѣннаго множае; друг вѣренъ — óград заключенъ, источникъ запечатлѣнъ, въ время отверзаемъ же и причащаем; друг вѣренъ — пристанище же и утѣха.

Друг верный — защита надежная и царство укрепленное; друг верный — сокровище духовное; друг верный — дороже золота и каменья драгоценного; друг верный — ограда запертая, источник укрытый, в нужное время можно открыть и напиться; друг верный — прибежище и утешение.

Все новое добро есть, нъ ветхое всего лучши есть и силнѣй.

Все новое хорошо, но старое — всего лучше и крепче.

Иже душа своея не брежет, нъ паче умирающую плоть, то подобенъ есть тому, иже рабу кормит, а госпожду повержет. Иже земнаго ищет мимо небесныих, то подобенъ есть тому, иже хощет ратая имѣти на стенѣ написана, нъ не на нивѣ оруща.[3]

Тот, кто о душе своей не заботится, а только о смертной плоти печется, подобен тому, кто рабыню кормит, а госпожу отвергает. Тот, кто ищет земных благ, забывая о небесных, подобен человеку, который хочет пахаря иметь на стене изображенного, а не в поле пашущего.

Мужъ мудръ — мудрым и смысльным другъ, а несмысленым — Богъ; мужь мудръ, аще и убогъ, имать бо премудрость въ богатства мѣсто; праведных богатьство — къ всѣм Бога миръ; велико богатство — умъ добръ.

Мудрый муж — мудрым и разумным друг, а друг убогим людям — Бог; муж мудрый, если и беден, то премудростью владеет вместо богатства; богатство праведников — мир Бога ко всем людям; великое богатство — хороший разум.

Мужъ мудръ, аще и рабъ и нищь, имѣя страх Божий, лучи царя; имуще богатства многа — без ума не имуще страха Божиа, оного съмыслом поучаяся закону Божию — спасение получит, се же, не имуще страха Божиа, — спасениа отпадет.

Мудрый муж, имеющий страх Божий, даже если он раб и нищий, — лучше царя. Тот же, у кого богатства много, но страха Божия нет — тот без ума; но, если старается постичь закон Божий, — спасение получит; тот же, кто не имеет страха Божия, — спасения будет лишен.

Богат мужь, не наказанъ и не смысленъ, подобенъ есть ослу, златою уздою обузданъ. Суть же убозии человеци и богобоязънивии потребнѣйши суть.

Богатый муж, истине не наученный и неразумный, подобен ослу, взнузданному золотою уздою. Бедные и богобоязненные — лучше их.

Подобно есть скупых и сребролюбивых житие мертваго вечери: вся бо имать плачюща, а веселящегося не имать.

Жизнь скупых и сребролюбцев подобна поминальной трапезе: все вокруг плачут и нет веселящегося.

Горбоватого горѣе есть грѣшникъ: онъ бо за собою носит вред, а сий — въ себѣ.

Грешник хуже горбатого: горбатый за собой носит уродство, а этот — в себе.

Лѣнивый горѣе есть болнаго: болный бо аще лежит да не ясть, а онъ и лежит и ясть.

Ленивый хуже больного: больной хоть и лежит, да не ест, а ленивый — и лежит, и ест.

Скупаго домъ, яко облачна нощь, крыющи звѣзды и свѣтъ от очию многыхъ.

Скупого дом — как облачная ночь, закрывающая звезды и свет от очей многих.

Затъчена корчага — ти млъчаливъ мужъ: не извѣстно, имать ли что въ себѣ.

Молчаливый муж подобен закрытой корчаге: неизвестно, имеет ли что внутри.

Часто поминай Бога: да рѣдко поминаа — помышляеши и поминаеши грѣховныя мысли.

Часто поминай Бога: ведь редко поминая — думаешь и вспоминаешь о греховном.

Посупляй долу лице от неподобныих гляданий, и егда ти прогоняет око душевное на вѣчнаа.

Потупляй взор свой долу от непотребных взглядов, и тогда око твое духовное обратится к вечному.

Ни влъкъ влъка губит, ни змиа змии потрѣбит, нъ человѣкъ человѣка погубит.

Волк волка не губит, змея змею не съест, а человек человека погубит.

Точно мертвеца цѣлити, а стараго наказати; старость и нищета — два струпа неудобь исцѣлна.

Старого учить — словно мертвого лечить; старость и нищета — две язвы незаживающие.

Затишие — кораблю пристанище, житию же человѣчю — беспечалие: бес печали имать веселие.

Кораблю пристанище — гавань, жизни же человеческой — беспечалие, без печали весело жить.

Человѣче, аще не вѣси, како спастися, ни книгъ умѣеши: еже ти себѣ не любо, того и другу не твори, спасешися.

Человече, если ты не знаешь, как спастись, и книг не умеешь читать — вот совет: не делай другому того, что самому не любо, и спасешься.

 


[1]...слугы... путныя... — Древнерусский термин, обозначавший людей, управлявших княжеским имуществом; именно в этом смысле выражения «путьный боярин», «путьный слуга» употреблялись в грамотах XIV—XV вв.

[2]Конь на брани разумѣет снягу... — Это выражение византийская «Пчела» приписывает Плутарху.

[3]...иже хощет ратая имѣти на стенѣ написана, нъ не на нивѣ оруща... — Β рукописи, вероятно, ошибка: «...иже хощет ратая имѣти не на стенѣ написана, нъ на нивѣ оруща». Основанием для исправления являются тексты источника и другие, хотя и более поздние списки (ср. в сербском списке «Пчелы»: «...иже имать ратая на стенѣ нашарена (т. е. нарисованного. — Н. Д.), а не на нивѣ оруща» (Розанов С. П. Материалы по истории русских «Пчел», с. 35).

Это произведение относится κ популярному жанру древнерусской дидактической литературы — κ жанру поучений. Тексты такого типа, генетически связанные с византийскими сборниками изречений — флорилегиями, были широко распространены в средневековой русской литературе, начиная с XI в. Несколько другая композиция этих же афоризмов содержится в начале популярного на Руси сборника изречений «Пчела» (Розанов С. П. Материалы по истории русских «Пчел». СПб., 1904, с. 33—38); однако публикуемая подборка наставлений представляет собой вполне законченный текст с концовкой.

Особенностью этой подборки афоризмов, включенной в сборник середины XV в., предназначенный для чтения (в состав сборника входят «Историческая Палея» и Рогожский летописец), является ее очевидная светская направленность: так, в пергаменном сборнике XIV в. «Золотая Чепь» начальный фрагмент публикуемого поучения получил даже специальное название «Слово ο храборьстве» (РГБ, ф. 307, № 11, л. 7). Β тексте «Наказания» соединены советы, выражающие этические принципы феодального вассалитета («Что бо того лучши есть, еже пред князем умрети!») с нормами поведения в духе средневековой морали («Посупляй долу лице от неподобных гляданий»). Текст публикуется no рукописи 40-х гг. XV в. (РГБ, ф. 247, № 253, лл. 247—248).










Последнее изменение этой страницы: 2018-04-12; просмотров: 412.

stydopedya.ru не претендует на авторское право материалов, которые вылажены, но предоставляет бесплатный доступ к ним. В случае нарушения авторского права или персональных данных напишите сюда...